cypher 8

Время давно перевалило за полночь, поэтому на улице заметно похолодало в сравнении с днем. Из открытых окон коттеджа слышны тяжелые басы музыки. Чимин теребит в холодных пальцах серебряную цепочку, убирая кулон за ворот белой футболки. Он ударяет разбитыми костяшками по деревянной поверхности двери, выкрашенной белой краской, сквозь стеклянные вставки в ней парень видит танцующую толпу. Ручка поворачивается, выпуская наружу громкий бит, влажный воздух и невысокую блондинистую девушку в порванной майке. В ее руках полупустой стакан пива, а на губах улыбка, которая сразу же гаснет при виде нежданного гостя. — Уходи, — неприятно-высокий голос режет слух сквозь музыку, — тут сайфер, не думаю, что тебе будут рады. — Я не к ним, — говорит Чимин, переступая порог. Влажная подошва его ботинок оставляет грязные следы на полу, — Не думаю, что тебя должны ебать мои дела. — Но сайфер, — начинает она, сразу же чувствуя тяжелую руку на своем худом плече, заставляющую резко закрыть рот. — Долго будешь нам подсасывать? — Чимин видит за спиной девушки четвертого. У того розовые пряди в выбеленных волосах и футболка с несколькими каплями алкоголя на ней. Пак знал Джина до сайфера. Он был, уже тогда, одним из самых известных парней в школе. Мог подраться в коридоре, потом послать нахуй медсестру, пытающуюся обработать рассеченную бровь, но при этом оставался лучшим учеником школы. Потом второй начал звать его в компанию, со временем все чаще и чаще, на его предплечье появилась цифра «четыре» и постоянная спутница – розовая алюминиевая бита. Чимин не пытал к нему теплых чувств, но уважал за то, что с приходом в сайфер он не изменился. Не превратился в другого человека, как тот же шестой. — Проходи, — четвертый подмигивает, распахивая дверь шире. Он разворачивается, идет дальше по коридору, за его ухом Пак видит спрятанный косяк. Чимин отталкивает блондинку, смотрящую на него недовольным взглядом, и заворачивает вслед за Джином на маленькую, плохо освещенную кухню, похожую на его, отличающуюся только мерным гудением работающего холодильника. — Где Тэхён? — Рыжеволосый опирается бедрами на фанерный стол, открывая банку холодного пива, ткань его джинс шуршит и мнется. — С Чонгуком, — Джин устраивается рядом, долго ищет что-то в карманах своих спортивок. — Где? — Чимин отставляет тару на деревянной поверхности и тяжело вздыхает, в груди умирают теплые воспоминания о близком когда-то человеке, которые, итак, нельзя было спасти. — Они трахаются, — четвертый наконец достает зажигалку и поджигает самокрутку. Дым ползет по комнате, окутывает Пака кислым запахом марихуаны. — Чувак, мне похуй, скажи, где они. — Наверху, — раздраженно выдыхает Джин и машет рукой в сторону выхода, Пак кивает, делает пару больших глотков пива, будто набираясь решимости, и идет к лестнице. Ботинки стучат по ступенькам, отдавая в голове неясным шумом, подошва скользит по древесине, парень пару раз спотыкается. На ходу отталкивает спускающуюся вниз девушку, слышит ее недовольный вскрик, но бежит дальше, думая только о Тэхёне. Он знал, как шестой поступал со своими партнерами: пользовался, а после бросал. Проблема в том, что в Чон Чонгука нельзя не влюбится, это парень со сладкой улыбкой, но гнилым сердцем, и все, оставленные им, долго приходили в себя после даже одной ночи, проведенной в его объятиях. Чимин слишком хорошо это знал. В коридоре второго этажа темно, лунный свет попадает сюда через стекло двери, ведущей на балкон. Он завален коробками и каким-то хламом, парень видит пару торчащих досок с гвоздями. В углу, на стыке двух стен отклеились обои, когда-то белые, но сейчас посеревшие от времени. Половицы скрипят под ногами, когда парень подходит к одной из дверей, за которой слышны голоса. Металлическая ручка со скрежетом поворачивается, впуская рыжеволосого в комнату, в воздухе которой витает запах секса, сладко-горький вкус чужого пота и дым от косяка. Чимин замирает на входе, не желая ступать дальше, потому что видит довольную ухмылку шестого, растрепанные волосы Тэхена и багровеющие на их коже засосы, царапины и синяки. Ладони непроизвольно сжимаются в кулаки, края серебряных колец больно впиваются в кожу, и это остро-отрезвляющее чувство не вытесняет злость из его черепной коробки. Из вмиг охрипшего горла звучит тихий шепот: — С ним будет также? — Тебя ебет? — шестой поднимается, берет простынь, чтобы прикрыться, будто это необходимо, и взгляд Пака ловит обнаженное тело Тэхёна, кожа которого все еще покрасневшая. — Он не заслуживает такого, — веки Чимина сами собой закрываются, потому что совершенно нет желания смотреть на это. Чонгук стоит совсем близко, прикрытый лишь тонкой белой тканью, пахнет так одновременно знакомо и неизвестно. — А ты что, завидуешь? — Пак слышит хриплый смех и чувствует кожей горячее дыхание на своей щеке. — Нечему завидовать, — Чимин отходит на шаг назад, выходя за пределы комнаты подальше от тепла тела Чонгука. Тэхен поднимается со взворошенной постели, находит на полу брюки и натягивает их на молочные бедра, Пак замечает синяки от пальцев на нежной коже, — Я бы не хотел трахаться с тобой, — он тихо выдыхает, — думаю, Тэхен тоже. — Я хотел, — слышится низкий голос, Ким идет, на ходу застегивая ширинку и спотыкаясь об собственные ноги. Его взгляд немного мутный, окосевший, будто он пьян от паров спирта, витавших в воздухе, — Даже попробовал курить. — Заебись, Тэ , — Чимин хватается рукой за дверь, теряя свою собственную точку опоры, — Может еще прильнешь к их компашке? — Всему свое время, Чимин-и, — Чонгук повторяет свою ядовитую ухмылку. — Может ты…— задушено проговаривает Чимин, не в силах закончить предложение. Карамельные глаза Чонгука прямо напротив его и эти ебанные татуировки, которых раньше не было, — Ты не мог, — фраза заканчивается вместе с кислородом в легких. — Я уже, — шестой чеканит слова, обнимая Тэхена за талию, пальцы, покрытые татуировками, несуразно смотрятся на шелке рубашки, — сделал это. — Тэхен? — умоляюще спрашивает Пак. Надежда на благоразумие друга все еще теплится внутри него. — Я согласился, — слова Кима осколками застревают под ребрами. Чимин несколько секунд смотрит на них, не моргая, так, что глаза начинает жечь, разворачивается и покидает эту пропитанную мерзостями комнату. На первом этаже музыка слышна намного громче, чем на втором. В коридоре людей почти нет, только сайфер кучкуется на выходе из дома, они курят и молча слушают первого, который что-то им объясняет, то и дело затягиваясь косяком. Их биты блестят в слабом свете тускло-мерцающей лампы, а черная одежда помогает слиться с царившем в комнате полумраком. Чимин должен быть раздраженным и злым, должен был ударить Чонгука, накричать на Тэхена, но парень чувствует внутри только пустоту. Сердце в груди будто не билось, замерло на эти долгие мгновения. Даже сайфер не вызывает раздражения, даже взгляд первого, направленный на него. А вот самокрутка, зажатая меж его пальцев, выглядит очень привлекательно. Трава сейчас полностью бы отключила оставшиеся в нем эмоции. — Эй, первый, — Чимин делает пару шагов в сторону сайфера, вся компания оборачивается на него, парень замечает кровь, размазанную по лицу единственной девушки, — отойдем? — Нахуй? — Несмотря на сказанное, Юнги кивает компании на дверь, и те выходят на улицу. — У тебя есть еще? — Парень кивает на косяк, зажатый в чужих бледных пальцах. Мин выглядит нездорово обкуренным. Белки глаз налились кровью от лопнувших тонких капилляров, в широких зрачках видно жалкое отражение Чимина, помятого и разбитого. Обычно серая кожа на щеках, окрасилась неярким румянцем, а на виске пульсирует набухшая вена. — Зачем тебе? — Самокрутка в руках первого догорает до фильтра, и тот отбрасывает ее прямо на затоптанный ботинками многочисленных гостей пол. — Ты мне дашь траву или нет? — Раздраженно выдыхает Чимин, убирая ладони в карманы зеленого бомбера. Юнги наклоняет голову на бок, смотрит, его взгляд незаметно печальный, а на губах не вяжущуюся с ним ядовитая улыбка, — Дашь? — Дам, — Пак протягивает раскрытую ладонь, предвкушая действие марихуаны, которое он испытывал на себе один раз и уже успел забыть. Но вместо желаемого он чувствует, как его с силой тянут на себя так, что щелкает локтевой сустав. Пару ударов сердца спустя в его теплые губы вгрызаются поцелуем, язык Юнги горячий и мокрый, щекочет нёбо, оглаживает щеки с внутренней стороны, Чимин непроизвольно открывает рот шире, подставляясь под чужие действия. — Я хотел траву, — Пак откидывает голову и зарывается короткими пальцами в мятные волосы. Шуга, зубами, как тогда в туалете, кусает нежную кожу, — Но это тоже нормально, — первый выдыхает ему в шею, посмеиваясь. — Ты заговоришь по-другому, когда я тебе отсосу, — Юнги падает на колени, глухо ударяясь ими об пол, оставшуюся влажной от слюны кожу обдает холодным воздухом. Чимин не понимает почему это происходит, с какого хуя первый из сайфера решил ему отсосать, но останавливать его он не собирается. Шуга обкурен и пьян, а Пак расстроен и пуст. Из-под прикрытых ресниц Чимин замечает проходящего мимо них школьника, на пару классов младше, который шел в направлении туалета, явно собираясь отлить, увидев первого, расстегивающего ширинку другого парня. Он развернулся обратно в комнату и скрылся в танцующей толпе. Парень переводит взгляд на потолок, тонкая штукатурка на котором покрылась паутиной мелких трещин и кое-где осыпалась. В воздухе ярко ощущается запах алкоголя с примесью травы и пота. Юнги звенит металлом пряжки его ремня, руки мелко дрожат, потому что количество каннабиноидов в крови зашкаливает. Он приспускает черный хлопок белья, и разгорячённую кожу текущего члена обдает пьяным дыханием. — Красивый хуй, — первый оглаживает влажную головку, с выступившей на ней белесой каплей. Его верхняя губа приподнимается, обнажая ровные зубы. Чимин в ответ хмыкает, зарываясь короткими пальцами в жесткие от осветления волосы. Рядом с парнями, у стены с парой грязных отпечатков, стоит несколько полупустых банок пива, возможно, в них выкидывали окурки. Шуга смотрит на одну жестянку, задумывается на секунду и поднимает с пола, Пак заинтересованно наблюдает за этим, все еще не веря в реальность происходящего. Ебанный первый из чёртового сайфера стоит перед ним на коленях и вот-вот отсосет ему. Шуга подносит прохладную банку ко рту, делает большой глоток, набирая газированный алкоголь в рот, его бледные худые щеки надуваются, и Чимину нравится это забавное действие, которое вызывает волну вибрирующего смеха в его груди. Юнги смотрит на него исподлобья, хмурит брови и с размаху бьет раскрытой ладонью по тощему бедру. Немного помедлив, первый берет член холодной рукой, проводит пальцами по вздувшимся венам, прикрывает глаза и заглатывает головку. — Ах, — простонал Чимин, сотрясая горячий воздух, пузырьки в пиве искрились на чувствительной коже, смешиваясь с теплотой шугиного рта, принося до яркого непривычные ощущения. Пак смотрит на Юнги, который перемещает член за левую щеку и движения головки видны под кожей, по его подбородку течет ставший вязким от слюны алкоголь, а брови сведены к переносице, — Отлично сосешь, — ухмыляется Чимин и сильнее давит ладонью на затылок, вынуждая взять глубже. Шуга недовольно мычит, давясь, а у Пака мурашки от этого по коже бегут. Рядом снова кто-то проходит, но как обычно это делает весь сайфер, Чимин забивает, ему совершенно похуй на то, что подумает какой-то левый долбоёб о нем, а уж тем более о первом, особенно когда тот начинает быстрее двигать головой, сквозь рвотный рефлекс, расслабляя горло. Пак тихо скулит, наслаждаясь ощущениями и видом, открывшемся ему, кожа, на и без того разбитых губах Юнги, лопнула по новой, и теперь по члену размазана бордовая кровь. Пиво капает на пол, образуя небольшую янтарную лужу, почти полностью вытекая из активно-работающего рта. Губы Юнги обхватывают основание, член в его глотке так глубоко, что нос дотрагивается до гладко выбритого лобка. Чимину вдруг становится так жарко и хорошо, что голова закидывается назад, а тело простреливает удовольствие, член дергается в чужом горле, выталкивая сперму. В ушах, затмевая музыку, стоит оглушающий звон, губы высохли от частого дыхания, по виску потекла капля холодного пота. — Хорошо, — шепчет он, пока Шуга поднимается, рваные джинсы все еще не застегнуты, трусы криво натянуты на бедра. Чимин поднимает потяжелевшие веки, чтобы еще раз посмотреть на первого, его губы опухли, красные от крови, капля которой стекает вниз по подбородку. Юнги быстро наклоняется к нему, целуя и делясь солоноватым вкусом семени, все еще находящимся в его рту. Цепляясь за чужие широкие плечи, Пак снова обретает возможность слышать, воздух по-прежнему пахнет алкоголем, толпа в комнате за стеной все также шумит.