Слепой наложник

Слепой наложник застыл, будто громом поражённый. Глаза его наполнились слезами, а из горла вырвался пронзительный крик. Растерявшийся Сяо Бао только и мог, что крепко обнять господина. Было так больно, словно ему нож в сердце вонзили. Уткнувшись Сяо Бао в пояс, слепой наложник захлёбывался рыданиями. Цзюэ Юй же подобрал с пола кусочек пирожного, завернул в платок и молча вышел, прихватив с собой короб со сладостями. Император был занят делами, когда влетевший в кабинет слуга сообщил о несчастье, случившемся в служебных покоях. Кисть замерла в пальцах императора. – Что ты сказал? Слуга с трепетом опустился на колени: – Господин Цзюэ Юй просил передать. Я не осмелился задерживаться и сразу доложил Вашему Величеству. По его словам, Его Высочество тоже там был и очень испугался. Его уже увела кормилица. Пальцы императора побелели, сжимая кисть. – В последнее время несчастья преследуют нас одно за другим. В его голосе послышался едва различимый гнев. Слуга склонил голову, заметив мрачное выражение на лице императора, и не осмеливался издать ни звука. Когда император вошёл в служебные покои, слепой наложник бессильно лежал на кровати. Его сухие волосы разметались по простыням, а глаза опухли от слёз. Он даже говорить не мог. Один лишь взгляд на него вызывал в сердце жалость. Император наклонился и легонько поцеловал его в бровь. Слепой наложник даже не шелохнулся, как будто ещё не пришёл в себя, и едва дышал. – Я больше ни в чём тебя не виню, – тихо произнёс император. – Не надо так, перестань. Но слепой наложник в ответ лишь стиснул зубы и плотно сомкнул веки. – Уходи. – Что? – оцепенел император. – Я больше не хочу тебя видеть. Уходи. – Долго ты ещё собираешься себя мучить? – скрипнул зубами император. – Я же знаю, что это лишь способ досадить мне. – Всё из-за тебя… – задыхался слепой наложник, вырываясь из объятий. – Даже спокойно жить… Не даёшь… Его слова оборвались сдавленным хрипом. Появился безмятежный как всегда Цзюэ Юй и водрузил на стол короб с угощениями. – Ну что? – в нетерпении подскочил к нему Сяо Бао. Цзюэ Юй бесшумно скользнул мимо постели слепого наложника: – Поговорим снаружи. Они вышли во двор втроём. – В пирожных был яд, – сообщил Цзюэ Юй. – Как и во всех остальных сладостях, что принёс Его Высочество. Сяо Бао охнул и прикрыл рот ладонью, не в силах поверить в такое. – Яд был довольно слабый, – продолжил Цзюэ Юй. – Такой дозой убьёшь разве что кошку или маленького ребёнка. Однако слепой наложник обладает хрупким здоровьем, к тому же он ещё не до конца оправился от болезни. Даже небольшое количество яда могло оказаться для него смертельным. – Да кто же посмел?! – негодующе воскликнул император. – Кто может быть настолько жестоким, чтобы решиться на подобное? – Его Высочество тоже чуть не съёл пирожное, – закивал Сяо Бао. Немного подумав, Цзюэ Юй ответил: – Смею предположить, что отравителем является не кто иной, как вдовствующая императрица. Зрачки Сяо Бао мгновенно расширились. Он невольно бросил беглый взгляд в сторону внутренних покоев, но тут же опустил глаза, как будто ничего не услышал. – Как ты это объяснишь? – спросил помрачневший император. – Все кондитерские изделия во дворце готовятся на императорской кухне, после чего отправляются в покои. При этом каждое блюдо проходит строгую проверку, так что подсыпать яд практически невозможно, не говоря уже о блюдах для вдовствующей императрицы, которые перед тем, как подать на стол, пробуют аж пять или шесть служанок. Если бы кто-то захотел подсыпать в пирожные яд, чтобы подставить вдовствующую императрицу, ему пришлось бы отравить сам короб для еды. Однако я тщательно его изучил и не обнаружил яда ни в самом коробе, ни в днище, ни в рукоятке. Значит, яд точно был в самих пирожных и притом попасть туда мог лишь в процессе изготовления. Осмелюсь предположить, что эти сладости приготовили вовсе не на императорской кухне, а во дворце вдовствующей императрицы. То есть, она добавила в сладости яд и отдала Его Высочеству, чтобы тот угостил слепого наложника. Она знала, что он любит Его Высочество и не станет подозревать, что с едой может быть что-то не так. Боюсь, если бы не Юй Ли, Его Высочество со слепым наложником могли лишиться жизни. – Когда вдовствующая императрица отдавала сладости Его Высочеству, она должна была понимать, что он тоже может их попробовать, – потрясённо сказал Сяо Бао. – Вдовствующая императрица вырастила Его Высочество как своего сына, как же она могла так поступить? – Нет ничего безжалостнее женского сердца, – усмехнулся Цзюэ Юй. – Жуй Цзэ ведь не родной ей, она не любит его по-настоящему. Когда пришло время, вдовствующая императрица рискнула им без колебаний. Ради Его Величества, родного сына, она готова пожертвовать кем угодно. – Вдовствующая императрица уже давно не интересуется делами дворца, – нахмурился император, – зачем ей это делать? Цзюэ Юй кинул многозначительный взгляд в сторону покоев слепого наложника: – Боюсь, это дело связано с тем, как слепой наложник оказался во дворце. – Это было семь лет назад, – вспомнил император. – Не прошло и года, как он ослеп и попал в Холодный дворец. Ты знаешь, что тогда случилось? – Семь лет назад? – Да. – Разве Его Величество не помнит? – А что я должен помнить? – удивился император. – Разве Его Величество не взошёл на престол семь лет назад, после кончины прежнего императора?

***

Из-за занавески показался Сяо Бао с фарфоровой пиалой и печально попросил: – Господин по-прежнему отказывается от еды. Может, вы уговорите его, Ваше Высочество? Жуй Цзэ вошёл в покои слепого наложника и присел у его постели. Тот был ужасно бледен, яшмовая заколка куда-то пропала, и длинные волосы разметались вокруг лица. Жуй Цзэ легонько коснулся его щеки нежными пальчиками, наклонился к нему, едва не касаясь кончика носа, и прошептал: – Прости меня. Слепой наложник не шевельнулся, его пустые глаза как будто глядели куда-то вдаль. – Прости, это я виноват, – повторил Жуй Цзэ, приложившись к его холодному лбу. – Вини во всём меня, если хочешь, только перестань, ладно? Он был ещё ребёнком и не понимал, что произошло, а сказать ему никто не смел. Он по-прежнему думал, что вдовствующая императрица его любит, что это он что-то сделал не так и терзался угрызениями совести, только и мог что бесконечно извиняться, как дурачок. Слепой наложник медленно поднял голову, и его глаза постепенно наполнились слезами. Он не мог увидеть заплаканное личико Жуй Цзэ, но помнил, как Сяо Бао говорил, что тот похож на пельмешку, кругленькую такую, в одеждах из тончайшего шёлка, что беспечно носится вокруг. Ему понравилось такое описание. Слепой наложник любил Жуй Цзэ столь же сильно, как любил Юй Ли. И неважно было, видел он Жуй Цзэ или нет. Он не мог винить принца, лишь себя. Если бы не он, с Жуй Цзэ не случилось бы несчастья так рано. Опасности неизбежны, если родился в императорской семье, но лучше бы это произошло как можно позднее, ведь Жуй Цзэ ещё такой маленький. Слепой наложник с трудом протянул руки и заключил Жуй Цзэ в крепкие объятия. Мягко погладил его по замёрзшим щекам, чувствуя пальцами ледяную влагу, вытер слёзы с детского лица. – Я тебя не виню, наоборот, это я перед тобой виноват и ненавижу себя за это. Живот скрутило приступом тошноты, но он уже несколько дней и кусочка в рот не брал, так что тошнить было нечем. Едва стало полегче, слепой наложник ещё крепче прижал к себе Жуй Цзэ. Теперь, когда он лишился Юй Ли, он просто не мог потерять Жуй Цзэ и Сяо Бао. Императорский дворец был всё ещё полон опасностей. Ничего не изменилось за семь лет. Слепой наложник никогда не верил, что в таком месте найдёт хоть каплю искренних чувств. Он изо всех сил старался сблизиться с императором, даже поступился собственным достоинством, чтобы хоть ненадолго заслужить его любовь, надеясь, что так сумеет отослать Сяо Бао прочь из дворца. Он не ожидал, что вдовствующая императрица выгонит его из столицы, что он навлечёт беду на генерала Ци, что потеряет Юй Ли. Теперь вот чуть не погубил Жуй Цзэ. Слепой наложник закрыл глаза, чувствуя подступившую к горлу гнилость. Как же хотелось сбежать отсюда. Чем больше он думал об этом, тем сильнее искажалось его сердце. С того самого дня семь лет назад, с того момента, как он ослеп. Он ни на миг не забывал того, кто сотворил с ним такое. Он похоронил ненависть глубоко в душе, нацепив маску непоколебимого спокойствия, лишь изредка позволяя себе едва заметную улыбку. Ненависть его ничуть не ослабла, лишь укрепилась за эти годы. Ненависть затопила его сердце, наполнив пустые глаза ярко-алым. Он уже не видел ничего.