***
Миллс вздрогнула, резко открывая глаза от громкой музыки. Размяв затёкшее плечо, Реджина села на постель, озираясь по сторонам. Морщась от громких звуков и потирая виски, женщине понадобилось несколько минут, чтобы осознать, что источник звука находится под её окном. Не думая ни о чём, преисполненная злости на нарушителей её сна, который с таким трудом, наконец, отвоевала, она босиком, как была в одной футболке и нижнем белье, бросилась на балкон, невзирая на то, что в марте ночами всё ещё было прохладно. Подходя ближе, брюнетка невольно вслушивалась в слова. Без тебя жизни нет — я не могу найти. Сколько не жмись к стене, сквозь неё не пройти. Ни одного пути грешной души в зиме — Без тебя смысла нет; без тебя жизни нет. Морщась от яркого света фонаря, что стоял на тротуаре рядом с домом, Реджина всё же смогла разглядеть причину своего ночного пробуждения. Внизу под окнами стоял Локсли, весь растрёпанный, в не до конца застегнутой рубашке, наполовину выправившейся из джинс, а где-то в кармане по всей видимости лежал телефон, а может, и колонка, ставшие источником музыки. Пока Миллс переваривала увиденное, мужчина продолжал. Сколько не жмись к стене, сквозь неё не пройти. Без тебя жизни нет. Я не могу найти Ни одного пути грешной души в зиме — Без тебя смысла нет; без тебя жизни нет; Жизни нет. — Робин?! Локсли, мать твою, что это за цирк?! — подойдя ближе к перилам, стараясь перекричать музыку, взбесилась Реджина. Сдаётся мне, теперь это надолго. Переживаю словно я переплываю Волгу. Она на шёлке, я на иголках. Вдребезги мост. Осколки… — Прекрати, слышишь?! Какого чёрта ты творишь?! Я сейчас полицию вызову, слышишь? — стирая отчего-то покатившиеся по щекам солёные капли, пыталась угрожать женщина. — Да вызывай ты кого хочешь! Я не могу без тебя, Реджинаааа! Ты нужна мне! — на всю улицу прокричал Робин, слегка пошатываясь. — Ты что, пьян? — спросила Миллс, заметив его проблемы с координацией. Она такая, что не хватит слов — Теперь я знаю, как мне повезло холодам назло. Будто бы кто-то отодвинул заслон, И как же далеко меня унесло! — Перестань, слышишь, идиот! Ты вообще на часы смотрел! Три часа ночи, Робин! — пыталась вразумить его женщина, желая сейчас только одного: вернуться в тёплую кровать и забыться, проваливаясь в царство Морфея. Танцуют листья на ветру. Я без нее не true — я без нее умру. Бываю груб, но я не вижу никого вокруг. И тем теплее, чем ближе к костру! Потеряв терпение, Реджина всё же ненадолго вернулась в дом, чтобы спуститься по лестнице и, распахнув входную дверь, уже оказаться рядом с ним. — Убирайся! — женский взгляд полыхал невообразимой яростью, а слова ядовитым шипением разрезали воздух. — Реджина, я люблю тебя. Слышишь, ненормальная, люблю! Давай хотя бы поговорим, Миллс, — явно вознамерившись разбудить абсолютно всех соседей сегодня, кричал Локсли. — Послушай, я хочу быть с тобой, хочу общаться с дочкой. У меня есть дочь, Реджина, для меня это… много значит. — А ты не спросил, чего я хочу? Нет, — сорвавшись, Реджина тоже перешла на крик, с силой толкая Робина назад. — Тебя не было! Не было, когда мне было плохо, когда было больно! Мать твою, ты не появлялся чёртовых пятнадцать лет, а теперь вот он ты, весь такой благородный со своей любовью! А я каждую ночь сидела рядом с кроваткой дочери и не могла понять, почему же её отец так со мной поступил! Чёрт, да я тебя ненавидела! Ненавидела, слышишь! — Миллс, подойдя вплотную, с силой колотила кулаками в мускулистую грудь мужчины, подняв на него блестящие от навернувшихся слёз глаза. — Ненавиде-ла? — хрипло произнёс Робин, так, что слышали лишь они двое да ночной ветерок. — Ла. Потому что это было единственным, что глушило чувства. А потом исчезло. Я больше не могу… Просто не могу… Ничего не могу, — из глаз всё же покатились слёзы. Нервная система просто не выдержала напряжения. Но Реджина быстрым движением тут же стёрла солёные капли, не желая, чтобы он стал свидетелем её слабости. — Я будто беспомощная последние пару недель. Я ничего не могу сделать как следует, не могу разобраться в себе, спать по ночам не могу, — с губ сорвался всхлип. — Ты ведь даже представить не можешь себе, каково это, а мне больно. Эта невыносимая боль, которая приклеилась ко мне, словно тень, и медленно, мучительно разъедает изнутри. — Могу, — шёпотом прервал её мужчина, — когда всё, что было дорого и привычно вдруг исчезло, когда весь твой мир перевернулся с ног на голову, когда не можешь спать, есть, думать ни о чём, кроме как о том, что твоя девушка ушла. Лучшая, любимая, самая дорогая из всех в этом мире, — Реджина смотрела на нахмурившегося Локсли, утирая слезы со щёк. — Я искал тебя, Реджина, не желал сдаваться целых несколько лет, пробил по всем базам, поставил на уши всех знакомых. Вот только ты как сквозь землю провалилась. — Первые пять лет я прожила под фамилией Голд. И я просила отца, чтобы он позаботился об исчезновении всего, что было связано с Реджиной Миллс. Потом это стало не совсем удобно для бизнеса и… Было много нюансов, но мне понадобилось пять лет, чтобы вернуться к своему имени. — Я всё бросил, мне ничего было не нужно. Тогда я просто продал компанию. Потом несколько лет колесил по свету с твоей фотографией, предположив, что ты могла уехать в другую страну. А после меня принесло течением в IT-компанию. — Я уже не та, — прошептала женщина, неотрывно смотря в голубые глаза напротив. Они просто застыли на месте, изучая друг друга. Глаза в глаза. Робин протянул руку, пальцы застыли в миллиметре от её ладони. Их прервал лишь ливень, что стеной хлынул в ночи. В этот момент Локсли отстранил от себя женщину. — Реджина, беги в дом, ты же в одной футболке! На улице не лето! Кто вообще в таком виде выходит на улицу, — подталкивая брюнетку в сторону распахнутой входной двери, обеспокоено произнёс Локсли. — А ты смотрю-ка прям в тёплом пальто? Нашёлся тут. Давно пора выучить, что я делаю только то, чего сама хочу, — вздёрнув подбородок и подставляя лицо под струи воды, ответила Реджина. — Вот только мне до дома идти пять минут, а тебе больше часа! Пошли, — Миллс, взяв за руку, потянула Робина в сторону дома. Тот лишь с удивлением взглянул на неё, но повиновался. — Что? Не хочу потом говорить дочери, что её отец умер от пневмонии, — поспешила найти своим действиям оправдание. — Ты спишь на диване, одеяло в шкафу. До утра есть ещё несколько часов, поэтому я спать, — сухо произнесла Реджина, кивнув головой в сторону гостиной. — И что, даже кофе не предложишь? — с усмешкой поинтересовался мужчина. — Иди к чёрту! — ответила она, стараясь быть тише, ведь наверху спит дочь. — Мне кажется, или на тебе моя футболка? — не желая оставаться в проигрыше в их словесной перепалке, окликнул брюнетку уже у самой лестницы. — Тебе кажется, — Миллс буквально взлетела наверх по ступенькам, в этот момент, казалось, она невесомая и хрупкая, словно пушинка.***
Робин проснулся от того, что на втором этаже, прямо над ним, что-то с грохотом упало на пол. Часы показывали половину пятого утра. Прислушиваясь, мужчина встал с дивана и поднялся по лестнице. В начале свернув направо и пройдя по тёмному коридору, он не обнаружил ничего: всюду тихо. Однако чутьё подсказывало Локсли, что он всё же не ошибся, вернувшись к лестнице, он направился в другую сторону. Из-за одной из дверей доносились еле слышные снаружи крики и всхлипы. Аккуратно повернув ручку, Робин вошёл, убеждаясь, что в этом доме весьма хорошая шумоизоляция, и если бы не упавший с тумбочки стакан, что теперь осколками и лужей растёкшейся жидкости лежал на полу, то он бы не услышал. Реджина металась по кровати, с губ слетали всхлипы и крики, а на щеках блестели слёзы. Не раздумывая о том, насколько это уместно при их отношениях, Робин опустился на кровать рядом с ней. Мужчина аккуратно встряхнул брюнетку за плечи в надежде разбудить. Спустя пару минут Миллс всё же открыла глаза. — Нет! Нет, пожалуйста, я… — всё ещё не разобравшись, где сон, а где реальность, продолжала кричать женщина. — Тшшш, тише, Джина, это всего лишь сон, всего лишь сон, — Локсли прижал её к себе, успокаивающе поглаживая по спине. Реджина, поддавшись слабости, уткнулась в изгиб шеи, позволяя слезам катиться по щекам. — Ну-ну, всё хорошо, малыш, — прошептал Робин, ложась на кровать и поудобнее устраивая её в своих объятиях. Сонная, она совсем не думала о рамках их отношениях. Она только знала, что сейчас в этих руках ей спокойно и тепло. Совсем скоро слёзы перестали скатываться по обнажённому торсу, а тёплое спокойное дыхание согревало шею. Мужчина покрепче укутал любимую в одеяло, убирая тёмную прядь с лица. Завтра она вновь станет упрямицей, станет колючей, как ёжик, а он не скажет ни слова, потому что она имеет на это полное право. А пока она просто милая и уставшая, такая маленькая, хрупкая, как ребёнок.