Книжный лепесток

      Высшая математика прошла сегодня не так скучно, как всегда. Профессор, по непонятным причинам, не пришёл, и поставили замену — энергичного молодого преподавателя. Он хоть и выглядел на лет двадцать, но был достаточно опытен и студенты с удивлением отметили, что высшая математика может быть и не скучной.       Благодаря тому, что пара была интересна, Гин не приставала с расспросами к Дазаю, который оттягивал этот момент, как никогда, ибо долго держать от неё что-то в секрете было невозможно.       Но самое удивительное произошедшее сегодня — это появление Шиджо в университете. Конечно, однокурсники сразу столпились вокруг и стали расспрашивать: «Где бы?», «Правда, что твою сестру убил Чуя, а не Рюноске?» и тому подобное – но Шиг всё нагло игнорировал и вскоре, все от него отстали.       Пара по музыке также заставила полностью отвлечь Акутагаву от этой истории. Как ни крути, а эта пара была одной из лучших в университете.       Но всё-таки время бежит, как сумасшедшее и поэтому прямо сейчас однокурсники сидят на обеде. — Мне вчера звонил Сакуноске, спрашивал, не у меня ли снова Дазай, — как бы невзначай проронила Гин. — Я даже не буду спрашивать, знаешь ли ты где Чуя или нет. Я знаю это и думаю, что ты его покрываешь.       Как ни крути, а Акутагава была довольно умна и сообразительна, и провести её было сложно. Не зря же у неё «отлично» по всем предметам. — Ты права, — наконец произнёс Осаму, — и я надеюсь на твоё молчание.       Гин кивнула. — Я не верю в то, что Накахара убил Шизуко. Все мы знаем, что он вспыльчив, но никто не замечал, что его передёргивает от одного вида крови. Он слишком слабохарактерный для убийства, — вынесла вердикт Гин, а Осаму подумал, что если кому-то из близких Чуи будет угрожает опасность, то тот сможет выстрелить.       Литература Японии прошла слишком напряжённо. Сакуноске не раз строго глядел на Осаму, а иногда просто прожигал его взглядом, что не осталось незамеченным Гин. После уроков, Ода попросил Дазая остаться. — Я так понимаю, ты сейчас идёшь к нему? — спросил он, складывая учебники в сумку.       Осаму кивнул. — И мне тебя отговорить не получиться? — Нет, — решительно произнёс студент.       Сакуноске устало потёр лоб. — Хорошо, но только смотри, чтобы не было хвоста.       Ода махнул рукой и вышел из аудитории.

***

— Привет, — неловко произнёс Дазай, когда Чуя открыл дверь. — Привет, проходи.       В комнате ничего особо не изменилось, но стало как-то свежее. Осаму провёл по комоду пальцем. Ясно, Чуя весь день убирался. — Как в университете? — Накахара пытался хоть как-то скрыть нервозность и теребил край рубашки. Из его головы никак не вылетают их поцелуи. Вроде бы ничего особенного, но хотелось испытать это чувство ещё раз.       Дазай пожал плечами. — Нормально, Шиг пришёл. — Шидж? Удивительно. Он же человек, который не очень любит общение, а тут пришёл, зная, что на него все набросятся. — Он тоже умён, — нехотя признал Дазай. — Когда я раньше… сотрудничал с ним, то всегда был на стороже. — Сотрудничал? Раньше? В каком смысле?       Осаму вздохнул и начал снимать рубашку: — Что ты думаешь за бинтами?       Дазай оголился до пояса: стали заметны порезы, глубокие царапины и шрамы. — Ты сам говорил, что это твои неудачные попытки покончить с жизнью, — Чуя поднял бровь, хотя внутренне торжествовал, ведь Дазай хочет открыться ему. — Не только.       Тонкие пальцы стали умело разматывать бинты, параллельно развязывая тоненькие узелки. Шрам за шармом стали появляться на коже, отчего Чуя пугался больше. Что ещё он хочет показать? Что может быть хуже этого?       Дазай повернулся. На спине была ярко-чёрная татуировка дерева, с сухими ветвями и мёртвыми корнями. Накахара поразился, как это он не заметил её тогда, в домике парка. — Знаешь что это? — произнёс студент. — Нет, — бесцветным голосом ответил Чуя. — Это метка мафии. У всех, кто вступил в неё должна быть татуировка. — Так вот, откуда у тебя столько денег. — Да.       Накахара подошел к Осаму и начал медленно изучающе водить пальцами по спине, повторяя линии дерева. Он хотел заменить холод, исходящий от этого рисунка, своим теплом и, если не забрать, то разделить всю ту боль, которая была принесена этой татуировкой.