Песня о лете.

      Он всегда был послушным. Исполнительным. Правильным. Беспрекословно соблюдал установленные дядей правила, не смея оступиться. Он скрывал свои собственные желания, подавлял их в себе годами. И верил, что это правильно. Порой он замечал, как грустно смотрит на него брат, но не мог понять, почему. Ведь он делал всё, что велел дядя, он хорошо учился, был тих и прилежен. Так почему же Сичэнь так расстраивался, глядя на него? Что он делал не так? Это тревожило его детский ум, но он не понимал, что ему делать. И потому просто продолжал жить той идеальной жизнью, что прописал ему дядя. С шести лет он знал, что Сичэнь унаследует фирму их отца, а он сам станет врачом, как дядя. Всё было просто. Всё было решено за него.       А потом появился Вэй Ин. Мальчик, сотканный из огня, ворвался в его жизнь, чтобы снести его выстроенные одиночеством ледяные стены, забраться в его сердце и поселиться там навсегда. Он показал Лань Чжаню, что такое настоящая жизнь. Он научил Лань Чжаня любви и дружбе. Он объяснил, что можно жить, выбирая себя. Не под чью-то диктовку, но так, как желаешь ты. И с тех пор не было пути назад. Грусть в глазах Сичэня сменилась тихой радостью и надеждой, а дядя всё чаще оставался недоволен своим младшим племянником. И пусть Лань Чжань так же жил по чужим правилам, ради Вэй Ина он снова и снова нарушал их, что угодно, чтобы защитить его, чтобы остаться с ним чуточку дольше, чтобы вновь согреться его улыбкой. Невзирая на последствия. Он переносил все наказания, что следовали за его своенравием. И пусть его спина всё чаще болела, а следы на пальцах перестали исчезать, он ни разу не сожалел о своих поступках.       Оглядываясь назад, на свою жизнь, Лань Чжань знал, что Вэй Ин спас его.       Прозвенел колокольчик на дверях, и в магазин вошла Ло Цинъян с приветливой улыбкой на хорошеньком лице. Было время, когда в старших классах Вэй Ин пытался флиртовать с ней, и Лань Чжань сердился и ревновал. Но сейчас она работала с ним и незаметно стала его хорошим другом.       — Привет, Ванцзи, — поздоровалась она в ответ на его сдержанный кивок. — Я успела? Ты ещё не опаздываешь к своим утятам?       Сегодня у Лань Чжаня были послеобеденные занятия в музыкальной школе у двух групп — младшей и старшей.       — Нет.       Лань Чжань вышел из-за прилавка и надел пальто.       — Ты пешком? — женщина сменила его на рабочем месте. — Возьми зонт, кажется, собирается дождь.       — Мгм, — снова кивнул ей Лань Чжань и взял с вешалки свой голубой зонт-трость.       Небо над головой сильно хмурилось. Ни намёка на солнце. Вздохнув, Лань Чжань не спеша побрёл в сторону музыкальной школы. Брат предлагал помочь ему выбрать машину, но Лань Чжань не видел в этом смысла. Он годами только и делал, что ездил из города в город, от гостиницы к концертному залу и в аэропорт и обратно, что теперь предпочитал гулять пешком. Тем более, всё в этом районе находилось рядом. Он никуда не выбирался, и ему некого было подвозить. Только для себя ему не было это нужно. Он сам мог обойтись без дополнительного комфорта. Ведь это только он и ничего больше.       Дождь начался, когда Лань Чжань переходил дорогу. Раскрыв зонт, он ускорил шаг. Торопливый стук бьющих о натянутый материал капель звучал, как удары сердца. Раньше Лань Чжань слышал в дожде музыку.       Вэй Ин никогда не брал с собой зонт. И Лань Чжань всегда, когда их расписания не совпадали, оставался в школе дольше, сидел в библиотеке, а со звонком выходил на крыльцо и ждал там своего друга, чтобы проводить до дома и быть уверенным, что тот не промокнет и не заболеет.       И сейчас в его руке был тот же зонт. Слишком большой для одного. Но теперь некому было идти рядом, прижимаясь к его плечу. Только холодная пустота сквозила сбоку, и вместо весёлого разговора давила свинцовой тишиной.       Наверное, на второй месяц преподавания Лань Чжань пришёл к выводу, что действительно получает тихое удовольствие от обучения детей музыке. Ему нравилось то, как оборачивались к нему сосредоточенные маленькие лица, как смотрели на него в ожидании чуда, как любили они играть. Точно так же, как он когда-то. Ещё не сломленные людьми и жизнью. Лань Чжань хотел наполнить их сердца той музыкой, что некогда жила в нём. Он помнил, каково это — слышать мелодии мира. И надеялся, что дети смогут то же, что он в их возрасте. Даже если их будущее не будет связано со скрипкой, он желал бы, чтобы они пронесли эту музыку в своей душе через всю жизнь и не потеряли, как он. Чтобы она всегда оставалась их светом.       Охранник на посту вежливо поздоровался, когда Лань Чжань вошёл в вестибюль и остановился, чтобы закрыть зонт. Это было хорошее место, и здесь работали хорошие люди. Лань Чжань брал здесь дополнительные уроки, когда был ребёнком. Но его преподаватель ушёл на отдых, и больше не занимался с детьми. Лань Чжань навещал его не так давно — это было странно и неловко. Все эти люди вокруг помнили его гениальным подростком, маленьким виртуозным скрипачом, и сейчас они пытались понять, почему он оставил музыку. И не могли. А он не собирался объяснять.       В учительской комнате была лишь пожилая преподавательница виолончели, когда Лань Чжань вошёл. Она потягивала чай и что-то смотрела на мониторе компьютера.       — Добрый день, Ванцзи, — она приветливо улыбнулась, заметив мужчину. — Чай ещё не остыл, присоединяйся.       — Спасибо.       Лань Чжань чуть наклонился вперёд, но всё внимание коллеги уже вернулось к экрану. Судя по звукам, это было одно из забавных видео с животными в интернете. Стараясь не шуметь, Лань Чжань снял пальто, убрал зонт и вытащил из-за стола футляр со своей скрипкой. Это была не та самая, с которой он выступал. Та оставалась дома. Но эта тоже была очень хорошей, он купил её для уроков, когда устроился на работу.       Вэй Ин всегда смеялся над тем, как сильно Лань Чжань привязывался к вещам. Будто у них была душа. И каждый раз Лань Чжань смущался, терялся и молчал. Он хотел объяснить, что это лишь потому, что его вещи долгое время были его единственными друзьями, тем, что всегда было с ним, было его, по-настоящему, и он знал, что они будут принадлежать ему всегда, не исчезнут, не бросят его, как люди. Но всегда, когда он думал, что скажет подобное, его язык опухал, тяжелел и не желал поворачиваться. Признать это было так стыдно. Сознаться в своей глупости, в своём отчаянии и одиночестве, столь глубоком, что он искал компанию в вещах. Сичэнь знал. Ему не нужно было ничего объяснять, он просто видел это. И всегда говорил, что всё нормально, что в этом нет ничего плохого. Лань Чжань не верил ни тогда, ни сейчас.       Он всё ещё намертво привязывался к вещам самым сердцем.       В его спальне на полке, на самом виду, словно ценнейший приз, стояла большая и красивая шкатулка. Когда-то она принадлежала их с Сичэнем матери. В ней Лань Чжань хранил самые дорогие для себя предметы, те, чему не было цены. Разве что его скрипка туда не влезла. Но всё остальное, всё, что заставляло его сердце радоваться и плакать, было там. Он собирал эти сокровища много лет. И хранил их не потому, что они дорого стоили, но потому, что несли в себе воспоминания о его счастье.       Младшие ученики возились у закрытых дверей аудитории, когда Лань Чжань прошёл, чтобы открыть её. Завидев своего наставника, они прекратили хихикать и с почтением начали кланяться. Хотя на лицах их был не страх, а восхищение. Почему-то они с первого занятия возвели Лань Чжаня в свои идолы. Он не понимал причины.       — Добрый день, Ханьгуан-цзюнь! — хором поздоровались дети, прежде чем вползти друг за другом в класс и занять свои места. Лань Чжань кивнул им несколько раз и грациозно опустил свою скрипку на стол. Открывая футляр, он спросил:       — Сегодня все?       — Вэнь Юань не пришёл! — ответил один из мальчиков. — Его тётя позвонила моей маме и сказала, что его сегодня не будет.       Лань Чжань утвердительно хмыкнул, показывая, что слышал. Ему нравился маленький Вэнь — тихий, скромный и очень вежливый мальчик с тёплой улыбкой. Всегда так старался. У него была не самая лучшая скрипка, но он всё равно часто обходил других детей, быстрее и успешнее справляясь с практическими упражнениями. И смотрел на Лань Чжаня, будто тот был особенным. Всегда улыбаясь. Эта улыбка напоминала Сичэня, такая же добрая и мягкая. Но порой в ней мелькали какие-то озорные искры. Как у Вэй Ина. Может, поэтому Лань Чжань невольно выделял этого ученика из всех.       Занятия со старшей группой всегда проходили интересней и интенсивней. Здесь было меньше учеников, но их навыки были намного выше. Лань Чжань мог уделять больше внимания каждому, поправлять, давать советы, направлять. И предлагать им что-то сложнее, нечто более увлекательное. Делиться тем, что он сам когда-то любил в игре на скрипке.       Когда уроки закончились, за окнами уже стемнело. Дождь стал сильнее, и потоки воды сбегали по асфальту в ливневую канализацию. Огни светофоров и фар отражались в них размытыми горящими пятнами. Так красиво. Лань Чжань остановился, чтобы немного полюбоваться. Было в этих отблесках нечто волшебное и успокаивающее.       Ему было пятнадцать, и его пальцы болели так сильно, что он едва мог держать ручку во время занятий. Не говоря уже про тяжёлый зонт. Его уроки закончились, но у Вэй Ина ещё был курс живописи, а за окном с самого утра шёл промозглый осенний дождь. И он не мог уйти. Сжимая в дрожащих руках зонт, он стоял на крыльце и ждал. Мимо проходили ученики, весёлые, шумные, они смеялись, болтали и обсуждали свои планы. Никто не обращал внимания на одинокого подростка, прячущегося в стороне. Он простоял так весь урок, не шевелясь. Пока кто-то не толкнул его в плечо. Моргнув, он увидел перед собой улыбку Вэй Ина.       — Ах, Лань Чжань, ты всё ещё здесь? — весело спросил он, сияя глазами. В вечернем свете они казались ночным небом с горящими огнями звёзд. — Тебе не нужно было ждать меня специально, ты ведь знаешь.       — Не ждал, — покачал головой Лань Чжань. — Были дела в библиотеке.       Лицо Вэй Ина приобрело какое-то необъяснимое выражение — Лань Чжань понимал всё, кроме этого. Раньше Вэй Ин никогда так не смотрел. Это началось, возможно, в последние месяцы или полгода. И Лань Чжань сломал голову, пытаясь разгадать, что это значит.       — Ладно, — секунда, и Вэй Ин вновь знакомо улыбался. — Пойдём?       Лань Чжань кивнул. Во рту внезапно пересохло, а нос защекотало холодом. Он попытался открыть зонт, но его пальцы сгибались слишком плохо, а руки тряслись, что ничего не получалось. Он попробовал снова. И снова. Не выходило. Отчаяние, чувство беспомощности и стыда вспыхнуло внутри разжигающим ледяным ядом. Всегда ровное дыхание стало поверхностным и частым.       И тогда вдруг Вэй Ин наклонился и мягко вытянул зонт из его рук. Лань Чжань застыл. Он боялся поднять голову, боялся посмотреть на друга и увидеть в его глазах презрение или жалость. Он слышал, как Вэй Ин открыл зонт, и по его куполу тотчас застучали капли дождя. Лань Чжаню казалось, что холод воды проник в его живот, в его лёгкие, заполнил его. Он попытался сжать кулаки, но это было больно, так больно. И он так устал.       А потом, не говоря ни слова, Вэй Ин потянул его за лямку сумки к себе. И они пошли. Под ногами разлеталась брызгами вода, сверху шумел дождь. И Вэй Ин молчал, так непривычно. Это пугало. Но в то же время Лань Чжань был благодарен за то, что друг не стал спрашивать его. Он бы не смог ответить.       На светофоре они остановились.       Красные и зелёные огни отражались в стекающей по асфальту воде блестящими кляксами.       — Это красиво, правда? — голос Вэй Ина нарушил молчание. Лань Чжань едва удержался от того, чтобы не вздрогнуть. Он так и не решился посмотреть на своего друга с того самого момента, как не смог открыть чёртов зонт.       Вэй Ин, кажется, не ждал ответа.       — Знаешь, я плохо помню своих настоящих родителей, — продолжил он, и тон его окрасился в цвета мягкой грусти. — Но мама всегда любила рисовать дождь в ночном городе. Она говорила, что эти отблески, отражения огней, всё это напоминает ожившую сказку. И ещё она сказала, что, если мне будет грустно, я должен буду просто посмотреть на эти пятна света, и сразу почувствую себя лучше. Что-то в нас действительно успокаивается, когда мы смотрим на такую простую и настоящую красоту. И печаль отступает.       Лань Чжань чувствовал, как тихо плачет в его груди сердце. Он так сильно хотел обнять Вэй Ина, дать ему всё, всю свою поддержку, всё, что тот пожелает взять. И на секунду позволить себе стать слабым и отпустить свою боль.       Загорелся зелёный. И тогда тёплая ладонь Вэй Ина вдруг скользнула в холодную руку Лань Чжаня и, сплетя их пальцы, повела за собой.       Это было слишком, и Лань Чжань мог бы захлебнуться в своих чувствах. Их было так много — отчаяние, боль, страх, стыд. И счастье. Это нелепое, такое чужое для него счастье. Просто от того, что этот мальчик рядом с ним вновь не оттолкнул его, потому что держал его за руку, и его огонь отгонял яд внутри Лань Чжаня от сердца.       — Я никому не рассказывал об этом, — продолжил Вэй Ин спокойно, когда они шли дальше под сенью деревьев. Дождь здесь был тише. — Это был мой секретный способ. На случай, когда я загрущу. Но, Лань Чжань, теперь, если ты почувствуешь что-то такое, ты должен просто посмотреть на огни, увидеть, как они красивы, и тебе обязательно станет лучше. Ты не должен грустить. Ты ведь знаешь это?       Вэй Ин остановился, и Лань Чжань сделал то же самое. Он чувствовал на себе внимательный взгляд, но не знал, как поднять голову, как посмотреть в ответ. Всё-таки он был трусом. Он боялся того, что мог увидеть в лице напротив, и того, что мог сделать, поддавшись своим глупым эмоциям.       — Знаешь? — с нажимом повторил Вэй Ин. И качнул их сцепленные руки.       Лань Чжань не был уверен, что действительно знает. Он смутно помнил тепло матери, до того, как она ушла. Помнил, как Сичэнь пытался утешать его в те дни, когда он понял, что у него никогда не будет друзей, а дети обзывали его странным уродцем. Но после… Грусть всегда была частью его, он привык к ней, и она его не страшила.       — Лань Чжань.       Ладонь Вэй Ина разжалась, выскользнула, и Лань Чжань запоздало сжал пальцы, пытаясь удержать, успеть схватиться за это тепло. Но лишь сжал влажный воздух, и руку пронзило болью.       — Какой же ты упрямый, — вздохнул Вэй Ин. И его ладонь вновь вернулась, сжала руку Лань Чжаня в своё тепло. И тогда он осмелился поднять глаза.       Вэй Ин стоял там, в полумраке, с отблесками пылких красно-оранжевых огней от фонарей и затягивающим пристальным взглядом. Он был так прекрасен, так невероятен, самый волшебный из всех огней, что сердце Лань Чжаня грозило выпрыгнуть из груди. Желание прижаться, обнять, позволить этому человеку помочь ему с его грустью и болью, затопило так сильно, что Лань Чжань едва мог оставаться неподвижным.       — Вэй Ин, — его голос от молчания и прохладного воздуха сделался сухим и хриплым.       — Да, Лань Чжань?       Он не знал, как объяснить всё, что чувствовал. Как рассказать о том, что случилось с его руками. Он боялся, что такая правда разрушит эту дружбу. И он не мог потерять Вэй Ина.       — Я запомню, — тихо сказал он. И, отметив лёгкое недоумение на лице друга, пояснил. — Про огни.       Вэй Ин слегка улыбнулся, не так широко и ярко, как обычно, но робко и нежно.       — Ладно, Лань Чжань, — качнул он головой. — Пойдём домой.       И с тех пор это стало его привычкой — смотреть на огни, отражающиеся в воде. Лань Чжань искренне считал их красивыми. Но любил не за это, а за то, что так ему казалось, что он был чуточку ближе к Вэй Ину. Он ценил тот секрет, что открыл ему летний мальчик, берёг его у своего сердца. Сколько бы боли ни причинил ему Вэй Ин после, это ничего не меняло.       Уже дома Лань Чжань получил сообщение от своего брата с просьбой навестить его завтра в офисе. Ответив согласием, Лань Чжань забрался в постель, выключил свет, но ещё долго не мог уснуть, слушая не прекращавшийся за окном дождь.

***

      Глупый дождь не давал Вэй Ину уснуть всю ночь. Слишком громкий, унылый, он наводил тоску. Замотавшись в одеяло, Вэй Ин долго сидел на подоконнике, прислонившись лбом к стеклу и закрыв глаза. Пока не задремал и не свалился вниз. На грохот прибежала напуганная Яньли и утащила его в постель. Лишь её голос позволил его разуму, наконец, отключиться.       Утром никто из них не сказал ни слова о ночном инциденте. К десяти за Вэй Ином заехал Вэнь Нин, его коллега и друг. Яньли вручила ему обед, обняла и проводила до двери, передав из рук в руки.       После ночного дождя светило солнце. Вэй Ин чувствовал его слабое осеннее тепло, но радовался и этому. Вытащив из сумки солнечные очки, он быстро надел их и широко улыбнулся идущему рядом Вэнь Нину.       Его друг вместе с сестрой и их племянником только на этой неделе вернулись из маленького путешествия, и Вэй Ину снова позволили ходить на работу. Вэнь Нин присматривал за ним и был ответственным за него в офисе. Он работал там дольше, и именно он помог Вэй Ину устроиться. Вэй Ин часто шутил, что его друг младше, но всё равно заботится о нём, как старший.       — Как А-Юань? — спросил Вэй Ин, садясь в машину. Он любил племянника своего друга, тот был добрым и чудесным мальчиком. А ещё он играл на скрипке.       — Немного приболел, — ответил Вэнь Нин. — Но не волнуйся, ничего серьёзного. Он сейчас с бабушкой. Кстати, ты не возражаешь, если мы остановимся у торгового центра? Ненадолго, я только заберу кое-что, сестра просила.       — Ну, если это просьба Вэнь Цин, то я не могу отказать, — ухмыльнулся Вэй Ин. — Она нашпигует меня иголками, если я стану возражать.       Вэнь Нин негромко хихикнул. Вэй Ин отвернулся, отыскал ручку и чуть приоткрыл окно, впуская в машину свежий воздух. Ему действительно нравился этот парень. Такой добрый, наивный, Вэй Ин не думал, что такие ещё существуют на свете. И тем отчётливей был контраст между ним и его старшей сестрой. С Вэнь Цин Вэй Ин познакомился первой. И наличие у неё такого милого брата стало приятным сюрпризом.       Вскоре машина остановилась. Звякнули вытаскиваемые ключи, и Вэнь Нин спросил:       — Ты пойдёшь со мной или посидишь здесь?       — Я вылезу погреться на солнышке, — Вэй Ин отстегнул ремень.       — Оно не очень тёплое.       — Всё равно.       Вэй Ин просто радовался, что оно есть. Он всегда не любил зимы за холод и пасмурное небо, всегда скучал по солнцу. Весна была временем надежды.       Вэнь Нин ушёл. Вэй Ин оперся о крышу машины, опустил голову на сложенные руки, подставляя лицо солнечным лучам. Так легко было поверить, что сейчас не осень. Что на улице март и что скоро всё будет хорошо. Это было ложью.       Шум машин, далёкие голоса — Вэй Ин не прислушивался, когда вдруг что-то дрогнуло в нём, странно, полузабыто. Испуганно он затаил дыхание и повернул голову в сторону. Что-то было, что-то, чему он не мог найти объяснения, но его сердце вдруг сжалось без каких-либо причин. На секунду. Вэй Ин нахмурился, силясь понять.       — Я вернулся! — громкий оклик Вэнь Нина застал Вэй Ина врасплох. Странное чувство исчезло. Он обернулся, поправив солнечные очки, и широко улыбнулся.       — Отлично, А-Нин. Тогда едем?       Голос его совсем не дрожал.       Их рабочие места находились рядом, отгороженные друг от друга только тонкой пластиковой перегородкой, совершенно ненужной на взгляд Вэй Ина. Вэнь Нин принёс им чай, пока Вэй Ин надевал свои наушники.       Он работал на линии помощи и поддержки уже два года. Чтобы устроиться сюда, ему пришлось пройти полугодовые курсы, но даже этого не было достаточно, потому что в начале его никак не хотели брать. Но он устал сидеть дома без дела, он хотел снова почувствовать себя нужным, помогать людям. Хотя бы так, слушая их тихие голоса. Раз на большее он не годился. Теперь всё наладилось, и никто не собирался его выставлять. Даже если подростком он мечтал о другом, теперь он просто радовался, что у него есть хотя бы это. Жизнь не закончена, даже если не такая, как он хотел. С чего он вообще когда-то думал, что он достаточно особенный, чтобы его мечты сбылись? Миллионы людей жили тенями, так чем он лучше их? По крайней мере, он не стал бесполезным.       — Вэй Усянь, — тихо позвал его из-за перегородки Вэнь Нин. Их телефоны пока молчали, и они могли спокойно пить чай.       — А? — отозвался Вэй Ин.       — Господин Гао спрашивал про тебя. Когда ты… хочешь взять отпуск.       Вэй Ин фыркнул в чашку, и капли чая разлетелись в стороны.       — Ему всё не терпится куда-нибудь меня запрятать, — проворчал он. И уже громче ответил. — Я только что отдыхал почти две недели, пока тебя не было.       — Да, но, — из-за перегородки раздался протяжный вздох, — он говорил, возможно, ты хочешь поехать куда-нибудь.       Вэй Ин рассмеялся. Он знал, что начальник их отдела, господин Гао, недолюбливал его с первого дня, злился, что не мог его уволить, но это было уже слишком. Такое издевательство, за спиной, он даже не посмел спросить об этом Вэй Ина в лицо.       — Ах, Вэнь Нин, все в этом здании знают, что это чушь. В следующий раз можешь просто послать господина Гао. А лучше, пошли его ко мне, я сам пошлю его, куда надо.       Вэнь Нин не успел ничего сказать — его рабочий телефон зазвонил, и ему нужно было ответить. Вэй Ин вернулся к чаю, но тот стал холодным и невкусным, а желчь от слов начальника продолжала жечь горло. И лишь звонок его собственного телефона спас его от неприятных мыслей. Погружаясь в чужие проблемы, он забывал о своих.

***

      Лань Хуань уже ждал его. Ранее он прислал сообщение, в котором просил Лань Чжаня забрать по пути их обед на вынос, так как он не успевал покинуть офис. По этой причине и только Лань Чжань отпустил такси у ресторана, решив остаток пути прогуляться пешком. Тем более что погода после дождя изменилась в лучшую сторону. Чистое, пусть и едва тёплое солнце оставляло на лице свои ласковые прикосновения. Это не было похоже на жар лета или согревающие поцелуи весны, но Лань Чжаню всё равно нравилось. Он любил солнце. В детстве ему было всё равно, что за погода на улице, он одинаково принимал любую. Но затем появился Вэй Ин, вечно мёрзнущий и жаждущий солнца. И для Лань Чжаня всё изменилось. Он тоже стал ждать солнце, потому что его свет и тепло так любил Вэй Ин.       Лань Чжань забрал заказ брата и направился к офису. На светофоре он остановился, ожидая, когда загорится зелёный свет. Глаза его беспечно блуждали вокруг, не задерживаясь ни на чём конкретно. Его мысли казались расплывчатым пятном, он не мог сформулировать их даже в своей голове. Но эта пустота в каком-то роде была даже облегчением. Она не приносила радости. Но и боли тоже.       Это было хорошее утро. Мирное. Будто ночной дождь смысл все смятения, а солнце теперь зализывало оставшиеся раны. Лань Чжань даже успел поверить, что так и будет.       И вдруг что-то в груди отчаянно грохнуло, и жар, знакомый, забытый, охватил всё тело. Лань Чжань горел. Взгляд его замер, наткнувшись на человека по другую сторону дороги. Могли бы пройти десятилетия, но он узнал бы его из тысячи.       На парковке около магазина стоял Вэй Ин. Его волосы стали длиннее, шею заматывал яркий красный шарф, а в солнечных очках отражались лучи. Он стоял, опираясь на машину и улыбался, подставив лицо теплу.       О, эта улыбка столько раз снилась Лань Чжаню ночами. Он пытался ухватить её, удержать, но она исчезала вместе с Вэй Ином. Всегда. И Лань Чжань оставался один в темноте, брошенный и разбитый.       Его тело превратилось в статую, он не понимал, как сердце в груди не остановилось, а дыхание не замерло. Пальцы с силой вцепились в бумажный пакет с едой.       Это происходило на самом деле. Не сон. Не очередной кошмар. Но настоящее. Вэй Ин был здесь. Живой. Реальный. Не призрак и не тень. Вэй Ин стоял там и улыбался. Пока Лань Чжань разваливался на куски.       Ему хотелось бежать, но он не понимал, куда. Часть его хотела ринуться к Вэй Ину, обнять его, прижать к груди, услышать биение его сердца, целовать его волосы и шептать его имя, как единственное слово в мире. Но другая часть, страдающая, желала спрятаться как можно дальше, там, где её не ранят снова.       Светофор давно включил зелёный, но Лань Чжань не заметил. Все звуки и образы вокруг исчезли, погрузив его в темноту. И единственным светом там был Вэй Ин. Лань Чжань не мог отвести глаз, даже моргнуть, боясь, что всё исчезнет.       А потом Вэй Ин вдруг дёрнулся, поднял голову, обернулся и посмотрел прямо на Лань Чжаня.       Дыхание сорвалось. И сердце рухнуло в холодную пропасть. Туда, куда не мог проникнуть даже сжигающий Лань Чжаня огонь. Горло сцепило сухостью, а пальцы рук внезапно задрожали. Ледяное прикосновение пробежалось по спине. Что Лань Чжань должен был сделать? Пойти к нему? Приветствовать? Едва ли понимая, что делает, он поднял свободную руку и заторможено помахал ей.       И Вэй Ин, тот, кто всегда был добр и приветлив, кто никогда не был жесток, не ответил. Его улыбка пропала. Словно он не был рад видеть того, кого когда-то называл своим другом.       И это разбило Лань Чжаня сильнее, чем пинок в живот ботинком, чем удары линейкой по пальцам и ремнём по спине, чем неотвеченные сообщения и диалог, ставший односторонним, чем удалённая страница с их общим снимком.       Вэй Ин видел его. И Вэй Ин его не хотел. Ни в каком качестве, даже просто знакомого через дорогу.       — Я вернулся! — слишком громко воскликнул бегущий по парковке мужчина. И Вэй Ин обернулся к нему. Лань Чжань не слышал их разговора, но он видел, что тот мужчина улыбался. Забытое тёмное чувство скрутило живот. Вэй Ин и незнакомец сели в машину и уехали, даже не оглянувшись в его сторону.       Лань Чжань знал, что потерял Вэй Ина, когда тот перестал отвечать на его сообщения и звонки. Когда пропал из сети, не сказав ни слова. Когда его брат и сестра так же игнорировали попытки Лань Чжаня связаться с ними и узнать, что случилось. Он целый год не оставлял надежды. Ждал. Пытался что-то узнать. Рвался приехать, но его график был слишком плотным — учёба и концерты и так накладывались друг на друга что он спал едва ли по три часа. Но он не желал верить, что Вэй Ин мог быть так жесток с ним. Однако со временем он признал тот факт, что это случилось — он наскучил Вэй Ину. Тот, наконец, увидел, какой он скучный и нудный, и не пожелал больше тратить на него время. И всё же это оставалось догадками.       Но теперь, когда Вэй Ин был так холоден, когда так явно продемонстрировал своё нежелание даже приветствовать Лань Чжаня, всё стало предельно ясно.       Это больнее всего, когда не остаётся даже надежды.       Лань Чжань не знал, как долго простоял на светофоре, пока телефон в его кармане протяжно вибрировал. Он ответил лишь на четвёртую попытку Лань Хуаня связаться с ним.       — Слава Богу, А-Чжань! — голос в трубке был напуган. Брат редко называл его ласковым именем, лишь когда был слишком взволнован. — Что случилось? Где ты? Почему не отвечал?       — Я…       Лань Чжань замолчал, чувствуя, как вместо слов к горлу подступают странные чужеродные хрипы. Он пытался дышать, но внезапно это стало так сложно. Брат что-то говорил, но он не мог разобрать слов, пытаясь сфокусироваться на дыхании. Мир по кромкам зрения расплывался, темнел, дрожал. Он опустил руку с телефоном на грудь, пытаясь этим давлением отвлечь себя, вернуть контроль.       Это не случалось с ним так давно, что он позабыл, каково это.       А потом кто-то взял его за плечи, и голос брата зазвучал совсем рядом.       — Вэй Ин.       Он не знал, подумал ли только или произнёс вслух это имя. А затем его ладонь опустилась на чью-то грудь, он почувствовал чужое глубокое дыхание, и попытался выровнять своё с ним. Голос Лань Хуаня тихо считал. И Лань Чжань вдруг понял, что это его руки. Что это он нашёл его, разбитым и сломанным, как той ночью, когда он понял, что их мать не вернётся. И Вэй Ин не вернётся тоже. Но лишь потому, что не желает сам.

***

      Незаметно, день за днём, рабочая неделя подошла к концу. В субботу Вэй Ин вместе с Яньли, её мужем и сыном отправился в торговый центр. Пока Цзинь Лин играл в детской комнате, а его родители ходили по магазинам, Вэй Ин сидел за столиком в зоне кафе, слушал детский смех и потягивал молочный коктейль через трубочку. Возможно, стоило позвать с ними Вэнь Нина и А-Юаня. Его любимый ребёнок бы поиграл с другими детьми, а Вэй Ину было бы с кем поговорить.       Раньше он часто приезжал в этот торговый центр, в художественный магазин. Иногда, когда Лань Чжань был с ним, они поднимались в это же кафе, где Вэй Ин сидел сейчас, и отдыхали за одним из столиков. Это было хорошее время. На самом деле лучшее. Они покупали кучу вкусностей, все из которых съедал Вэй Ин. Лань Чжань обычно обходился чаем и паровой булочкой. Всегда тихий, неторопливый, он жевал медленно и молчаливо, пока Вэй Ин шумно рассказывал что-нибудь, торопливо пихая в рот еду.       Он почувствовал, как губы сами дрогнули в лёгкую улыбку от этих воспоминаний. Это не было больно, и Вэй Ин позволил себе погрузиться глубже.       Как-то пару раз, когда они сидели в этом кафе, к их столу подходили девушки и, страшно смущаясь, хотели познакомиться. Вэй Ин всегда игриво улыбался в такие моменты и флиртовал. Но Лань Чжань сразу же закрывался и начинал собираться. Должно быть, он стеснялся внимания красивых незнакомок. К тому же, Вэй Ин знал, что его другу всегда было сложно сходиться с людьми, он чувствовал себя некомфортно с чужаками. Интересно, нашёл ли он сейчас себе ту, что смогла разбить его прочные стены и занять его сердце?       В редких интервью, что Лань Чжань давал за эти годы, он всегда с ледяной непробиваемостью игнорировал вопросы, касающиеся личной жизни, и вскоре его перестали спрашивать. Единственное, на что он отвечал, это то, что касалось музыки, выступлений. И ничего иного. Журналистам так же не удалось выведать ничего самим. Но с момента окончания школы прошло много лет, Лань Чжань и тогда был подобен божеству, наверное, сейчас от него вовсе не отвести глаз. Разве может такой человек быть один? Его сердце, так надёжно спрятанное, но такое огромное, как никто заслуживает любви.       Улыбка померкла, и Вэй Ин обхватил руками стаканчик и опустил голову на стол. Эти мысли вызвали в нём необъяснимую, такую неправильную печаль. Лань Чжань с кем-то ещё. Кем-то, кто сможет заставить его улыбаться. Кто согрел его сердце, кто любит его, кого любит он. Кто-то, кто сумел привлечь его внимание и стать центром его мира.       Вэй Ин не должен был сожалеть. Не имел права на эти мысли, не мог быть эгоистичным. Лань Чжань давным-давно должен был начать двигаться дальше. Ему нельзя быть одному. Он пропадёт. Должен быть кто-то, кто будет беречь его не только от мира, но и самого себя, от его одиночества, от грустных навязчивых мыслей, от его дяди, в конце концов. Кто-то, кто позволит Лань Чжаню быть собой и будет любить его, не пытаясь исправить, воссоздав свой идеал. Кто позволит ему быть свободным и летать так высоко, как он может. Потому что Лань Чжань уже совершенен. Вэй Ин не видел его иначе. То, как робко он всегда улыбался, чуть нерешительно, будто боялся, что его накажут за излишнее проявление эмоций. Как открывался, медленно, как самый поразительный цветок. Как теплел его холодный взгляд при виде Вэй Ина. Как он умел слушать, по-настоящему, внимательно, чутко, как всегда помогал, поддерживал. Как смешил. Умный, талантливый, добрый. Как терпел боль.       В жизни Вэй Ин встречал немало плохих людей. Тех, кто обижали его и его близких. Кто творили ужасные вещи. Омерзительные. Низкие. Страшные. Но ненавидел он лишь одного человека. Лань Цижэня.       — А-Сянь! — издалека позвала его Яньли. Вэй Ин поднял голову и обернулся на голос.       — Шицзе! — радостно помахал он рукой. — Вы уже закончили?       Ладошка сестры нежным касанием легла на его плечо. Вэй Ин тотчас прильнул к ней щекой, наклонив голову. И Яньли тихо рассмеялась на это.       — Я пришла за вами с А-Лином, — ответила она. — В детском отделе есть такие славные курточки. Но нужно померять, подойдут ли они. Сюань пока выбирает новый фильтр для кухни, а после мы зайдём за продуктами и сможем ехать домой.       — О, — потянул Вэй Ин и поднял голову. — Шицзе, зачем мне идти? Я посижу здесь, когда закончите, заберёте меня.       Ему действительно не хотелось толкаться по магазинам, чувствуя, как все смотрят на него. И, пока Яньли будет помогать А-Лину мерять одежду, он будет только мешать. Да и среди полок с едой он станет только тормозить семью. Им вечно придётся с опаской на него оглядываться.       — А-Сянь, — он чувствовал колебания сестры, — мне кажется…       — Шицзе, — Вэй Ин поднял руку и накрыл ей ладонь сестры на своём плече. — Всё будет хорошо, правда. Я могу остаться здесь один и ничего не натворить, обещаю. Просто купи мне картошки. И ещё один коктейль. Так будет лучше, ты же знаешь.       Он выпустил свою самую проникновенную и убедительную улыбку. Несколько мгновений ответом на это была лишь тишина. И затем Яньли потрепала его по плечу и издала крошечный вздох поражения.       — Ладно. Но если что, ты сразу же позвонишь мне.       — Конечно.       Вэй Ин прекратил улыбаться, показывая, что совершенно серьёзен. Он понимал опасения сестры, но ему так хотелось ещё немного посидеть здесь. Самому. Тем более, когда альтернативой этому было толкаться в магазине.       — Пойду тебе за едой, — рука шицзе на плече пропала. Вэй Ин вновь повернулся к столу и сжал свой полупустой стакан.

***

      Лань Чжань редко выбирался в центр из того района города, где жил и работал. Лишь для встречи с братом или чтобы купить что-то для магазина. В эти выходные он лично отвозил заказ для художественной школы, оплатившей доставку, одолжив машину у Сичэня. Лань Хуань всё ещё смотрел на него слишком внимательно и обеспокоенно после того, что случилось на днях, но Лань Чжань не желал об этом говорить. Когда он рассказал, что случилось, первое, что предположил его брат, так это то, что он просто ошибся, и человек на парковке не был Вэй Ином.       К субботе Лань Чжань уже и сам сомневался в том, что видел. В любом случае, он старался не думать об этом, с головой погрузившись в работу в школе и в магазине. Несколько раз на неделе его телефон звонил, настойчиво, досадливо, но Лань Чжань успешно игнорировал этот номер — он знал, кто это и чего от него хотят, и не собирался менять своё мнение. Ответив решительным отказом в первый раз, он не планировал передумать. Какие бы деньги ему не сулили с той стороны сигнала.       Доставив коробки с разными принадлежностями для рисования в школу, Лань Чжань решил заехать в торговый центр, в тот художественный магазин, куда он ходил с Вэй Ином подростками. Здесь, гуляя между полок, таких же, как и годы назад, он мог почти поверить, что вернулся назад и что сейчас его друг с переполненными восторгом глазами выскочит из-за другого стеллажа, размахивая какими-то особыми красками или кистями, и его улыбка согреет сердце лучше любого огня.       Но призраки прошлого навеки остались тенями.       Купив несколько красивых футляров для кистей и мастихины, Лань Чжань сложил их в сумку и направился к выходу. Но что-то, будто невидимая сила, задержало его у эскалатора. И смех лучшего друга, вырвавшийся из детства, беззаботный, родной, неуловимой музыкой позвал за собой. Туда, наверх, где толкались среди столиков люди.       И Лань Чжань последовал за ним. Даже несуществующий, этот голос манили его, привязывал к себе и не отпускал.       В зоне кафе появилось несколько новых прилавков, но Лань Чжань на автомате направился к тому, что привык. Получив свой заказ — зелёный чай и булочка, он обернулся и огляделся в поисках места. Ещё школьниками он и Вэй Ин любили отдыхать здесь. У них даже был «их» столик. Они всегда старались занять его, если он был свободен. Вэй Ин каждый раз так радовался, как ребёнок, когда им удавалось сесть на те же места, что и всегда. Он разваливался на стуле, сбрасывал свои вещи рядом и смотрел на Лань Чжаня своими большими яркими глазами, полными жизни, огня, лета. Ждал, пока друг усядется тоже, и лишь тогда начинал есть. Даже если был очень голоден, он не приступал, пока не мог удостовериться, что всё в порядке с ними обоими.       По привычке взгляд Лань Чжаня сразу направился туда. И в этот раз ему не повезло — столик был занят. Спиной к нему там сидел, чуть сгорбившись, будто под тяжёлой ношей, мужчина в тёмно-синем свитере. Длинные волосы были небрежно связаны в высокий хвост. На соседнем стуле неаккуратно смятой лежала чёрная куртка, а на спинке висел, почти касаясь пола, широкий красный шарф. На столике лежала коробочка с картошкой, и стояли два стакана с молочным коктейлем.       На секунду Лань Чжаню показалось, что он вернулся во времени, в прошлое, и это Вэй Ин сидит там и ждёт его. Как и прежде не приступая к еде в одиночестве.       У мужчины на парковке тоже был красный шарф.       На этот раз Лань Чжань не потерял способность двигаться. Решительным шагом он направился к столику, слабо контролируя свои действия. Разум уступил сердцу, и у него не было сил это исправить.       Он чертовски устал поступать правильно. Его сердце стонало все эти годы, и он жаждал найти покоя.       Около человека он замер, глядя на его спину, такую знакомую, и такую чужую, и сердце его всё-таки остановилось.       Даже если это кто-то другой, если это ошибка, и Лань Чжань просто выдаёт желаемое за действительное, он бы не простил себя, если бы ничего не сделал, как там, на улице. Он верил, что сможет жить дальше, отпустив прошлое, но ошибся. Он застрял там, откуда не было выхода. Не понимая — почему? Ему просто нужно было знать ответ на этот вопрос. Почему всё так получилось?       — Вэй Ин, — позвал он огрубевшим, сухим голосом.       Человек за столиком резко вздрогнул, стул под ним дёрнулся, громко стукнув об пол. Лань Чжань перестал дышать, когда он медленно, скованно обернулся.       Воздух резко проник в лёгкие через приоткрывшиеся губы, пронзив их острой болью.       Это был Вэй Ин. И его глаза, его прекрасные глаза, всегда полные живого огня и света, были мёртвыми.