Крылья по скидке

Дождь мерно барабанил по крыше Ловудского приюта, пока ветер, влетая в щели оконных рам, гулял по длинным коридорам. Сегодня в классной комнате в новом порядке были расставлены столы — так, чтобы они были ближе к огню — а потому из-за отсутствия места в свободные часы приют собрался в комнате, называемой здесь Зала. На широком каменном подоконнике сидела укутанная в толстую шаль девочка. На коленях её уместилась книга из собственной маленькой библиотеки доктора Руквуда, а сама она, вяло водя по строкам взглядом, старалась вникать в прочитанное. Восстановление давалось тяжело. Когда Екатерина узнала о том, что умерла, то огонёк жизни где-то глубоко внутри действительно погас. А потом пришло осознание, что всё это реально. И приют, и доктор Руквуд, что теперь неизменно навещал её раз в три дня, обязательно привозя с собой какие-то подарки, и миссис Симпль, такая тёплая и понятная, но безмерно уставшая, и этот английский со странноватым акцентом здешних жителей, грядущая Вторая мировая война — всё это теперь будет её жизнью. Девочка сдавленно фыркнула и перевернула страницу. Всё бы ничего, если бы не имя ещё одного выжившего после тифа ребёнка. Помимо наманикюренных ноготочков и денег, в прошлой жизни у неё всё же был ещё и мозг, который достаточно часто изъявлял желание отдохнуть от привычных дел мира сильных за книгой. Бизнес, приёмы, скорое замужество… всё это отступало, в то время как она брала в руки книгу. И не важно, были ли это классики или же её современники — отдых был уже обеспечен. Она не чуралась даже прочтением так называемых «фанфиков» по уже прочитанным книгам, был у неё и любимый автор. Вот только попасть на место героинь этих историй девушка никогда не мечтала: весело, конечно, проснуться в теле аристократки, обожаемой всей семьёй, с огромным магическим потенциалом и блестящим будущим, ведь в таком случае остаётся только перекраивать мир на свой лад и изредка язвительно отвечать обидчикам… …но приютский ребёнок! И скажите на милость, а есть ли у этого ребёнка хоть толика этой самой «силы»? Дверь в залу приоткрылась, отчего несколько детей встрепенулось, смотря на пришедшего. Катерина тихо вздохнула и вновь уткнулась в книгу. Шестилетний Том-мать-его-Реддл, будущая гроза всей магической Британии, теперь стоял в проходе и хмурился, ища свободный уголок поближе к камину. В Ловуде всегда было до промозглости холодно. — Эй, мелкий, шёл бы ты отсюда! Она поморщилась, уговаривая себя не вмешиваться. Старшие не то чтобы её любили, но, по крайней мере, не трогали. Тем более, она только переболела… Да и что она может сделать шестнадцатилетним остолопам? Заварушка у камина продолжалась. С её места прекрасно было видно, как бледный, но гордый ребёнок что-то отвечает своим обидчикам, как старший из них — Дерек — лениво поднимается с места, усмехаясь… — Том, в самом деле, ведёшь себя, как дурак, — она и сама не поняла, как оказалась рядом с ним, утягивая ребёнка к подоконнику. — Простите, мальчики, я его заберу… Ей вторил заливистые смешки старших и — хвала всем богам — мягкий смех Дерека. — Валите… и пусть твой друг к нам больше не суётся, малышка Кэтт. Она мягко улыбнулась, прекрасно понимая, что и правда выглядит сейчас мило, и отвернулась, тут же в раздражении закатывая глаза. Дети. Она ненавидела детей всю свою осознанную жизнь, ненавидела за жестокость, отсутствие эмпатии и, конечно же, эти их идиотские выходки. А теперь она заперта в месте с кучей детей, где ей придётся коротать ещё как минимум десять лет. А если у неё всё же есть магия, то придётся ехать… Тихо чертыхнувшись, она усадила несопротивляющегося ребёнка на подоконник, бросила ему на колени плед, на котором сидела до этого, и глубже закуталась в шаль. Говорить не хотелось, достаточно с неё сегодня благотворительности. Цепкий не по годам взгляд мальчика прошёлся по ней, изучая. — Я тебя не помню. Хотелось съязвить, но она вовремя удержалась, кажется, до крови прикусив язык. Нужно помнить о том, с кем она говорит. Тёмный лорд с затаённой детской обидой — это, господа, полный… — Не удивительно. Я тебя тоже. Почему-то Реддла это развеселило, и он улыбнулся, отчего на худом лице появились едва заметные, но всё же ямочки. Катерина призналась, что, пожалуй, ребёнком он был всё же очаровательным. — Меня тут не любят, — пожаловался мальчишка, щурясь. — А ребята поменьше боятся. А ты — нет. — Я и не поменьше, — слегка раздражённо ответила она, тут же спохватываясь. — Прости, я, наверное, грублю. Голова просто болит от всего, что происходит. В небе ярким заревом вспыхнула молния, и через мгновение её уже оглушил раскат грома. Вздрогнув от неожиданности, она как-то даже вскинулась, с тревогой смотря в окно. Интересно, здесь есть громоотводы? — Ты боишься грозы, — сделал свои выводы мальчик, снова улыбаясь; он подвинулся к ней ближе, заглядывая в книгу. — А что читаешь? — Доктор Руквуд принёс, — вяло ответила она, впрочем, тут же опомнившись; если ему так интересны книги, то она нашла, как сблизиться с будущим местным лордом Тьмы без особых усилий со своей стороны. — Это «Путешествие Гулливера». Я только начала читать, но глаза болят, поэтому не могу долго. — Наверное, интересно, — с лёгкой завистью вздохнул ребёнок. Девочка улыбнулась, пододвигаясь к нему ближе и протягивая книгу в твёрдой коричневой обложке. — Если хочешь, будем читать её вместе. Сначала ты, потом, как устанешь, я. Только вслух — так будет удобнее. Ну как, ты согласен? Идея маленькому Реддлу пришлась по душе. Где-то в глубине его глаз затеплилось не то чтобы желание жить, но вот интересно проживать вечера так уж точно. — А я тогда тебе что? — подозрительно уточнил мальчишка, опомнившись. Катерине почему-то стало грустно. Память девочки у неё отсутствовала, а потому ей ещё боязнее было представлять, что происходило в Ловуде. На первый взгляд, здесь было даже ничего, но не прошло ещё и суток, как её отпустили из лазарета. А лазарет, как известно, это свой собственный, особый мир, даже мирок. — А ты будь моим другом, — почему-то сорвалось с её языка; оправдываться нужно было поспешно, а потому она затараторила. — Во время эпидемии умерла моя единственная подруга — Элен — и я осталась совсем одна. Ты её не помнишь, наверное, она была совсем тихая… а больше я никого не знаю. Он смотрел на неё ещё несколько мгновений, после чего тяжело вздохнул и всё же кивнул. — Ладно. Дружить я не умею, но раз уж тут такое дело, то попробую… Вечер, вплоть до ужина, состоящего теперь из бобов и куска варёной говядины, прошёл достаточно неплохо. Они читали попеременно, и Катерина удивлялась, насколько хорошо ребёнок его возраста способен читать. Интересно, а как в Ловуде с образованием?.. — Мне пока что нравится дружить, — поделился с ней Том после вечерней молитвы, когда они встретились в коридоре, ведущем к дортуарам. — Если ты не окажешься противной, то будет здорово. — Будет здорово, если и ты не окажешься противным, — пробормотала девочка, но тут же улыбнулась, стараясь скрасить грубость. — До завтра, Том. — Да завтра, Китти. Он убежал быстрее, чем она смогла возразить хоть что-то на это дурацкое прозвище, данное каким-то глупым мальчишкой. Впрочем… не этого ли она хотела? Привязанность будущего Лорда лучше, чем ненависть. Этой ночью, засыпая в дортуаре — длинной узкой комнате, заставленной кроватями — с младшими воспитанницами Ловуда, она, размышляя о прошедшем дне, пришла к выводу, что если бы её спросили о самых тяжёлых вещах её теперешней жизни, она без раздумий бы ответила: еда, приют и Том Реддл.

***

Поправлялась — а точнее, оправлялась — Катерина всё же намного медленнее, чем хотелось бы. Впрочем, были у этого и определённые плюсы: однажды ей стало настолько холодно, что одного взгляда на огонь было достаточно для того, чтобы он занялся сильней, ярко вспыхнув. Правда, после этого ей тут же стало плохо, что привело, опять-таки, к неутешительным выводам: пусть магия в ней и была, но, так сказать, как и всё теперь в её жизни, была она в ней не с излишком. «Ну ничего, — думала она, кутаясь в подаренную доктором шаль и морщась. — Ничего… главное, что она есть. А значит, в этом мире я смогу добиться чуть-чуть большего, чем просто ничего». Наступила та жаркая пора весны, когда болота вблизи приюта уже иссушились достаточно, чтобы не быть смертоносными, а из-под земли повыползало куча травы, и теперь приют казался не таким уж и серым. Теперь она часто ходила с кем-то из старших девочек по Ловудскому саду, помогала растить немногочисленные цветы и, конечно же, рвалась работать на приютском огороде. Не из чистых благих намерений, конечно, просто тем, кто работал, давали больше еды. Том, впрочем, от подобного времяпрепровождения отказывался, лишь изредка соглашаясь прогуляться с ней, поиграть с другими детьми в мяч, а на огород его было ну просто не затащить. Слегка зашуганный гордый мальчишка просиживал дни за учебниками, готовясь к первым в его жизни переводным экзаменам: теперь воспитанники при переводе из класса в класс обязательно держали экзамен у своих преподавателей. Не сказать, что Ловуд был местом, где можно было отдыхать душой и телом, но Катерина достаточно быстро поняла, насколько же сильно ей повезло. Здесь не держали впроголодь, ведь, несмотря на определённую стеснённость в средствах, у них всегда было как минимум три приёма пищи в день, не заставляли работать не покладая рук, учили… в приюте даже была маленькая библиотека, ключи от которой хранились у миссис Симпль, которая и давала разрешение на её посещение в зависимости от прилежания воспитанников. Удручало одно: топи, раскиданные незатейливой рукой вокруг приюта, а отсюда и масса насекомых. Поначалу девочка думала, что Том не хотел выходить на воздух из-за них, но потом до неё дошло. Где насекомые, там и змеи. А где змеи, там и просто дичайшее палево для змееуста. Мальчишка всё ещё не признавался в том, что он волшебник, хоть Катерина и была уверена в том, что он обо всём уже догадывается. Да, вполне возможно, что тот не может никак охарактеризовать те странные вещи, что порой с ним происходят, но хотя бы «Даром» он обозвать это же мог? И смотря на количество книг, прочитанных этим стервецом, она отвечала лишь утвердительно. В конечном счёте всё изменил ряд случаев, доказавших ей самой, что и с маленькой силой можно жить, если направлять её в действительно нужное и полезное тебе русло. В один из душных воскресных вечеров она всё же вытянула Тома на улицу из затхлых помещений приюта, чтобы прогуляться до маленького прудика, расположенного прямо на территории Ловуда. Старшие говорили, что чуть дальше — меньше, чем в пяти милях отсюда — есть настоящая река с неплохой заводью для купания, но какая им заводь… Над прудом нависала плакучая ива, которая, казалось, была тут с самого возникновения Ловуда. Ветви разросшегося вширь дерева преграждали дорогу к самому пруду, образовывая своеобразную арку из сучьев и листвы. О травмоопасности подобного «сооружения» Катерина задумывалась ещё прошлым днём, когда её привели сюда старшие девочки. Они же и указали на ветви, попросив быть предельно осторожной. — Если что-то случится, дерево, конечно, срубят, — сетовала Мэган, заправляя за ухо выбившуюся русую прядь. — Вот только тебя, Кэтт, уже не вернёшь. Аккуратнее. Но Том почему-то активно игнорировал возможность вполне болезненной смерти, а потому специально замер под ветвями, о чём-то с ней споря. В этот же миг в её голове почему-то особенно ярко мелькнула картинка: большая сухая ветка падает на мальчишку, сшибая с ног, и он, теряя сознание, катится в воду. Вскрикнув, Катерина дёрнула его на себя, падая в пыль. — Ты что делаешь, идиотка, — зашипел мальчик, силясь подняться. — Я видела, как сейчас упадёт ветка, — вырвалось у неё, пока она, цепко вцепившись в лацканы его рубашки, старалась не думать о том, как это всё выглядит со стороны. Казалось, в этот момент он хотел убить её. Отвлек от претворения в жизнь запланированного тихий треск и звук падающих веток. Том с каким-то даже ужасом посмотрел сначала на дерево, а потом и на неё. Казалось, он сдерживается, чтобы просто не убежать. Впрочем, мальчишка довольно быстро совладал с собой: он протянул ей руку, помог подняться и даже помог ей отряхнуться от пыли. И, к её разочарованию, не сказал ни слова. «Предсказание», как она окрестила то происшествие, повторилось спустя ещё два дня, когда доктор Руквуд собирался заехать за ней, чтобы забрать на выходные. За прошедшие пару месяцев он сильно привязался к спасённому им же ребёнку, отчего-то всё время видя в ней свою покойницу-дочь, пусть и умершую в двадцатилетнем возрасте, но всё ещё бывшую для него ребёнком. Да и схожесть имён — Катерина и Катарина — этому совсем не препятствовали. Удочерить он её не мог — не позволяла вечная занятость, обширная практика, да и боялся он такое ей предлагать — но вот навещал часто, привозя какие-то подарки, иногда забирая на выходные, чтобы почитать вместе у камина, прогуляться в лесу, где её ждали рассказы о полезных и ядовитых травах, или же просто поговорить о чём-то. С умным не по годам ребёнком старику было не просто по-семейному тепло, ему было ещё и интересно, а потому отказать в подобной слабости себе он всё же не мог. В тот день Том выглядел особенно мрачным: всё ещё не поверявший ей свою главную тайну, он, впрочем, успел привязаться к бойкой, но всё же рассудительной Катерине, и выходные без неё теперь казались не то чтобы адом, но вещью крайне неприятной. Вот и теперь он безропотно следовал за подругой тенью, даже на занятиях не отсаживаясь от неё и, что называется, витая в облаках. Когда пришла пора прощаться, он даже соизволил спуститься вместе с ней вниз, чтобы проводить. Ошарашенная новым, если так можно сказать, видением, она схватила его за руку, боясь упасть. — Не куксись, Том. Сегодня мы поедем вместе. Он фыркнул, посчитав это, должно быть, злой шуткой, и зашагал по лестнице, опережая её. Впрочем, когда они вышли на крыльцо, их уже ждал вышедший из машины доктор Руквуд. — Как дела, Кэтт? — мягко спросил он, осторожно пожимая её ладонь рукой, обтянутой неизменной перчаткой. — Как твои успехи на занятиях? — Учителя хвалят, — улыбнулась девочка, вся сжавшись от напряжения, надеясь на «сбыточность» картинки, увиденной минутами ранее. — Мисс Линд говорит, что такими темпами в будущем учебном году я смогу перейти в средние классы. Ей очень нравится мой английский. Старик погладил её по голове, улыбаясь. Как же они всё же похожи! Впрочем, его глаза метнулись к худой спине удаляющегося Реддла. На мгновение — всего на мгновение — он вспомнил, что где-то далеко у него есть внук, которого он никогда и не видел. Его младшая дочь — Линда — скрывала не только местоположение мальчика, но и отца ребёнка… да даже его возраст оставался в секрете! В конечном счёте, он перестал даже просить у дочери хотя бы встречи с ребёнком, тогда ещё только родившемся, а год назад она и вовсе написала ему короткую записку, мол не ищи, я более связь поддерживать не хочу. Это было… скорее даже обидно, чем печально. Именно поэтому, наверное, он и взялся за курирование этого приюта, стараясь как-то заполнить пустоту в собственной жизни безвозмездной помощью ближним. — Иди-ка позови мальчика с нами, — шепнул ей старик, распрямляясь. — А я пойду улажу вопрос с директрисой… Едва не рассмеявшись, она опрометью кинулась к другу, пока он не успел уйти внутрь. В коридорах Ловуда Том ориентировался просто неподражаемо, а потому потерять его там было можно просто в два счёта. — Том! — вскрикнула она, заставляя его обернуться, налетая на мальчишку и едва не сбивая того с ног. Он остановился с немым удивлением глядя на её возбуждение и приподнимая брови, требуя объяснений. В глазах его затаилась не зависть, нет, а просто какая-то острая, удушающая печаль. — А я говорила, — тихо зачастила она шёпотом, всё ещё крепко держа его за руку. — Я говорила, что видела, как ты поедешь с нами. И это произошло. Пойдём, Том… ты ведь пойдёшь? На мгновение — всего на мгновение — ей вдруг пришло в голову, что этот гордец вполне может отказаться. Несмотря на то, что Реддл был ещё ребёнком, он вёл себя порой крайне странно. Мальчишка молчал несколько мгновений, после чего осторожно, будто чего-то боясь, кивнул. Он странно смотрел на неё всю дорогу, мало-помалу вовлекаясь в общую беседу, странно смотрел на неё за ужином уже у доктора Руквуда дома, а перед сном, когда им было разрешено занять себя самим, пока старик разбирался с бумагами у себя в кабинете, а они остались в уютной гостиной, Том всё же задал так давно мучающий его вопрос: — Ты тоже… тоже замечаешь, что вокруг тебя происходят всякие странности? Катерина вся подобралась, лихорадочно продумывая, что именно сказать. Сейчас должно было решиться всё. — Да, — осторожно ответила она, тщательно подбирая слова. — Однажды я сильно замёрзла и мне захотелось, чтобы огонь горел жарче, а он в тот же миг вспыхнул с новой силой… и ещё эти «картинки»… И я чувствую себя странно, когда их вижу, как будто так и должно быть. Реддл побледнел и закусил губу, явно нервничая. — Дело в том, что я… я тоже могу делать всякие странные вещи. Ты… ты не будешь смеяться, если я расскажу? Она покачала головой, затаив дыхание. Сейчас. — Я говорю со змеями. И если мне кто-то сильно не нравится, то я могу сделать так, чтобы он забыл обо мне… ну не совсем забыл, конечно, а так, чтобы он просто вспомнил о каком-то своём важном деле и оставил меня в покое. Но это происходит случайно, я не могу это контролировать. Вот в тот день, когда ты позвала меня читать, я очень испугался, потому что ничего не получалось и… Реддл замолчал, судя по всему не находя слов, а потому девочка осторожно взяла его за руку и мягко её сжала. — Всё в порядке. Правда, Том, я не думаю, что это очень странно. Кто знает, может быть мои «картинки» объяснят нам позже, что же с нами происходит. Но, думаю, лучше обо всём этом никому не говорить. Он счастливо кивнул и даже улыбнулся, видимо успокаиваясь. — Знаешь, Китти, а мне, пожалуй, нравится с тобой дружить. — Я же просила! — возмутилась она, упирая руки в бока. Ответом ей служил лишь детский смех. — Смеётесь? Отлично, отлично, — улыбнулась Марта, экономка доктора Руквуда. — Пойдёмте-ка, я покажу вам комнату, в которой вы будете спать… хотите печенья с молоком перед сном? Они, конечно же, хотели. За окном медленно расцветал жасмин, луна, отражаясь в близлежащей реке, освещала всё вокруг. Пели сверчки. Шёл безмятежный тысяча девятьсот тридцать третий год. И в эти моменты жизнь казалась прекрасной.