cypher 8

Пальцы, по обыкновению украшенные массивными кольцами, зарываются в мокрые от пота красные волосы. Плечи напряжены, мышцы четко очерчены, по медовой коже, покрытой черными узорами, стекают крупные капли, серые найковские джоггеры сползли с худых бедер и демонстрируют резинку брендовых трусов с широкой надписью «Calvin Klien». Хосок тяжело дышит, хватая ртом спертый воздух, его грудная клетка быстро поднимается и опускается. Спрайт шумно сглатывает скопившуюся от такого зрелища во рту слюну, встает с деревянного пола, чтобы подойти к своему парню поближе. Когда до него остается пару шагов, сильная рука притягивает ее к горячему телу, и третий сипло шепчет в проколотое в нескольких местах ухо: — Моей малышке понравилось? — Его дыхание обжигает кожу и заставляет волосы на затылке шевелиться. Все три окна открыты нараспашку, тюль шевелится от прохладного ветра, попадающего в помещение. Одно из зеркал разбито в нижнем углу ближе к полу, они запотели, и отражения в них совсем не видно. В комнате витает запах пота и сигаретного дыма, девушка курила прямо в классе, и несколько окурков вместе с кусками пепла лежат у входной двери. Старые колонки покрыты тонким слоем пыли, звук, исходящий из них, не самый чистый с помехами и перебоями. — Да, проверишь? — Спрайт встает на носочки и припадает губами к открытому рту Чона. Все её мысли затмило желание, но краем сознания она чувствует, как большие ладони парня подхватывают ее под тощие ягодицы и девушка повинуется, обхватывая его талию стройными бедрами, обтянутыми сеткой колготок, кожу на разбитых коленях тянет глухой болью, но пятая не обращает на это внимания. Хосок на вкус как кровь и пот, у Спрайт зеленый язык после недавно побывавшего в ее рту чупа-чупса. Парень посасывает его и кусает, желая причинить легкую боль, девушка вскрикивает, цепляясь тонкими пальцами за жесткие волосы на затылке. Корни слегка отросли, являя миру родной черный цвет. Они целовались в центре комнаты, но неожиданно спина Спрайт столкнулась с гладкой поверхностью зеркала, по коже, не защищенной ничем, при встрече с прохладой стекла, пробежала волна мурашек. — Я хочу тебя, — Хосок спускает лямку черного кружевного лифчика с хрупкого плеча, на коже остался красный след от надавившей резинки. Он целует открывающиеся ему пространство, завитки татуировок, некоторые из эскизов, которых он рисовал сам. — Хоби, у нас нет резинок, — царапая короткими ногтями кожу на спине, выстанывает девушка. — Я купил сегодня, — руки третьего забираются под ситцевую ткань юбки и с силой до белых следов сжимают задницу девушки, в нескольких местах, покрытую синяками. — Тогда не медли, — Спрайт прижимается еще плотнее, ёрзая в руках Чона. Его эрекция такая сильная и болезненная, что перед глазами появляются темные пятна. Тело девушки в его руках настолько податливое, знакомое и желанное, что терпеть становится практически невозможно. Грубые пальцы стягивают сетку колготок вместе с черным бельем, юбка задирается, оголяя красивую женскую фигуру. — Хосок, прошу, быстрее, — Она отпускает его шею и тянется к завязкам на болтающихся на бедрах штанах, давая свободу его возбуждению и поглаживая вставший член, размазывает выступившую на головке смазку. Парень тихо рычит сквозь стиснутые зубы, проводит пальцами по гладко выбритому лобку с выбитой на нем надписью «собственность Чон Хосока». То, что происходит между ними – навсегда. Отношения, начатые по приколу, переросли в такие глубокие и сильные чувства, которые намного мощнее зависимости от сигарет, наркотиков или алкоголя. Если раньше Хосок хотел от этой девушки только тело, то теперь ему важны и вечера в трупарне, и выкуренный на двоих косяк, и разделенный после него поцелуй. — Сейчас, я обеспечу нам отсутствие детей, — Третий, вынув из фольги презерватив, все еще одной рукой прижимая Спрайт к зеркалу, другой раскатал по своей эрекции латекс. Парень, вернув руки на упругие ягодицы, вгрызается зубами в бледную шею, покрывая ее багровыми отметинами. Хосок входит в Спрайт, внутри она горячая и влажная. Девушка громко вскрикивает, цепляясь за плечи, и прижимается, не оставляя между ними ни миллиметра. Чон шумно дышит ей в шею, оставляя ряд мокрых поцелуев. На стекле остаются следы от его рук, по классу раздаются стоны, выходящие за пределы помещения и эхом отдающиеся в пустом коридоре. Они двигаются навстречу друг другу быстро, агрессивно, почти больно. Каждый хочет скорее кончить, потому что сейчас не такой случай, когда секс должен быть нежным и неторопливым. Когда движения Хосока становятся более рванными, а дыхание хриплым, Спрайт видит перед глазами фейерверки и чувствует, как член парня дергается внутри, выталкивая сперму порциями. Чон опускает ее ноги на холодный пол, они дрожат и подкашиваются, девушка упала бы, если бы не стена рядом и руки Хосока, придерживающие ее. — Давно не дрочил на гетеро порно, — звучит хриплый давно прокуренный голос первого, — Спасибо, — Спрайт смотрит на лицо лидера сайфера, на бледной коже кровь, будто бы кто-то специально размазывал ее пальцами, губы, искривленные гримасой недовольства, опухли и потрескались в мясо. Она делает вывод, что Юнги только что дрался. И ей даже неинтересно кто этот несчастный. — Думал, ты уже съебался отсюда, — Хосок поправляет спущенную им же лямку лифчика. — Не, задержался, — Шуга вынул косяк из-за уха, закуривая. Сизый дым пополз к потолку, пожарной сигнализации в их школе никогда не было, что играло всему сайферу на руку, — Хули, поехали на Френч-Брод, второй и четвертый заняли трупарню. — Но в лесу еще сыро из-за дождя, — несмотря на свои слова, Спрайт натягивает кожаную куртку поверх кружева, едва прикрывающего грудь. — Тебе ли не похуй, — Юнги уже вышел из класса, шлепая подошвой тяжелых ботинок. Он постучал по краю самокрутки, стряхивая пепел на каменный пол коридора. — Ей похуй, — Хосок взял за руку девушку и подхватил лежащую возле двери биту, выходя вслед за первым. Его ладонь была влажной и горячей от пота. Спрайт крутила в пальцах ключи от его машины.

666

Ашвилл накрывают густые сумерки, возле берега реки совсем темно, потому что фонарей на этом илистом пляже нет. От ветра по воде идет мелкая рябь, играющая в свете луны желтоватыми бликами. Днем было не жарко, поэтому вечером наступила настоящая прохлада, из-за которой, в совокупности с нахлынувшими эмоциями, Тэхена начала бить крупная дрожь. Запястья, выглядывающие из-под ткани школьной рубашки, покрылись мурашками. Тэхен вытирает последние слезы, оставшиеся на щеках, холодными пальцами и втягивает носом воздух, пропахший сигаретами и чем-то спиртным, крепким, мужским. Большая тяжелая ладонь все еще находится в его волосах, массируя кожу головы и перебирая темные пряди. Возможно, это можно назвать заботой, которую парень никогда не чувствовал от чужого человека. Ким встает с чужих колен и отряхивает их от чего серого, видимо, пепел упал на черную ткань, а потом смотрит в сторону своего неожиданного компаньона. Он видит черные блестящие в темноте глаза и бледную кожу, выделяющуюся из неё на молочных кистях множество чернильных узоров, переплетающихся в замысловатые картины, и одна на шее, так заинтересовавшая Тэхена. Тигровая лилия. Парень смотрит на растрепанные ветром волосы и проводит по ним тонкими пальцами, потом тихо шепчет: — Почему она? — Его и без того грубый голос слегка хрипит, Тэхен морщится от его звучания. — На моем теле много чего, но только этот и шесть имеют смысл, — Чонгук припадает к жестяной банке, только что стоящей на земле, похлебывая дешевое пойло, — Я всегда был один. — Почему шесть? – Ким снова убирает растрепавшиеся пряди за уши, в сумерках и так плохо видно, а тут еще волосы закрывают обзор. — Потому что шестым вступил в сайфер, — Чон проходится языком по губам, слизывая с них алкоголь, и смотрит на Тэхена снизу вверх, — Чего стоишь? Я привел тебя на самую удобную лавочку в этом городе, — Парень опускает взгляд на доски, с которых краска слазит кусками, а под ней виднеется гнилая влажная древесина, на надписи, покрывшие ее, и на пару сухих листьев, лежащих у бедра Чонгука. Он морщит нос и отрицательно мотает головой: — Не хотелось бы запачкать брюки, мне в них завтра еще в школу идти. — Тогда падай на колени, — Чон похлопал себя по ноге, приглашая, — Сидел же уже, — Тэхен, подумав всего секунду, опускается на бедро парня, покрытого татуировками. Он чувствует под собой сильные мышцы, появившиеся то ли от тренировок, то ли от постоянных драк, и жар, исходящий от его тела. Чонгук не пахнет чем-то приятным, его запах — это пары спирта, никотина и немного пота, кожа под тканью черной куртки быстро покрывается испариной даже в такую погоду. Но Ким все равно втягивает пропитанный всем этим воздух глубоко в легкие, это отдается по организму чем-то правильным, нужным. — Зачем ты вчера это устроил? – Тэхен смотрит на руку, обхватывающую жестяную банку, ногти на пальцах обкусаны, под ними грязно-коричневая запекшаяся кровь, кожа на костяшках сухая, обветренная, покрытая трещинами и украшенная татуировками, — Чимин вас и так, походу, ненавидит. — Захотелось, — Чон проводит раскрытой ладонью по черным завиткам, где-то рядом в кустах застрекотали сверчки, — Я обычно потворствую своим желаниям. — Какое у тебя желание сейчас? — Он немного наклоняет голову под ласкающие движения грубых пальцев. В ответ Чонгук прижимается своими сухими губами к влажным, липким от вишневого бальзама губам Тэхена. Тот возмущенно выдыхает в чужой рот, а шестой на это только ухмыляется, плотнее прижимая окаменевшего парня к себе. Рука в волосах сильнее давит на затылок, заставляя наклонить голову под нужным углом, чтобы зубы не стукались друг об друга. Вкус слюны Чонгука как недавно выкуренный косяк: кислый, с легкой горчинкой, но Тэхену напоминает миндаль, чистый цианид, рассекающийся по его венам. Убивающий мгновенно, но Киму бы понравилась такая смерть. Парень чувствует как руки шестого забираются под его рубашку вместе с ветром, от контраста горячей кожи и прохлады улицы тэхенова кожа покрывается мурашками, и он плотнее прижимается к целующему его парню, ища тепла. Легкие начинают гореть от недостатка кислорода, но никто не находит в себе сил оторваться. Чонгук снова кусается в надежде почувствовать знакомый соленый вкус крови. Наконец, получив желаемое, слизывая красные капли, отрывается. — Завтра сайфер идет на тусу, — он тяжело дышит в чужую щеку, обдает кожу алкогольным дыханием, — Ты с нами? — Нет.