В кармане две деньги, Хватит на пиво, А значит, мы живы, А значит, нас любят.
Гэвин спихнул с себя андроида и сел. Хотелось есть, а еще сильнее — закурить. — Ты куда мои сигареты дел? — Пора возвращаться в участок, — андроид надел футболку. — Иначе ты окончательно разучишься строить причинно-следственные связи. Он зачесал волосы назад небрежным жестом. — Зачем бы мне прятать сигареты, а потом говорить тебе, «куда я их дел»? — RK900 приподнял уголки губ, наблюдая, как Гэвин, морщась, натягивает шорты. — К тому же, отказ от этой пагубной привычки только пойдет тебе на пользу. Никотиновая зависимость снижает качество жизни, сокращая ее продолжительность на десять лет, и создает огромное количество сбоев в человеческом организме. — Сбои у тебя, жестянка, — ухмыльнулся Гэвин и вздохнул, понимая, что придется идти в душ. — И я не собираюсь бросать курить: все равно не планировал прожить так долго. — Средняя продолжительность жизни курильщика — 68,6 лет. — Я знаю. Гэвин вышел из комнаты. Ему хотелось глотнуть свежего воздуха, и он открыл окно, подставляя покрытые липкой испариной плечи августовскому бризу. — Эрка, — окликнул Рид, не оборачиваясь. — За мной остался вопрос. — Верно. Андроид не приближался, и Рид был благодарен ему за это больше, чем должен был бы. — Тогда скажи мне… Когда ты стал девиантом? — Уровень глюкозы в твоей крови понижен. Тебе стоит поесть. Гэвин кивнул, но не сдвинулся с места. RK900 ушел, и Рид услышал, как загудела микроволновка. Гэвин отвлекся от потока машин и медленно поднял голову. Небо обрушилось на него, сминая. Гэвин не шелохнулся, терзаемый ощущением, что его проткнули сотни ледяных игл. Он рассматривал новые ссадины — следы самолетов, — гадал, какой идиот придумал выражение «небесная твердь», потому что небо безвольно провисало, царапаясь о крыши высоток. Вспоминал, как голодно на него смотрели глаза цвета расплавленного серебра утром, цеплялся взглядом за острые шпили небоскребов, — зачем люди только стремятся ввысь? Очевидно, чтобы было больнее падать, — и в груди ядовитым цветком распускалась боль. *** Глаза заливала вода. «Уходи». Андроид смотрел на него, не моргая, его диод был даже не желтым, и это выбешивало Гэвина. «Уходи, RK900». Андроид дернулся. Он мог стерпеть «жестянку», «тостера», «углепластикового придурка», но название модели резануло по слуховому модулю отточенной издевкой. Гэвин не обернулся, когда за спиной тихо притворили дверь, только сжал кулаки — если бы RK хлопнул ею, было бы проще. Из горла вырвался смешок. Нет, не было бы. Гэвин съел все, что RK положил в тарелку, не чувствуя вкуса. Надел майку, а потом — толстовку. Ему было холодно. Он бездумно щелкал каналами, пока от звука телевизора не начало подташнивать. Голубое сияние экрана возвращало Гэвина в больницу, и снова казалось, что комната — единственный уцелевший уголок разума в мире, дрейфующий в сером слепом мареве. Только теперь Гэвин был в ней один. Гэвин повернул вентиль, и спину обожгло кипятком. «Я не хотел, чтобы эта печать ложилась на тебя». Он упёрся руками в стену, царапая кафель ногтями. Не хотел, но заклеймил больше, чем мог бы. «Мало, что отражает всю мерзость нашей природы, как имя». Однако была такая вещь. Вы можете дать фикусу имя, но это не сделает его человечнее. Чувства — другое дело. И у RK900 они были. «Когда ты стал девиантом?» Гэвин знал ответ. Не-девианты не сидят круглосуточно в палате напарника, отгоняя кошмары. RK закоротило, когда Гэвин истекал кровью на его руках. Единственное существо, к которому он не испытывал отвращения, в силу того, что тот не был человеком. Он умудрился потерять и это. Он разрушал все, к чему прикасался. Блестящий андроидский разум лежал в руинах из-за чувств, которые вызвал он, Гэвин. Рид чувствовал себя грязным, но от этого нельзя было отмыться водой. *** На кровати лежали аккуратно сложенные вещи. Гэвин не удержался и поднес футболку к лицу. Он не позволил себе задуматься, на каком основании RK выбрал именно ее. Футболка пахла только самим Гэвином и немного — стиральным порошком. Ведь у андроидов нет запаха. Телефон булькнул, оповещая о сообщении.«Капитан Фаулер сказал, что с завтрашнего дня вы можете приступать к работе в департаменте».
Гэвин не хотел отвечать. Гэвин хотел бросить мобильник в стену. Гэвин хотел просидеть остаток жизни дома. Гэвин знал, что не сможет и на третий день одиночества пустит себе пулю в голову: сколько бы его не воротило от людей, от себя было куда более тошно. Он заставил онемевшие пальцы напечатать «хорошо».