15 лет назад
…Этот день должен был стать особенным. Впрочем, он и стал, только, к сожалению, далеко не в том ключе, в котором об этом мечтал счастливый и по уши влюблённый мужчина, возвращаясь домой. Это был тот самый день, который должен был сделать ещё счастливее его девочку, их обоих. Локсли наконец решился на тот шаг, который тщательно обдумывал вот уже довольно продолжительное время, да и не только Робин, они оба, пусть и не обсуждая это друг с другом. В кармане уже лежала красная бархатная коробочка, а в голове раз за разом прокручивались заготовленные слова. Скоро. Он у порога, между ними остался всего какой-то десяток-два метров. И вот вдох. Сердце замерло. Реджина. Его девочка. Всё такая же нежная и милая, с по-детски наивной улыбкой на лице. Их губы встретились в ласковом поцелуе, уже так привычно обмениваясь теплом и любовью. Девушка обвила руками его шею, встречаясь своим глубоким карим взглядом с его небесно-голубым. — Робин, — его сердце стучит сильнее, а эйфория накрывает с головой. В голове назойливо бьётся: «Ну же, Джина, быстрее. Я должен сказать, я должен скорее тебе сказать». Однако в следующую секунду сквозь пелену сознания всё же прорывается её счастливый мелодичный голос. — Я беременна. И мир рухнул. Всё раскалывается. Разлетается на части. Взрывается. Обломки. Осколки. Кровь стучит в висках, руки сжимаются в кулаки от безысходности. Сердце трещит по швам от боли. А единственное, о чём он способен думать прямо сейчас: «Я не могу её потерять». Чьи-то, будто бы вовсе не его, пальцы достают из бумажника деньги, каждое движение отдаёт болью, словно кто-то дёргает за ниточки, разрывая оголённые нервы. Уголок её губ дёргается, на лице непонимание, а во взгляде поблёскивают кристаллики слёз. Он так хочет успокоить её, прижать к себе, сказать, что всё будет хорошо. Не будет. Сладкая сказка оборвалась в момент, окуная с головой в реальность, словно в кислоту, не оставляющую ничего живого, выжигая изнутри, заставляя задыхаться. Больше всего на свете сейчас хотелось целовать, обнимать и никогда не отпускать, но разум взял верх, на мелкие кусочки без ножа разрезая сердце. Два сердца. Два алых любящих сердца. В следующий момент с губ слетают какие-то слова, которые сквозь шум в сознании кажутся лишь невнятной чередой звуков. В этот момент говорит не он — страх. Всепоглощающий, сводящий с ума страх говорит за него, в нём, захватывая каждую клетку сознания. Он уходит. Уходит, чтобы выдержать, не сорваться, не вернуться. Не чувствовать боль.… Остатки сухой листвы слетают с деревьев, с сумасшедшей скоростью кружась в воздухе. Прохожие разбегаются, спеша скрыться от непогоды в собственной квартире, а он так и сидит на чёртовой лавочке, опустив голову на руки. Локсли не в силах пошевелиться, будто загипнотизированный своими воспоминаниями, мыслями, чувствами. За последние сутки его мир будто перевернулся с ног на голову. Подумать только, у него есть дочь. Саманта. Их первая встреча, наверное, была самым провальным, что только можно было бы представить в подобной ситуации. Её образ всё ещё отчётливо стоял в памяти, хоть они видели друг друга всего каких-то несколько минут. Чёрные и густые волосы, длинные, пышные и слегка волнистые, как у Реджины когда-то давно, когда они виделись последний раз. Яркие голубые глаза, что так быстро темнеют в моменты ярости. Он раньше не замечал, пока однажды его девочка не рассказала, каким интересным это находит.Чуть больше чем 15 лет назад
— Реджина, какого чёрта ты опять меня злишь? Тебе не приходило в голову, что однажды я могу потерять контроль? — в очередной раз пытаясь сохранять спокойствие и не вестись на её провокации, спросил Локсли. — Твои глаза, — приближаясь и проводя руками по ещё обнажённой с утра мускулистой груди, ответила брюнетка. — Они темнеют, когда ты злишься. Это так красиво. И так… — её тонкие пальчики скользили по полуобнажённому накаченному телу, расслабляя, и когда Робин потерял бдительность, проникли под пояс брюк, сжимая мужское достоинство, — м-м-м, сексуально, — резкий рывок, и Миллс опрокинула его на стоящую позади них кровать. Чёрт, им ведь было так хорошо вместе! Ну почему судьба так жестока? Почему он вынужден причинять боль своей девочке. Неужели на этом их история закончится? Но ведь это, пожалуй, самая большая несправедливость в жизни. Нет. Он должен её увидеть, должен, наконец, рассказать. Должен объяснить всё, что стояло между ними все эти годы.***
Тот самый двор. Входная дверь, что так резко совсем недавно захлопнулась прямо у него перед носом. Сердце ускорило ритм, Локсли на мгновение забыл как дышать. Момент истины. Пора во всём разобраться. Поднявшись по ступенькам, Локсли постучал. Прошли считанные секунды, как входная дверь распахнулась. На пороге перед ним возникла Реджина, вот только это было совсем не то, чего он ожидал. Учащённое дыхание, растрёпанные волосы и тушь, что чёрными кругами некрасиво размазалась под покрасневшими глазами. Губы едва слышно прошептали «Саманта», и лишь спустя мгновение зрачки расширились от осознания того, кто перед ней. — Локсли? Пошёл к чёрту, — голос был бесцветный, отчего-то до ужаса тихий и хриплый. Никакого крика, истерик, ярости, лишь ещё несколько кристальных, солёных капель скатились по бледным щекам. Женщина уже собиралась закрыть дверь, но Робин ухватил её за запястье. Несколько минут Реджина как-то растерянно смотрела на мужскую ладонь, что сомкнулась вокруг руки. Прикосновения были на удивление бережными, он не сжимал, не тянул, он лишь удерживал, не причиняя боли, от чего в голове воспоминаниями всплыла та нежность, которой были пропитаны их совместные моменты. — Реджина, подожди, — спокойно попросил Локсли. Сейчас осталось только надеяться, что она послушается. И это сработало: Миллс подняла на него свой заплаканный взгляд. — Что у тебя случилось? — в ответ лишь молчание и взгляд, который должен был быть холодным. — Я же вижу, что-то не так. Расскажи мне, — вот только она лишь высвободила руку, отворачиваясь, чтобы уйти. Прошло то время, когда она бы рассказала. Теперь нет. Слишком гордая. — Так и будешь от меня бегать! Сколько? Месяцы? Десятилетия? Вечность? — крикнул брюнетке в спину. В мгновение женщина оказалась рядом, схватив Робина за галстук, затягивая тот туже, а глаза сверкали недобрым огнём. — После всего, что ты сделал, я имею полное право избегать тебя, ублюдок, — на щеке тут же остался ярко-красный след от ладони. — Давай поговорим нормально. Один раз. Как люди, Реджина. Проблемы нужно решать, а не избегать их. — Миллс лишь смотрела на него, разрываясь на части. Одна половина хотела ненавидеть его, послать к чёрту, в то время как другая кричала о том, чтобы выслушать, чтобы снова оказаться в его объятиях. Эмоции и чувства перемешались, переполняя через край, и, наконец, дали о себе знать, смешиваясь с несколькими сутками бессонницы и сегодняшней нервотрёпкой. Девушка облокотилась о стену позади себя, не в силах больше сдерживать истерику. По щекам градом бежали слёзы, ещё больше размазывая косметику, с губ один за одним срывались всхлипы, которые она пыталась сдержать, зажимая рот рукой. — Боже, Джина, что случилось? Расскажи, в обиженную будешь играть, когда у тебя будет всё нормально, — приблизившись и прижав женщину к себе, поглаживая по спине, произнёс Робин. — Моя дочь… Саманта, она… — Миллс не могла произнести целиком ни одного предложения, продолжая всхлипывать. — Господи, Реджина, что? Что с ней? — слегка встряхнув за плечи, Локсли пытался понять, что же произошло. — Она сбежала. Её нет дома, её телефон выключен. Её нет у друзей, знакомых, — чуть повышая голос, ответила брюнетка. — Чёрт! — лихорадочно начинал прокручивать все возможные выходы. — Пойдём в дом, мы что-нибудь придумаем, — взяв Реджину за локоть, он вместе с ней направился в квартиру, закрывая за собой дверь, после чего устроил любимую рядом с собой на диване.40 лет назад
Уставший, темноволосый, слегка небритый и растрёпанный мужчина, уже который час нарезал круги по коридорам больницы, не находя себе места. Прошло десять часов, выпито было уже почти пол-литра кофе, но у кого бы он ни стремился выудить хоть какую-то информацию, все вокруг лишь, будто издеваясь, отвечали: «Ждите». Наконец из-за двери появилась медсестра в белом больничном халате, державшая свёрток на руках, а вслед за ней врач. — Поздравляем, у Вас родился прекрасный здоровый сыночек, — стараясь улыбаться, что, стоит отметить, выходило как-то грустно, сказала медсестра, протягивая ему тёплый, кричащий и ещё ворочающийся свёрток с маленьким мальчиком. — А как Мэри? Когда к ней будет можно? — с небольшим волнением, но в то же время счастливым голосом поинтересовался мужчина. — Мы соболезнуем, но Ваша жена умерла при родах, мы сделали всё, что могли, — устало потирая переносицу, ответил врач, стараясь не смотреть на новоявленного отца, чья жизнь только что изменилась окончательно и бесповоротно. Роберт, едва сдерживая слёзы, смотрел на новорождённого младенца. Мужчинам не положено плакать, но прямо сейчас душа разлетелась на миллион осколков, а в голове лишь звучал голос любимой: «Я хочу назвать его Робин.» Миллс изо всех сил пыталась привести в порядок свои чувства и эмоции, пока Робин, сидя рядом на диване, копался в телефоне в поисках нужного контакта. — И какого чёрта ты всё ещё здесь, Локсли? — её голос звучал так, будто жизнь закончилась, а весь мир вокруг потерял свои краски. — Сейчас я позвоню одному человеку, уверен, он найдёт её, — наконец обнаружив нужный номер, ответил мужчина. — Знаешь, ты последний подонок, Локсли! Я… — закончить она не успела, потому что, краем глаза заметив вошедшего в комнату отца, переключилась на более важные дела. — Ты нашёл её? — женщина тут же подскочила с места, подходя к Голду. — Я был в участке. Они ищут, но… Сама знаешь, заявление можно написать только спустя три дня, а до этого времени толку от них мало. Я привлёк всех моих знакомых. Не волнуйся, мы найдём её. — Не волнуйся! Конечно, мать твою, не волнуйся! Моя дочь неизвестно где! Всё, хватит, я пойду искать Саманту, — Миллс размахивала руками, даже сбив стоящую на полке рядом вазу, на что никто не обратил внимания. — Оставайся дома и жди. Ты должна быть здесь на случай, если Саманта вернётся. К тому же ты сейчас психически нестабильна, это может кончиться тем, что мне ещё и тебя потом где-нибудь на улице с нервным срывом придётся искать, — о своих последних словах мистер Голд тут же пожалел, когда в него полетела какая-то книга, схваченная дочерью со стеллажа. Вот только вся злость выветрилась сразу же. — Просто найди её, пап. Пожалуйста, — Реджина обняла Роберта за шею, изо всех сил сдерживая слёзы. — Стоп-стоп-стоп, погодите-ка, папа? Так вот куда ты тогда делась. И какого чёрта ты мне никогда не рассказывала? — пребывая в шоке от только что сделанного открытия, вмешался Локсли. — Не твоё собачье дело! — не сговариваясь, в один голос ответили отец и дочь. — Локсли, можно мне тебя на пару слов, — мрачно произнёс Голд, пока Реджина ушла на кухню за стаканом воды. Робин встал с дивана, приближаясь к отцу своей любимой женщины. — Я Вас слушаю, мистер Голд. Чего мне ожидать? Лекции о том, как мне нужно было поступить с вашей дочерью и о том, какой я плохой мальчик? — глубоко вздохнув, с небольшой издёвкой в голосе поинтересовался Локсли. — Я не стану лезть. Ваши отношения — только ваше с Реджиной дело, и что будет дальше, тоже зависит только от вас, — как всегда, сохраняя полное спокойствие, начал он. — Но если с её головы упадёт хоть один волос, если ты хоть что-то сделаешь Реджине или Саманте — это будет твой самый идиотский и последний поступок в жизни. И ты — труп, — наклоняясь ближе, прошипел Голд, а затем, обернувшись, вышел из квартиры, оставляя этих двоих самостоятельно разобраться с той историей, что началась так давно, но до сих пор не нашла своего конца.22 года назад
Пару часов назад Локсли получил телефонный звонок от любимой девушки, и сейчас он на всех парах нёсся в больницу, распахивая стеклянные двери на пути в храм медицины, чтобы наконец увидеть свою семью. — Простите, пожалуйста, Вы мне не поможете? — с улыбкой на лице остановив проходящую мимо медсестру, спросил Робин. — Я ищу Мэриан Худ, она родила мальчика у вас в клинике сегодня. Женщина лишь как-то с грустью и сочувствием взглянула на него, а затем, ничего не сказав, умчалась куда-то, оставляя его стоять посреди коридора. Спустя какое-то время перед ним появились несколько врачей в белых халатах. — Мистер Локсли, нам очень жаль, но Ваша невеста умерла при родах, мы сделали всё, что могли, — с серьёзным видом ответил седой мужчина в очках, больше похожий на профессора, чем на врача. — А м-мой… Мой сын? — слегка дрогнувшим голосом, пребывая в полнейшем шоке, всё же нашёл в себе силы спросить Робин. — Он не выжил. Примите мои соболезнования. Когда Локсли вернулся в гостиную, Реджина всё так же сидела на диване, изредка стирая слёзы со щёк, однако взгляд был абсолютно отсутствующим. Она словно не здесь. Совершенно не здесь. Мысли женщины уносили её куда-то далеко, заводя в неведомые дебри сознания, где всегда таились самые главные страхи, которые, казалось, начинают сбываться наяву. Робин придвинулся чуть ближе к брюнетке, ожидая подходящего момента, чтобы начать разговор. Почувствовав горячее дыхание, опаляющее шею, Миллс встрепенулась, обращая, наконец, внимание на незванного гостя. — Мне только одно не ясно, какого чёрта ты не уйдёшь? Что тебе ещё нужно? — не выдержала наконец женщина, с непередаваемой злостью глядя на некогда любимого человека. — В конце концов, Саманта и моя дочь тоже, не стоит забывать об этом, Реджина, — спокойно ответил мужчина, утопая в горьком шоколаде глаз собеседницы, от которых был не в силах оторваться. — Смотри-ка, блять, родительский инстинкт проснулся! А где? Где, тварь, скажи мне, ты был раньше?! Она не твоя дочь, Локсли! Ясно? Она моя! Моя дочь! — по щекам снова сбежали несколько солёных капель, а в Робина с размаху полетела стеклянная ваза, к сожалению одной и к счастью другого, не попадая по цели и с дребезгом разбиваясь о стену. — Реджина, послушай, я всё понимаю, но дай мне объяснить, — аккуратно дотрагиваясь до предплечья, начал было Локсли. — Понимаешь? Да что ты вообще можешь понимать! Ты всё разрушил! Я… Я была счастлива, наверное, самая счастливая девушка на свете, а ты всё разрушил! Ты ничего не объяснил, нет, ты просто швырнул мне эту чёртову пачку купюр, как будто я залетевшая шлюха, а не твоя любимая девушка… Впрочем, наверное, так и было… — голос временами срывался на крик, а пальцы дрожали, не выдерживая нервного напряжения. — Джина, я знаю, ты… — однако закончить фразу ему вновь не дала Миллс. Он слушал молча всё, что она говорила, потому что она имела на это право. После того, что она пережила за эти пятнадцать лет из-за него, она имеет право высказать ему всё, абсолютно всё. — Да что ты можешь знать? Что? Ты знаешь, что с некоторых пор мой отец пользуется краской для волос? С тех самых пор, как я, беременная, на шестом месяце впала в кому, — она снова плакала, будучи не в силах контролировать свои эмоции. — Врачи, все врачи говорили, что это конец. Я не знаю, как я не потеряла тогда дочку. Два месяца. Два чёртовых месяца на грани жизни и смерти, а у меня не было никого, кроме отца, никого, кто бы приходил ко мне, приносил бы цветы, да даже просто разговаривал бы со мной, с нами, вне зависимости от того, слышу я или нет. Я не знаю, как я выжила. Все говорили, что это чудо. И знаешь, наверное, так и было. Чудо. Знаешь, до того дня я не верила в Бога. Но, наверное, он всё же нас услышал. Саманта — «услышанная Богом», — Миллс всхлипнула. Слёзы постепенно иссякали, оставляя только пустоту в сердце и во взгляде.20 лет назад
Центр Генетических исследований. Место, где, казалось, можно найти ответы на все вопросы. Он подал документы два года назад и уже не ждал, что ему когда-либо позвонят. И вот он здесь, в кабинете врача-генетика, чтобы наконец понять, что в его жизни пошло не так. — Здравствуйте, мистер Локсли. Пару лет назад Вы сдавали ДНК. Мы составили полный генетический анализ, держите, всё здесь, — он протянул мужчине небольшую книжку. — Не нужно. Мне не нужно знать всё. Мне нужен ответ на один простой вопрос. Два года назад погибли моя невеста и мой сын. Мэриан умерла при родах. А ещё раньше при моём рождении умерла мать. За что? — потирая руками уставшие глаза, под которыми залегли чёрные круги от бессонных ночей, спросил Локсли. — У вас редкая генетическая патология, передающаяся по мужской линии. Вы можете иметь детей, но риск летального исхода, как для матери, так и для вашего малыша, очень высок, больше девяноста процентов. Шанс, что хоть кто-то из них выживет — один на миллион… — и в этот момент весь мир изменился раз и навсегда. — Реджина, я знаю, мне нет оправдания. Но я не мог тебя потерять. А ты должна была умереть, — проводя рукой по женской щеке, сбивчиво начал Локсли. — Желать мне смерти. Как же благородно с твоей стороны, Локсли, — горько усмехнулась брюнетка. — Нет, Реджина, нет. Я уже проходил через всё это. Я слишком люблю тебя, чтобы позволить себе потерять тебя тогда. Это наследственная патология. Риск летального исхода 99%, шанс был один на миллион. Я просто не мог лишиться тебя. Прости, — Реджина всё это время смотрела на него сначала с непониманием, потом с неверием, а потом с осознанием. Локсли взял её ладони в свои, с сожалением смотря в глаза. — Почему ты не сказал? — еле слышно прошептала женщина. — Скажи я тогда, что бы ты решила? — горько усмехнулся мужчина. — Что буду рожать, — всё с той же горечью и безграничным пониманием в голосе ответила женщина. Больше слов не нужно было никому. Они просто сидели в гостиной, смотря друг другу в глаза и заново изучая каждую чёрточку любимого лица. Внезапно Реджина подалась вперёд, обхватывая любимого за шею и впиваясь в губы жарким, страстным, но одновременно полным любви и нежности поцелуем. — Боже, Роб, я так скучала, — утыкаясь носом в изгиб его шеи, прошептала Миллс. — Я тоже, малышка, я тоже, — мягко поглаживая её по спине, ответил Локсли. Внезапно уютную тишину и спокойствие прервал звук дверного звонка.