***
Впопыхах, пролетая лестничный коридор, сгорая с неслыханного стыда, Ольга бежала на улицу. Как можно было предположить вообще о том, что она неровно дышит к вожатому? Пусть это и была правда. Юное сердце трепетало при одном только виде взрослого, как ей казалось, молодого человека, который одним своим взглядом заставлял её колени подкашиваться, а дыхание останавливать и сбивать. Запутавшись в собственных мыслях, Ларина даже не обратила внимание на то, как столкнулась с кем-то в дверном проходе и не удержалась на ногах, рухнув прямо на землю. Обернувшись, она заметила блондинистую шевелюру, которая склонилась к её лицу. — Оленька, солнце, прости не заметил тебя. Ты как? — ласково проговорил Есенин, подавая свою руку девушке. — Ой, это мне надо извиняться. Сергей… — остановившись сказала Ольга, поднявшись и отряхнув подол своей юбки она мягко улыбнулась. -…точнее Серёжа. У тебя всё хорошо? Я очень волновалась. — А, да. Всё супер, к чему это? — с натянутой улыбкой проговорил Сергей. — Я, я просто подумала… Саша просто рассказал, что у тебя какие-то проблемы. Извини, можно просьбу? — робко протянула она. — Конечно, валяй. — Можно тебя обнять? — Да, без проблем. — после этих слов тонкие и бледные ручки обвили талию блондина, а худощавое тело прижалось с неведомой силой. Есенину ничего не оставалось, как обнять в ответ. — Всё будет хорошо, поверь. — прошептала девушка, как вдруг её оттолкнуло чем-то от юноши. Никого не было рядом, но ощущение, что она поступает неправильно присутствовало и сильно давило ей на совесть. — Извини, мне пора. — Погоди, ты же должна сейчас с нами быть. — удивленно проговорил Сергей. — Да, но…у меня есть важное дело. Всё законно. — с легкой улыбкой произнесла Оля, спускаясь по ступенькам. — До скорой встречи, Серёжа! — До скорой… — вроде радостно, но как-то фальшиво проговорил Есенин, заходя в здание и поднимаясь по ступенькам. –Эх, неужели, как в старые добрые…***
-…В общем из-за этого у меня очень много переживаний именно потому. — Ебануться можно. — очень точно, чуть ли не впервые за все свое присутствие здесь выразившись матом (аристократ, че:)), подметил Ставрогин. — Из-за чего, а главное на кой хуй тут две калеки? — в своей, уже традиционной манере проговорил Есенин, ворвавшись в «студию». — Если ты про двух вожатых…- поинтересовался Пушкин.-То мог бы и не появляться. — Ба! Это что за новости?! — недоумевающе проговорил блондин. — Моё расстройство не должно сказываться на работе, андерстенд? — Хера себе. Да вы из Англии?! — изумился ТАКИМИ познаниями иностранного языка Александр. — И вам добрый день, Сергей Александрович. — одновременно произнесли Ставрогин с Печориным. — Я вообще про них, Сань. — указав на детей проговорил Есенин. — Ну, детей не выбирают, если не из детдома брать. Рассказывайте, что могёте? — Ну, я на акустике брынькать. — снова скромно сказал Николай. — А я на… — постучав пальцами по столу произнес Печорин. — на ударных могу. — На службе отрабатывать будешь? — усмехнувшись сказал Сергей. — Не, ну Сереж. Я же не хочу этим… ага. — Ты пять минут с ними разговариваешь, а уже засмущал. Серёжа, звоночек.- проговорил сквозь свою ладонь Пушкин. — На что конкретно? Что из меня воспитатель, вожатый, учитель — хуйлан? Это я знаю. А вот товарищ из меня хороший. — А, помню. Человек — хороший, а поэт — говеный, да. На Новый Год как сказанул…ректор до сих пор в шоке. А вроде лингвист. — Давай не будем. Что нужно и куда? — с деловым видом проговорил Сергей. Только Саша собрался открыть свой рот, как вдруг раздался тихий стук в дверь. — Извините за опоздание. Не смогли вас найти. — проговорил Болконский, за спиной которого стояла ещё одна фигура. Это был Павел Зарецкий — серая мышь, которая ещё не успела ни с кем познакомиться и Серёжа решил, что будет лучше его взять именно на «звездный» факультатив. — Входите, раз припёрлись. — сквозь тихий смех сказал Есенин. — Благодарю. — проговорил Андрей. — Спасибо. — тихо пробубнил себе под нос Паша, садясь на самый уголок стола. Довольно занимательно, ведь стол был круглым. — Сегодня мы собрались чистым мужским батальоном. И это не с проста. — торжественно начал Александр. — Федор Михайлович, будь он не ладно, дал нам почти невыполнимое задание. Подготовить номер. — Ну, это ведь легко. Сколько у нас времени? — поинтересовался Печорин. — Еба, я нашел нам подзама. Будешь тогда помогать со всем геморроем в факе. — с милой улыбкой сказал Сережа. — Не, ну не настолько я ответственный. — начал оправдываться Григорий. — Ой, Гриша. Если бы тут нужна была ответственность в полную меру, я бы тут не был. — Вот-вот, а если на серьёзных говорить, то у нас полтора дня. Этот и следующий. Есть идеи, новоиспеченный подзам? — Ну. ПЕСНЯ! — произнес Печорин довольный собой. — Не, вы правильно его на эту должность поставили. — подметил Ставрогин. — ему ума не занимать. — Хах, и вправду. — засмеялся Есенин. — Естественно песня, Гриш. А что-то поконкретнее можно? — Хм… Можно что-нибудь из классики. — И что же? Моцарта или Баха ты сможешь на барабанах? — вдруг спросил Пушкин. — Ну отчего сразу Моцарт? Король и Шут, Металлика, Рамштайн. — радостно проговорил Григорий. — Слушай, а неплохо мыслишь. — хмыкнул Есенин, посмотрев на Гришу. — Может тогда сразу Ария? М? — поинтересовался Зарецкий. — О, да я вижу вы в теме, сударь. — усмехнулся Гриша. — Но Ария чуть не то. У нашего соловья голоса не настолько, да, Николя? — А с какого перепугу я солист? — удивленно проговорил Ставрогин. — А кто ещё? — спросил Андрей. — Да хоть ты. — указав взглядом на него сказал Николай. — Слыхали мы ваши песнопения, гражданин Болконский. — Как и откуда? — засмущался Андрей. — Я к примеру просто мимо вашей комнаты проходил, дверь открыта. Всё слышно было. — Да что вы говорите? А знаете, что ещё было слышно? — Ну-ка. — как-то с надменным выражением лица произнес Печорин. — Ваша разборка после дискотеки. Или уже забыли? В этот момент по спине у юношей пробежали мурашки и ладони помокрели от легкого волнения. — Что за разборки?! — удивленно произнес Есенин. — Если хоть кто-то из вас подрался, вам пизда, детки. — Да ну, Серёжа. Какая драка… — пытаясь хоть что-то объяснить дрожащим голосом протянул Григорий. — Ага, мы там так… Детский сад. — согласился Ставрогин, пытаясь проглотить накативший ком. В памяти всплыли моменты после того случая и стало как-то жутко не по себе. — Конечно, так! Вы не подрались? — изумленно произнес Болконский. — Нет, даже не думали. — с неким вопросом на лицах, мол «Ты серьёзно сейчас?!» проговорили молодые люди. — Я просто видел, как Макс хватал тебя, Гриш, за воротник, кричал что-то. Подумал, что вы повздорили, но вмешиваться не стал. У меня дельце было… — За Наташей в окна глядеть? — наконец что-то обронил Пушкин. — Нет, вы что?! А как вы… я запутался. — недоумевающе сказал Андрей, облокотившись на спинку стула. Тут Николай с Гришей переглянулись. У них двоих в головах возникла, как им показалось, гениальная идея. — Ох, Андрюша. Мы по твоему не видим, как ты за Наташей бегаешь? — задумчиво сказал Есенин, вдруг вспомнив столкновение с Лариной. Его разум естественно выдавал и не такое, но чтобы вспомнить данную мелочь, странно. — Сергун! И дети тоже! Давайте прекратим? — не выдержав произнес Пушкин. — Работы много. — Полностью поддерживаю, Сашу. — проговорил напряженный и раздраженный Николай. — Да, согласен. Мы просто распределяли обязанности. Я считаю, что должен петь тот, кто провинился. — проговорил Печорин, кинув взгляд в сторону Ставрогина. На этом моменте он не выдержал и, ударив кулаком по столу, с неимоверным раздражением и даже гневом выскочил из-за стола, не имея абсолютно никакого желания больше здесь оставаться. Ему было настолько неприятно и гадко слушать из уст Печорина эти слова, что ему в какой-то момент захотелось просто врезать ему по лицу, однако, будучи сдержанным человеком, сделать и позволить себе такое он не смог, потому и вышло то, что вышло. Гриша даже не подозревал, что происходило после этого, потому, возможно, и говорил об этом с некой шуткой и даже насмешкой. Оправдываться он, естественно, не перед кем не собирался, потому, по прошествию нескольких секунд, ушел к себе в комнату, оставляя тех делать все без него. — Истеричка… — протянул Болконский, не ведая, что испытывал внутри Николай. — Не говори так, Андрей. — обратился к нему Григорий, слегка наморщив лоб и сведя брови к центру в знак недовольства сказанным. — Ты сам только что его взбесил! — Как взбесил, так и защищаю. А как видишь, делаю я это пиздато! — Закрыли рты! — ударив кулаком по столу произнёс Сергей. — Устроили курятник, как бабы базарные, ей-богу. Ну ушел и ушел. Решать нужно какую песню и распределять.Всё! — Ага, а вечером тогда можно уже прогон сделать. — согласился Печорин. — Голова… Так, что решили. По исполнению должно быть не так трудно, чтобы каждый из вас, грубо говоря, мог исполнить. — подключился Александр. — Так, если из «классики» и не очень трудное… — задумчиво проговорил Болконский. — Ага. — поддакнули ему остальные — Может это, «Кино»? — спросил Андрей, как тут же увидел одобряющие лица у вожатых. — Можно и Цоя, да. — ухмыльнулся Пушкин. — Извините, а Цой и «Кино» — одно и тоже? — поинтересовался Павел. — Ты конченый?! — резко прикрикнул Печорин, как вдруг его брови подскочили почти до середины лба от удивления. — Виктор Цой — солист группы «Кино», стыдно не знать!!! — Гриша! Не надо унижать, вдруг он действительно не был в курсе или забыл. — также с недоумением, но сохраняющий спокойствие сказал Пушкин. — Нужно прожить в танке или под землёй, чтобы не знать о таком! — не унимался Григорий. — Да что ты говоришь! А может мне не нравится русский рок?! — с легкой раздражительностью произнес Зарецкий. — Да и рок в целом. — А вот тут не понял. — не сдержанно проговорил Есенин. — Ребят, вообще. Если бы я знал, что у вас такая пьянка, пошёл по съебам первый. — Тебя никто не держит, Сергун. — хмуро проговорил Пушкин. — Охереть не встать! Спасибо, друг! Это была шутка, ясно?! — подскочив с места произнес Сергей направившись к выходу. — Сядь, прошу. У нас рабочий день. — Меня здесь никто не любит и не дорожит мной! — драматично и намеренно переигрывая проговорил Есенин. — Это вы зря так…- протянул Болконский. — С тобой весело, Сереж. Мы не будем больше ссорится по пустякам, обещаю. — сказал Печорин, пристально посмотрев на застывшего Сергея. — Честное офицерское? — с малой усмешкой, но как-то ласково спросил Есенин. — Честное офицерское. — кивнул головой Григорий, отпустив детскую улыбку. Довольно улыбнувшись Серёжа решил всё-таки остаться. Усевшись обратно, он полез в телефон, дабы найти нужную песню. Посидев в абсолютной тишине, ребята вскоре приступили осматривать свои инструменты, которые довольно быстро разделили между собой. Печорин, естественно, схватился за барабанную установку и палочки, Андрей решил, что ему прекрасно подойдёт еще одна естественного цвета гитара, стоящая чуть поодаль. Уж больно ему хотелось блеснуть чем-то перед Ростовой, чтобы, наконец, покорить ее сердце и убедить в том, что с ней он будет навсегда. Зарецкий тем временем молча ходил вокруг всех инструментов, будучи не в состоянии определить, на чем именно он по-нормальному сможет играть. Когда всё было подготовлено, больше сидеть надобности не было. Паша ушел в корпус, договорившись подойти вечером, чтобы отрепетировали вместе. Вожатые также начали собираться, как вдруг Болконский остановил их. — Ребят, у меня тут ещё такое дело есть. Можно с вами обсудить? — Конечно, Дрон. — прекратив напевать какую-то мелодию сказал Александр, дернув за разговаривавших между собой Сережу и Гришу за рукава. — В общем. Тут такое дело, мне очень нравится Наташа… — робко начал он. — Да ладно?! Ну, удивил, брат! Право. ТЕБЕ и Наташа, ох!!! — с явной язвительностью прокричал Печорин, размахнувшись руками и нарочно вылупив глаза на сидящего рядом Болконского. — Гриня, мать твою! — крикнул Есенин, толкнув Григория в сторону. — Продолжай, Андрей. Но будем честны, для нас это была не новость, мягко выражаясь. — Да, я знаю, но дело немного в другом. Мне хочется признаться ей в чувствах. Не знаю как можно покрасивее это сделать. — А ты уверен, что нужно? — поинтересовался Пушкин, с легкой ухмылкой взглянув на юного Дон-Жуана и разрушителя девичьих сердец. — Да! Могут быть вопросы какие-то?! — Ещё как могут. Например, зачем это всё делать красиво, если всё случится, как с Олей, Викой, Настей, Катей, Сашей, Гелей, Аней, Машей, Риной, Ритой, Витой, Снежкой, Лерой, Дашей, Тасей, Таней…продолжить? — поинтересовался Печорин. — Спасибо, не утруждай себя. — хмуро произнес Андрей. — А как ты вообще видишь признание? Вдруг Гриша прав? — задумчиво проговорил Александр, посмотрев на смущенного Андрея. — Нет, Саш. Всё куда серьёзнее. За этим стоит непростая история длиною в пять лет. — рассудительно сказал Болконский, закинув ногу на ногу.- Эта история началась еще в начале пятого класса. Даже не смотрите на меня так, и в таком возрасте можно было влюбиться… не на шутку. Конечно, тогда, будучи еще совсем ребенком, никаких других барышень я не имел и иметь не мог, причины, думаю, объяснять не стоит. Вы даже представить себе не можете, какой Наташа была тогда! Она еще тогда была ангелом, сошедшим с небес! Такой добрый, счастливый, буквально светящийся изнутри своей душевной красотой, не ведающий горя и предательства ребенок! Для меня тогда пятый класс прошел совершенно незаметно, а учеба обходила стороной, так как все мои размышления и мысли были заняты ею. Для такого юного возраста, согласен, было немного странно, но не влюбиться с первого взгляда в этот Божий подарок было невозможно. Шестой класс тоже начался в раздумьях, но продолжился уже небольшими букетами цветов и шоколадками. Вы бы видели ее румяные щечки в те моменты, когда я ей это все дарил! Тогда она не воспринимала это всерьез и лишь уходила к своим подругам, оставляя меня с ее коротким «Спасибо, Андрюш». Но я был доволен и этим, потому и останавливаться на уже достигнутом не хотел. -он тяжело вздохнул, выждал несколько секунд, подбирая слова, после чего продолжил, — как бы все, возможно, хорошо не начиналось, дальше все обязательно шло не в то русло. С седьмого по девятый класс я уже открыто ей признавался и дарил не такие… ну, скажем, детские подарки, да. Я не знаю, что с ней произошло за то время, но ко мне она как-то охладела, а мои знаки внимания стала воспринимать как-то иначе, хоть я и знал, что она что-то скрывает и это что-то было связано с чувствами ко мне. Я все же знал, она не равнодушна! потому и захотел… ну… заставить ее ревновать и убедиться в этом… Как раз после этих слов, Гриш, ты и мог бы перечислить всех тех девушек, так как именно их ждала такая участь и неминуемо разбитое сердце. Что же-с, как сами теперь видите, она восприняла это неправильно, как мне самому теперь перед ней… оправдаться… я не знаю. Я ведь не бабник и все это время любил только ее, а такими окольными путями лишь хотел заставить ее ревновать меня к ним и убедиться во взаимности ее чувств… Закончив на этой не очень веселой ноте свой продолжительный монолог, он еще раз тяжело вздохнул и, окончаельно поникнув, опустил голову. — Какая романтичная история… — задумчиво проговорил Есенин, устремив свой взгляд на музыкальные инструменты. — У меня появилась идея. — Жги, балалаечник. — усмехнулся Пушкин. — Не называй меня так! Меня это бесит. — А как Володя скажет, то сразу таешь. Давай говори уже. — В общем, идея такая. Берём Андрюху, тебя, Колю с Гришей. Притаскиваем всю аппаратуру под балкон, где будет почивать Наталья. Обязательно утром, только объявят о том, что подъем и вы как заорете! — радостно рассказывал Сергей, довольно точно показывая свой план с помощью рук и карандашей на столе. — А если испугается девочка, Серёж? — хихикнул Печорин. — Утро всё-таки, вдруг она поспать любит. Выйдет на балкон, в одном халатике… — Погоди, Гриша, Андрей сейчас слюной захлебнется. — усмехнулся Александр. — Но хотя дело говоришь, мы тогда её для начала позовем и скажем пару ласковых, точнее Андрей. — Вот, вот, Саша. Составим тебе речь, Болконский, всё будет заебись. Не ссы. — заверил Есенин, закинув ноги на стол. — Бог ты мой, Сергей Александрович! — воскликнул Пушкин. — Откуда же у вас появился доход такой? — С чего мы вдруг перешли на мои финансы? — поинтересовался Сергей. — А с того, что НОГИ СО СТОЛА УБЕРИ! Бак запалит, что стол испортили, платить ты будешь. А ты, погляжу из состояния содержанки выбрался. -А когда я блять содержанкой был?! У нас с Володей доход почти одинаковый. Почти 50/50 — Ага, вернее 20/80, Серёжа. Ну мне хоть не заливай. -То есть я ещё от него финансово зависим, ты хочешь сказать?! Я таких оскорблений не потерплю, Александр Сергеевич. — И что вы предлагаете? — Дуэль! — А может хватит? — поинтересовался пристально наблюдающий за этими разборками Григорий. — Мы вообще-то песню ещё не подобрали. Её тоже репетировать! — Точно, Гриша, Андрей, приносим извинения. — проговорил Александр, умерив свой пыл. — Полностью поддерживаю, но, Саша… — Быть финансово зависимым от мужа у нас в стране принято, так что можно без этой драмы? — Финансово зависимОЙ может ещё да, а зависимЫМ от мужа. Вряд ли. И он мне не муж больше! — возмущенно пробубнил блондин, садясь обратно за стол. — Так вот! Песня о любви и френдзоне, товарищи! Есть какие-то идеи? — Хм… даже не припоминаю ничего. — задумчиво произнес Пушкин, подпирая кулаком подбородок. — Из стареньких мало чего, хотя если прямо искать, то такой посыл можно найти. — Мне кажется, что легкий посыл для Наташи слишком трудно будет принять, особенно с утра пораньше. — вдруг «проснулся» Болконский. — Так, значит, что-то про неразделенную любовь, да ещё и без метафор! Такие песни есть? Из новых ваших? Но чтобы сыграть можно было, попса и рэп не в счёт естественно. — рассуждал Саша. — Блять, ну гугл в помощь! — радостно сказал Есенин, достав телефон. — Так, есть вариант. — Ну-ка… -Сейчас текст открою. Кхм… Я для неё просто друг, Парней так много вокруг, Не замечает она, Того что я самец, Я отжимаюсь 5 раз, Я бабник и ловелас, Когда ж попробуешь ты На вкус мой леденец Самый умный в классе, Портфель носить согласен С уроками я справлюсь, Чем же я тебе не нравлюсь? — довольно выразительно прочитал Сергей, а после поднял глаза на восторженных юношей. — Ахуенно. — констатировал Пушкин. — Особенно про бабник и ловелас в точку. — подключился Печорин. — Сука, а про самого умного в классе ты не мог сказать??? — возмутился Андрей. — Для чего, если это уже лесть? — Ну ты мразь, Гриша… — Давайте не будем, всё. Песня всех устраивает? Да, что там по исполнению? — спросил Александр, взяв телефон у Есенина. — Ептить, так можно с одной акустикой справится! — Значит я пошел нахер, да? — возмутился Григорий. — Нет, ты со мной надпись пойдешь рисовать. — попытался успокоить его Сережа. — Оп, какие у вас милые фоточки, Серёжааа. — мило улыбаясь вдруг крикнул Пушкин. — Отдай телефон, Сань. — Не не не, ты пока объясняй Грише, что за надпись. Мне тоже тааак интересно. Не, ну ты взгляни какой милый спящий Маяковский, кто видел хоть раз? — всё также умиляясь сказал Саша, листая галерею Есенина. — Да блять, отдай! — Что за надпись, Сергей Александрович. Не отвлекайтесь. — подыгрывая Пушкину, сказал Андрей. — Ладно, надпись на асфальте «Н+А» и в сердце. — О, да тут ещё и интимки! — Ты нарываешься, Саша! — вырвав телефон из рук крикнул Есенин. — Ну чего ты? Так мило. — ухмыльнувшись произнес Александр. — А надпись мне нравится, я потом ещё неделю точно буду заливать Коле, что это я придумал, дабы посвятить это ему, а пришлось помочь Андрею. Ты же подыграешь? — Хрена с два, понял?! — обиженно проговорил Сережа. — А чего так? Ну я же просто посмотрел, можешь и мою галерею посмотреть. Там тоже много всего. — умиротворенно, пытаясь угомонить разбушевавшегося Есенина, он протянул ему свой наполовину убитый смартфон. — Спасибо, не хочу видеть обнаженного Колю.Или того хуже, ваши совместные фотки. Это ваше личное. — А можно я взгляну? — поинтересовался Гриша, тут же громко рассмеявшись. — А тебе рано ещё на такое смотреть! — возмутился Саша. — Ну, не сказал бы что рано…- довольно загадочно протянул Болконский. — Вы мимо их с Максом комнаты. Такооое услышите, мама не горюй! — Андрей…- смущенно проговорил Печорин. — А вот и придется пройтись. Посмотреть, чем вы там заняты. — строго сказал Пушкин. — Да ну, не надо. Саша, Сережа, просто… — немного почесав затылок и вздохнув Гриша продолжил. -…просто мы любим друг друга. Так получилось. — Ничего себе, а почему раньше не сказал? — почему то радостно сказал Есенин. — Мы бы отметили сложившийся союз. — Как-то повода не было, да и стыдно. Всё-таки союз «ненормальный» — всё также смущенно говорил Печорин, опустив взгляд вниз. — Еба, тут видимо не союз, а родители… — размышлял Пушкин. -…консервативных взглядов, да? — Ага, точнее мама. — Сталкивались уже, ну и что она? Мужик с мужиком — болезнь и извращение! — Не, ещё бывает. Грех, навеянное с запада увлечение, которое ведет к истреблению человечества. — дополнил Есенин. — Да, вот это вот все и сразу. — согласился Печорин. — Про отца наверное и заикаться не нужно? — Не нужно, его нет. — Как? Ушел из семьи? — Ага, на тот свет. — тяжело вздохнув проговорил Гриша. — А у матушки я один и она боится, что после себя я никого не оставлю. Особенно её испугало то, что я по контракту собираюсь идти служить. — Вот как. А у вас с Максом всё серьёзно, как думаешь сам? — спросил Есенин, начав в голове подбирать светлые мысли, которые можно будет донести до матери Григория в «родительский день», ну или посоветовать самому Грише что делать. — У меня с небыло такого ещё, с мальчиками. Вот с девочками было и не один раз, да как-то несерьёзно всё. Не влекло так как с Мики. С ним душа поёт. — воодушевленно, будто напевая восклицал Печорин. — А знаешь почему, когда вы только приехали, я к тебе самому первому подошел? — спросил у того Сергей, увидев недоумевающий взгляд, он немного ухмыльнулся и бросил взор в окно. — Ты чертовски на меня похож, когда я ещё школьцом был. У нас то разница не очень большая, поэтому схожие черты я в тебе сразу заметил. — А точно, ты только…ничего себе, вправду похожи! — радостно сказал Александр взглянув на двух юношей. — Значит, я тебе как младший брат буду? — усмехнувшись проговорил Григорий. — Выходит, да. — ласково произнес Сережа, потрепав темные волосы Гриши своей ладонью. — Не смотря на рост, я буду старшим. Всю эту идиллию прервал кроткий, но громкий стук в дверь. «Входите!» — в один голос сказали вожатые. Через легкий дверной скрип прошла фигура светловолосого, высокого юноши с раскрасневшимися щеками, к которому тут же подбежал Печорин и крепко-крепко обнял за талию. Этим юношей был Грушницкий, который уже весь лагерь обежал, чтобы найти своего парня. — Ты чего, Гриша? — удивленно спросил он. Даже нет, это было не удивление, а самый настоящий испуг. Испуг от возможного осуждения со стороны окружения. — Я соскучился… — тихо прошептал он, уткнувшись любимому в плечо. — Макс! А мы как раз о вас с Гришей и болтали — игриво сказал Пушкин, переглянувшись с Сережей. — Да? Извините, мы просто… — пытаясь оправдаться проговорил Максим, пытаясь отцепиться от прижавшегося к нему Гриши. — А мы рады за вас. — усмехнулся Есенин. — Нам Гришенька все рассказал. — Да, Макс. Твоя пассия такая болтливая иногда бывает. — добавил Болконский направившись к выходу. — Всем до вечера, господа! — До вечера! Пойдём и мы, Сережа. — вальяжно сказал Александр, вставая с кресла. — Голубки, вам ключи оставить? — А можно? — кокетливо подмигнув Грушницкому спросил Печорин. — Естественно, только если кто постучится, скажите, что прибираете всё тут. Всё ясно? И не разгромите в порывах страсти мне тут всё. — пригрозил Саша, положив связку ключей на стол. — Спасибо, конечно не разгромим. — тихо произнес Макс. — Хотелось бы верить. Пойдем, Саша. Не будем мешать молодым. — с легкой ухмылкой сказал Есенин, дернув Пушкина за рукав и закрыв за собой дверь. — И зачем? — поинтересовался Максим. — Что? Ты бы не хотел попробовать тут? — усмехнулся Григорий. — Я не про это. Я про то, что ты рассказал про нас. — А, они только порадовались, что мы любим друг друга и нам очень хорошо вместе. — подойдя вплотную к возлюбленному прошептал он. — Разве это не правда? — Разумеется правда. Я люблю тебя, котенок. — нежно поцеловав сказал Грушницкий.***
Оставшись наконец наедине друг с другом, в просторной комнате, не имея больше никаких дел, Цветаева с Ахматовой могли вздохнуть с облегчением. Как же мало было им предоставлено подобных моментов, когда они могли лишь наслаждаться друг другом позабыв о работе. Марина как обычно залипала в твиттере, листая мемы и жевала своих любимых мармеладных мишек. Как вдруг из ванны выбралась Аня, которая накинула лёгкий халат. -Так, заюш. Почему ты мне не оставила? — возмутилась она. — Как не оставила? Анечка, прости увлеклась. — Как обычно. — обиженно фыркнула Ахматова, присев на край кровати. — Смотри, последняя. Давай мне половину и тебе. — предложила Цветаева, протянув ей ещё одного мишку, как вдруг его забрала зубами девушка. — Эй! — Ты пачку захомячила! Все честно. — Отдай. — огрызнулась Марина приблизившись к губам Анечки, попытаясь заполучить свою законную половину. Сцепившись в смазанный поцелуй, Марина повалила Ахматову на кровать, сдавив её тонкую талию своими бедрами. По-детски улыбнувшись Цветаева провела своей ладонью по щеке своей возлюбленной, но поймав недоумевающий взгляд резко прекратила. Хоть они очень давно перешли на тесный тактильный контакт им всё не удавалось перейти ту, казалось бы обреченную зону «лучшие подруги», но смелости никому не хватало чтобы наконец признаться. Скромно присев на край кровати и бросив взгляд в пол, будто совершив какую-то оплошность, Марина поправила свой хвостик. -Рина, я предлагаю пойти вечером прогуляться. После дискотеки. — как ни в чем не бывало сказала Ахматова, услышав краем уха звук уведомления на телефоне. Встав с кровати она ощутила на себе обиженный взгляд своей подруги. Проверив, что произошло за последнее время в инстаграме, Аня щелкнула по носу Цветаевой. — Хэй, что стряслось, солнце моё? — Нет, ничего. Всё здорово. — вновь широко улыбнувшись произнесла Марина, взглянув на подругу. — Я только за.