***
— Теперь разделитесь на пары для выполнения проекта. Александр с тоской оглядывает кабинет. Лафайет уже сидит с Маллиганом; ни Лоуренса, ни Анжелики, ни даже Бёрра здесь нет — все они в выпускных классах. Что же делать? Может, Элайза? Они не особо общались, но всё же… Гамильтон ещё раз смотрит на одобрительно кивающего Вашингтона и уже направляется к смущённой девушке, но на пути встаёт высокая фигура в чёрной джинсовке. — Куда собрался, м? Этот голос он узнал бы из тысячи остальных приторных нахальных голосов. Томас наклоняется к Александру и шепчет в самое ухо: — Ну же, детка, не ломайся. Будет лишний повод заскочить ко мне. Коротышка краснеет до кончиков волос. Как он его сейчас назвал? — Джефферсон, ты охренел? Отвали! Буду делать проект с тем, с кем захочу! — Гамильтон возмущённо шипит в ответ, не решаясь повышать голос в окружении одноклассников. Глаза напротив недобро сверкают: — Откажешься сейчас — откажешься навсегда, Гамильтон. На них уже оборачиваются люди, Вашингтон встаёт из-за стола и направляется к ним, Мэдисон за спиной Томаса презрительно хмыкает — всё вокруг обратило своё внимание. — Ладно! Только перестань так делать, нас заподозрят! — Что-то не так? — учитель встревоженно обращается к Александру, но тот только делает непринуждённый вид и отвечает: — Всё в порядке, мистер Вашингтон. Мы решили объединить силы в этом проекте, как видите. — Рад это слышать, Александр, — он всё ещё растерянно смотрит то на Элайзу, то на довольного Джефферсона. — Если будут какие-то вопросы, — Вашингтон делает выразительную паузу, глядя на Гамильтона, — обращайтесь. — Конечно, сэр, — вступается Томас и совершенно по-дружески приобнимает нервно улыбающегося Александра за плечи. Учитель ещё раз оглядывает странную компанию и отходит к своему столу. Иммигрант тут же скидывает наглую руку с плеч. Джеймс легко кивает Джефферсону и обращается к Скайлер: — Не окажете мне любезность поработать над данным проектом в паре со мной? — Разумеется, — Элайза потерянно смотрит на столь же потерянного Гамильтона и вежливо улыбается новоиспечённому напарнику. Что задумали эти свободолюбцы? Остаток урока Александр честно пытался сосредоточиться на речи учителя и прочтении текста афиш, несмотря на прожигающий его взгляд Томаса. Слава Богу, что на уроках Вашингтона были разрешены разговоры — в общем ровном гуле их тихое противостояние было почти незаметно. Само его нахождение рядом, еле слышное дыхание, нечаянные тычки под партой — всё было слишком. Джефферсон будто специально доводил его до точки кипения. Правда, Гамильтон и сам не понял — злости или неловкого возбуждения. — Что читаешь? — спрашивает так, будто ничего необычного не происходит. — Не твоё дело, — бормочет Александр и отодвигается от практически нависающего над ним напарника. — Опять ваши федералистские бумажки? Ну-ну. Не устали по двести раз одно и то же переписывать? Игнорировать. Просто игнорировать. — Будешь игнорировать меня, тебе же хуже. Он же не вслух это сказал, какого чёрта? — Га-а-амильтон, — издевательски тянет Томас и придвигается ещё ближе. Он хочет, чтобы все вокруг узнали? Что за придурок! — Прекрати, ты нас спалишь, идиот! Вирджинец усмехается, но всё же возвращается на свою территорию. Буквы перед глазами плывут в непонятном мареве. Наконец звенит спасительный звонок. Дышать становится резко легче, когда Джефферсон небрежно закидывает рюкзак на плечо и уходит. — Александр, задержись на минуту, пожалуйста, — Вашингтон даже не отрывает взгляда от бумаг, подзывая Гамильтона к себе. Кабинет быстро становится пустым, и иммигрант, успокаивающе махнув друзьям рукой, садится перед учительским столом. — Я сделал что-то не то, сэр? — Напротив. Я хотел отблагодарить тебя за прошлую статью. Она очень помогла в привлечении общественности к проблеме толерантности в нашем округе. И, насколько я помню слова мистера Лафайета, вы собирались сделать агитации в виде афиш? — Да, сэр. Они почти готовы, нам осталось лишь отредактировать и пустить в печать. — Можно взглянуть? Александр вытягивает из папки черновики и протягивает Вашингтону. Тот, нахмурившись, внимательно вчитывается в текст. — Вы договорились с республиканцами? — Не совсем. Просто решили не конфликтовать и быть каждому на своей территории. Учитель улыбается и легко кивает: — Это очень хорошо. Первый шаг — самый сложный. Если ты с мистером Джефферсоном найдёшь общий язык, это будет просто прекрасно. Однако, — он отдаёт листы обратно Гамильтону, и улыбка его гаснет. — Ты не думаешь, что текст вышел очень уж… агрессивным? Это только накалит ситуацию. Да и афиши — слишком открытый метод, может привлечь нежелательное внимание от директора. Одно дело — твои анонимные публикации на стенде, совсем другое — быть в ответе за свои слова. Александр стыдливо краснеет: он практически не помнит содержание. — Поэтому я Вам и сказал: он ещё не отредактирован. У нас появился новый участник, она только учится работать со статьями, — иммигрант тут же убирает черновики куда подальше. — Но потенциал очень большой, даже без помощи республиканцев мы сможем добиться переворота, сэр! — Мисс Скайлер? — Да, как Вы узнали? — Она давно высказывает свои радикальные идеи и, учитывая дружбу с тобой, Анжелика — хорошая возможность развить деятельность. Но иногда она бывает слишком вспыльчива. В любом случае, — Вашингтон кладёт руку на плечо Гамильтона, — я возлагаю очень большие надежды на вас, молодой человек. И уже очень горжусь всеми вами. — Спасибо, сэр, — Александр тепло улыбается в ответ. — Ну, беги, догоняй друзей, не буду больше задерживать. — До свидания, сэр! — Гамильтон хватает рюкзак с папкой и выбегает из аудитории.***
Джеймс плотно закрывает дверь на два полных поворота ключа и отходит к столу, набирая номер. Долгие гудки. Никто так и не берёт трубку. Мэдисон раздраженно вздыхает, ждет ровно минуту и набирает номер снова. Наконец, на другом конце линии слышен весёлый голос: — Джейми! Прости, только домой пришёл, не видел твоего звонка. Как жизнь? — Прекрасно, Томас, если ты прекратишь лгать хотя бы мне. Ты опять под чем-то? — Джеймс перекладывает наточенные карандаши, пытаясь не вспылить. — С чего ты взял? — из трубки слышно тихое хихиканье. — Ла-а-адно, тебя не проведешь, мистер всезнайка. Ты что-то хотел? — Много чего хотел, но ты меня не послушаешь. Во-первых, где дело на Гамильтона? Ты обещал собрать его еще вчера, — Мэдисон делает паузу. Телефон молчит. — А во-вторых, что за цирк ты устроил на уроке? Мы так не договаривались. Я сделал все по плану — Скайлер не помешает. В свободное время делай с ним что хочешь, только не привязывайся, а на виду общественности, будь так добр, держи себя в руках. Мне не нужны лишние слухи. — Конечно, мамочка, — язвит Томас, усмехаясь. — Какие могут быть слухи? Всё как обычно ведь, просто немно-о-ого ближе, — отвечает Джефферсон и, приглушив микрофон, рявкает: — Лорд! Слезь со стола! — он вновь обращается к Джеймсу: — А насчет привязанности не волнуйся даже. Это недоразумение меня вряд ли зацепит чем-то. Мэдисон устало опускается на стул. — Учитывая твое настроение в последнее… — Джейми, — голос становится угрожающе-низким. — Мы не будем об этом говорить. У меня всё в порядке. — Разумеется, — Джеймс снисходительно хмыкает. — Ладно, не будем. Но дело принести ты мне должен. И покорми уже свою собаку. — Она не моя. Дело отдам завтра в школе, сойдет? — А ты успеешь? — Ты еще сомневаешься в моих силах? Джейми, я разочарован! — в голосе вновь слышны нотки веселья. — В твоей способности это сделать в данном состоянии я сомневаюсь. И расплатись с Рейнольдсом. Он тёмная лошадка, у таких долгов лучше не заводить. — Сам знаю, — огрызается Джефферсон. — Расплачусь, как только смогу. Лорд! — Мне пора, Томас. Надеюсь на твою совесть, — Мэдисон не может сдержать легкой улыбки и качает головой. — Покорми его уже, иначе он и на голову тебе залезет. — Да-да, до связи, — из телефона слышится шорох и звонкое тявканье, — Все будет в лучшем виде! Пока! — короткие гудки. Джеймс кладёт телефон на стол и прикрывает глаза. Если его расчёты верны… Нет, поскольку его расчёты верны, Томас должен заинтересоваться и войти в доверие к Гамильтону, после чего компромат на него можно будет использовать для обезоруживания главаря федералистов на решающем заседании. Возможно, придется пожертвовать репутацией Томаса. У партии Гамильтона просто не будет голосов. Цель наконец будет достигнута на самом главном и последнем шаге. Он достаёт из ящика несколько чистых листов и аккуратно затачивает уже острый карандаш. По крайней мере, у Мэдисона есть запасной план и свой человек в тени, если капризный друг решит действовать по-своему.***
Александр захлопывает крышку нагревшегося от работы ноутбука. Всё. Афиши готовы. Анжелика явно не постеснялась в выражениях для свободолюбцев, в особенности — для Джефферсона. И это видел Вашингтон, Боже... Пришлось убрать эту красоту для показа серьёзности их намерений — удивительно, что Лафайет не тронул эту часть текста -, но смысл он сохранил. И, конечно, оставил для себя черновик. Распечатать отдельно для одного вирджинца. Гамильтон довольно усмехается и тянется, разминая затекшие мышцы. Что ещё? Новая статья, эссе по истории, проект по праву… О, чёрт. Уже завтра — он быстро смотрит на часы — нет, сегодня: всего через семнадцать часов ему придется идти к дому Джефферсона и работать над проектом. Вместе. Даже звучит странно: лидеры оппозиционных групп будут вместе разбирать Декларацию прав человека. Сидеть в одной комнате, одни, совсем одни… Он отгоняет всплывающие в воображении картинки, крепко зажмуриваясь, и резко встаёт; в глазах тут же темнеет. У них ведь оставался ещё кофе? Геркулес уже давным-давно спит, накрывшись двумя одеялами и повернувшись к стене. Александр стоит в одной футболке и домашних трико, уже давно привыкший к сквознякам из окна. Его кровать совсем пустая — ни подушки, ни одеяла. Все вещи плотно упакованы в походный рюкзак. Мало ли что может случиться. Сколько ни говорил ему сосед по комнате разложить всё по-человечески, Гамильтон упорно стоял на своём, готовясь к худшему. Слишком велик и печален опыт, заставивший понять это. Александр выходит из комнаты, стараясь тихо закрыть дверь, но та всё равно предательски поскрипывает. Маллиган даже не шевелится. Видно, много заказов было на работе. И всё-таки лёг спать вовремя. Как Геркулес умудрялся совмещать здоровый образ жизни, работу и хорошую учёбу для Гамильтона было настоящей загадкой. Один раз Александр даже попытался лечь в десять вечера и распланировать дела на следующую неделю, но всё полетело в тартарары на следующий же день. Отчего-то невыспавшийся Гамильтон перепутал документы, уже разложенные на «свои» места, и не успел сдать сочинение по литературе дотошному Адамсу. После этого случая он даже и не пробовал жить по расписанию. Наверно, каждому своё. Интересно, а как живёт Томас? Мучается от бессонницы или просыпается в шесть утра по будильнику? Гамильтон прогоняет мысли о назойливом вирджинце — слишком часто он думает о нём в последнее время. Да и как не думать о том, чьё присутствие уже кружит голову, заставляя забыть обо всём, не говоря уже о политике? Весь его властный, самоуверенный вид, бархатный голос, которым тот бессовестно пользовался для привлечения в свою группировку вкупе с ораторским талантом, и дьявольски-хитрые глаза — всё в нём завладевало разумом, не давая и шанса на спасение. Чёртова знаменитость. Сексист. Республиканец. Нахал. А люди всё равно тянутся к нему, как мотыльки на свет пламени. Александр, наверно, совсем сумасшедший мотылёк, раз позволил пламени охватить его целиком в ответ. Гамильтон достаёт свою чёрную кружку и насыпает несколько ложек растворимого кофе. Заглядывает в холодильник — молока нет. Придётся пить с противными одноразовыми порциями сливок из сервисного центра Маллигана. Хоть Джон и Геркулес были категорически не согласны с Жильбером, Александр понимал, что француз абсолютно прав в своих рассуждениях. Не мог коротышка с огромными мешками под глазами и противоположными убеждениями вдруг привлечь внимание самого привлекательного парня всей школы. Кого вообще мог привлечь Гамильтон, за исключением того таинственного отправителя письма? Он вырос из детских сказок с принцами на белоснежных конях и волшебной любовью. Джефферсон — просто чёрствый манипулятор и льстец. Да ничего хорошего в нём нет! Наверняка живёт в богатстве и просто развлекается игрой в политику. Обворожительный придурок. Александр заливает кипятком кофе, вдыхая насыщенный горький аромат. Уже бодрит. А впереди ещё статья, эссе и… Он беспомощно ударяет кулаком по столешнице и тихо шипит от саднящей боли, потирая ладонь. Никуда не сбежать от него. Только стоять под этими высокими стенами и гадать, что за ними творится, в этой странной душе.