high school crush

Мы не в силах загадывать наперед: король может требовать повиновение, отец — послушание, но запомни, кто бы ни был государем, владыкой, ты один в ответе за свою душу.

Мальчик-бог вырос. Он преступно жадно желал быть всем сразу, вырваться, стать пустотой, которая оберегает, обворачивает мир своей невидимой плотной мантией. И, видимо, не больно задумывался о том, что эта мысль уже когда-то принадлежала старшему брату, которому не повезло не оправдать чаяний отца и которого он, Кид, лично свел в могилу. Кид не искал, как Блэкстар — единственный человек, сравнившийся с богом, — силы или славы; он, на руинах отцовского наследия, раздираемый внутренними противоречиями, живущий последовательной цепью навязчивых мыслей в своей быстро меняющейся жизни, был одержим идеей чего-то вечного. Мальчик-бог выжигает всех непримиримым взглядом, вынуждая быть лучше, смотреть дальше, прыгать выше головы, — в глазах сапфирным вспыхивает адская сера. Он старается выглядеть куда взрослее своих лет, но при этом радуется — исключительно по-детски, и ты на мгновение можешь заметить того самого Кида, на которого не падала ответственность за чужие жизни и дальнейшее будущее. Но — это лишь призрак блеклого прошлого. И тогда, на фоне всеобщей победы, никого не волновало, что он толком не успел проститься с отцом, что люди все равно погибают от правильных решений. Со своим бесчисленным количеством ответов, господи, на всё, он ждет вопросов, которых у тебя нет. Ты запиваешь вкус голода красным вином, раз за разом смотря на Кида пристально, не отрываясь; быть может, в отчаянной попытке урвать солнечные деньки уходящей юности и выпить ту досуха — но когда ты делаешь глоток, то кажется, что в горло впиваются ножи. С возрастом в собственном голосе тебе всё больше чудится Арахна; её сладко-тягучие, как патока, интонации, и равнодушие женщины, за которую умирают. «Делаешь вид, как будто тебя что-то задело — но это всего-то часть исправно работающего механизма, чтобы легче было манипулировать людьми. На деле у тебя каменное сердце», — слова бывшего нависают как неостановимый рефрен перед сном, под коллекционные спагетти-вестерны Кида. Тебя привлекала его мудрость, замаскированная за юными годами, его, почему-то сразу, — отпечаток трагизма на твоем лице, ведь «печальная красота вечна». Киду суждено видеть восходы и закаты цивилизаций, разочароваться в человечестве и поверить в него снова.       Тебе заслуженно отпущен свой век.