Песня о лете.

      Концерт в Пекине прошёл успешно. Лань Чжань выступил с несколькими композициями один, после в трио с другим скрипачом и виолончелистом и в оркестре. Им громко аплодировали, когда в конце они всей большой командой музыкантов вышли на поклон, но Лань Чжань слышал и ощущал всё это будто со стороны. Он казался себе опустошённым и замороженным, словно это не он вовсе стоял на сцене, а лишь кто-то, похожий на него. Его мысли ускользали и растворялись в ничто, и мир вокруг едва ли задевал его сознание. Он, не задумываясь, выполнял какие-то команды, играл музыку и не чувствовал её. Она перестала быть частью его души. Что-то в нём безвозвратно умерло. Без шанса на воскрешение.       Вернувшись за кулисы, Лань Чжань первым делом проверил свой телефон. Ни одного пропущенного звонка или сообщения. Пустота. Он не знал, почему до сих пор надеялся на что-то, когда этот крик — «Убирайся!» — не переставал звучать в его голове.       Он и его чувства были не нужны. И он должен был смириться с этим. Но, вновь погревшись в огне улыбки Вэй Ина, он острее ощущал возвращение в своё морозное одиночество. Но разве это было так неожиданно? В этом холоде он жил всегда.       Каждый день он звонил в больницу в Мёнхенгладбахе, чтобы узнать о состоянии Вэй Ина. Ему отвечали лишь потому, что так договорился дядя. Без него ничего бы не вышло, и Лань Чжань снова остался бы в неведении. Но теперь он каждый день слышал подтверждение, что Вэй Ин в порядке, что хорошо кушал и принимал лекарства. Его готовили к операции, назначенной на конец недели, и Лань Чжань мог только представлять, как его лучший друг переживал. Он и сам едва ли находил себе место. Но люди, чужие, неважные для него люди, смотрели на него, и он был им обязан. Поэтому он крепче сжимал скрипку и делал то, что от него ждали.       После концерта в вестибюле его встретил Лань Хуань. С братом вместе ждал его друг Не Минцзюэ и Хуайсан.       — Прекрасное выступление, Ванцзи! — первым похвалил Не Минцзюэ, вручая ему пышный букет из пионов. Лань Чжань с кивком головы принял цветы. Он знал, что сыграл неважно, не так как раньше. И Сичэнь, судя по тревожному, сочувствующему взгляду — тоже.       — Привет, — из-за спины своего старшего брата помахал рукой Хуайсан и как-то странно посмотрел на него. Лань Чжань задумался, знал ли он о том, что случилось между ним и Вэй Ином. В конце концов, он дружил и с семьёй Цзян. Общался ли он с ними? Звонил ли? Возможно, он ещё несколько часов назад слышал голос Вэй Ина в телефоне, а, может, даже смотрел на него по видеосвязи.       Горло сжалось. Хуайсан был из того мира, где жил Вэй Ин. И куда Лань Чжаню больше не было дороги. Он смотрел на младшего из братьев Не, желая спросить так много, узнать от друга Вэй Ина, как тот на самом деле. Не сухой отчёт медсестры, а слова того, кто слышал всё из первых уст. Кто был и будет рядом, на стороне Вэй Ина всегда. Кому Вэй Ин может доверять. Но слова застряли в горле, увязли в каком-то липком, бесформенном сгустке тошноты и горечи, и Лань Чжань не мог произнести их.       Хуайсан отвёл взгляд и, уставившись в телефон, начал что-то печатать.       — Ванцзи, мы заказали столик в ресторане, — произнёс Сичэнь. — Ты посидишь немного с нами?       — Отпразднуем твоё триумфальное возвращение на сцену, — ухмыльнулся Не Минцзюэ. И Лань Чжань понял — он не знал. Сичэнь не сказал ему. Нечего было праздновать. Но отказаться сейчас означало оставить брата. Лань Хуань смог прилететь лишь на несколько дней, и Лань Чжаню он был нужен, потому что он не знал, как вынести самому то, что чувствовал.       Разбитое сердце всё равно причиняло боль. Любовь, которой не может быть. И Лань Чжань знал, что, сколько бы ни прошло лет, для него не будет иного пути. Он никогда не сможет полюбить кого-то ещё. Для него всегда будет лишь Вэй Ин. Даже если сам он больше не нужен. В конечном счёте, если к Вэй Ину вернётся зрение, оно того стоило. О большем Лань Чжань и не просил.       Когда Вэй Ин снова будет видеть, он сможет получить всё, что заслуживал. Посмотреть мир, вернуться к рисованию, творить, создать свой дом и семью. Он будет, наконец, счастлив, и расколотое сердце Лань Чжаня обретёт покой.       Всю дорогу до ресторана Лань Чжань провёл на заднем сидении машины рядом с Хуайсаном. Тот не отлипал от телефона, то улыбаясь, то сдержанно хихикая, и Ванцзи так и не решился спросить его про Вэй Ина.       Мягкий снег неторопливо кружился в свете фонарей, когда автомобиль остановился, и Лань Чжань первым выбрался наружу. Подняв голову, он уставился на пролетающие белые хлопья. И вдруг… услышал.       Они пели. Кружась и падая, они напевали тихую манящую мелодию без слов. И в ней звучала радость короткой жизни и чувство приближающейся смерти. Падение, ведущее к неминуемому удару и концу. И всё же в ней не было скорби и плача. Только чистая светлая грусть от того, что счастье так скоротечно.       Лань Чжаню казалось, что кто-то невидимый подошёл к нему, чтобы вырвать лёгкие. Он почти захлебнулся от фиктивного ощущения заполняющей грудь крови.       Он не слышал музыку в окружающем его мире так давно. Больше четырёх лет он жил в тишине, потеряв свой дар. И сейчас, почему-то из всех времён именно сейчас, когда он не мог играть, потому что душа его была слишком пуста и разорвана, он снова услышал. Насмешка судьбы.       Холод прицепился к кончикам пальцев и начал карабкаться вверх, к локтям. Лань Чжань не попытался стряхнуть его. Закрыв глаза, он позволил снежинкам падать на его лицо, таять на тёплой коже и капельками воды замирать на щеках и скулах.       Он снова слышал музыку природы, но предпочёл бы вновь оглохнуть для неё. Больше она не была ему нужна. Он не хотел играть. Он желал оставить скрипку и никогда больше к ней не прикасаться.       — Ванцзи, — рука Сичэня легла на его плечо. Лань Чжань открыл глаза, на секунду перед ними подпрыгнули разноцветные пятна, и повернул голову. Братья Не уже ушли в ресторан, оставив их вдвоём под оранжевым светом фонаря. Вэй Ин бы сказал точно, как называется этот оттенок, но Лань Чжань не знал.       — Он в порядке, — ответил Лань Чжань. — Готовится к операции. Сегодня взяли новые анализы и провели ещё одно обследование мозга.       Сичэнь кивнул.       — А как ты? — спросил он с беспокойством в глазах. Лань Чжань немного помолчал, прежде чем вспомнил:       — Ещё два концерта здесь, а потом мы летим в Шанхай.       Лицо брата смягчилось. Игра теней и света делала его так похожим на лицо матери из детских воспоминаний Лань Чжаня.       Она всегда гладила его по голове, когда держала на коленях, целовала в щёчки и дразнила. Лань Чжань, маленький и глупый, смущался и дулся. И она смеялась. Он помнил, как мама всегда просила его улыбнуться для неё. Помнил, как отчаянно пытался, но у него не получалось. Он не знал, как. Он помнил её лицо, укрытое тенями и оранжевым приглушённым светом, измождённое от болезни, но полное любви, когда видел её в последний раз.       — Я спрашивал не об этом, — Сичэнь мягко поджал губы, продолжая смотреть на него. И Лань Чжань признался:       — Не знаю.       У него не было достаточно слов, чтобы объяснить то, что он чувствовал внутри, весь тот хаос разрушенного мира, изодранной Вселенной и пустой души. Он не владел красноречием, чтобы описать это вслух, чтобы кто-то мог понять его. Но это был его старший брат. Тот, кто всегда слышал больше, кто знал, кто умел его читать.       — Всё пройдёт, — успокаивающе произнёс Сичэнь. — Вот увидишь, А-Чжань, всё наладится. Он позвонит тебе, обязательно. Ты всё ещё его лучший друг.       Лань Чжань сомневался.       — Он не простит меня, — честно сказал он о том, что не покидало его мысли. Сичэнь нахмурился.       — За что тебя прощать? — искреннее удивление прозвучало в его голосе. — Что такого ужасного ты сделал, что должен быть прощён?       «Я влюбился в него, — подумал Лань Чжань. — Я люблю его, и из-за этого наша дружба сломалась. Я тот, кто всё испортил. Я нарушил своё слово. Я обманул его. Солгал».       — Ванцзи, — Сичэнь покачал головой, — ты не должен так думать. Вэй Усянь поймёт, что был неправ. Ты всё ещё нужен ему. Он свяжется с тобой. Одно признание, одна ложь не могут изменить годы вашей дружбы. А если смогут, то он не стоит тебя.       Неправда. Вэй Ин стоил всей Вселенной. Это Лань Чжань никогда не был его достоин. Но он не стал спорить. Просто не хотел. Сичэнь, кажется, тоже. Глубоко вздохнув, он кивнул подбородком в сторону ресторана.       — Пойдём, нас ждут.       — Мгм, — согласно промычал Лань Чжань и пошёл за братом.       Они посидели вчетвером совсем немного, когда телефон Хуайсана зазвонил, он, взглянув на экран, расплылся улыбкой, извинился и ушёл. Лань Чжань ждал, когда он вернётся, репетируя в голове вопросы про Вэй Ина, но тот лишь забежал, чтобы ещё раз принести свои извинения и попрощаться, и умчался, не переставая болтать по мобильному. Лань Чжаню показалось, что уже издалека он слышал имя Цзян-сюн.       Сичэнь остался с Лань Чжанем ещё на два дня. Его присутствие помогало отвлечься от плохих мыслей. И, хотя те догоняли, стоило братьям разойтись по своим номерам в гостинице, это всё равно было лучше, чем слушать их целый день без остановки.       В пятницу, когда Вэй Ину делали операцию, у Лань Чжаня был ещё один концерт. Он опоздал на свой первый выход, дважды ошибся в одной песне и перепутал музыку, с которой выступал с остальными, а после на его скрипке порвалась струна, и он не смог закончить выступление. Лишь за кулисами, спрятавшись ото всех в углу, поджав колени и закрыв лицо руками, он понял, что всё это время не переставал дрожать.       Он всегда умел брать себя в руки, заглушать свои чувства и эмоции, скрывать их за непробиваемым фасадом. Но теперь у него не получалось. Что-то было сильнее его.       Он должен быть не здесь. Он должен быть с Вэй Ином в самый важный для того день.       Но Вэй Ин сказал ему: «Пошёл вон», и Лань Чжань ушёл.       Его менеджер целый час читала ему сердитые наставления за то, что он ошибся, но Лань Чжань не слушал. Просто кивал. Он знал, что всё испортил. И с Вэй Ином, и здесь. И понимал, что не может отказаться от выступлений, что обязан продолжить их без срывов. В этом вопросе у него не было выбора.       Весь вечер он бродил по городу, не желая возвращаться в клетку своего номера, где убийственной тяжестью на него давила пустота. Среди людей, таких же шагающих по улицам, он чувствовал себя не так одиноко. Между домами носился, напевая, ветер. Лань Чжань старался игнорировать его беспокойный тревожный гимн. Музыка больше не приносила ему ни счастья, ни удовлетворения. Только глухое, жгучее раздражение. Она царапала его душу, соскребая корочки со шрамов, вцеплялась своими коготками и тянулась куда-то глубже, к той дыре, что оставило сердце.       Лань Чжань не выпускал телефон из рук и время от времени зажигал экран, чтобы убедить свой запутавшийся разум, что он не пропустил звонок. Ему обещали сообщить, когда операция закончится, и он ждал.       В полутёмном парке было немного людей, когда ноги привели Лань Чжаня туда. Прогуливаясь по дорожкам, он ощутил, как холод внутри него радуется, встречая похожий холод снаружи. Но Лань Чжаня не пугала плохая погода. Только мороз внутри, который больше не уходил. Но это было знакомое чувство. Оно жило в нём с самого детства, со смерти матери. Вэй Ин прогнал его своим огнём, но Ванцзи всегда знал, что однажды оно вернётся.       Около пруда Лань Чжань остановился, и взгляд его замер на воде. Ещё не было достаточно холодно, и водоём не замёрз полностью, лишь по краям покрывшись тоненьким льдом. Рыжие яркие фонари отражались в тёмной глади подвижными расплавленными кометами.       «Лань Чжань, теперь, если ты почувствуешь что-то такое, ты должен просто посмотреть на огни, увидеть, как они красивы, и тебе обязательно станет лучше, — прозвучал в его голове тихий голос из прошлого. — Ты не должен грустить. Ты ведь знаешь это?»       Но теперь даже взгляд на танцующие в воде огни не приносил облегчения. Даже за те пять лет в одиночестве Лань Чжань не чувствовал себя настолько далеко от Вэй Ина. Будто они жили в разных мирах. Словно их дружба оказалась только его ночным сном. Несбывшейся мечтой. Вэй Ин научил Лань Чжаня летать. Но без него Лань Чжань не знал, как это делать. Его крылья оказались обрезаны, и он падал, чтобы разбиться. Может, в глубине тёмных вод и утопленных в них огней он найдёт свой покой.       Изо рта вырвалось облачко пара. Лань Чжань поднял голову и отыскал в чёрном небе тусклые звёзды. Здесь, в большом городе, их свет едва был заметен.       «Пожалуйста, — подумал он, обращаясь к этим далёким искрам, — прошу, верните Вэй Ину его зрение. Пусть всё пройдёт хорошо, пусть он снова будет видеть. Пожалуйста».       Звёзды не могли ему ответить. Но Лань Чжань знал, что не перестанет бороться, если ничего не получится. И пусть Вэй Ин никогда не примет его помощь и не хочет его знать, он сделает всё, чтобы вернуть ему то, чего он лишился по чужой вине.       Мир был несправедлив к его другу. И Лань Чжань собирался это исправить. Вэй Ин всегда, всю жизнь боролся за истину, защищал слабых, помогал другим. Даже когда ослеп, он не остался сидеть дома и из всех вариантов выбрал тот, в котором выслушивал несчастных людей, заменял их плохие мысли хорошими. Точно так же, как когда-то сделал с Лань Чжанем.       — Вэй Ин.       Пальцы Лань Чжаня едва заметно дрожали, когда он держал правую руку Вэй Ина в своих. Костяшки друга были красными, кожа содралась, и неистово яркая красная кровь выступила на свежих ссадинах.       — Зачем?       Стараясь подавить тремор, Лань Чжань аккуратно, чтобы не причинить большей боли, вытирал кровь бумажной салфеткой. Всё внутри него трепыхало, словно это он только что сцепился с Вэнь Сюем — старшеклассником и хулиганом. Какой-то новый страх заставлял его сердце стучать слишком часто. Он не испытывал подобного прежде.       — Всё в порядке, Лань Чжань.       Голос Вэй Ина звучал будто песня. Лань Чжань поднял на него глаза и увидел, что друг смотрит на него, и его губы освещает улыбка.       — Мне не больно.       Лань Чжань не поверил. Он примчался лишь под конец драки — впервые в жизни он нарушил школьное правило, запрещавшее бегать, но, услышав, что происходит, не мог просто идти. Вэй Ин всегда был беспокойным мальчишкой, Лань Чжань привык к этому за два года их дружбы. Но то, что он увидел, не было обычной дракой. Вэнь Сюй заканчивал школу, был выше, сильнее, старше и куда злее. Если бы не вмешались другие выпускники, неизвестно, во что бы всё это превратилось.       Стерев кровь, Лань Чжань вытащил из сумки бутылку с водой и полил на руку Вэй Ина. Тот невольно дёрнулся.       — Прости, — сразу же прошептал Лань Чжань. Вэй Ин только издал весёлый смешок, будто вся эта ситуация забавляла его.       — Нормально.       Высушив воду, Лань Чжань достал из кармашка в сумке чистый голубой платочек и максимально бережно обвязал им чужую руку. Пальцы его на мгновенье задержались на получившемся узелке. Не решаясь поднять глаза, он тихо повторил свой вопрос:       — Зачем, Вэй Ин?       Прозвучал протяжный вздох. А затем Вэй Ин небрежно вытянул свою руку, и пальцы Лань Чжаня остались застывшими в воздухе. Что-то странное кольнуло в сердце. Он не понимал себя.       — Этот придурок сказал кое-что плохое, — ответил Вэй Ин сердитым тоном. — Я не мог его не ударить и сделал бы это снова. И сделаю, если он опять откроет свой грязный рот.       Лань Чжань сжал пальцы и опустил руку. И лишь после этого осмелился посмотреть на друга. Тот выглядел действительно разозлённым, ноздри раздувались от гнева, а глаза горели. Редко он становился таким.       — О тебе? — вопрос сам слетел с языка. — О твоей семье?       Вэй Ин показательно фыркнул и покачал головой. Поднеся руку к лицу, он взглянул на платок и пробежался по кончикам узелка пальцами.       Нет. Лань Чжань не понимал. Если не ради своих брата или сестры, то для чего Вэй Ин полез в драку с заведомо более сильным противником, рискуя серьёзно пострадать? Что задело его так сильно, что он злился до сих пор?       — Лань Чжань, — Вэй Ин поймал его взгляд и улыбнулся. В его глазах тотчас запрыгали озорные огоньки. — Сегодня ночью обещали звездопад. Пойдём на речку, смотреть?       На секунду Лань Чжань растерялся, сбитый внезапной сменой темы разговора. А затем в его голове вспыхнула картинка, где он и Вэй Ин сидели на диком пляже и смотрели на звёзды, и он почувствовал, как необъяснимо нагреваются уши. Поспешно он отвёл взгляд.       — Дядя, — в горле возник комок, — не разрешает выходить после девяти.       — Да, я помню, — ответил Вэй Ин. — Просто спросил. На всякий случай. Но если передумаешь, я буду там, где мы обычно купаемся. А сейчас мне пора. Мы с Цзян Чэном и шицзе идём в кино. Пока, Лань Чжань.       Вэй Ин одарил его солнечной улыбкой, левой рукой подхватил свою сумку и убежал, оставляя за собой огненный след. Лань Чжань смотрел в его удаляющуюся спину и не знал, как остановиться. Не только в этот момент, а в принципе. Что-то в нём изменилось, он ощущал себя по-другому. Новые незнакомые чувства вспыхивали в нём, когда он видел Вэй Ина или даже просто думал о нём. Не похожие на то, что было прежде. Он не понимал, и не у кого было спросить. Они пугали его своей силой и интенсивностью, своей неизвестностью. Его жизнь была расписана с детства, в ней не было места отклонениям, сюрпризам, желаниям. Пока не появился Вэй Ин. И за эти два года он что-то разбудил в Лань Чжане. Что-то посеял в его душе, сам того не зная. Но эти новые чувства не только вызывали страх, но и притягивали к себе так сильно, что невозможно было сбежать от них. Это было похоже на падение. Захватывало дух. И никто не мог сказать, что ожидало впереди — дно ущелья или полёт к звёздам.       Ночью Лань Чжань никак не мог уснуть. Мысли его кружились около горячей улыбки друга, он пытался отбросить их, отпустить, медитировать, но ничто не работало. Голова гудела, а сердце отчего-то ныло. Пролежав так до полуночи и не сумев сомкнуть глаз, Лань Чжань сдался. Стараясь не шуметь, он выбрался из постели, оделся и, спустившись вниз, выскользнул из дома.       Он понимал, что, если дядя узнает, беды не избежать. Но тёплый ветер звал его за собой весёлым смехом Вэй Ина, и Лань Чжань оказался слишком слаб, чтобы устоять. Его мир пошатнулся, и правила больше не были на первом месте.       Вэй Ин сидел около воды, задрав голову кверху, и его лицо в тусклом звёздном свете казалось мистическим. Словно он был русалкой, выбравшейся на берег, чтобы полюбоваться небесными огнями.       — Вэй Ин, — позвал Лань Чжань, пробираясь к нему по песку. Ноги путались, и движения становились немного неуклюжими. Вэй Ин услышал, обернулся, и даже его улыбка казалась не той, что днём. Будто в ней тоже ожила магия сирен и фей.       — Ты всё-таки пришёл, Лань Чжань, — друг легко похлопал рукой по песку рядом с собой. — Садись скорее.       — Мгм.       Они устроились рядом — ближе, чем Лань Чжань подпускал к себе кого-либо, даже брата и дядю. На его памяти лишь мама была настолько в его пространстве. Но отчего-то он совсем не возражал. Ему было тепло и уютно, и сердце плавилось от этого огня.       — Вэй Ин, — Лань Чжань повернул голову, чтобы видеть профиль друга. — Вэнь Сюй сказал что-то плохое обо мне.       Он не знал, как пришёл к этому выводу, но ему казалось, что он прав. Под светом солнца он бы не решился на такое смелое предположение, но здесь, где их видели лишь звёзды, он нашёл в себе решимость спросить. Поверить, что он может быть кому-то важен настолько, что тот станет его защищать.       Вэй Ин не повернул голову. Крошечная полуулыбка скользнула по его губам, и он быстро покачал головой.       — Никто больше не скажет о тебе плохо. Никогда, — произнёс он твёрдо. И Лань Чжань понял, что прав. Горло сразу же сжалось. Он собирался сказать «спасибо», но не нашёл свой голос. Но Вэй Ин, кажется, и не ждал никакой благодарности. Должно быть, это и есть настоящая дружба.       И Лань Чжань вдруг осознал, что счастлив. Даже если впереди его ждёт наказание и боль, если собственные чувства страшат его, это всё неважно. Отчего-то судьба решила, что он заслуживает такого светлого, яркого и доброго человека, как Вэй Ин, она подарила ему друга, и ради моментов с ним Лань Чжань был готов вынести что угодно.       Он поднял голову и взглянул на далёкие огни звёзд. Они мерцали своими колючими лучиками, подмигивали, смеялись. И пели. Они пели, и Лань Чжань слышал их волшебную таинственную музыку в голове. Это было прекрасно.       — Лань Чжань! Смотри!       Вэй Ин вскинул руку, указывая в небо. Всего лишь мгновенье там пронеслась и сгорела яркая звезда. Короткий миг её след рыжим всполохом разрезал темноту неба и пропал.       — Видел?       Вэй Ин повернул голову, и у Лань Чжаня перехватило дыхание. Огни в глазах друга были прекраснее всех звёзд на небе.       — Мгм.       — Я загадал желание. А ты? Успел?       Лань Чжань знал, что звёзды не отвечают на молитвы, не исполняют желания, они только небесные тела в миллиардах световых лет отсюда. Но Вэй Ин верил. И рядом с ним Лань Чжаню тоже хотелось.       — Мгм, — признался он. Вэй Ин хитро ухмыльнулся.       — Что ты попросил? — с любопытством спросил он, быстро облизнув губы. Лань Чжань лишь покачал головой.       — Нельзя говорить, — выдохнул он. Вэй Ин рассмеялся.       — Точно. Иначе не сбудется.       Он снова обратил взор к небу, и Лань Чжань последовал его примеру. Глядя на звёзды он думал о своём желании — был лишь миг, чтобы загадать его, и он выпалил первое, что пришло в голову: чтобы Вэй Ин всегда был его другом.       Телефон зазвонил так внезапно, что Лань Чжань чуть не выронил его. На экране высветился тот самый долгожданный номер, и, задержав дыхание, он ответил.

***

      Лань Чжань знал, что операция прошла, и Вэй Ина ждал долгий, непростой процесс восстановления. Он всё ещё звонил в больницу каждый день в одно и то же время. И так же не переставал чего-то ждать. Быть может, часть его верила Сичэню, надеялась, что Вэй Ин свяжется с ним. Пусть не сразу, но найдёт в себе силы для ещё одного разговора. Пускай последнего, но Лань Чжань безумно сильно хотел ещё раз услышать его голос без криков и ненависти. Чтобы заглушить в голове не прекращающееся «Убирайся!».       Только Вэй Ин не звонил и не писал. Ни он, ни его брат или сестра. Однажды, набравшись смелости, Лань Чжань сам позвонил ему. Он слушал гудки, пока те не прекратились, и это было лучшим ответом. Достаточным, чтобы он понял — его не хотели ни в каком качестве. Он был лишним. Чужим. И ненужным.       И, хотя он продолжал ежедневное общение с медсестрой, он прекратил ждать.       Почти через месяц брат внезапно скинул ему какую-то ссылку. Пройдя по ней, Лань Чжань увидел новую страницу Вэй Ина в интернете и его первый пост, написанный с опечатками и кучей смайликов: «Я вернулся! Всем добра!» Лань Чжань долго смотрел на эту надпись, не зная, что чувствует — облегчение или боль. Он не добавил Вэй Ина в друзья, но сохранил его страницу в закладках. И посещение её каждый день стало его новой привычкой.       Страница Вэй Ина быстро заполнялась его забавными сообщениями, и однажды там появилось фото улицы, сделанное из окна. Лань Чжань решил, что это вид из его палаты и отчего-то чуть не расплакался. Он сам не понимал, почему этот простой снимок так добил его. Но порой, если держишься слишком долго, заглушая чувства, любая мелочь может тебя сломать.       В конце декабря одна из его коллег, игравшая на фортепияно, пригласила его на ужин. Она всегда была доброй и приветливой с ним, и он согласился. Они провели приятный вечер вместе, беседуя об искусстве, философии и литературе, и в конце она встала на цыпочки и поцеловала его. А затем намекнула, что не против второго свидания.       Лань Чжань никогда не приглашал её и не подходил к ней во время репетиций, и продолжения не было.       В начале января они отправились на север, и бушующая там настоящая зима стала для Лань Чжаня облегчением. Часами после репетиций он ходил по заснеженным улицам, пока холод снаружи не становился сильнее того, что жил внутри, и пальцы не окрашивались в пугающе фиолетовый цвет. Тогда он возвращался в номер и проводил время за чтением книг или статей. Перед сном он доставал из чемодана фоторамку, что когда-то стояла у его кровати, а теперь он возил её с собой. Ту, с которой улыбались Вэй Ин и он сам в окружении пушистых кроликов. Казалось, что это было из другой жизни. Раньше его талисманом, успокаивающим сердце, была шкатулка матери. Он отдал её Вэй Ину и вряд ли посмеет когда-нибудь попросить вернуть назад.       Из-под его смычка всё так же выходила лишь мёртвая музыка. Хотя он и не ошибался больше во время выступлений.       Перед праздниками Вэй Ин выложил фотографию двух игрушечных кроликов, сопроводив её тремя смайликами-сердечками. Увидев её, Лань Чжань сразу закрыл ссылку и несколько дней не мог заставить себя вернуться на его страницу. Этот снимок был словно издёвкой над его израненными чувствами. Видеть, как Вэй Ин дарит кроликов кому-то другому было слишком болезненно. Лань Чжань всегда думал, что это их символ. Но, видимо, так считал он один.       В феврале их группа выступала в Корее. И к Лань Чжаню на выходные прилетел Сичэнь. Они не виделись с того самого первого концерта, и Лань Чжань был действительно рад встрече. Но ещё больше он удивился, когда увидел вышедшего следом за братом из машины дядю.       Это был напряжённый разговор. Лань Цижэнь признался, что сожалеет о том, как поступил с Вэй Ином. Он попросил прощения и выразил надежду на то, что однажды сможет его заслужить. Лань Чжань не знал. Он никогда не держал обиды на дядю за свои шрамы и унижения, за себя самого. Но, когда дело касалось Вэй Ина, всё менялось. Что-то в нём вспыхивало, дрожало и кипело, словно оживало чудовище, готовое разорвать на части любого, кто причинит его другу боль.       Но дядя заменил им с Сичэнем отца. И ради брата, ради своих мёртвых родителей и тех хороших воспоминаний, что были, Лань Чжань должен был попытаться его простить. Не сразу. Он знал, что на это потребуется немало времени. Может, вся жизнь. И дядя всё понял.       — Я подожду, Ванцзи, — торжественно заявил Лань Цижэнь. Но глаза выдавали его разочарование и печаль. — Столько, сколько потребуется. Знай, что ты всегда сможешь ко мне обратиться.       «Стоя на коленях?» — пронеслось в голове Лань Чжаня. Но он слышал искренность в голосе дяди и решил не усложнять и без того непростые отношения. Он слишком устал что-либо чувствовать — как любовь, так и ненависть, и хотел немного штиля в этом шторме.       — Мгм, — вместо этого просто кивнул он. Сичэнь, стоявший за спиной Лань Цижэня, улыбнулся с гордостью. И Лань Чжань знал, что поступил правильно. Брат очень переживал из-за их конфликта. Может, вся эта встреча была только ради него, потому что и сам Ванцзи, и Лань Цижэнь любили его и не хотели, чтобы он переживал из-за их разногласий.       Наутро дядя должен был вернуться домой — его ждали пациенты. А Лань Хуань задержался. После репетиции он и Лань Чжань гуляли по городу, вместе поужинали. Сичэнь упомянул, что слышал от Не Минцзюэ, что его младший брат улетел в Германию на несколько дней, навестить друга.       — Он так и не позвонил тебе? — тихо прозвучал вопрос.       Они отдыхали в номере — Лань Чжань занял широкое кресло, а Лань Хуань диван напротив.       — Нет.       Сичэнь вздохнул.       — Мне очень жаль, Ванцзи.       Лань Чжань только покачал головой. Это неважно. Его чувства не имеют значения. Он это переживёт. Главное, чтобы там, в Германии, ничего плохого не случилось.       — Ты всё ещё звонишь в больницу каждый день? — спросил брат. Лань Чжань снова повернул голову из стороны в сторону.       — Вэй Ина перевели в реабилитационный центр. Это не в городе, — ответил он. Но ему обещали, что, если что-то случится, если пойдёт не по плану, любое отклонение, ему сразу же позвонят. И, хотя он не мог не беспокоиться, регулярные посты на странице Вэй Ина в сети его немного успокаивали. В основном это были короткие записи или смешные комментарии. Редко — фотографии. Никогда Вэй Ин не выкладывал себя.       Однажды сообщение на странице Вэй Ина появилось глубокой ночью. Оно гласило «Скучаю по тебе» и сопровождалось тремя смайликами скрипки. На мгновенье Лань Чжань подумал, что это о нём, и чуть не выронил телефон. Лишь после, когда первый шок и туман покинули разум, он понял, что это об А-Юане. Его догадка подтвердилась, когда днём в комментариях появился ответ Вэнь Нина — «А-Юань скучает по тебе тоже».       Но в ту ночь Лань Чжань долго не мог уснуть — в его сердце, словно последняя искра жизни, бился, горел тот короткий миг, когда он думал, что Вэй Ин скучал по нему. Это было несколько секунд, и он даже не успел почувствовать счастье — лишь щемление в груди. А после — падение сердца вниз. Глупый, глупый Лань Чжань.       Он и сам скучал по Вэнь Юаню. И по своим другим ученикам. По магазину. Квартире. Кроликам в контактном центре. Но ни по кому так сильно, как по Вэй Ину.       После Кореи они отправились в Тайланд. Здесь было много солнца, и Лань Чжань знал, кому бы здесь точно понравилось. Он снова пытался написать музыку, но у него не выходило. Он всюду таскал с собой ноты своей новой, так и не законченной песни, надеясь, что внезапно на него нахлынет вдохновение. Но напрасно. Листы лишь сминались от бесконечного перекладывания из сумки в папку и обратно, но так же оставались не заполнены.       Когда он начал писать эту песню, он был счастлив, потому что Вэй Ин вернулся в его жизнь и стал ещё ближе, чем до расставания. Он писал о любви и счастье, о возродившейся надежде, о мечте и о лете, вновь пришедшем к нему. Но сейчас он потерял всё это. И ноты не складывались. Не получалось, потому что всё ушло. Он больше не переживал те чувства, что вдохновляли его в тот раз.       На второй неделе марта их музыкальный коллектив вернулся в Китай, и гастроли перешли в завершающую фазу.       Лань Чжань с головой погрузился в работу. Он прекратил заходить на страницу Вэй Ина и ждать его звонка. Вместо этого он впервые задумался о том, что будет делать дальше, когда этот этап его жизни подойдёт к концу. Он знал уже давно, что не вернётся на сцену вновь. Этот раз стал исключением потому, что у него не было выбора. Но больше нет того, что бы заставило его поменять решение. Всё получилось в итоге. Когда последний концерт завершится, он будет свободен.       И так же, как год назад, когда он сбежал после Бразилии, у него не было места в этом мире. Не было ничего. Только чистый лист.       В родном городе его ждали брат, дядя и ученики. А ещё — воспоминания, способные убить. И Лань Чжань знал совершенно точно, что не хочет туда возвращаться. Не в этот раз. И, может, теперь никогда.