Крылья по скидке

Время летело, словно загнанная лань. Прошедшее лето — самое простое в её жизни, но почему-то так сильно напоминавшее её собственное детство с этими походами в лес, с чтением и приятными разговорами — новые друзья и знакомые, интересные книги, некоторые из которых она не читала и в прошлой жизни. Рано расцветшая осень с её ярко-красными, золотистыми, бурыми красками, занятия в пока ещё не стылой классной комнате, перевод в другой класс, смешки однокашников и гордые глаза учителей, ведь все её успехи они автоматически считали собственными заслугами. Не такая уж и вкусная, не такая уж и обильная, но здоровая, полезная пища, которой, впрочем, никогда не было в достатке, обучение рукоделию, ручной труд, первая в её жизни ручная уборка… Всё это накладывалось одно на другое, смешивалось, заставляло просыпаться по утрам и, кажется, даже оставаться довольной своей незамысловатой жизнью. Она часто беседовала с молоденькой мисс Линд, которая, кажется, была совсем не против общения с маленькой вежливой девочкой, к тому же ещё и более-менее хорошенькой. Лишний раз убеждаясь в том, что внешность — особенно подходящая под общепринятые стандарты — открывает многие двери, Катерина узнавала о приюте много нового. Начать следовало с того, что это был вовсе не приют, а что-то вроде благотворительной школы. Ловуд был создан одной старой леди в память о своих погибших детях, и большая часть финансирования поступала как раз таки от потомков этой женщины. Школа могла считаться приютом лишь потому, что здесь встречались дети, которые жили в ней с самого младенчества, впрочем, и таких было не много. Основной упор Ловуд делал на обучение детей, подготовку их к более-менее взрослой жизни. Таким образом, все дети получали неплохое начальное среднее образование, в то время как более прилежным предлагались изучение таких наук, как латынь, французский, живопись. Девушки учились рукоделию, парни — какому-либо ремеслу. Воспитанников было мало, не более сотни, особенно сблизились они после эпидемии, выкосившей несколько десятков детей, отчего приют заметно поредел, что сказалось на многом: порции теперь были чуть больше, а особенно прилежные ученики, не имея за собой выговоров за поведение, могли получить маленькую, но отдельную комнату. Подобное везение несколько напрягало. Катерина прекрасно понимала, что в прошлой жизни ангелом она не была, а потому в «подарки» судьбы верилось с трудом. Нет, всё было совсем не просто: бесило вышивание, из-за которого вечно были исколоты все пальцы, раздражала Ловудская форма, в которой все казались ей нелепыми и совсем одинаковыми, раздражал учитель по латыни, всё ещё с трудом переносились дети… Только к девяти годам она смогла отвоевать прилежностью отдельную комнатку, которая быстро заполнилась выскребленными из-под кровати вещами, будь то книги или какие-то связанные ею же пледы. Казалось бы, всего лишь маленькое помещение с узким высоким окном и глубоким подоконником, но какое же спокойствие она ей подарила. Крайне сильно напрягала грядущая война, о которой она не могла никому и поведать. Что бы изменили слова девятилетнего ребёнка? Ровным счётом ничего. Поэтому оставалось только наблюдать, стараться делать выводы и ждать, ждать, ждать… Почти за четыре года общения Том сильно изменился, как в отношении к людям, так и в отношении к ней. Других он не то чтобы презирал, но крайне недолюбливал. Его тяжёлый характер сильно сказывался на взаимоотношениях не только с приютскими ребятами, но и с преподавателями. Он был старательным учеником, старался не встревать в неприятности, но никогда не мог удержаться, чтобы не ответить колкостью на колкость. И, в то же время, насколько он был груб и категоричен с другими, настолько же он был мягок и непредвзят с ней. Катерина понимала, что всё дело в вовремя подгаданном для начала дружбы моменте, но всё же тешила себя мыслью, что мальчишке действительно интересно с ней. Впрочем, не стоило отрицать и того, что со временем он перестал раздражать её, вызывая даже уважение и некоторую гордость за достигнутые им успехи. Да, он всё ещё был недолюбленным и в некотором роде забитым, но никакой озлобленности и неприкрытой ненависти не наблюдалось. Казалось, что он действительно полюбил даже Ловуд, несмотря на количество его запретов. Приятным бонусом стала возможность зарабатывать хоть какие-то, но карманные деньги. Вместе с Реддлом они делали домашнюю работу за старших, за особенно сложные задания получая несколько шиллингов, Катерина, всё-таки заставив себя садиться за вышивание каждый день хотя бы на пару часов, начала продавать своё рукоделие на ежесезонных ярмарках в деревне, в которой жил доктор Руквуд, Реддл же занимался, как шутила девочка, гуманитарной помощью: помогал старикам носить воду, бегать за покупками или полоть огород. Всё это, конечно, особых денег не приносило — задания делать просили достаточно редко, а рукоделие требовало усидчивости и долгого кропотливого труда, но Катерина знала, для чего всё это: если им и придётся ехать в школу Магии, то как оборвыши они выглядеть уж точно не будут. Знаете, просто не очень-то и хотелось оказаться на Слизерине с прохудившейся мантией и стать предметом вечных подколок и насмешек. Признаться честно, в особенно тяжёлые дни она всё же задумывалась о том, как в каноничном произведении из всего этого выкрутился Том, но размышлять об этом особенно долго не хотелось. Какое ей дело до того, что произошло бы, если б не она, когда никакого толку от подобных мыслей и быть не могло. Неизменно радовал доктор Руквуд. Казалось, в этом мире у неё наконец-то появился дедушка, о котором она мечтала ещё в той, спокойной и тихой жизни. Он забирал её и Тома почти каждые выходные, давал книги, покупал какие-то вещи и, в общем-то, давал самое ценное, что у него было — свою любовь. Маленький Реддл поначалу относился к мужчине с настороженностью — впрочем, она и сама поначалу была настороже, наученная реалиями двадцать первого века, где каждая вторая история про взятых в семью приютских детей продирала дрожью до костей — но достаточно скоро оттаял. Он с удовольствием читал старику вслух, рассказывал о своих успехах в учении, слушал его истории… а Катерина просто тайком скрещивала пальцы, надеясь, что доброе отношение маглов к маленькому Тому поможет избежать грядущего геноцида от Лорда. По мере сближения с Томом, она всё же старалась хоть как-то, но развивать свой дар. Было замечено, что «картинки» появлялись вне зависимости от её воли и достаточно спонтанно, однако обязательно при наличии какой-либо острой эмоции, будь то страх или, скажем, радость. Контролировать она их не могла, но, мучаясь дикой головной болью, теперь старалась вызывать их более-менее осознанно. Однажды она всё же испугала Реддла, потеряв сознание прямо посреди игры в мяч, пытаясь предугадать, какая из команд окажется в выигрыше. Угадать, конечно, получилось, вот только партия была доиграна уже без неё. — Старайся меньше напрягаться, — шипел потом Том, следя за тем, как она опустошает уже вторую кружку воды, заедая прорезавшийся голод сухарями. Она не могла согласиться, ведь её теория о том, что внутреннюю силу — или что там у неё было — можно раскачать подтверждалась раз за разом. Да, цель не всегда оправдывала средства — гонясь за «предсказанием» завтрашней погоды она ещё около получаса останавливала кровь из носа, а «картинки» с поведением людей и вовсе доводили её до обмороков — но каждый раз «призвать» видение было чуточку легче, чем в прошлый. Только это и оставляло надежду на то, что в школе её хотя бы с грязью смешивать не будут. Возникали и мысли о том, что, наверное, в этом мире существует какое-то деление маглорожденных в зависимости от их силы. И надежда на то, что она не на «низшей» ступени, всё же теплилась где-то глубоко в её сердце. Медленно, но верно подбирался первый курс, к которому морально была уже готова не только Катерина, но и Том. Общаясь с ним, она нередко рассказывала о своих «снах» о школе, о том, как всё в ней устроено, о Косом переулке, о дисциплинах и многом другом… Мальчик верил с трудом, но всё же верил. Тем более, сомневаться в правдивости «картинок» не приходилось — девочка всё же угадывала некоторые события, а потому Реддл всё же был склонен ей верить. Очень часто, устраиваясь на том самом широком подоконнике, на котором они познакомились несколько лет назад, друзья теперь размышляли о том, что они будут делать в школе, как вести себя с кем бы то ни было, будут ли общаться. — Ты должен понимать, что я намного слабее тебя магически, — говорила ему Катерина, хмурясь. — И если мы продолжим нашу дружбу, то это ни в коем случае не должно выглядеть как покровительство. Если дети поймут, что я слабее, это покажется им неплохим рычагом для давления уже на тебя. Мальчишка нахмурился и отвернулся от неё, складывая руки в жест отрицания. — Если ты думаешь, что мне нужна от тебя только какая-то выгода… — Я так не думаю, Том, — мягко перебила его девочка, осторожно касаясь его руки своей. — Но ты должен понимать, что там будет ещё сложнее, чем здесь. Не стоит нам показывать свои слабости, в чём бы они ни заключались. Реддл хмуро кивнул, продолжая смотреть в окно, после чего вздохнул. — Почему всё так сложно? Почему мы должны что-то скрывать, за что-то бороться? Почему именно мы? Катерина замолчала, подбирая правильные слова. — Знаешь, Том… есть одна замечательная фраза, о которой я думаю теперь всё чаще: «Плохие времена рождают сильных людей, в то время как сильные люди рождают хорошие времена». Кто знает, быть может нам уготовано стать чуть большим, чем просто выпускниками Ловуда. Высказывание пришлось мальчику по душе, и через пару дней он даже попросил её вышить буквы внутри его поясной сумки, в которой он часто носил книги на занятия. Отказывать Катерина не видела смысла, но предупредила, что тогда нашьёт такие же и себе, ведь они всё-таки были командой. Однажды мальчик умудрился поставить её в тупик. Это было летом 1937 года, когда занятия в Ловуде ещё и не думали заканчиваться, а двое друзей уже строили планы на поступление в школу Магии. Двумя днями ранее, на прогулке у пруда их нашли две серые, ничем не примечательные совы, принёсшие письма о поступлении в хрустящих желтоватых конвертах. И вот теперь, после изнурительных занятий они выбрались к маленькому пруду, разместившись на расстеленном покрывале недалеко от воды. Катерина вышивала, в то время как Реддл читал вслух сонеты Шекспира, лениво переворачивая одну страницу за другой. В какой-то момент мальчик остановился, взглянув на неё несколько иначе. Казалось, его что-то мучало. — Спрашивай, — милостиво разрешила девочка, продолжая заниматься рукоделием. — Одна змея сказала мне, что я Гонт. Ты не знаешь, кто это? — мерно произнёс он, внимательно наблюдая за реакцией подруги. — Только не бойся меня ранить, пожалуйста. Я ведь узнаю, если ты солжёшь. Рука с иглой замерла лишь на мгновение, скрытое сдутой прядью с лица, после чего Катерина продолжила монотонно вышивать. — Гонты — старый магический чистокровный Род, взявший своё начало от Салазара Слизерина — по крайней мере, так было в моих снах — но не вошедший в список Священных двадцати восьми из-за частых кровосмешений. Вполне возможно, что твоя мать вышла замуж за магла по имени Марволо Реддл, чтобы разбавить слишком «чистую» кровь, скопившую кучу проклятий, но её магическое ядро не выдержало диссонанса, и она умерла. Полагаю, это логично. — То есть она… — Не вздумай её винить, Том. Она отдала свою жизнь для того, чтобы смог жить ты. Он задумался, поглаживая кончиками пальцев книгу. Наконец, мальчик снова поднял на неё глаза с какой-то неясной тревогой. — Как думаешь, насколько твои сны правдивы? — Я не сомневаюсь в них ни на мгновение, — просто ответила девочка, улыбаясь. — Да и письмо о школе тому явное подтверждение. — Значит, я смогу сменить фамилию на Гонт? Катерина задумалась и отложила вышивку, воткнув иглу в недоконченную работу. — Не думаю, что это так просто, иначе почему все маглорождённые или полукровки не меняют фамилии на более… серьёзные? Но, полагаю, при должном старании это возможно. Нам просто нужно больше информации, Том, и я думаю, что мы сможем получить её в школе.

***

— Ничего не понятно, но очень интересно, — шипела Катерина, толкая взятую напрокат тележку по сутолочной Косой аллее. Канон нагло и безбожно соврал. К ним действительно пришёл профессор — ещё не директор — Дамблдор, удивился, что их целых два, поговорил с ними и всё рассказал. Они вели себя сдержанно, сухо кивали, особой заинтересованности не выдавали, объясняя это тем, что после приюта их уже мало чем можно удивить. После чего профессор поговорил с начальством приюта, выдал им обоим по маленькому мешочку с галеонами и объяснил, как попасть в Косой переулок, выдав карту данной улицы. Всё. Сказать, что она охренела — ничего не сказать. После ухода Дамблдора, девочка, скупо сматерившись на родном российском (авт: ЭТО РОФЛ Ё-МОЁ, ПЕРЕСТАНЬТЕ ИСПРАВЛЯТЬ), бегло просмотрела список необходимых покупок к школе и отправила Тома пересчитывать галлеоны. — По десять в каждом мешочке, — отрапортовал Том, хмурясь и рассматривая затейливые монетки. — И ещё двадцать кнатов, по десять в одном. — Это на дорогу, — сообразила девочка, всё ещё хмурясь. — Но я не понимаю, почему нам выдали так много. Какое-то крупное пожертвование школе? Том нахмурился, вновь смотря на монеты. — Скорее всего, это на весь год. Всё равно ведь придётся как-то добираться до Лондона, покупать чернила и бумагу, да ещё и какие-то ингредиенты на Зелья… Думаю, нам этого хватит в итоге в обрез. — Заработаем, — хмуро ответила девочка, вставая. — Я иду говорить с доктором Руквудом, нужно ему всё рассказать и показать. Ты идёшь со мной, понадобится твой замечательный дар убеждения, чтобы он не сдал меня в дом для душевнобольных. Если я всё правильно поняла, то не сопровождают нас потому, что ты всё ещё числишься, как полукровка, а вот нахождение тебя в приюте никого не волнует. Придётся выкручиваться. Реддл кивнул, соглашаясь, после чего проследовал за подругой. В тот момент им предстоял тяжёлый разговор. — Не куксись, прорвёмся, — покачал головой Реддл, кивая в сторону аптеки. — Ингредиенты купим там, как ты и хотела. А потом куда? — Потом в магазин подержанных товаров. Глянем там чемоданы, — решила девочка, вздыхая. — А потом в банк, поменять галлеоны на фунты. Если меня не обманывает предчувствие, в магловском мире мы теперь почти что богаты. Нужно будет сориентироваться с одеждой, а для этого купить какие-то журналы с выкройками… о боги, ещё же и канцелярия! Твою… Том тихо рассмеялся, шагая вслед за подругой. И всё-таки было в ней что-то такое, что притягивало к ней людей, не смотря на некоторую грубость с её стороны. Что-то такое, что притягивало и его самого. С покупками они справились достаточно быстро, а барахолка оказалась так вообще вещью. Там они смогли приобрести комплекты достаточно неплохих учебников, пару книг о порядках Магического сообщества и бытовых заклинаниях, а ещё кипу старых журналов, продававшихся за пять сиклей всей пачкой. Не остались без внимания и принадлежности для зельеварения. С животными они решили повременить. Самым дорогим приобретением оказалась волшебная палочка, купленная, впрочем, не у Олливандера, а у его единственного на Аллее конкурента, что позволило им неплохо сэкономить. Доктор Руквуд ждал их в автомобиле, коротая время за прочтением очередной книги. Известие о школе Магии он воспринял скептически, но некоторое магическое воздействие от Тома, которое сам же мальчик не контролировал, помогло хотя бы убедить мужчину помочь детям добраться до Лондона. При походе по магазинам он поставил единственное условие: обменянные деньги они сберегут, а нужные им вещи он готов оплатить сам, даже если это и ударит по их гордости. — Не думаю, что вам не пригодятся деньги в школе, либо на каникулах, — резонно заметил старик, выруливая на проспект. — А так, считайте это подарком на поступление… что вам там нужно? Мантии? О Провидение, как же странно это звучит… полагаю, сначала стоит выбрать ткань. Со сборами они промучились весь день, лишь под вечер забрав уже готовые комплекты одежды. Шиковать не было никакого смысла, но вполне приличные мантии они всё же получили. Там же была сшита и форма, позже приобретены рубашки, свитера и прочие безделушки. К концу дня, совершенно вымотанные, они согласились остаться на ночь у доктора, чтобы на следующий день разобраться с покупками и сказать ему, чего ещё не хватает для их отправления в школу. Уже вечером, едва живые от усталости, они обменивались впечатлениями, лёжа в своих постелях. — А ведь нам как-то странно везёт, — настороженно заметил Реддл, зевая. — Как бы это во что не вылилось… Катерина, подперев щёку ладонью, задумчиво смотрела на его силуэт, тонувший во мраке комнаты. Ребёнок, совсем ещё ребёнок, но какой же всё-таки проницательный! — Если честно, то тоже мучаюсь какими-то предчувствиями, — неохотно поделилась она, стараясь не нагонять панику. — Что-то мне подсказывает, что либо в школе, либо уже после неё нас ждёт фиаско. — Наверное, лучше об этом не думать, — поделился сомнениями Том, укладываясь на спину. — В любом случае, прямо сейчас мы ничего не изменим. Остаётся только плыть по течению и… — И извлекать выгоду, — продолжила она, тихо рассмеявшись. — Наверное, ты прав… Спокойной ночи, мистер Реддл. — Покойной, мисс Олсон, — улыбнулся в темноте мальчик, закрывая глаза. И пусть впереди их ждали и неудачи, и слёзы, и проклятья, сейчас всё было хорошо. Всё было хорошо.