Крылья по скидке

Косые потоки ливня вводили в уныние. Мужчина, сидевший в кресле, недовольно поёжился и кликнул эльфа, попросив подложить ещё дров. Пламя, лизавшее стенки камина, взметнулось ввысь, даря долгожданное тепло. Кутаясь в байковый халат, Альбус зачарованно смотрел на искры. Вспоминалась забытая богом избушка где-то в чаще леса, грубо сколоченный стол, острый запах смолы и эля, а ещё уставший, потерянный мальчишка. — Я не хотел, — медленно повторял он, сжимаясь с каждым разом всё больше. — Не хотел… Тёмно-рыжие, слегка вьющиеся волосы липли ко лбу, отчего Гарольду постоянно приходилось убирать их дрожащей рукой. Не выдержав, он рванул в его сторону, вцепляясь холодными пальцами в мантию, почти рыдая. — Я даже не помню ничего, — в отчаянии заявил мальчишка, путаясь в словах и как-то неестественно дрожа. — Отец… Альбус крепче обнял его, осторожно перетягивая к себе на колени, с трудом осознавая: эта встреча будет последней. В Магическом мире к гомосексуальности относились… неоднозначно. «Простые смертные» могли позволить себе хоть на козе жениться, в то время как Наследники, в первую очередь, должны были думать о продолжении своего Рода. И кто бы мог подумать, что Делмар Руквуд вдруг возомнит себя аристократом. Мужчина уткнулся лицом в складки чужой мантии, шумно дыша. От его мальчика всегда пахло древесиной, чаще даже сосновой смолой, и кожей. Как же нелепо всё получилось! А ведь три года назад он даже полагать не мог, что мальчишка хоть как-то его заинтересует. Альбус просто вёл уроки, стараясь не обращать внимания на дотошного ученика с Хаффлпаффа, всё набивавшегося на дополнительные занятия, и даже подумывал забыться в браке с какой-нибудь очаровательной ведьмочкой — Директор Диппет уже давно намекал ему, что самое время начать обустраивать домашний очаг — и не вспоминать ещё лет сто ни о Геллерте, ни о своих прошлых «увлечениях». Но потом что-то резко пошло не так. Он даже помнил тот день: ему нездоровилось с самого утра, а потому на радость многим он отменил субботние факультативы, взяв себе небольшой отгул, и отправил с эльфом записку к мадам Вивьен, которая в этом месяце дежурила в Больничном крыле. Альбус предполагал, что здравая порция бодроперцового достаточно быстро поставит его на ноги. Вивьен запаздывала, а головная боль и жар всё усиливались, и почему-то крайне хорошей идеей показался виски с перцем и парой ложек мёда. Забыв про пропущенный и завтрак, и обед, профессор плеснул себе добрую порцию пойла, после чего, прихватив мёд, с ворчанием отправился к камину. Вроде бы маги и жили вплоть до двух-трёх сотен, а какие-то сорок семь отдавали где-то в глубине души странной хандрой. А потом на пороге его спальни вдруг случился взъерошенный, бестактный Гарольд Руквуд, с какой-то несоизмеримой корзиной в руках и глупой фразой вроде «Мадам Вивьен никак не успевает, она просила…». Пускать наглеца не хотелось. Каждый ученик старого-доброго Хогвартса прекрасно хоть и знал о степени паршивости характера профессора Трансфигурации, но и догадываться не мог о том, насколько стремительно он — характер, то есть — портился при различного рода недомоганиях. Вот только пара щедрых бокалов, уже выпитых у камина, не оставили сил на сопротивление, а потому Альбус только махнул на всё рукой, вновь опустившись в своё кресло и позволив семикурснику опуститься в соседнее. Остаток вечера после приёма бодроперцового он помнил плохо. В голове остались только смазанные образы Гарольда, севшего слишком близко, его сначала осторожная, а после совсем наглая рука в пока ещё не седеющих волосах Альбуса, а вскоре и терпкий привкус сосновой смолы на губах. Утро же выдалось бурным. Открывать глаза и осознавать, что рядом с тобой спит твой же студент, оказалось не просто мучительно. Это была катастрофа. Профессор даже не сразу понял, что простуда, мучавшая его весь прошлый день, отступила. Впрочем, успокаивало наличие на ребёнке — а по-другому мужчина его воспринимать отказывался — одежды. Да, паниковать определённо было рано. Альбус мелко помотал головой, приходя в себя, и отправился вниз по винтовой лестнице, ведущей ко второй части его комнат, в которой примостилась небольшая кухня. В тот момент хотелось только выпить кофе и протрезветь окончательно. — Вы злитесь, профессор? — голос, раздавшийся совсем рядом, у подножия лестницы, заставил руку вздрогнуть, а уже почти готовый кофе расплескаться по столешнице. Он обернулся, чувствуя, как где-то глубоко внутри него что-то если ещё и не тает, то уж точно теплеет. Гарольд выглядел точно котёнок, которого случайно потревожили во сне. Этот невозможный ребёнок стоял совершенно растрепанный на «пороге» его кухни и устало тёр глаза, виновато впиваясь взглядом куда-то в пол. — Разочарован, — отозвался Альбус, дёрнув плечом. — Садись. Дрожь уже унялась, а потому вторая чашка бедствий не претерпела. Рядом с ними тут же оказались горячие тосты с джемом, заставившие мужчину поморщиться. Сладкое он не переносил на дух, а потому догадывался, что Маккей — его личный домовой эльф, купленный где-то лет с семь назад — теперь всеми силами попытается удержать этого доходягу рядом со своим хозяином. — Во мне? — потерянно спросил мальчишка, всё больше съёживаясь. Альбус удивлённо посмотрел на собеседника, медленно поднимая брови. Как ему вообще могло… — В себе, идиот. Но и в вас, мистер Руквуд, в том числе. Что вообще вчерашним вечером… — По законам добропорядочности вы теперь должны мне брак, — запальчиво бросил Гарольд, тряхнув рыжими прядями и с вызовом смотря на собственного учителя. — Или откажете? Профессор, задохнувшийся было от подобной наглости, теперь почему-то рассмеялся. Этот мальчишка… нет, этот мальчишка определённо действовал ему на нервы. Но было в нём что-то такое, что заставляло смотреть на эту занозу снова и снова. — В браке, к сожалению, пока что откажу, — усмехнулся он, отпивая из собственной чашки. — Окончите для начала школу, юная леди. А вот пару дополнительных занятий… Руквуд, обидевшийся было на «леди», восторженно вскинулся и слегка поднял брови, снова становясь похожим на ребёнка. — Правда? — Не в моих привычках лгать, — пожал плечами мужчина. — А теперь, будьте добры, приведите себя в порядок и отправляйтесь в гостиную вашего факультета. Стоит ли мне говорить о том, что всё здесь происходившее не просто никогда не повторится, но и должно быть забыто? Вы спали в кресле, молодой человек, потому что засиделись с книгой, а я, заснув сам, не пресёк данное попустительство… С тех пор начались их странные отношения, не имеющие права таковыми даже и называться. На своих уроках Альбус всё чаще срывался именно на Руквуде, в тайне надеясь затушить ту странную привязанность, которую питал к нему мальчишка, но вместо этого получал идеально выполненные превращения, благодарность в письмах от родителей Гарольда, а вскоре и запальчивое заявление о выборе профессии, напрямую связанной с этим поистине сложным искусством. После выпуска стало легче. На следующее же утро после заключительного бала Альбус проснулся в пустом доме в Годриковой лощине, разбитый и какой-то даже опустошённый. Осознание пришло неожиданно, накрыв с головой: он больше никогда его не увидит. А тем же вечером, в грозу, в его дверь постучался промокший до нитки бывший студент. — И даже на письма не ответили, профессор Дамблдор, — укоризненно, почти обиженно прошипел Гарольд, вваливаясь через порог, цепляясь тонкими пальцами за мантию, сминая. Ответом служила лишь захлопнутая дверь и привкус всё той же чёртовой смолы, надолго оставшийся на губах. Это были счастливейшие три года в его жизни. Они много путешествовали, несмотря на работу одного и ученичество другого, обменивались огромными пространными посланиями, а после и вовсе начали тихо планировать скромную, но всё же свадьбу. Знать о подобном выборе довелось не многим, лишь самым близким друзьям. Всё боялись чего-то спугнуть… и боялись не напрасно. Ведь в какой-то момент с его Гарольдом начало происходить что-то странное. Он зачастил к родителям, не в силах отказать просьбам отца, а возвращаясь оттуда каждый вечер как будто медленно, но верно угасал. И вот теперь выяснилась причина. — Я даже не помню её, Ал, — в отчаянии шептал его мальчик, едва сдерживаясь, чтобы не зарыдать. — А она кричит, что беременна, тычет мне в лицо какую-то магловскую фотографию нас в парке и всё воет, что я её разыгрываю. И отец, отец так доволен, постоянно говорит, что теперь нам нужно жениться, чтобы «у ребёнка Рода Руквуд была мать». Мне так мерзко, Ал… В тот самый момент мужчина решил, что станет менталистом, лучшим менталистом на Туманном альбионе. А после той ночи Руквуд пропал. Знакомые говорили, что отец постарался, выхлопотал ему командировку куда-то в далёкую Россию, в Сибирь. И он закрылся в себе, сломавшись окончательно. На распределение по факультетам он теперь не ходил, слишком больно было вспоминать лицо мальчишки с хаффлпаффа. А потом, спустя столько лет в его кабинет впорхнула худенькая рыжая девочка, с тёмно-серыми глазами и длинными, изящными пальцами. Видит Мерлин, он всегда хотел дочь и всегда думал, что она обязательно будет рыжей, с его глазами и чертами второго её отца. А потом земля будто бы ушла из-под ног. Она носила его фамилию. Шутка судьбы, но Трансфигурацию девчонка любила так же крепко, как и её, должно быть, отец. А у него — Альбуса — совсем не получалось её ненавидеть, хоть профессор и пытался на протяжении всех тех месяцев, что смотрел на её худое лицо, найти в ней хоть какие-то черты предполагаемой матери-маглы. Он наблюдал за ней исподтишка, стараясь не выдавать своего интереса и ловя лишь сочувственный взгляд постаревшей и несколько растерявшей свою прелесть мадам Вивьен. Изредка подсовывал книги из своей личной библиотеки, порой помогал со сложными задачами, видя искренний интерес, и всё пытался заставить себя её ненавидеть. И не мог. Впервые за долгое время отступила даже память о Геллерте. Какая к чёрту разница, что происходило тогда между ними, когда прямо сейчас перед ним будто бы было то отобранное, чего ему теперь никогда и не заиметь. Альбус тяжело вздохнул и поднялся с кресла, всё ещё кутаясь в байковый халат. А ведь у них мог быть свой дом, этажа в три, с большим садом и террасой. По вечерам они бы собирались все вместе в большой квадратной гостиной, где Кэтрин — её обязательно всё же звали бы Кэтрин — обложившись книгами корпела над очередным эссе, с которым бы ей больше мешал, чем помогал, Гарольд, пока он — Альбус — сам разбирал бы бесчисленные бумажки, исписанные неровным студенческим почерком. Мужчина медленно прикрыл глаза и выдохнул, стараясь собраться с мыслями. Да, должно быть, они смогли бы быть счастливы, уж куда посчастливее многих аристократишек, которых он теперь, когда у него просто отобрали саму возможность быть счастливым, безбожно ненавидел. Но сейчас не об этом. Пожалуй, следовало хотя бы попытаться выяснить, что происходит в этом чёртовом замке и кем его Гарольду приходится слишком спокойная и не по годам серьёзная мисс Руквуд. Дрожащими руками он взялся за пергамент и присел у окна, копошась в поисках очинённых перьев. В любом случае, попытка ещё никогда столь сильно не напоминала пытку… За окном раздался треск ломающихся под тяжестью воды и мокрого снега сучьев. — Дорогой Гарольд…