Папа

       Вздохнув, Реджина набрала в вазу воды, опуская в неё розы. Прошла уже неделя, и каждый день она находила у себя в кабинете цветы и конфеты. Сладкое она уносила домой для Саманты, либо же отдавала Айви, а цветы попросту было жаль выкинуть, поэтому теперь букеты стояли по всему этажу, разместившись на подоконниках, столах и вообще везде, где только было можно. Миллс определённо понимала, от кого приходили все эти подарки: Локсли хотел вернуть её. И он серьёзно думает, что она простит его спустя пятнадцать лет, после того, что он сделал?! Несмотря на всё отвращение и ненависть к этому мужчине, где-то в глубине души всё так же пылала любовь, что сейчас разносилась по телу огнём адской боли. Хотелось, чтобы он просто исчез, и всё стало как раньше. Робин пытался поймать её в коридорах, подкараулить в лифте, но брюнетка вечно ссылалась на неотложные дела и демонстративно спускалась по лестнице. Сегодня же повезло меньше. Айви почему-то опаздывала, а женщине жутко хотелось кофе. Направляясь к автомату с напитками, что стоял в коридоре, Реджина ещё издали заметила своего «обожателя», но отступать она не намерена: кофе она хотела гораздо больше, чем избежать неприятных встреч, которые, к слову, были частью её работы. К тому же, не сможет она бегать вечно. Расправив плечи, поправив выбившуюся из укладки прядь волос и сделав глубокий вдох, Миллс всё же направилась к аппарату. Нажимая кнопки на приборе, женщина почувствовала его руки на своих плечах. Не подав виду и не предприняв на первый взгляд ничего, она осторожно сделала небольшой шаг назад, впиваясь шпилькой в ногу. До чуткого слуха донеслись отборные ругательства, разносившиеся теперь чуть поодаль, вызывая хищную улыбку на накрашенных красной помадой губах.        — А ты изменилась, — вновь подойдя ближе, но теперь уже соблюдая дистанцию, дабы снова не стать жертвой какого-либо удара. Едва не пролив кофе, Реджина обернулась к нему, вопросительно вскинув точёную бровь. — С того времени… — не закончив фразу, пояснил он.        — За пятнадцать лет? С того момента, как ты выдернул мне сердце и растоптал? А знаешь, да, думаю, я всё-таки изменилась, в этом ты прав, — Миллс мастерски умела контролировать свои чувства, эмоции, лицо, жесты. Из этой женщины вышла бы прекрасная актриса. В брюнетке, что сейчас стояла перед ним, не было ни капли сожаления, печали, боли, грусти, лишь снисходительная королевская улыбка с нотками презрения, яд и стальная уверенность во взгляде. — А значит, я не наступлю на те же грабли, — с ненавистью и отвращением в голосе прошипела она, приблизившись к мужчине. А затем, толкнув его в грудь, от чего тот на мгновение потерял равновесие, гордой походкой, во всей красе показывая ему, сколько же Локсли потерял тогда, двинулась в свой кабинет, сжимая в руках стаканчик кофе.        — Мисс Миллс, нам нужно встретиться по работе, — крикнул он вслед, заставляя Реджину остановиться и закатить глаза, чего он хоть и не мог видеть в силу того, что женщина стояла к нему спиной, но наверняка знал, довольно хорошо изучив Реджину Миллс в своё время. Однако дорожа минутами драгоценного внимания брюнетки, Робин решил не медлить.        — Сейчас начальство вызывает меня в головной офис: какие-то проблемы с архивом данных. Встретимся в пять, я уже отправил адрес на телефон, — она уже хотела было возмутиться и возразить что-то, но к тому моменту, как женщина обернулась, его и след простыл. Раздражённая тем, что за неимением выбора, придётся всё же идти на эту чёртову встречу с ненавистным ей человеком, Миллс швырнула стаканчик в мусорное ведро через всю прихожую, каким-то образом попадая в цель, чего, к слову сказать, никогда не делала.        Заметив краем глаза наконец появившуюся на рабочем месте Айви, Реджина обернулась, чтобы поздороваться, как вдруг из-за спины Белфри выглянула девочка, примерно ровесница её Саманты, с каштановыми волосами и ярко-зелёными, словно изумруды, глазами.        — Дэниэлла, ну я же просила никуда не… — оборачиваясь, начала Айви, —…отходить, — заметив начальницу и осознавая неловкость ситуации, застыла на месте Айви. — Мисс Миллс, я… — зная характер Реджины, начала оправдываться секретарша, но была перебита дочкой.        — Простите маму, просто школу закрыли на карантин, а счёт за электричество оказался просрочен, и свет в квартире… — тараторила девочка.        — Реджина, — видя смятение обеих, улыбаясь, представилась женщина, протягивая ребёнку руку. — Моё имя Реджина, — пояснила она, когда зелёные глаза посмотрели на неё с непониманием.        — Меня зовут Дэниэлла Свон, — ответила девочка с улыбкой на лице.        — Твоя мама о тебе рассказывала. Это ведь ты та самая милая добрая девчушка с зелёными глазами? — разглядывая черты лица Свон, сказала Миллс. В ответ Дэниэлла лишь закатила глаза, становясь в этот момент безумно похожей на Айви.  — Это прекрасно, что ты заглянула, а то у меня здесь такая скукотень! Как насчёт посмотреть фильм? У меня там на столе компьютер, выбери нам что-нибудь, — даже не сомневаясь, что она согласится, сказала Реджина.        — «Пираты Карибского моря!» — тут же воодушевилась Дэниэлла и ушла в кабинет. Стоило девочке исчезнуть, женщина, опираясь бёдрами о стол, задумчиво уставилась в стену, казалось, вовсе позабыв про смущённую Белфри, находящуюся рядом.        — Я только одного понять не могу: мы с тобой работаем вместе чёртовых пять лет! И ты ни разу не обмолвилась, что у тебя есть дочь? — наконец, с непониманием взглянув на Айви, спросила она. Пока девушка пыталась найти, что ответить на это, Миллс заметила на полу пластиковую карточку. «Должно быть, выпала из кармана у девочки», — подумала она и протянула вещь секретарше.        — Ой, спасибо! Наверное, Элла обронила! — спохватилась брюнетка, принимая вещь из рук женщины.        — Что это? — с неподдельным интересом спросила Реджина.        — Я сказала ей, что это вещь её отца, но… — попробовала объяснить Белфри.        — На самом деле, это не её отца, — закончила женщина.        — Да. Когда я забеременела, мать пыталась заставить меня сделать аборт, но я сбежала. Мне помогли. Когда Дэниэлла нашла и спросила, чьё это, я сказала, что это вещь того человека, который подарил ей жизнь. Знаю, не самая удачная формулировка. Она с таким блеском в глазах начала говорить об отце, что я не смогла возразить ей, — услышав рассказ, Реджина тепло улыбнулась, а перед глазами начали мелькать моменты пятнадцатилетней давности. Взгляд упал на номер карты.        — Я знаю. Когда-то эта карта принадлежала мне, — задумчиво произнесла Миллс, разглядывая противоположную стену.        — Что? — на лице девушки читался шок.        — Это была я. Тогда, пятнадцать лет назад, в клинике. Я сказала тебе: «Не верь никому, предать может каждый».        — Так это… Я… Но как Вы оказались там? — Белфри всё ещё была шокирована правдой.        — Давай не будем ворошить прошлое. Просто знай, я очень рада, что сделала это в тот день, — улыбнулась женщина.        — Простите, что пришлось взять Эллу с собой. Я просто совсем позабыла про счета, и так получилось… — всё же начала оправдываться Айви.        — Я тебя понимаю. Первые три года после рождения Саманты я сама была такой. Мой тебе совет, просто успокойся и попробуй не пытаться успеть всё. Из тебя вышла прекрасная мать, знай это, — напутствовала Реджина.        — Спасибо, — всё, что могла сейчас произнести Белфри, всё ещё отходя от произошедшего.        — Кстати, возьми себе пару выходных. После всех моих психов и закидонов в последние дни ты заслужила, — сказала Миллс и, захватив с собой ежедневник, направилась к выходу, уже предвкушая «радостную» встречу с Локсли. Цокая шпильками по мраморной лестнице, Реджина преодолела семнадцать этажей. Ни один нормальный человек не пошёл бы на такое, но Миллс решила, что ей стоит сбросить пару килограмм: после праздников женщина немного поднабрала в весе, не зря психологи говорят, что стресс — это вредно. По крайне мере, именно в этом она пыталась себя убедить всё то время, что добиралась до выхода из здания, абсолютно не желая признавать, что всего-навсего пытается оттянуть встречу с бывшим. Оказавшись, наконец, на заднем сидении чёрного мерседеса и приказав водителю везти её по нужному адресу, брюнетка погрузилась в раздумья. Шестнадцать лет назад        — Робин! Робин, это не смешно, что за детские игры? — смеясь, возмущалась Реджина, не имея возможности видеть что-либо из-за повязки на глазах.        — Осторожно, ступеньки, — поймав за талию запнувшуюся девушку, предостерёг Локсли.        — Куда мы идём? — сгорая от нетерпения, уже в который раз спросила Реджина.        — Я же сказал, это сюрприз, милая, ты скоро сама всё увидишь, — стараясь как можно тише открыть скрипучую дверь, в очередной раз улыбаясь любопытству своей малышки, произнёс он. Прошла ещё пара мгновений, и повязка, наконец, слетела с её глаз. Взгляду Реджины открылся потрясающий вид на вечерний Нью-Йорк. Большой уютный плед был расстелен на крыше одного из небоскрёбов Манхэттена. Повсюду развешаны гирлянды с приветливыми жёлтыми огоньками. На покрывале стояла корзинка фруктов, рядом с которой удачно разместились её любимый тортик и бутылка шампанского. На плечи заботливо лёг мягкий пушистый плед. Реджина обернулась, с восторгом и непониманием посмотрев на парня.        — Робин, мы что-то празднуем? — мысленно прокручивая в голове все важнейшие даты в её жизни, их жизни, спросила она.        — Я не могу сделать приятное своей девочке? — улыбнулся он, показывая те самые ямочки на щеках, в которые она безнадёжно влюблена.        — Любимый, ты с ума сошёл! Это же безумно дорого! Сколько ты вообще потратил только на то, чтобы нас сюда пустили? Нельзя делать такие подарки без повода! — возмущалась девушка, всё так же будучи не в силах стереть со своего лица наивную детскую улыбку.        — Джина, я люблю тебя, и это самый лучший повод делать всё на свете, чтобы ты улыбалась так, как сейчас, — притягивая брюнетку ближе за талию, всматривался в прекрасное лицо, словно пытаясь навечно запомнить любимые черты. Миллс всё так же смотрела на молодого человека блестящими от восторга, восхищёнными глазами. Приблизившись, Робин утянул свою малышку в нежный поцелуй. Его слегка потрескавшиеся от ветра губы, захватывали в плен её пухлые и мягкие, передавая сквозь этот поцелуй любовь, заботу и безграничную нежность, лишая губы возлюбленной последних остатков алой помады. Поцелуй длился, казалось, вечность. Прошло уже несколько минут, а эти двое словно забыли обо всём. Когда воздуха стало не хватать, почувствовав непроизвольно впившиеся в его предплечье ноготки, Локсли отстранился, давая обоим больше кислорода. Опустившись на плед, Робин усадил Реджину к себе на колени, обнимая за плечи. Миллс отвернулась в сторону, пытаясь сглотнуть ком в горле. Колющее ощущение в груди не давало дышать. Она задыхалась от тепла, нежности, от любви, от его рук, губ. Мужчина, взяв брюнетку за подбородок, развернул на себя, заглядывая в глаза. Слишком часто вздымающаяся грудь и приоткрытые губы выдавали её. Стоило ему взять в руки её ладонь, как взгляд тут же упал на кончики пальцев, что приобрели сине-фиолетовый оттенок.        — Реджина! Сколько раз я просил, чтобы ты прекратила так делать! — взволнованно заглядывая в слегка расширившиеся зрачки, сказал Локсли. — Дурёха! Ты хоть понимаешь, что могла задохнуться! — слегка повысив голос, раздражённо втолковывал он.        — Прости, — прошептала она. — Я просто не могу отпустить. А что, если этот поцелуй последний? Что, если потом ты меня бросишь? Я не смогу идти дальше с мыслью, что собственными руками прервала наш последний поцелуй, — в карих глазах отчего-то появилась влага.        — Хэй, я ведь говорил тебе, что я никогда не предам тебя. Что бы ни случилось, я буду рядом, поняла? — взяв её руки в свои и растирая ладони, обещал Робин.        — Знаю, просто… — не зная, как объяснить нахлынувшую сейчас гамму чувств, пробовала оправдываться девушка.        — Это прекрасно, потому что я готов повторять это тебе каждый день, пока ты не запомнишь навсегда, — оставляя поцелуй на макушке, улыбнулся мужчина. — Я привёл тебя сюда, потому что знаю, как моя девочка любит звёзды. Здесь лучший вид на звёздное небо во всём Нью-Йорке. И сегодня я собираюсь доказать, что ко мне упала одна из тех самых звёзд, — расположившись на пледе, Робин уложил Джину себе на грудь, поднимая глаза к небу. В тот день они провели на крыше всю ночь до самого рассвета.        На последнем этаже здания, в котором была назначена встреча, находился один из самых престижных в городе ресторанов. Стоило Миллс лишь назвать свою фамилию, как официант тут же повёл её куда-то, не проронив ни слова. Преодолев лестницу, Реджина обнаружила, что, вопреки всем её ожиданиям, вместо второго этажа они оказались на крыше. Дверь за ней закрылась, а официант тут же бесшумно куда-то испарился. Стоило вынырнуть из своих мыслей и лишь поднять взгляд, как брюнетка, словно вкопанная, застыла на месте. На улице уже начинало темнеть, и вокруг были лёгкие сумерки. Повсюду расставлены крошечные фонарики, свечи, огоньки. Пол под ногами усыпан множеством лепестков роз. Посреди крыши стоял столик на двоих, на котором можно было разглядеть самые дорогие блюда из всех, что тут подавали, и бутылку первоклассного Шардоне. У стола её ждал одетый в дорогой серый костюм и белую идеально выглаженную рубашку Робин Локсли. На ногах чёрные туфли, щёки покрыты щетиной. На глаза навернулись слёзы. Почему-то в сознании тут же всплыл образ рождественского ужина: схожие блюда на праздничном столе, бутылка вина и её любимая дочь. Вот только этой картине было суждено продержаться лишь миг. Воспоминания тут же откинули её ещё дальше в прошлое. Тот самый вечер на крыше. Вот только тогда они любовались на звёзды, а сейчас это лишь встреча, пропитанная пафосом и формальностями, для обсуждения каких-то «рабочих моментов», которых, они оба знают, нет. Вместо уютного и мягкого одеяла, перепачканного в креме, — столик, покрытый белоснежной скатертью. Вместо сочных фруктов и любимого торта — дорогие блюда ресторанной кухни. Обычную бутылку шампанского, купленную в ближайшем алкомаркете за пятнадцать минут до встречи, сменили изысканные сорта. И они двое в нарядной одежде, с официальными обращениями, на месте тех молодых людей, одетых в обычные свитера и джинсы, которые были до беспамятства влюблены и безгранично счастливы. Казалось бы, всё то же самое, но это не то. Совсем не то. В горле встал ком, а в грудной клетке закололо, только в этот раз от боли, а не от поцелуев любимого и единственного человека. От этого жуткого контраста стало мерзко, противно и просто невыносимо. Стало невозможно стоять на месте, находиться здесь, смотреть в глаза этому подонку. Подонку, которого она по какой-то несправедливой, паршивой причине всё ещё любит. И Реджина Миллс не выдержала. Она дала слабину. Несмотря на все обещания, принципы, профессионализм, причины она сдалась. Женщина не смогла это вытерпеть. По щекам градом полились неконтролируемые, жгучие, горькие слёзы. Опустив глаза в пол, чтобы больше не видеть этого мудака, на которого угробила свои лучшие годы, и хоть как-то по крупицам собрать остатки самообладания, Реджина, разворачиваясь на своих умопомрачительных шпильках, сбежала. Брюнетка выбежала с крыши, с шумом захлопнув за собой дверь. Перед ней мелькали ступеньки. Нет сил ждать лифт, оставаться со своими демонами наедине. Миллс не думает, она просто сбегает ниже и ниже, невзирая на туфли, не предназначенные для бега, откуда-то вдруг открывается второе дыхание. И вот она на первом этаже. Инстинктивно, чтобы не врезаться в стеклянную дверь, женщина выставляет перед собой руки, покидая, наконец, строение, в которое она отныне больше никогда не вернётся, что бы ей не предложили. Благо, водитель не посмел ослушаться её, отлучившись по каким-то своим делам, и покорно ждал её у входа. Оказавшись в салоне чёрного мерседеса, дверь которого с шумом захлопнулась, Реджина уже не сдерживала эмоций, с головой уйдя в истерику. Единственное слово, которое слетело с её губ, было «папочка». Машина тронулась, увозя как можно дальше от злополучного места.