tangerine

      Сегодняшний день стал соревнованием. Для юрких птичек, что яркими комочками перелетали с ветку на ветку и соревновались в перекрикивании друг друга в известной лишь им мелодии. Для продолговатых, словно перья, тучек в голубом небе, пытающихся закрыть утреннее солнышко, но оно быстро вылезало из-за них и мягко грело местных жителей. О, вот и утренние гонки школьников на велосипедах, которые раскидывают своими колёсами гладкую гальку в разные стороны.       А ещё для его недосыпа, пытающегося сбить его с ног уже который раз. Под палящим солнцем и пониманием, что сегодня выходной день, и он мог поспать ещё дольше, это было почти пыткой. Но нет. Он лениво шагает по гладкой дороге в горку, чертыхаясь себе под нос и много-много раз поправляя съезжающую спортивную сумку и режущий руку пакет с продуктами. Даже проходящему мимо бывшему однокласснику натянуто улыбнулся, мысленно представляя, как будет мстить всему человечеству за свой утренний подъём.       — Я потребую… — тяжёлый вздох, — килограмм, нет, двадцать килограммов самого дорогого мороженого с фисташками и… — карие глаза впиваются ненавистным взглядом в нужный дом. Вот сейчас он зайдёт и всё выскажет этому противному… нехорошему человеку, который поднял его — самую агрессивную «сову» в округе — в восемь утра. Ноги плетутся, но с упорством поднимаются по железным ступеням вверх и доходят до нужной двери.       Раз, два… Ойкава становится боком, опасно поднимая из последних сил ногу, и уже метится ею в замок двери. Да, открытие двери ногой — самое малое, что нужно сделать истеричке-Кагеяме за спам с просьбами закупиться в супермаркете именно на другом конце города. Особенно, если помнить, что двери открываются в другую сторону и ударом вовнутрь её можно выломать из петель. Поделом будет, жаворонку ощипанному.       — Сломаешь двери — сломаю тебе жизнь, — шипит хозяин квартиры, успев вовремя открыть двери так, что Тоору потерял равновесие и накренился в сторону, и он лишь чудом удержал бумажный пакет. Помятый, во вчерашней одежде и залёгшими тенями под глазами Кагеяма производит на него не самое приятное впечатление. Если бы бессонница была человеком, то она выглядела именно так. Чем он, чёрт возьми, вчера таким занимался, что сейчас выглядит как каменщик, работающий третий год без зарплаты? Но из дома уже слышно запах чего-то очень-очень вкусного. Тобио принимает пакет из рук и уже желает закрыть двери, напоследок кинув: — спасибо, можешь идти досыпать дальше. У тебя ведь выходной?       — Э нет, малой! Уже не отделаешься так просто от меня! — Ойкава отличался своей любопытностью и любовью халявно покушать, поэтому без проблем успел нырнуть под рукой и пройти в дом, пока парень не успел понять, что к его списку прибавился ещё один голодный рот. Но открытого негодования он не показывает, оценивающе глянув в пакеты, что-то задумчиво пробормотав под нос, и молча последовал к кухонной плите. На ней уже стояла турка с кофе и небольшой чайник. Будущий преподаватель недоумённо уставился на две кружки: — У тебя гости? Ты же не мне приготовил, верно? Тогда бы и не выгонял.       Но ответ он находит сам. Завёрнутого в тёплое одеяло несмотря на стоящую за окном жарищу, и мерно сопящего в обе дырочки. Ничего себе. Тоору восторженно свистит, не обратив на испуганное кряканье друга внимание, и смело входит в единственную комнату. Присел на корточки около дышащего «свёртка» и ткнул пальцем в рыжую макушку. Раз, два… Существо недовольно мычит и ударом пятки сотрясает воздух, видимо, надеясь отогнать кого-то. Ойкава продолжает уверенно тыкать пальцем, едва сдерживая смех. Раз, два …       — Слушай, а он точно живой? — приподнимается на носочки юноша (не забыв старчески покряхтеть), заинтересованно заглядывая в лицо Хинате, и на этот раз тыкает ему в веснушчатый нос. Он мило морщится, и светлая ладошка мигом стирает невидимые пылинки. Вот это, конечно, неожиданно: увидеть у грубого и негостеприимного студента столь интересный «экспонат». Ойкава на пробу тыкает ещё раз в нос, наблюдая, как спящий опять тянет руку к лицу.       — Знаешь, куда я тебе сейчас этот палец засуну, идиот? — внезапный гость не успевает среагировать, как уверенный подзатыльник злого Тобио приходится ему в макушку, сталкивая его прямо на сонно причмокнувший «свёрток». Бум! Коленом в бок. Локтем в затылок. Другим в поясницу. А сверху ещё и мелкий вскрик, который режет уши. Вот тебе и доброе утро. Ещё и Кагеяма сбоку неожиданно громко хохочет над выражением лица ошарашенного Шоё.       Сначала рыжеволосый ничего не понимал. Потом ещё несколько секунд потупил, немигающим взглядом уставившись на лежащую поперёк него тушу хныкнувшего от боли Ойкавы. Ему досталось больше всего, а помочь встать ему никто не хочет. Вот так и дружи с этими мелкими грубиянами. С мученическими вздохами, преподаватель поднимается и выравнивается около своего друга, потирая пальцами раненный затылок и поясницу.       — Мой милый кохай, — склоняется над его ухом, не отрывая взгляд от просыпающегося незнакомца; Тобио мгновенно напрягается, со злобой на него уставившись и делая шаг в бок, — надеюсь, ты помнишь, что педофилия жестоко наказуема? Давай я его быстро в детский сад верну, пока родители не заметили, и я проведу экспресс-лекцию, почему не стоит принуждать детей к чему-либо нелегальному. Серьёзно…       — Собственным опытом будешь делиться?! — сквозь зубы рыкает Кагеяма, недовольно толкая его в грудь, и едва различимо что-то бурчит под нос, возвращаясь к готовке. Что же, если он не хочет делиться правдой, то нужно вытягивать правду из этого рыжего школьника. По сравнению с Кагеямой, которые в свои двадцать один хорошо сохранился, пусть и уже были заметны маленькие морщинки, этот паренёк выглядит на все десять за счёт миниатюрности и плавных движений. А ещё он сильно вздрагивает, услышав крик Тобио, командующий: — Хватит дурака валять, ставь стол посредине! Буду вас, двоих идиотов, кормить.       — Ойкава Тоору! — парень игнорирует просьбу друга, садясь просто на пол около откровенно испуганного Хинаты, кинув сумку куда-то в угол, протягивая ему руку и приветственно улыбаясь; тот криво улыбается, её пожимая и представляясь. Конечно, кто бы ни удивился, когда утром неожиданно обнаружил около себя незнакомого человека, который словно ни в чём не бывало садиться около тебя и перекрикивается подколками с твоим вчерашним собутыльником. — Единственный друг этого мелкого засранца, а ещё, по совместительству, ваш спаситель, который и принёс вам обоим покушать и таблетки от похмелья. Я слышал, ты вчера зажёг, ха-ха. Тебе хоть шестнадцать есть?       Казалось бы, и без того круглые глаза округлились ещё сильнее, а руки крепко сжали одеяло, подтягивая ещё сильнее, в попытке спрятаться от внимательного взгляда Ойкавы. А тот только довольно насмехался над ним, специально держа напряжённую тишину и дожидаясь ответа от Хинаты. Нет, вы не думайте, что он это делает назло или дабы напугать флориста. Просто для дружбы с Кагеямой навык не бояться неожиданно заткнуться и просто молча идти сбоку жизненно важен.       — Мне двадцать два неделю назад исполнилось, — пробурчал Шоё, одной рукой поправляя задравшуюся футболку и непослушные волосы, осматриваясь вокруг, благодарно вздохнув, заметив аккуратно сложенный рюкзак в углу. В случае чего, он сбежит — не впервой ему со второго этажа прыгать. Но у него есть возможность лучше разглядеть комнату его нового друга. Она была под стать самому Тобио: опрятная и небольшая, как раз для одного человека, а по периметру стояло несколько шкафов с книгами и всякими мелкими безделушками, комод со средствами гигиены. Занавески светлые и пропускают сквозь себя солнечные лучи. Тут было спокойно и безопасно, пахло какими-то пряностями и тонким ароматом еды, который не всасывала тихо гудящая вытяжка.       А ещё фотографии. Очень-очень-очень много фотографий. В каждом углу, на каждом свободном месте висела хотя бы одна, а то и несколько, фотокарточек. С незнакомыми для Хинаты людьми, природой и животными, мелкие портреты каких-то девушек и большой пейзаж с густым хвойным лесом подле горного хребта. Так вот на кого учиться Кагеяма…. Он фотограф? Почему же он не любит эту чудесную профессию?       Он повернулся в сторону единственного окна и приоткрыл рот: по правую сторону, где вчера сидел Кагеяма, висела тонкая лента гирлянды с более старыми фотографиями. Школьными, догадался Хината. Парень молча выполз из футона под смешок Тоору, который лишь завалился на спину, заложив руки за голову, и медленно подкрался к гирлянде. Кажется, Кагеяма, если он прямо сейчас оторвётся от готовки и повернётся к нему, совершенно не одобрит его поступок, но…. Он хочет знать о нём больше. Хочет быстрее прочитать его, легко вступить на его личную территорию и вытянуть продавца из зоны комфорта.       — Старшая школа Карасуно, — Хината вздрагивает, слыша холодный голос Кагеямы прямо у себя за спиной; брюнет смотрит исподлобья, крепче сжав в руках поднос с тарелками, но легко кивает, давая разрешение рассмотреть фото поближе. Шоё тихо ликует внутри и начинает охотно рассматривать, надеясь одним широким взглядом разглядеть все. Вот Кагеяма в чёрной школьной форме, как всегда нахмуренный; фото с ещё какими-то старшеклассниками, подпись: «Лети»; фотография всего класса, где все без исключения улыбаются. И флорист сдержанно хихикает, понимая, почему Тобио так редко улыбается: его улыбка совершенно не выглядит дружелюбно и подходит, скорее, какому-нибудь маньяку.       — И с того времени он не изменился! Всё та же улыбка убийцы! — Ойкава понимает, с какой фотографии хихикает парень, бархатно смеясь вместе с ним, пока Кагеяма зло фыркает и, похоже, в голове раздумывает, где он спрятал крысиный яд. Добавит «изюминку» в завтрак предателя. Хината разворачивается на пятках и в один прыжок оказывается прямо перед хозяином квартиры, широко улыбаясь и сжимая в руках школьный портрет с улыбающимся «во все тридцать-два» студентом.       — Нет, — мгновенно отрезал он, — даже, чёрт возьми, не думай. Я не улыбнусь. Даже ради тебя, мандариновый идиот, — Кагеяма чеканит слова, грубо щёлкнув друга по лбу и валиться на своё «законное» место — напротив окна, дабы понаблюдать за природой за стеклом. Ойкава садится по правую сторону, свободно рассоединяя палочки и сразу накидывает из принесенного блюда себе побольше еды. Он высокий, ему нужны витамины больше всех! Хинате достаётся место по левую руку, но…       Кто сказал, что он после щелбана вот так просто сдастся? С упрямо сведёнными бровями он садится напротив Тобио, демонстративно положив около своей тарелки фотографию, и пилит его взглядом, рыжей копной закрывая вид из окна. На него в ответ без всякого задора смотрят тёмно-синие глаза, но Хината принимает это как вызов. Гляделки! Он хмурится ещё сильнее, наощупь поднимая полоску бекона из заранее накинутой Кагеямой порции, активно пережёвывая и не сдавая свои позиции. У Шоё за спиной годы тренировок игр с младшей сестрой, а у Кагеямы прирождённый талант к открытому игнорированию людей. Ойкава даже не уверен, за кого болеть.       — Не улыбнусь я тебе, отстань… — первым сдаётся студент, опуская взгляд в свою тарелку и недовольно ворча себе под нос; рыжеволосый хмыкает и всё же радостно моргает покрасневшими глазами. Ещё одна победа за Хинатой! Но есть одна загвоздка: опустив глаза в общее блюдо, он встречается только с донышком тарелки.       — Ой, мне Ива-чан написал! Ну, мальчики, я пойду! — Тоору нервно улыбается, потрепав обоих парней по голове, и резво поднимается на ноги. Свою тарелку он оставляет на месте, пытается не глядеть на шумно выдохнувшего друга, который агрессивно сжал палочки, и дружелюбно улыбается Хинате. Кажется, это не первый случай, когда Ойкава заваливается к Тобио и беспардонно съедает всю еду, но при этом оставляя половину своей порции в собственной тарелке. Как говорила его бабушка: «Что не съем, то понадкусываю». — Малыш, если не можешь ответить этому грубияну, то позвони мне — я приеду и дам ему по башке!       — Какие мы любезные! — гавкает на него брюнет, возвращая нетронутую еду обратно в общее блюдо и тихо вздыхая; преподаватель, конечно же, откликается и что-то говорит в ответ, засмеявшись громче прежнего, громко захлопывая двери прямо перед носом злого хозяина квартиры. А жаль. Кагеяма только поднялся на ноги, дабы запустить в него что-то потяжелее. Опускает его прямо на глазах у Шоё. — Идиота кусок.       Итак, они снова остались один на один. Он валится вновь на своё место, молча щёлкнув в воздухе палочками, и рассматривает содержимое глубокой тарелки. И пытается делать вид, что внимательный взгляд Хинаты совсем его не напрягает. Чёрт, он всё ещё ждёт от него улыбки? Наивный…. Конечно, игнорировать было бы намного легче, оставайся флорист на своём месте, но, кто бы сомневался, его задница плавно кочует на место Ойкавы, а голова опускает почти на уровень стола, дабы можно было заглянуть в мрачное лицо.       — Так кто я для тебя? — неожиданно выдаёт Хината, хлопнув ресницами и своровав прямо перед носом продавца последнюю тефтельку, сразу запихнув её в рот, но не спеша пережёвывать. Голодный Тобио продолжает вспоминать, считаются ли домашние железные палочки холодным оружием и точно ли в шкафчике в ванной лежит яд. В голове уже вырисовывается, как одна палочка втыкается в карий глаз, когда кража происходит прямо из его тарелки, и Шоё продолжает: — Вчера ты раскидался комплиментами, не оттолкнул меня, когда я начал на тебя…ну…наваливаться…? — щёки обоих медленно краснеют, а в голове мелькает этот слишком смущающий момент, — уложил в свой футон — кстати, где ты спал? — приготовил завтрак и чай. Да и сейчас не выгоняешь из дома, хотя мог отправить вместе с Ойкавой-саном.       — Ты — наглый пацан, который без лишних вопросов ворвался ко мне в… — Кагеяма чётко проговаривает каждое слово, звонко стукнув палочками для еды об стол и подняв сердитый взгляд на флориста, — твою мать, в мою жизнь. Думаешь, я сам сейчас понимаю, что делаю?! Я просто пытаюсь вести себя естественно, как будто твоё присутствие не заставляет мои руки нервно трястись, словно у меня не стоит эта дебильная картина перед глазами.       Тобио начинает тараторить, быстро-быстро двигать пальцами по поверхности небольшого столика и отбивать на нём какую-то чечётку; Шоё, кажется, даже не изменился в лице, когда парень зло застонал и опустил вниз лицо, прожигая покрасневшими глазами свою тарелку. Только аккуратно протянул ладонь к нему и медленно-медленно провел по лопаткам. На этот раз он не оттолкнул его, содрогнувшись всем телом и громко зашептал:       — Я делаю так, как меня учили, как я сам научился: действуй так, как это делали бы короли. Они бы холодно стояли ровно, держали маску спокойствия на лице, говорили бы ровно и… — делает глубокий вдох и на выдохе заканчивает, — я не король. Я простой недо-фотограф, продавец в продуктовом магазине, который просто хочет мирной жизни.       — Тогда… пропусти других в свою жизнь, — негромко начинает Шоё, улыбаясь. — Позволь им быть хотя бы маленькой частичкой твоей «мирной жизни». Ты закрываешься, Тобио. И потом же сам от этого страдаешь. Усложняешь, надумываешь и раздуваешь всё до масштабов мировых проблем. Будь проще. Позволь угадать твои мысли, ладно? Я аккуратно, честно. — доверять таким словам чёртовому Хинате, который только вчера едва ли не пересказал всю его жизнь, просто посмотрев на него, конечно же, не очень хотелось. «Будь проще», — мысленно пронёсся его голос в голове. Это был словно огромный баннер, закрывший собой возникающие мысли. Тобио устало кивает, на всякий случай крепче сжав руки в кулаки. — «Они думают, что я странный», «они считают меня тупым королём», «они отвернутся от меня», «они бросят меня, как только я стану им бесполезен». Это только цветочки, ты умный парень и точно используешь более замысловатые формулировки, ха-ха. Угадал?       — Как же я хочу тебя ударить… — сквозь сжатые зубы прорычал Кагеяма; Хината принял это как положительный ответ и тихо хохотнул. Каким же забавным выглядит злой Кагеяма. Словно маленькая злая собачка, которая лает, но не решается укусить. Потому что добрая и не хочет тебя ранить. Чувствует, что ты специфический человек, но точно поможешь.       — Тогда я согласен только на дружеский бой, — он помогает Тобио поднять голову и посмотреть в улыбающееся лицо, едва прикасаясь к его мягкой щеке; Кагеяма… перестаёт задумываться, почему он слушается этого мягкого шёпота. Он просто отключает голову. Он с надеждой смотрит в янтарные глаза с лёгкой задоринкой, чувствуя, что когда-нибудь корона на его голове разлетится в золотистую пыль, а пока… — Мир, дружба, жвачка?       Возразить не получилось. И не хотелось, чёрт возьми. Его руки следуют за чужими, когда их поднимают на уровень глаз. Глаза находят сжатый кулачок флориста с оттопыренным мизинцем. Клятва на мизинчиках, как по-детски. Чувство, будто дальше только глубокий обрыв, в который он будет падать всю свою жизнь, стоит у него за спиной. И подталкивает не настойчиво, просто предлагая спрыгнуть вниз. И расправить крылья. Начать жить так, как ему угодно.       Его сжатый кулак мелко потряхивало. Но мизинец уверенно обвил другой. Ему оставалось только вдохнуть свежую порцию воздуха, когда худые руки мягко обвили его, а веснушчатым носом уткнулись ему в плечо.

Он прыгнул вниз. И чужое тепло подарило ему крылья.