Песня о лете.

      Это было незаметно — как шло время.       И Лань Чжань не уехал. Он годами не желал возвращаться в родной город, опасаясь за своё разбитое сердце, но, приехав, понял, что ему больше некуда идти. Потеряв страсть к музыке, двигавшую его по жизни, он не знал, что делать. И, оглядываясь назад, с грустью понял, что за почти пять лет постоянных путешествий, туров и гастролей не нашёл своё место в этом мире. У него не было квартиры или дома — вечные разъезды приучили его жить в гостиницах или арендовать жильё. Он так же не нашёл себе друзей, даже его менеджер и агент, нанятый братом, не стал ему по-настоящему близок. И, конечно, вечно выступая в одиночку, он сторонился других музыкантов.       Теперь же он потихоньку начал заново выстраивать свою жизнь. Вне большой сцены и мирового внимания. Он устроился в музыкальную школу преподавателем по игре на скрипке. Продал свою долю в компании Сичэня, оставшуюся ему в наследство от отца, и приобрёл квартиру, чистую и светлую, с большими окнами и хорошим светом. Брат помог ему обустроиться, и пытался одолжить денег, но Лань Чжань отказался. Через несколько месяцев после этого он снял со счета большую часть своих накоплений, созданных годами музыкальной карьеры, и купил маленький магазин. Он лично завёз туда разные товары для музыкантов и художников, сам закрепил на дверях вывеску и встал за прилавок.       Время шло, и он решил, что может так жить. Он поверил, что это нормально, что это всё, что ему нужно. Не счастье, не обжигающий огонь, но хотя бы покой. И ничего плохое не может случиться.       За все те месяцы, прошедшие с его возвращения, он ни разу не встретил школьных знакомых. Это не было странно — их город был большим, а многие из них наверняка разъехались за эти годы. Но это было хорошо. Лань Чжань никогда не умел общаться с людьми без Вэй Ина на его стороне. Даже все его редкие интервью, что он давал перед или после выступлений, казались сухими и сдержанными. Он часто слышал и читал, как люди обсуждают его скупые слова и равнодушное лицо. Но его это мало волновало.       И теперь он чувствовал, что усталость, так сильно ломавшая его в последние месяцы — а, может, и годы — стихала. Наверное, этот покой, эта обычная жизнь, без происшествий, эта рутина — то, что ему было нужно, чтобы очистить голову и понять, как быть дальше. Возможно, он никогда не поднимется вновь на сцену. Лань Чжань часто думал об этом и не находил причин для своего возвращения. Если это больше не заставляло трепетать его сердце, то какой в этом смысл? Зачем кому-то его мёртвая музыка?       Сейчас он был вполне доволен жизнью, которой жил. Он поверил, что теперь в безопасности. Но всё же это был тот город, где он провёл школьные годы. Где по-прежнему жили люди, что учились с ним. И, как бы ни было велико пространство вокруг, однажды всё должно было пойти наперекосяк.       В эту среду у Лань Чжаня не было уроков в школе, поэтому он отпустил Ло Цинъян, своего второго продавца и по совместительству экономиста, и сам решил поработать в магазине. День выдался тихим. После обеда зашли двое подростков, чтобы купить кисти, и через час после этого зазвонил телефон, чтобы голос из трубки сделал заказ на двадцать четыре подрамника и столько же холстов для художественного класса.       Достав щётку, Лань Чжань заботливо принялся стряхивать с товаров пыль. Он любил свой магазин, даже если тот едва-едва приносил доход. Ему нравилось сочетание музыки и изобразительного искусства. Нравилось, как эти две такие непохожие творческие стихии сталкивались здесь, как огонь и вода, но в итоге, вместо того, чтобы погубить друг друга, они существовали вместе, как нечто совершенно прекрасное. Среди кистей и нотной бумаги, среди холстов и смычков, среди банок с краской и грунтовкой и скрипок Лань Чжань чувствовал себя спокойно и хорошо. Только здесь его вечный внутренний холод немного стихал. Это было его место. То, что он создал сам. Без помощи. На подоконнике были приклеены красивые картинки, чтобы прохожие могли видеть их с улицы. В основном на них были изображены толстые кролики. Рядом стоял высокий цветок в горшке. Продавец в магазине сказала Лань Чжаню, что при правильном уходе он зацветёт. Но, видимо, Ванцзи делал что-то не так, потому что растение упорно не желало цвести. Хотя, возможно, ему просто не нравился Лань Чжань. Или не хватало тепла.       Продолжая чистить пыль, Лань Чжань остановился у полки с музыкальными инструментами. Он никогда не закупал много — лишь пара скрипок, три гитары, барабанные палочки, губная гармоника и флейта. Взгляд застыл, и что-то вздрогнуло в груди, когда пальцы сами потянулись к последней.       Звякнул колокольчик, и кто-то вошёл в магазин. Лань Чжань невольно выдохнул, быстро отдёрнув руку, будто от огня, отложил щётку и вышел из-за полок, собираясь приветствовать нового посетителя.       Но его голос вдруг пропал, и горло болезненно сжалось, затрудняя дыхание.       На пороге стояла красивая молодая женщина. Её длинные волосы были собраны в причудливую причёску вокруг головы, из-под нежно-сиреневого пальто виднелся подол синего платья. К тёплым сапожкам прилипло несколько опавших листьев. И большие чистые глаза смотрели прямо на Лань Чжаня. Ещё секунду она по инерции приятно улыбалась, когда затем вдруг поняла, кто перед ней, и уголки её губ мгновенно опустились вниз.       — Добрый день, — Лань Чжань, наконец, нашёл свой голос и заставил его звучать где-то ещё, кроме собственной головы. Вышло несколько сдавленно. Мгновенье женщина выглядела так, словно собиралась сбежать. Но затем на лицо её вернулась приятная улыбка, хотя глаза и выдавали настороженность.       — Здравствуй, Лань Ванцзи. Ты помнишь меня? — тон её голоса, казалось, за эти годы стал ещё мягче, приобрёл оттенки материнской заботы в ещё большей степени, чем прежде.       — Конечно, Цзян Яньли, — Лань Чжань поклонился в знак приветствия. Разве мог он не узнать старшую сестру Вэй Ина? Он всегда уважал её и был так благодарен ей за то, что она заботилась о Вэй Ине, когда он не мог, защищала его от гнева своей матери и по-настоящему, всем сердцем любила, как он того и заслуживал.       — Я могу помочь? — вежливо поинтересовался он. Цзян Яньли кивнула.       — Я бы хотела купить набор для рисования, — ответила она с той же улыбкой. — Это для моего сына.       Значит, она замужем, и у неё есть ребёнок.       — Сколько маленькому господину Цзинь лет? — спросил Лань Чжань, продвигаясь к полкам с детским товаром, рассортированным по возрастным категориям.       — Ах, ты помнишь, — выдохнула Цзян Яньли. — Два с половиной.       Было сложно забыть её жениха Цзинь Цзысюаня, когда Вэй Ин с завидной регулярностью ругался и жаловался Лань Чжаню на этого «павлина». Лань Чжань едва заметно выдохнул с облегчением, радуясь, что не ошибся. Он быстро подобрал хороший и качественный набор для детей до трёх лет.       — О, это чудесно! — восхитилась женщина, взглянув на коробку. — А-Лину обязательно понравится. Знаешь, он пока не очень любит рисовать, но А-Сянь не теряет надежды вырастить из него художника.       Она вдруг замолчала и испуганно уставилась на Лань Чжаня. Но он лишь пробил ей набор, стараясь игнорировать растущую боль в груди. Заплатив, она попрощалась, пожелала хорошего дня и ушла, оставив Лань Чжаня наедине с его чувствами. И, когда дверь за ней закрылась, он, наконец, позволил вихрю мыслей ворваться в голову.       Значит, Вэй Ин всё ещё живёт здесь. Он никуда не уехал. А уезжал ли? Это Лань Чжань так решил, когда Вэй Ин прекратил с ним общаться. Но что, если он никогда не был прав. И Вэй Ин по-прежнему здесь. И теперь они с Лань Чжанем, возможно, ходят по одним и тем же улицам и дышат одним воздухом. Это слишком много. Это…       Лань Чжань тяжело опустился на стул и прикрыл глаза рукой. Он думал, что готов. Что оставил прошлое в прошлом. Но всё это было глупым самообманом. В глубине души он всегда это знал и именно потому не приезжал прежде. Ничего не изменилось — он так же любил Вэй Ина, а Вэй Ин так же не любил его в ответ.

***

      Вэй Ину снился океан. Огромный, прозрачный, горячий, как кипячёное молоко. Песок на его берегу был обжигающим. Вэй Ин подпрыгивал, пытаясь не сжечь пятки, и громко смеялся. А потом он сбросил солнечные очки, рубашку и побежал в воду. Когда первые волны коснулись его лодыжек, он услышал собственный довольный вздох, а затем…       Громкий звук будильника заставил приятный сон рассыпаться на части. Не открывая глаз, Вэй Ин протянул руку, на ощупь нашёл часы и выключил противный сигнал.       Он всё ещё не понимал, зачем ему каждый день вставать в девять, но его шицзе не уставала твердить о необходимости соблюдать режим, и он не хотел её расстраивать. По крайней мере, он должен был сказать спасибо за то, что она позволила ему сделать подъём в девять, а не в пять утра. Хотя он по-прежнему время от времени мечтал о том, чтобы спать до обеда.       Из гостиной донёсся громкий детский плач. Вяло простонав, Вэй Ин сунул голову под подушку, мечтая спрятаться от этого звука. Конечно, его племянник был чудным ребёнком, но только когда не кричал так, будто наступил конец света. Вскоре за воплями малыша раздался приглушённый мужской голос. Прекрасно, значит его отец сегодня дома.       Отношения Вэй Ина с мужем сестры Цзинь Цзысюанем можно было охарактеризовать, как устойчивый нейтралитет. Взаимная неприязнь, бывшая когда-то, давно прошла. Но приятелями они так и не стали, даже несмотря на то, что последние четыре года Вэй Ин жил в их доме. И, хотя он мечтал съехать, беспокоясь, что его присутствие доставляет всем неудобства, Яньли, его старшая сестра, отказывалась его отпускать. Она всё время напоминала ему, что их дом слишком велик для трёх человек, и что она умрёт от беспокойства, если Вэй Ин будет жить один. К сожалению, это было разумно.       Плач прекратился. Широко зевая, Вэй Ин вытащил голову из-под подушки и сел, потягиваясь в стороны. Пожалуй, ему не стоило вчера так поздно ложиться. Но это была запись шестичасового концерта скрипки, состоявшегося в Росарио в прошлом году. Она впервые появилась в сети, и Вэй Ин не смог удержаться, чтобы тотчас не включить её, позабыв о времени.       Слушая тихие нежные звуки, он видел высокое небо над головой, белые звёзды, рассыпанные драгоценными камнями. Он видел высокие деревья и разноцветные летние цветы. Он слышал далёкий, зовущий его голос. Слышал биение собственного сердца, трепетное, нежное и такое печальное, как льющиеся с экрана звуки. Он видел себя мальчишкой, ещё лишённым забот и полным мечтаний. Видел своих друзей. Голубую реку и серый песок. Школьную библиотеку и столовую. Тонкие белые пальцы, сжимающие смычок. Яркие краски и грифельные карандаши. Их следы один за другим возникали на чистых белых листах, создавая картины. Оживляя воображение.       А ещё он видел золотые глаза, смотрящие на него с робким светом и надеждой.       Сбросив одеяло, Вэй Ин сполз с кровати и поплёлся в ванну знакомым маршрутом. Услышав шаги в коридоре, он остановился и обернулся на звук.       — Доброе утро, Вэй Усянь, — поздоровался Цзинь Цзысюань.       — Салют, — Вэй Ин поднял руку, сделав пальцами знак «V». — Что опять приключилось с Цзинь Лином?       — Он оторвал голову своему медведю, — раздался в ответ усталый вздох. — Снова.       Вэй Ин громко фыркнул. Что-то в воспитании, которое давал своему ребёнку Цзинь Цзысюань, явно было неправильно, потому что только под его присмотром мальчик постоянно ломал свои игрушки. В итоге всё заканчивалось одинаково: приходила Яньли, пришивала оторванную часть очередного медведя или слона на место и спасала ситуацию.       — Шицзе его успокоила?       — Её нет дома. Пришлось дать ему поиграть свой телефон, чтобы он прекратил плакать. Вэй Ин насмешливо вскинул брови. Цзинь Лин не промах, ему и трёх нет, а он уже знает толк в шантаже.       — Что? — сразу же ощетинился Цзинь Цзысюань. Голос его стал напряжённей и резче. — Знаешь другой способ? Я слушаю.       — Ой, я не хочу говорить с тобой ни слова, пока не съем пару тысяч сэндвичей с беконом, — сразу же отмахнулся Вэй Ин и, отвернувшись, направился в ванну.       Быстро умывшись и почистив зубы, он вернулся в свою комнату, сменил пижаму на широкую футболку и домашние штаны и, кое-как прибрав лохматые волосы и связав их в пучок на голове, медленно побрёл в сторону кухни, надеясь не налететь случайно на Цзинь Лина. Этот ребёнок имел свойство порой носиться по дому как безумный, хотя Яньли и ругала его за это.       Пробравшись на кухню, Вэй Ин сразу же ощутил сочный запах зажаренного бекона и пробивающийся сквозь него аромат кофе.       — Дядя! — внезапно прозвучал громкий вопль откуда-то снизу, и тотчас в ноги Вэй Ина ткнулось что-то быстрое и тёплое.       — Ах, Цзинь Лин, — Вэй Ин наклонился и потрепал мальчика по макушке. — Соскучился по своему любимому дяде, правда? Устал от своего глупого папы, да? Он у тебя такой неумеха, что поделать.       Цзинь Лин смешно хрюкнул и потянул Вэй Ина за штанину.       — Хватит нести чушь, — откуда-то со стороны гостиной проворчал голос Цзинь Цзысюаня. Очевидно, он всё слышал. Вэй Ин в ответ нарочито громко хохотнул и, протянув ладонь, поймал мальчика у своих ног за ручку.       — Не хочешь проводить своего дядю за стол? — с улыбкой спросил он. — Я так ослаб, мне срочно нужно подкрепиться. Иначе, боюсь, я умру прямо здесь.       — Нет! — сразу же заверещал Цзинь Лин. — Дядя Вэй не может умереть! Нельзя!       Крошечные детские ручки тотчас потянули Вэй Ина к столу. Не разгибаясь, чтобы не сломать это прикосновение, Вэй Ин последовал за ним. Вскоре мальчик остановился и разжал ладошку. Только тогда Вэй Ин выпрямился. Наверное, ему стоило сначала пойти к плите, чтобы взять свою еду. И лишь потом вернуться за стол.       — Всё накрыто, — Цзинь Цзысюань внезапно вошёл в кухню. Громко топая, он приблизился к Вэй Ину и Цзинь Лину и позвал ребёнка к себе. — Давай, малыш, пойдём. Мы немного поиграем, пока твой дядя ест.       Цзинь Лин что-то капризно забормотал себе под нос. Его отец, очевидно, не расслышал, но Вэй Ина позабавил этот лепет. Отыскав стул, он аккуратно уселся, протянул руку и, наткнувшись на тарелку, потащил её к себе.       — Спасибо, — запоздало бросил он. — Но я бы и сам справился.       — Не сомневаюсь, — отозвался Цзинь Цзысюань.       Мясо было немного пережарено и ему явно не хватало острых специй, но Вэй Ин не мог жаловаться. Закончив всю миску с сэндвичами, он схватился за чашку с кофе. Горячий фарфор приятно грел руки, заставляя крошечные невидимые огоньки танцевать на кончиках пальцев. Будто они слышали какую-то доступную лишь им музыку и кружились под неё замысловатыми узорами. Вэй Ин видел это, как наяву: подпрыгивающие рыжие искры, почти белые в центре и клубнично-красные на самых кончиках своих иголок. Гранатовый из них плавно перетекал в тициановый, а внутри струились узоры цвета янтаря, перемежаясь с яркими вспышками киновари.       Неуловимая песня вела их за собой. Сжав губы и сведя брови, Вэй Ин пытался услышать её. Ему казалось, что мелодия, прекрасная, существующая, вьётся где-то на краю его сознания. И если он лишь немного сильнее сосредоточится, он услышит, он вернёт её.       Хлопнула входная дверь. Вэй Ин невольно дёрнулся, напуганный громким звуком, его пальцы дрогнули вместе с чашкой, и часть кофе пролилась на стол.       — Мама! — завопил Цзинь Лин и побежал в прихожую, топаясь при этом как маленький слон.       Смех Яньли, мелодичный, как музыка ветра, раздался следом. Вэй Ин потянулся вперёд, отыскал салфетку и быстро бросил на мокрое пятно. А затем прижался губами к чашке. Кофе почти остыл — он и не заметил, потерявшись в своём воображении. Его младший брат, Цзян Чэн, часто злился на него за то, что порой он выпадал из реальности, поглощённый своими фантазиями, когда они ещё жили вместе.       — Да, да, это тебе, А-Лин, — мягкий голос Яньли приближался к кухне. — Ты посмотришь после, ладно? Сначала я хочу показать это твоему дяде. А-Сянь на кухне? Сюань, возьми А-Лина.       Вэй Ин обернулся и широко улыбнулся, приветствуя сестру в дверях.       — Шицзе! — радостно воскликнул он, как ребёнок. И замахал руками. — Что ты купила? Что, что, что? Что-то крутое? Это мне? Мне и Цзинь Лину? Пожалуйста, скажи, что это три килограмма мармеладных мишек!       — Ах, А-Сянь, — тихо рассмеялась Яньли. Она подошла к брату и нежно поцеловала его в лоб. Вэй Ин зажмурился от прикосновения, тая от её любви. Она всегда была не просто его старшей сестрой, но его матерью, его опорой и его главным светом. Без неё он не знал, как бы пережил свои самые тёмные и страшные времена. Наверное, он бы сошёл с ума.       — Сколько тебе годиков, что ты хочешь столько мармелада? — в её голосе всё ещё звучал смех. Вэй Ин продолжил жмуриться и подёргал носиком, имитируя то ли малыша, то ли кролика.       — Разве можно быть слишком взрослым для мармеладных мишек? — хитро спросил он. Яньли вздохнула, и он мог без труда представить, как она мягко покачивает своей головой. Когда она отошла, чтобы разложить покупки, Вэй Ин открыл глаза и повернулся на стуле.       — Значит, это не мармелад? — уточнил он. Яньли шуршала пакетами у холодильника и сразу же отозвалась:       — Нет. Но, обещаю, в следующий раз я куплю вам немного. Может, тех змеек, что в прошлый раз привёз А-Чэн.       — Ты что! — сразу же возмущённо запротестовал Вэй Ин. — Мишки лучшие. У них же есть лапки. И когда ты их ешь, они обнимают твой язык.       Яньли снова рассмеялась. И Вэй Ин довольно заулыбался со своего стула. Он любил этот звук, любил, когда его сестра была весела, и любил быть причиной этого.       Наконец, она закончила раскладывать продукты. Шаркнул по полу придвигаемый стул, и Яньли уселась рядом с братом.       — Я сегодня была на другом конце города, — медленно и отчего-то слегка осторожно начала она. — Ну, знаешь, том.       Вэй Ин, не способный молчать долго, сразу же уточнил:       — Недалеко от нашей бывшей школы? Где мы раньше жили. Как тебя туда занесло? Это же так далеко!       Он сам не был там уже четыре года и не стремился вернуться. Слишком много всего осталось на тех улицах, что могло догнать его сердце, если бы он посмел явиться.       — Там есть чудесный магазин детской обуви, я иногда езжу туда, чтобы посмотреть что-нибудь для А-Лина, — объяснила Яньли. — Но сегодня я ещё встретилась со своей старой подругой, и она рассказала мне об одном хорошем новом месте, оно открылось только полгода назад, и я захотела сходить туда. И вот.       Вэй Ин честно пытался понять, что происходит. Потому что пока он не видел ничего, что могло бы стать причиной волнения и напряжения его сестры. Хотя он слушал со всем вниманием, на которое был способен, но не мог уловить смысла.       Сестра зашуршала ещё одним пакетом — на этот раз бумажным — и, вытащив то, что лежало там, придвинула свою покупку Вэй Ину.       — Это для А-Лина. Подарок, — её голос сделался странно робким. — И для тебя.       Это была прямоугольная толстая коробка. Пальцы скользили по плёнке, сдирая её. Зацепившись за картон, Вэй Ин оторвал крышку. Пальцы быстро пробежались по тому, что скрывалось под ней. Тюбики с краской. Кисти разного размера.       — Это что, раскраска на холсте акрилом? — скептически фыркнул он. — Шицзе, это же не искусство! Ты ничего не создаешь, ты просто закрашиваешь квадратики в указанный тебе цвет. Даже думать не надо, не говоря уже про воображение!       — А-Сянь, — вздохнула Яньли, — А-Лин ещё маленький. Ему сложно придумывать что-то самому. Зато так он сможет научиться правильно держать кисти, делать мазки, приучится к цвету и материалам.       Вэй Ин рассмеялся, хотя ему не было весело.       — Зачем? — его пальцы всё ещё сновали туда-сюда по тюбикам. Как раньше. Можно забыть многое, но не это ощущение. Не тогда, когда оно было одной из главных констант в твоей жизни так долго. — Цзинь Лину не нравится рисовать. Когда мы пытались в прошлый раз, он разбрызгал гуашь по всем стенам. И пролил целую баночку на Цзян Чэна.       Это было даже весело — Вэй Ин прекрасно помнил, как его младший брат ещё два часа ворчал, ругался и обвинял во всём самого Вэй Ина, хотя тот и был на другом конце комнаты, когда Цзинь Лин решил, что гуашью вполне можно покидаться и выбрал ничего не подозревавшего Цзян Чэна первой мишенью.       Яньли тихо вздохнула, и в её голосе появилась печаль, такая нежная, скрытая, но от того ранившая ещё сильнее.       — Но тебе нравится, — её ладонь мягко опустилась на руку Вэй Ина и сжала его пальцы. — Ты же хотел научить его, помнишь?       — Это было до того, как А-Лин попытался, — Вэй Ин почесал свободной рукой свой нос. — Он это не любит, не надо его заставлять.       Никто не должен делать что-либо против своей воли. Нельзя пытаться прожить через ребёнка ту жизнь, о которой ты мечтал сам. Нельзя принуждать его с детства заниматься нелюбимым делом, навязывать ему то, кем он не является. Потому что тогда он будет страдать. Совсем один, потерянный и ужасно грустный.       Вэй Ин знал это, потому что видел. Потому что много лет был с тем, кого подавляли всю жизнь. И меньше всего на свете он желал кому-то ещё такой участи.       — Ладно, — Яньли ласково погладила его по руке. — Если он не станет играть с этим набором, обещаю, больше я не стану покупать ничего в художественных магазинах.       Вэй Ин улыбнулся и, потянувшись к чашке, сделал ещё один глоток кофе — холодная горечь. Но даже это не заставило его хмуриться.       — Так, значит, в нашем бывшем районе открылся новый магазин для художников? — полюбопытствовал он.       Раньше, когда семья Цзян только приехала в этот город, они сняли дом неподалеку от школы. Вэй Ину очень понравился город, понравился район, парк, река, и единственное, что вызывало сожаление — это отсутствие хорошего художественного магазина. Чтобы купить грунт или краски ему приходилось ездить в центр, толкаясь в заполненных автобусах. Конечно, потом его стали возить на машине, но это было лишь в старших классах. К тому же в отделе в торговом центре, где он закупался, всё было неоправданно дорогим, и ему порой приходилось пропускать обеды, чтобы сэкономить.       Пальцы Яньли на его ладони сжались сильнее.       — Это очень милое место, — произнесла она неторопливо. — Там продаются товары для художников и… — она сделала паузу, — музыкантов.       Если Вэй Ин и почувствовал секундный укол в груди, то ничем не выдал этого. Он знал, что его улыбка не дрогнула, а тело оставалось неподвижным.       — Забавное сочетание, — фыркнул он. Обычно подобные магазины специализируются на какой-то одной области искусства: закупать товары недёшево, а спрос на них не так велик, чтобы гарантировать постоянный доход.       — Он называется «Танцующие кролики».       Рука Вэй Ина дёрнулась против воли.       Это было просто совпадение, не так ли?       Но в его разуме тотчас возникли два симпатичных крольчонка — чёрный и белый — танцующие вместе. У первого за ушком была кисть, а в лапках флейта, а у второго — скрипка. Он сам это нарисовал на одном из скучных уроков. А потом подарил…       — Шицзе.       Он не знал, просил ли о чём-то сказать или умолял молчать. Или и то, и другое сразу. Его ладонь перевернулась и сплела пальцы с пальцами сестры. Боясь и желая услышать ответ на невысказанный вопрос. Потому что это могло вновь перевернуть его жизнь. И он не знал, готов ли он к этому.       Яньли накрыла их сплетённые руки второй ладонью. Словно пытаясь защитить своего младшего брата, спрятать его под щитом своей любви от грядущей бури.       Вэй Ин знал. Он знал, уже знал, он догадался, но ему нужно было услышать. Нужно, чтобы она сказала ему. Потому что всё это ещё может быть совпадением. Случайностью. Насмешкой судьбы.       — Там работает Лань Ванцзи.       Голос шицзе был тихим и ласковым, но для Вэй Ина он прозвучал, как раскаты грома. Он чувствовал, как опускается его улыбка, будто со стороны слышал громкие аритмичные удары своего сердца, слышал заполнивший уши внезапный гул.       Он не знал, почему это так влияло на него. На самом деле он даже не должен был удивиться. Когда полгода назад появились новости, что Лань Ванцзи оставил музыку и исчез, разве не логично было предположить, что он вернулся в тот город, где живёт его брат? Даже если сам Лань Чжань ни разу не приезжал сюда с тех пор, как закончил школу. Но всё же журналисты не нашли его здесь. Его нигде не нашли. И Вэй Ин продолжал думать, что Лань Чжань где-то ещё, где угодно, но не в их городе. Потому что так было легче.       — А-Сянь, — Яньли аккуратно потрясла его ладонь. — А-Сянь, ты в порядке?       Он моргнул. Раз, другой. Кивнул. Это было странно. Он забыл за эти пять лет, каково это, жить с Лань Чжанем в одном городе.       — А-Сянь, по поводу Лань Ванцзи…       — Шицзе, — Вэй Ин вытащил руку и спрятал под стол. Его губы дрогнули, и он заставил себя улыбнуться. — Всё хорошо. Мы всё равно не встретимся, так что какая разница, верно? Не переживай.       — Но, А-Сянь, может, тебе стоит…       Шум в ушах становился громче. Вэй Ин не мог оставаться здесь, не сейчас. Ему нужно было уйти. Нужно было отвлечься.       Он поднялся, не дав сестре договорить.       — Не надо, шицзе, — тихо попросил он, вновь улыбаясь через силу. — У меня что-то заболела голова. Я пойду к себе, ладно?       — Хорошо, — тон Яньли стал печальным. Она быстро поймала руку младшего брата и на короткий миг сжала его пальцы. — Но ты всегда можешь поговорить со мной, помнишь? Обо всём.       — Конечно, — Вэй Ин протянул руку и погладил её плечо. — Ах, да, там Цзинь Лин оторвал голову какой-то игрушке.       — О.       — Исправь это, ладно?       Исправь то, что можешь исправить. То, что починить в твоих силах.       Вэй Ин ухмыльнулся, глотая горечь, и побрёл к себе. Наткнувшись на кровать, он рухнул лицом вниз, закрывшись подушками. Дыхание, сдерживаемое всеми силами, теперь стало прерывистым и вызывало в груди боль. В висках и правда разлилась знакомая боль. А слева, за рёбрами, сдавила сердце гнетущая тяжесть. Он так долго и упрямо привыкал к жизни без Лань Чжаня, а теперь одно лишь упоминание о его возвращении разбило все его старания в прах.       Пять лет назад он принял своё решение. Самое тяжёлое, то, что разбивало его каждый день. Он не отступал, он верил, что это правильно. Но сейчас, думая о том, что Лань Чжань назвал магазин в честь его рисунка, что совместил там то, что так сильно было дорого им обоим, он как никогда сильно сомневался, что поступил верно.       Свернувшись калачиком, Вэй Ин прижал руки к груди. Кусая губы, он пытался заглушить боль, но та вернулась, и больше не собиралась его отпускать. Все эти годы он оплакивал то, что потерял, но научился с этим жить. Но сейчас тоска по утраченному — по Лань Чжаню — накрыла его так сильно, что он не знал, как справиться с этим и не утонуть. Губу пронзило болью, и Вэй Ин быстро слизнул просочившуюся из ранки каплю крови.       Это случилось в седьмом классе, когда на него напали хулиганы. Он поздно возвращался домой из школы — его заставили отбывать наказание за то, что он принёс в класс курицу и выпустил во время урока истории, — когда на него выскочили незнакомые взрослые парни. Их было четверо, и все они были сильнее.       Один прижал его к стене, пока второй бил по животу, а двое других копались в его сумке, где в тот день были лишь учебники и краски.       Это был новый набор, дядя Цзян — его приёмный отец — подарил их ему только вчера, и Вэй Ин ещё ни разу ими не рисовал. Но он отказался оставить их дома, даже спал с ними. И всё любовался красивыми баночками, яркими фирменными этикетками, гладил их, перебирал в руках, открывал и закрывал. Это были очень хорошие, очень дорогие краски, у Вэй Ина никогда не было таких прежде, и он был так счастлив. Он весь день хвастался перед друзьями, мечтал, как на выходных возьмёт свой мольберт и отправится куда-нибудь к реке вместе с Лань Чжанем.       — Что за хрень? Здесь ничего нет! — возмущённо прокаркал один из хулиганов. И бросил сумку на землю. Вэй Ин слышал звон, с которым металлические баночки упали на асфальт и покатились в стороны.       «Нет, — слабо подумал он, — только не краски. Лучше я».       А потом один из хулиганов занёс кулак, чтобы ударить Вэй Ина по лицу, но отчего-то вместо этого вдруг резко качнулся в бок и повалился на землю. Раздались крики. Шум. Вэй Ина отпустили, и только тогда он увидел, что происходило.       Это был Лань Чжань. В своей идеальной белой рубашке и светло-бежевых брюках. В своих дорогих ботиночках и с красивой сумкой на ремне. Он дрался так неумело, но так яростно, что даже эти хулиганы на миг впали в ступор.       Но когда он упал, Вэй Ин пришёл в себя и, размахивая кулаками, бросился на помощь. И лишь когда где-то неподалёку зазвучали голоса взрослых, хулиганы убежали. Карабкаясь по земле, Вэй Ин подполз к Лань Чжаню и затряс его за плечо.       — Лань Чжань! — его голос дрожал. — Лань Чжань! Ты живой? Лань Чжань?       Лань Чжань поднял голову, сел, и его глаза, такие ясные, светлые, словно расплавленные ночные звёзды, захватили Вэй Ина, заставив на миг перестать дышать.       — Мгм, — кивнул Лань Чжань. — Вэй Ин?       Его взгляд с беспокойством осматривал другого мальчика, и Вэй Ин торопливо заулыбался.       — Я в порядке, всё хорошо. Если бы не ты, они бы меня здорово побили. Что ты вообще делал здесь так поздно, Лань Чжань, а? Почему ты не дома?       Лань Чжань не ответил, лишь отвернул голову, но Вэй Ин даже в полумраке заметил, как отчего-то покраснели его уши. Хихикнув, он протянул руку и попытался стряхнуть с коленей друга грязь. Но это было напрасно — светлый костюм был безнадёжно испорчен.       — Ах, Лань Чжань, мне так жаль, — совершенно искренне вздохнул он, слизывая с губ кровь. Лань Чжань посмотрел на него с каким-то недоверием, затем вытащил из сумки носовой платок и без предупреждения ткнул им в лицо Вэй Ина. Это было неожиданно, но мягко и аккуратно, когда пальцы Лань Чжаня под тканью прижались к его разбитой губе. Вэй Ин снова хихикнул. А затем взгляд его пробежался вокруг в поисках своих вещей. И сердце тотчас упало.       Его краски, его прекрасные волшебные краски, были раздавлены. Коробка валялась, запачканная и смятая, а баночки растоптаны. Яркие красивые цвета оставили на асфальте жирные кляксы. Словно кровь.       Лань Чжань замер, проследил его взгляд и сразу всё понял. Вэй Ин весь обед расхваливал свой подарок. Боль в животе от ударов, разбитая до крови губа — всё это не было важно, пока Вэй Ин смотрел на то, что осталось от его маленького счастья.       До конца недели он ходил подавленный и грустный, а Лань Чжань не появлялся в школе. Вэй Ин пару раз подходил к его дому, слонялся под окнами, но так и не решился постучаться. В понедельник Лань Чжань вернулся, странно скованный, словно что-то мешало ему двигаться нормально, но в сумке он принёс завёрнутую в бумагу коробку и за обедом отдал Вэй Ину.       Внутри были краски. Точно такие же как те, что разбили хулиганы.       Кровь снова возникла, круглой бусиной на горячей прокушенной губе. Вэй Ин смахнул её пальцами и прижал руку к груди, словно обжёгся. Он слышал шаги за дверями, но никто не зашёл. Возможно, шицзе решила, что он уснул. Он хотел бы, это принесло бы ему облегчение хоть ненадолго, но он не знал, как, ведь он всего час, как встал. Голова гудела, и боль в ней не становилась меньше.       Новость о Лань Ванцзи не должна была так сильно его задеть. Но вот он здесь, лежит на кровати, желая спрятаться от всего мира и от самого себя, растерянный и напуганный. Он провёл в своей комнате всё утро, включив одну из записей концерта Лань Чжаня — он слышал их все, даже если не был ни на одном. И к обеду ему удалось прийти в себя. За столом он шумно болтал с Цзинь Лином, слушал ворчание Цзинь Цзысюаня и мелодичный смех шицзе, и его сердце постепенно возвращалось в норму.       — Так когда ты возвращаешься на работу? — поинтересовался Цзинь Цзысюань, когда основная часть обеда была завершена, и все переместились на диван, пить чай с пирогом.       — Вэнь Нин и Вэнь Цин вернулись вчера, так что в понедельник я смогу выйти, — довольно заявил Вэй Ин. Он уже соскучился по своей работе, даже если там ему в основном приходилось общаться с грустными людьми. Но, помогая им, он чувствовал себя полезным, он знал, что в его жизни есть какой-то смысл, что он нужен. И это помогало ему самому. К тому же это был прекрасный повод выйти из дома и отдохнуть от детского плача и ворчания мужа сестры.       — В пятницу у моего друга день рождения, и мы с Яньли хотим сходить, — Цзинь Цзысюань многозначительно кашлянул.       — Я уже позвонила А-Чэну, он придёт, чтобы побыть с тобой и А-Лином, — сразу же добавила шицзе. Вэй Ин, жующий арахис, откинул голову на спинку дивана и, подбросив орешек, ловко поймал его ртом. Идеально. Он слышал, как Цзинь Цзысюань раздражённо щёлкнул языком.       — Шицзе, — Вэй Ин повернулся в ту сторону, где сидела его сестра и хихикал Цзинь Лин, — шицзе, не волнуйся. Мы отлично справимся. Цзинь Лин, ты счастлив? Ты всю пятницу проведёшь со своим лучшим дядей! И тем, другим, который на втором месте.       — Уа! — захлопал в ладошки Цзинь Лин, даже если не понимал, что такое пятница и когда она наступит. Но сам факт того, что он будет играть с дядями, его порадовал. Вэй Ин довольно улыбнулся. Ладонь Яньли легла на его колено.       — Всё точно хорошо, А-Сянь? — негромко спросила она. — То, что я сказала утром…       — Не беспокойся, ладно? — поспешил заверить её Вэй Ин. — Нет ничего такого в том, что мы снова в одном городе, верно? Мы ведь даже не увидимся. В любом случае, не думаю, что он захочет…       Слова оборвались. Замолчав, Вэй Ин вернулся к своему арахису, но настроение его стало более угрюмым.       Это правда. У Лань Чжаня больше нет причин видеться с Вэй Ином. Нет повода. И желания, наверное, тоже нет.