Бегство от умирающего солнца

~ XXI ~

      Октябрьская погода портилась и снова улучшалась. Подобно юному капитану судна она никак не могла выбрать курс, которому стоило следовать. Рано утром мог пройти сильный дождь, а уже днём у солнца было достаточно сил, чтобы выпарить зеркальные лужи. На рассвете от сильного порыва ветра голые ветки долбились в окно, а по прошествии пары часов лучи растёкшегося по горизонту солнца уже плавили крышу. К обеду Боми кое-как разлепила глаза. Со стороны казалось, что маленькие гирьки поставили прямиком на её веки, которые теперь всё время тянуло ко сну. Вставать не хотелось. Хмельная голова раскалывалась и с мольбой просила Боми больше не проводить досуг в Пэтти. Второй косяк точно был лишним, как и несколько рюмок водки.       Рядом с кроватью, нос к носу, стояли позолоченные туфли, а со спинки кресла свисал чёрный жакет. Боми долго пыталась вспомнить, как она добралась до постели и как разделась, пока не поняла, что сделать это пришлось с чужой помощью. Сил ослабить и приспустить корсет в её немощных руках вряд ли бы хватило. На вражеское вторжение указывал и стакан воды с парочкой разноцветных таблеток. Приняв душ, госпожа Ким натянула на себя нежно-розовый пеньюар. Теперь после водных процедур она чувствовала себя куда более свежее. Хотя разбитое состояние полностью в канализацию смыть ей так и не удалось. Из комнаты выходить не хотелось. Вероятность застать мужа дома была намного больше, чем вне его. Боми пока не догадывалась, какой ей предстоял разговор, и поэтому была взволнована. Включать дневные новости было страшно, а уж тем более брать в руки сотовый и заглядывать в интернет. Об очередном трупе в Пьяной Пэтти теперь уже должны были знать все жители города. Впервые вспомнив о подругах, Боми поспешила включить телефон, находя кучу пропущенных звонков, на которые пришлось сухо, одним сообщением, отрапортовать, что с ней всё в порядке. К счастью, не пришла ещё та минута, когда Воншик решился бы выставить её за дверь.       – Почему ты не одета? – бросил муж взгляд на жену, оторвавшись от новостной ленты в планшете. Боми опустила взгляд на ночную сорочку, выполненную из мягкого муслина, тонкого и нежного, который не переставая целовал её бледную кожу. Раздражение исказило красивые губы. Равнодушный тон взбесил Боми сильнее, чем крики, которые Воншик должен был на неё обрушить, но так и не обрушил. Ей казалось, что сию же минуту он должен встать со своего места и начать прочищать ей голову, но вместо этого он пьёт остывший кофе и читает очередной наискучнейший отчёт. Бесстрастие отпечаталось на суровом лице. Боми казалось, что Воншик не только родился с этим безразличием в глазах, но и умрёт вместе с ним. От вспышки раздражения, которой он наградил её ночью, забирая из Пэтти, ничего не осталось. Воншик как будто за ночь успел себя привести в чувства, отформатировал те разделы своей памяти, которые отвечали за жену и её неподобающее поведение. В один миг Воншик решил прикинуться слепым и глухим. Боми напряглась в плечах, у неё уже давно чесались руки подойти к мужу, схватить его за грудки и потрясти со всей силы. Быть может, тогда из карманов его вывалились какие-нибудь эмоции.       – Вообще-то очень даже одета, а не одета — это когда вот так... – пальцы подцепили тонкие лямки платья, опуская их вниз. Ткань, оголяя тело, поверженно скользнула к босым ступням. Под сорочкой скрывались только белоснежные хлопковые трусы. Воншик, не меняясь в лице, склонил голову на бок. Со дня свадьбы это был первый раз, когда он видел свою жену частично обнажённой. Понять, что её тело совершенно можно было и по облегающему платью, но сейчас он полностью мог убедиться в том, что на коже нет изъянов. Никаких шрамов и растяжек. Ровная и отливающая дорогим фарфором. Приподнятая грудь с тугими бледно-розовыми сосками. Боми схватилась за резинку трусиков, слегка нагибаясь и ожидая, когда полное апатии лицо покажет хотя бы примитивную мужскую эмоцию — похоть.       – Я понял, – снова вернулся Воншик к планшету, заинтересованный сейчас не очередной выходкой жены, а событиями в Пьяной Пэтти и тем, как сделать Боми к ним непричастной. – Ради собственного стыда, будь скромнее и всё-таки оденься. У нас гости.       – Гости? – переспросила девушка, оглядывая столовую, как будто Воншик мог их прятать в кухонных шкафах. – Какие такие гости?       – У меня есть хорошая и плохая новость, – пальцы аккуратно загнули дужки очков внутрь. – С какой начать?       – С плохой, вероятно, – усмехнулась Боми, натягивая платье обратно на тело и делая лямки туже на плечах.       – Моя мать решила нас навестить, – указал он рукой сначала на дверь, а потом на кухонный стол, который являлся подтверждением сказанного. Сначала Боми не поняла этого жеста, пока не сообразила, что гора контейнеров и замаринованных банок — это дело рук её свекрови. – Она сейчас на террасе, решила проверить яблони, которые высаживала прошлым летом.       – Разве это плохая новость? – отмахнулась девушка, с любопытством разглядывая заготовки. – Ну, побудет у нас до вечера, или ты думаешь, я настолько отвратительная актриса, что не смогу и один день отыграть роль примерной жены?       – Ты не поняла, – сцепил он руки в замок. – Она к нам на постоянной основе. Её «погостить», вероятно, затянется на месяц, два, три...       – Чего? – возмутилась девушка. – У неё своего дома что ли нет?       – Она сослалась на ремонт и отсутствие отца, который теперь пару раз в месяц вылетает в Японию. Сейчас он финансирует несколько спортивных объектов к олимпиаде. Следит за процессом лично, – постучал Воншик ручкой по столу.       – А что с ремонтом? Побыстрее нельзя его сделать? Найми матери бригаду побольше, – насупилась Боми.       – В том то и дело, что ремонта, как такового, — нет, – произнёс он мягко, пытаясь сгладить грубый тон жены. – Это просто причина, которая более-менее правдоподобна, чтобы задержаться у нас.       – Отправь её обратно к себе, – руки упёрлись в бока.       – Предлагаешь, прогнать мне из дома собственную мать?       – Пусть катится куда подальше. Ей здесь не место, – прошипела Боми.       – Как и тебе? – пальцы грозно забарабанили по столешнице. – Если ты ещё не поняла, то у неё здесь прав больше, чем у тебя.       – Ты маменькин сынок что ли? – стукнула она по столу. – Зачем она нам здесь? Зачем суёт свой нос в нашу личную жизнь?       – Мне отдать тебя на курсы по этикету? – приподнял он бровь. – У тебя ужасное воспитание.       – Какое есть, – облокотившись двумя руками о стол, Боми нависла над мужем. – Нужно было думать, прежде чем брал меня в жёны.       – А я понимал, – сдержанная улыбка окрасила равнодушное лицо, – понимал, что беру в жёны дрянь.       – Дрянь? – взбушевалась Боми, хватая увесистую папку со стола и ударяя ею мужа по спине. – Как ты меня назвал? А ну-ка повтори. Точнее не повтори, а сейчас же забери свои слова назад.       – Я накануне вытащил тебя из притона, – прошипел Воншик, вставая со своего места и отнимая у жены квартальный отчёт Тэгуна, послуживший оружием в семейной перепалке. – Что ты там делала? Думаешь, я не в курсе, что ты там на неделю прописалась, стоило мне только улететь в командировку.       – Ты за мной следишь что ли?       – Покажи руки, – протянул бизнесмен навстречу жене ладонь. – Сейчас же, Лимбоми.       – Сбрендил?       – Кто знает, что ещё помимо травки ты употребляешь, – сжатые челюсти противно заскрипели, так, словно бы зубы начали крошиться друг об друга. – Организовать тебе место в лечебнице?       – Не подходи, – вжалась Боми в торец стола, желая с ним слиться, как хамелеон.       – Признавайся сразу есть ли у тебя какие-нибудь зависимости, – рявкнул он, нависая сверху. – Хочу узнать прямо сейчас, чтобы потом не было сюрпризов.       – Нет у меня зависимостей! – со слезами на глазах выкрикнула девушка, находя во взгляде мужа безумный взгляд отца и пугаясь его со страшной силой. На протяжении нескольких лет она пыталась от него сбежать. Однако вот он. Снова рядом. Председатель Пак. Всего пару минут назад не эту эмоцию Боми пыталась пробудить в очерствевшей душе. Презрение её пугало настолько же сильно, как и безразличие: именно эти два чувства жили с ней в фамильном особняке.       Сомкнув глаза, Воншик выровнял дыхание, после чего попытался обуздать своё разгорячённое сердце. Всплеск злобы вылился в полное равнодушие. Боми расслабила тело, ощущая, что ей ничего не грозит. Воншик так и не осмелился подойти к ней ближе, чем на расстоянии вытянутой руки. Муж не думал переступать черту. Руки его властные так и не посмели её коснуться. Они безжизненно, как у тряпичной куклы, свисали по обе стороны от тела. В какой-то момент Боми даже почувствовала жалость к этим могучим плечам, которые теперь со стороны и не выглядели могучими. Воншик казался сломленным, но сломлен он был не поступком Боми. Кто-то и до неё постарался на славу. И вдруг ей стало совестно, что она провела ночь в Пэтти. Воншик волновался — и волновался в этот раз он не только за свою репутацию, но и за репутацию Боми.       – Сколько не говори халва, а во рту сладко не станет, – прошептал он обречённо.       – Если знал, кто я такая, то теперь не сетуй на несправедливость жизни.       – Ты права, – засунул он руки в карманы брюк, мечтая схватить Боми и запереть её в первой попавшейся комнате на несколько суток. – Просто запомни: хоть одно гадкое слово моей матери, и я не задумываясь вырву тебе язык. Ты можешь не уважать свою семью, но мою презирать я тебе не позволю. Уяснила?       – Уяснила, – виновато опустила Боми глаза в пол. Пальцы её нервно, совсем неуклюже, затеребили край пеньюара — и от жеста этого Воншику стало не по себе. В один момент ему почудилось, что здоровый дядька загнал в угол маленького ребёнка, что на его глазах разбил дорогущую вазу, и теперь вместо того, чтобы объяснить в чём его ошибка, он просто, вымещая злобу, кричит. Вмиг Воншику стало совестно за все свои грубые слова, что страхом сковали женские плечи. – А что там с хорошей новостью-то? Ты всё-таки начал собирать бумаги на развод.       – В конце недели на прогулочной яхте у нас с тобой запланирована встреча с большущей семьёй Чон Джехёна, – подойдя к холодильнику, Воншик достал бутылку минеральной воды. Боми напряглась в спине, не понимая, почему для неё эта новость должна считаться хорошей. – Небольшое путешествие длиною в два дня. Всего лишь вежливая условность по случаю подписания многомиллиардного контракта. Отказать было бы невежливо.       – И в каком месте эта новость хорошая? – нервно усмехнулась Боми.       – А разве это не отличная возможность увидеться со своим бывшим любовником? – вода под крышкой зашипела, когда Воншик её слишком резко открыл. По руке побежала пузырящаяся пена. – Кругом тишь да гладь. Ни одного журналиста и папарацци. Если выгадаешь удобный момент, можно развлекаться сколько душе угодно.       – Что? – выдавила из себя Боми: в горле застрял ком возмущения.       – Будешь отрицать вашу связь?       – Ты опять копался в моей биографии? – зло сквозило между женских зубов.       – Не обязательно что-то искать, когда человек рядом — открытая книга. Твои золотые часы... это ведь я подарил их Джехёну по случаю помолвки. Разве ты не знала?       – Теперь уже знаю.       – Лимбоми, мне нужно знать точное количество твоих подводных камней, чтобы в будущем избежать неловких ситуаций со всеми твоими мужчинами.       – Со всеми моими мужчинами? – руки сжались в кулаки, ногти с ожесточением впились в кожу.       – Так что произошло в Пэтти? Ты мне расскажешь? – сделав глоток, он бросил осуждающий взгляд на девушку. – Смысла скрывать нет, я всё равно узнаю. Мне не нужны неприятности. Тем более перед выборами в сенат дяди. Давай решим этот вопрос как можно быстрее. Говорят, прошлой ночью там убили молодого бизнесмена. Ты что-то видела, Лимбоми?       – Труп, – призналась девушка, ощущая слабость в ногах от того, что её снова приняли за падшую женщину. – Я видела труп этого самого молодого бизнесмена.       – Я надеюсь, ты ничего не трогала на месте преступления?       – Ничего, – покачала Боми головой, сердясь на то, что муж не интересуется, видела ли она кого-нибудь подозрительного на месте убийства.       – Ты много пила?       – Много.       – И наркотики принимала? – вздохнул он разочарованно, уже не надеясь, что чудачества жены когда-нибудь закончатся.       – Я выкурила две сигареты с травкой, – чистосердечно призналась Боми.       – Я всё чаще задумываюсь над тем, чтобы отдать тебя на лечение. Скажи, что мне нужно сделать, чтобы ты перестала употреблять?       – Я не зависимая, – твёрдо заявила девушка.       – Все так говорят, – пожал он плечами. – Это всё, что мне нужно знать, или было что-то ещё?       – Это всё, что тебе нужно знать, – стеклянные глаза были полны обиды.       – Мне ночью звонила твоя подруга, Айли, как я понимаю. Она тебя потеряла, – вернул он бутылку обратно в холодильник. – Я сказал, что ты в порядке и отсыпаешься.       – Спасибо.       – Теперь сделаем вид, что тебя там не было. Если в полиции узнают, что ты уже трижды была на месте происшествия, они от нас не отвяжутся.       – Это возможно замять?       – Я знаком с человеком, который дружит с владельцем, поэтому уладить это не составит труда, но я не люблю быть в долгу, Лимбоми... – глаза встретились, после чего девушка уловила навалившуюся усталость и тоску в лице мужа, – а тем более в долгу у самой мафии. Так себе перспективка, знаешь ли, а с учётом того, какой у неё ушибленный головой о землю глава, непонятно, что он захочет взамен. Если он ещё раз попросит меня контрабандой привезти ему африканского питона, я тебя лично отправлю в Нигерию его вылавливать среди зарослей.       – Мафия? – нахмурилась Боми. – Так всё-таки владелец...       – О, милая, ты уже встала, – перекатываясь с ноги на ногу, протиснулась мать Воншика в проём кухонной арки. Кремовый пиджак усеивала россыпь аляповатых самолично вышитых ею цветов, а длинная плиссированная юбка доходила до пола. Боми в очередной раз убедилась, что старшая госпожа Ким до сих пор носит вещи, что были популярны в её студенческие годы. Со стороны женщина казалась нескладной и тяжёлой. Каждый раз при встрече Боми пыталась представить, как она выглядела в молодости, но, сколько бы девушка не приукрашивала картинку, госпожа Ким всегда выходила нескладной и тяжёлой. В такие моменты Боми подозрительно косилась на Воншика, ища схожие черты, и пока в поле зрения не появлялся его отец, она не отбрасывала мысль, что он подкидыш. В муже не было ни одной материнской черты, и Боми не понимала каким таким богам нужно было молиться, чтобы природа с щедрой руки не подарила Воншику нос-картошкой и пухлые щёки, заплывающие на глаза. После подобных мыслей Боми принималась и сама украдкой представлять своих детей, которые могли бы получиться у них с Воншиком. В таких случаях результат её полностью устраивал, потому что ни в себе, ни в Воншике она не находила внешней черты, которую стыдно было бы передать. – Золотце, ты даже не представляешь, как я соскучилась, – восторженно прошептала женщина, прошаркав к Боми в розовеньких тапочках с помпонами. Невестка недобро покосилась на свою обувь. Делиться своим она с детства не любила.       – Разве мы не виделись всего пару недель назад, – нехотя приняла девушка объятия свекрови, – на дне рождения. Ну этой... племянницы жены двоюродного... – глаза с мольбой посмотрели на Воншика — ей до сих пор было сложно запомнить весь перечень бесчисленных родственников мужа.       – ...дяди, – усмехнулся мужчина, – господина Чон Минсу.       – Его самого, – оторвала девушка от себя расплывшуюся в улыбке женщину.       – На самом деле это было так давно, – взмахнула пухлой рукой женщина. На безымянном пальце плотно сидело одно-единственное кольцо. Обручальное. С деньгами, которыми владел её муж и сын, она могла бы позволить себе любые украшения, но за всё время знакомства Боми никогда на её пальцах не видела ничего кроме обета верности. Даже серёжки в ушах всегда были очень простыми и непримечательными.       – Для меня как будто вчера, – усмехнулась Боми, поправляя на плече сползшую лямку ночного платья. Редко испытывающая неловкость, она смутилась, а стоило только Воншику осуждающе покачать головой, так пришлось и потупить взгляд в пол. Муж не раз предупреждал её о том, что разгуливать по дому в подобном виде рискованно.       – А давайте-ка все вместе выпьем чаю, – радостно хлопнула женщина в ладоши. – Я приготовила канчжон. Воншик не жалует сладости, но этот десерт у меня за обе щёки уплетает, – подмигнула она Боми. – Обязательно научу тебя его готовить. В нашей большой семье только я знаю тайный ингредиент, который делает мой канчжон непохожим на все другие.       – Не самая лучшая идея, – покрутил Воншик часы на запястье, глянув на время.       – Никакие возражения не принимаются, – грозно посмотрела женщина на сына. – Твои дела тебя подождут. Ничего с ними не станется. Ей-богу, всё самое худшее от отца перенял.       – Тогда, пожалуй, я переоденусь и спущусь, – виновато пригладила Боми волосы, поспешив на выход из кухни.       – Только не перепутай в этот раз направление, – внимательно проводил Воншик её взглядом.       – Направление? – не поняла девушка.       – Да, не заблудись в доме, – уголок губ лукаво приподнялся вверх. – Ты так часто любишь у меня теряться, при том, что знаешь, как я не люблю тебя искать.       Вбежав на второй этаж, Боми только в коридоре поняла, что именно имел в виду мужчина. Их комнаты располагались совершенно в разных частях особняка, и настолько сильно были отдалены друг от друга, что вероятность случайного столкновения ночью была минимальной. Теперь же, после приезда в дом незваной гостьи, оба супруга должны были пересмотреть вопрос своего размещения. В один момент Боми с ужасом осознала, что теперь им придётся спать вместе. В одной комнате. В одной кровати. Если матушка узнает, что они уже почти два месяца спят по разным спальням, когда с виду, на глазах у родственников и друзей, создают вид идеальной семьи, — она точно будет браниться. В срочном порядке Боми было необходимо перетащить все вещи из своей комнаты в комнату Воншика, чтобы женщина ничего не заподозрила. Ни один, ни второй не хотели лишних вопросов и общих проблем.       Канчжон от старшей Ким действительно был изумительным. В какой-то момент Боми даже захотелось узнать этот тайный ингредиент, но потом она вспомнила, что совершенно не умеет готовить и вряд ли подобные знания ей пригодятся в совместной с Воншиком семейной жизни. Боми ведь, в принципе, не собиралась готовить для него.       – Мой сын тебя не обижает? – между делом, суетясь с чаем, поинтересовалась женщина.       – Нет, не обижает, – отозвалась Боми, закручивая волосы в тугую шишку и закалывая их острой шпилькой. Вопрос показался ей забавным, ведь на самом деле со стороны могло показаться, что это она делает всё возможное, для того чтобы обидеть Воншика. За время брака муж не сделал ей ничего плохого. Грубые слова не могли ранить Боми, потому что она давно уже перестала обнажать свою душу, а грубых действий в её сторону Воншик никогда не совершал. В физическом плане она была для него неприкосновенна. Временами в его глазах вспыхивало что-то до жути пугающее, но никогда он не смел делать ей больно. Все его касания были твёрдыми, но не болезненными. Если он касался её, то делал это очень мягко. С долей настойчивости, но без резкости, присущей мужчинам, которые не словом, а силой пытаются убедить женщину в своей правоте.       – Если сделает что-то дурное, то сразу говори мне, – предупредила свекровь, разливая по чашкам очередную порцию зелёного чая.       – Непременно, – бросила Боми взгляд на мужа, который неотрывно читал что-то в планшете и совершенно не следил за общим разговором. – А полное игнорирование может считаться за обиду? – поинтересовалась невестка, отправляя в рот кусочек засахаренного теста.       – Воншик, – недовольно хлопнула женщина сына по плечу, пытаясь вернуть в реальность. – Прекращай, иначе я его выброшу.       – Прости, – устало потёр он глаза, – пытаюсь решить проблему.       – Неужели она настолько важная, что не требует отлагательств?       – Ещё как, – стоило только матери отвлечься, нарезая сладости, как Воншик склонился над ухом жены. – Ты что ли нарочно раскуривала траву под камерой видеонаблюдения? Боже, если это попадёт в прокуратуру, то проблем не оберёшься. Лимбоми, ты ведь уже проходишь по подобному делу свидетелем. Снова хочешь проводить время в следственном отделе?       – Конечно, там же столько горячих красавчиков, – недовольно шикнула Боми в сторону мужа.       – Мне вот интересно, – пританцовывая, госпожа Ким снова вернулась к столу, – вы куда-нибудь вдвоём выбираетесь? Воншик, ты всё время пропадаешь на работе, мне прямо жаль Боми. Она тут одна — и в четырёх стенах.       – Никто не запрещает ей работать, если, конечно, она найдёт себе хорошее место, достойное жены чеболя, – произнёс он сухо, отпив из чашки зелёного чая. – На самом деле это будет даже лучше, если она её себе найдёт. Перестанет маяться ерундой.       – Я всю жизнь не работала, – напомнила ему мать. – Хочешь сказать, что я тоже занималась ерундой?       – Ты всю жизнь занималась домашним бюджетом и хозяйством, – потянувшись к канчжону, Воншик столкнулся с пальцами жены. Оба они неловко переглянулись. – Лимбоми же хозяйство вести абсолютно не умеет, а к бюджету её вообще лучше не подпускать. Не хочу питаться злаковыми батончиками и освобождать ей место в своей гардеробной, когда её вещи начнут не помещаться в собственную.       – Эй, с чего это я транжира? – возмутилась девушка. Хотелось вдогонку добавить какую-нибудь колкость, но муж успел просунуть в её рот сладость раньше, чем Боми успела выругаться. Напоследок мужские пальцы мягко смахнули с женских губ крошки. Девушка прогнулась в спине от интимности жеста. Глазами он просил её помолчать. Она догадывалась, что размеренная холостяцкая жизнь ему нравилась куда больше, чем вечные споры с женой. В последнее время он начинал от неё уставать. Ему всё ещё хотелось оставаться авторитетом в семье. На ответные грубости при матери сил не было. Воншик был убеждён, что его женщина в присутствии семьи и посторонних никогда спорить с ним не будет. Все разногласия они должны решать только за закрытыми дверями и наедине.       – Только глядя на небо, можно собирать звёзды, – вздохнула матушка, располагаясь напротив молодых. – Я надеюсь, ты уделяешь жене много должного внимания.       – Ровно столько, сколько она заслуживает, – потёр Воншик подбородок.       – Твоя заслуживает многого.       – Думаешь? – усмехнулся мужчина, поднося чашку чая к губам и устремляя свой взгляд на красивый профиль жены.       – Сколько раз в неделю вы спите? – в лоб спросила его госпожа Ким, совершенно не смущаясь своего вопроса.       Воншик поперхнулся чаем. Глаза его полезли наружу. Чашка в руке дрогнула. Напиток заструился по локтю и белоснежной рубашке.       – Матушка, – недоумённо перевёл он глаза на женщину, – ещё бы я с тобой не обсуждал вопросы секса.       – Если он у вас вообще есть, – хмыкнула женщина. – Что-то мне подсказывает, что ты плохо стараешься. Я носила тебя под сердцем уже после первой недели брака.       Боми прикрыла рот ладошкой, за которой скрылась глуповатая полуулыбка. Ей очень нравилось происходящее. Со стороны было интересно наблюдать за тем, как Воншика ставят на место. Боми догадывалась, что только одной женщине в семействе Ким было это позволено. Воншик был хорошо воспитан, чтобы не начать пререкаться с матерью и достаточно умён, чтобы пропустить мимо ушей её слова и не придать им серьёзного значения. Боми уже начинало нравиться присутствие госпожи Ким в их доме.       – Ангел мой, если он ведёт себя неподобающе и... – до женщины тоже доходили странные слухи о сыне — и ей ли было не знать, что после смерти первой жены он так и не познакомил её ни с одной девушкой. Верить в то, что сына тянет к другим мужчинам, не хотелось, но госпожа Ким всем своим нутром ощущала бездну между супругами. Она давно заметила, что Воншика даже как мужчину не привлекала чужая красота. Он не смотрел на свою жену так, как смотрят на женщину, которую хотят всей своей душой. Воншик на неё вообще никак не смотрел. Другие отводят взгляд от женщин, когда их застают за нехорошими мыслями, а Воншик нарочно, силой, заставлял себя посмотреть на жену, чтобы все подумали, что у него есть какие-то на её счёт мысли. Молодожёны могли строить из себя кого угодно, но госпожа Ким видела истину. Ей было больно наблюдать за тем, как сын второй раз связывает себя узами без каких-либо чувств. Однако она ничего поделать с этим не могла. Единственное, как ей казалось, верное решение — попытаться примирить супругов самой.       – ...не исполняет супружеский долг? – рассмеялась невестка в ответ. – Будьте покойны, матушка, я непременно вас об этом оповещу.       – Вы всё шутки шутите, а ведь внуков в капусте не находят. Над ними потрудиться стоит.       – Так мы это, – подмигнула девушка мужу, – трудимся. О-го-го как трудимся. Вы бы только знали.       – Ага, даже по ночам не спим, – скрестил Воншик на груди руки. – По-моему приезде, прошлую ночь, так трудились, так трудились, что заснули только под утро в наркотическом опьянении.       – Наркотическом? – не поняла матушка Воншика.       – Это он образно, – сверкнула глазами Боми. – Было настолько хорошо, что казалось нереалистичным.       – Так значит, ты всё-таки признаёшь нереальность всего происходящего?       – Хватит выкручиваться, говори прямо... – очередной хрустящий комочек сахарного теста раскололся на языке, когда Воншик просунул Боми в рот ещё один кусочек десерта, прекращая тираду слов. – Ты это нарочно что ли?       – Мне кажется или чай в этот раз уж очень концентрированный? – заглянул Воншик к себе в чашку.       – Разве? – невинно захлопала госпожа Ким ресницами.       – Что это, женьшень? Горчит уж очень сильно.       – Зато потенцию улучшает, – рассмеялась Боми, – тебе полезно будет.       – Это твоих рук дело? – бросил Воншик на матушку осуждающий взгляд.       С порога потянуло тонкими нотками дорогого парфюма. Незнакомый аромат Боми уловила намного раньше, чем успела увидеть его обладателя. В проёме комнаты показался Тэгун. Деловой костюм отливал глянцем дикого шиповника. Графитовый галстук подобно гремучей змее плотно обхватывал шею. Дружелюбно поклонившись, он прошёл внутрь комнаты.       – Добрый день, госпожа Ким, – глаза с матери Воншика переместились на девушку, – добрый день, Лимбоми. Чудесно выглядишь. Похоже, брак тебе к лицу, – безмятежная улыбка коснулась губ. Боми так и не удалось понять — то ли он говорит всерьёз, то ли издевается.       – Извини, что выдернул тебя из дома, – указал Воншик на стул, предлагая присесть. – Вечно порчу тебе выходные.       – Я привык, – вздохнул секретарь.       – Боже, этот изверг тебе даже в выходной покоя не даёт? – начала сетовать женщина, доставая с полки чашку для гостя.       – В этот раз я ни при чём, – поднял Воншик ладони. – Я действительно дал ему честно заработанный выходной.       – Да неужели? – надула пухленькие щёчки матушка.       – Все вопросы к ней, – кивнул он в сторону жены. – Вообще-то это Лимбоми срочно понадобилась юридическая помощь.       – Мне и юридическая помощь? – удивилась девушка.       – Разве не тебе нужно было узнать, как не превратить своё небо в полосочку?       – Полосочку? – губы выразили удивление — и не сомкнулись до того момента, пока до Боми не дошло. – А точно, мне, вероятно, и правда, нужна юридическая консультация.       – Значит, я не ошибся в выборе человека, – усмехнулся Воншик.       – Спасибо за заботу, – натянула Боми на лицо улыбку, после чего, понизив голос до шёпота, решила сделать уточнение: – Кстати, совсем запамятовала, на месте происшествия со мной было ещё два человека. Как бы дело не усугубилось из-за их присутствия...       – Подруги? – уточнил муж. – Тэгун со всем разберётся.       – Это были не подруги, а знакомые парни, – нехотя отозвалась девушка. – Работник бара и его друг.       – Чего? – округлил глаза Воншик. – Ты точно ничего не натворила?       – Я-то нет, а вот они пиздец как подозрительно выглядели.       – С тобой одни проблемы, – накрыл бизнесмен лицо рукой.       – Вот и проверим профессионализм Тэгуна, – подмигнула ему девушка.       – Такой специалист, как я, в нынешние времена на вес золота, – хохотнул секретарь. – Я не только толковый человек, но и иллюзионист прекрасный.       – Кто? – переспросила Боми.       – Маг, волшебник, чародей — называй так, как тебе заблагорассудится.       – В смысле?       – Я умею делать так, – склонился Тэгун над столом, – что люди берут — и просто исчезают с камер видеонаблюдения.       Заблудившись в тенистом переулке, Айли ощутила, что это может быть знаком свыше. Однотипные кирпичные дома и крыши будто бы кричали ей со стороны о том, что где-то здесь она нечаянно может не только обронить, но и потерять своё сердце.       – Он точно гей, – прошипела Боми ей в трубку.       – С чего ты решила? – оглядела подруга фасадные окна, которые были наполовину заклеены старыми газетами, чтобы не пропускать сквозь себя много солнечного света.       – Я утром очень даже эротично сбросила с себя платье, а он и бровью не повёл, – проворчала девушка. – Айли, он первый мужчина, который увидел мою голую грудь, но при этом никак на это не отреагировал, а ведь другие уже слюни наматывают на кулак, стоит мне только что-то облегающее натянуть.       – Может он просто-напросто растерялся, – пожала подруга плечами, вчитываясь в название улиц и сверяясь с листовкой в руках.       – Перед тобой стоит шикарная женщина, ты должен перекидывать её через плечо и тащить в спальню, а не отводить глаз, – сквозь зубы процедила Боми.       – Я тебя не понимаю, – тряхнула головой собеседница, – то ты изводишь себя потому, что вам с сегодняшнего дня придётся спать в одной кровати, то расстраиваешься, что он тебя в эту самую кровать затащить не хочет.       – Да ничего я не расстраиваюсь! – забила девушка ногами по простыни, утыкаясь лицом в подушку. В трубке Айли послышалось хриплое сопение.       – Расслабься, ты слишком себя накручиваешь. Во-первых, он ничего не сделает без твоего согласия...       – Боже, да он даже с моим согласием ничего не сделает! – перебила её Боми. – После Пэтти он на меня не смотрит даже.       – А я тебе говорила, что замужней девушке там делать нечего, – запричитала Айли в трубку. – Ты меня, кстати, перебила, и я даже не успела договорить. Так вот, во-вторых, если он даже и сделает что-то, то тебе это что-то непременно должно понравиться.       – С чего ты это взяла? – возмутилась Боми правде. – Пока что, всё, что делает Ким Воншик, мне абсолютно не нравится.       – Ты говоришь это из вредности. Ведёшь себя как...       – Как? – весело усмехнулась подруга.       – Как... – выдавила Айли из себя второй раз.       – Ну же, это очень даже литературное слово, – задорно подтолкнула её Боми к концу мысли.       – Как...       – Сука, – закончила за неё девушка, понимая, что кто-то ещё долго будет собираться с чувствами.       – Научись уже видеть в муже хорошее, – присела Айли на ступеньку крыльца, определившись с домом, который искала. – Мне кажется, что за его внешней холодностью скрывается очень даже горячее сердце.       – С чего вдруг такие мысли? Ты с ним даже не знакома толком. Виделась всего лишь единожды, на свадьбе, когда поздравляла в холле.       – У него добрые глаза.       – Ага, ещё чего удумала?       – И очень грустные, – поджала Айли губы, впервые честно высказывая своё мнение о бизнесмене. – Он вообще очень грустный на свадьбе был.       – Так он же это... явно не горел желанием на мне жениться. Поди только одна идея и спасала: избавление всего рода мужского от дряни, – рассмеялась Боми, вспоминая слова, сказанные утром за столом.       – Я сейчас серьёзно вообще-то, – проворчала Айли.       – Я тоже. Кстати, а долго вас держали в участке-то?       – Мы туда даже не доехали, – понизив голос, отозвалась девушка. – Слишком много народу, чтобы всех в отделение тащить. Однако допрос возможных очевидцев затянулся до утра. Благо у меня есть Ёнгук, поэтому нас с Тэхи не мучили.       – Чёрт, – зажмурилась Боми, – он ведь меня снова отчитает при встрече?       – Да, тебе лучше не попадаться ему на глаза в ближайшее время, – потёрла Айли напряжённую шею: при упоминании о брате где-то на затылке образовались липкие капли пота.       – Он поди пребывал в бешенстве?       – Он и сейчас злится, – нехотя призналась девушка. – Клянусь, у него пар из ноздрей шёл. Теперь в доме введён комендантский час. После десяти из дома ни шагу. Айри теперь на меня не только злится, но и не разговаривает со мной. Брат поклялся, что при встрече тебя точно выпорет.       – Пусть станет в очередь, – закатила глаза Боми. – Что-то слишком много желающих на одну несчастную попу объявилось. Ладно, мне ещё по-тихой нужно свои вещи умудриться в спальню благоверного перетащить, а у меня там столько чемоданов... боюсь до рассвета не управлюсь. Неизвестно насколько у нас его мамаша загостится.       – Пока наследника не дождётся, – рассмеялась Айли.       – Сплюнь, – приказала Боми.       – Ты же с ним спать не собираешься, – передразнила её подруга, – а от того, что ты с ним на кровати поваляешься пару неделек, ты вряд ли забеременеешь.       – Ишь какая шутница, – цокнула Боми языком. – Всё, до связи. Обнимаю, и будь другом сохраняй трезвую голову перед этим недохудожником.       – Я тоже тебя люблю, – попрощалась Айли, – а ещё, будь я на твоём месте, я бы сегодня ночью натянула на себя самый роковой комплект белья, – не дожидаясь возмущения с обратной стороны, девушка сбросила вызов.       Поднявшись с места, Айли отряхнула клетчатую юбку. Листовка с адресом сжалась, а потом снова попыталась принять первоначальную форму. Вдох рваный и порывистый — следом много, очень много храбрости, чтобы переступить арочный проём жилого дома. С фасада здание выглядело старым, но при этом внутри оказалось ухоженным. Прохлада, вызывающая мурашки на руках, вмиг показалась Айли похожей на ту, что одолевает прихожан в кафедральном соборе, когда в глубине души все чувства замирают, а по телу разливается благоговейный страх. Коменданта на месте не оказалось. Только трубка с витиеватым шнуром лежала на столе, оповещая о прерванном разговоре. Гудки короткие были похожи на сигнал о помощи, что передавал радист. На лифте электрик прибил табличку с объявлением о ремонте. Теперь подняться наверх зазывала только кручёная лестница, похожая на те, по которым спускались в Европе в прошлом веке придворные дамы и господа. Лепнина на стенах была вышаркана, но всё ещё оставалась цельной, не раскрошившейся от времени. Преодолев несколько пролётов, Айли оказалась у нужной двери. Пальцы нерешительно дотронулись до звонка. Только спустя пару нажатий на кнопку, она осознала, что та не работает. Кремовая пуговка просто продавливалась внутрь, а звука не издавала. Замахнувшись, Айли со всей силы планировала постучать, пока не осознала, что дверь открыта.       С опаской переступив порог квартиры, девушка оказалась в тёмном коридоре. С противоположной стороны тянуло свежим воздухом, разносящим запах мятных листьев. Крадучись Айли в три шага настигла проём в соседнюю комнату, — когда-то, она была уверена, на этом месте стояла дверь, но теперь висели одни лишь металлические крепежи. На мгновение незваной гостье показалось, что то поработали домушники, которые унесли из дома всё самое ценное. Кругом ничего не было. Только выбеленные стены и пару врезанных крючков для верхней одежды.       В мастерской пахло масляными красками и ненаписанными шедеврами. Пол был шершавый, совершенно неошкуренный. Никто и никогда не ходил здесь босиком. Мино сидел в центре комнаты. Весь перемазанный красками. С голым торсом и в светлых джинсах. Из голых окон, у которых отсутствовали и жалюзи, и шторы, так словно бы молодой человек ничего и ни от кого не прятал, можно было разглядеть сохнущие пятна соседского белья.       – Привет, – прошептал он, не отрывая глаз от мольберта. Мгновение — улыбка вспыхнула и погасла в уголках губ.       – Привет, – прошептала Айли, теряясь и забывая для чего она пришла.       – Я ждал тебя, – потерев щёку кулаком, он ещё больше размазал по лицу краску.       – Ждал меня? – удивилась гостья.       – Я знал, что ты когда-нибудь придёшь... – солнце за спиной молодого человека скрылось в наплыве туч, оттеняя худощавую фигуру, – когда-нибудь, когда наберёшься храбрости.       – Я хочу быть твоей натурщицей, – глаза засветились решительностью и отвагой.       – Плохая идея, – покачал художник головой.       – От чего же? – прошла Айли внутрь комнаты, заполненной картинами. Некоторые украшали стены, некоторые её подпирали. Одни гордо хвастались своими красками, а другие, отвернувшись к стене, стыдливо их ото всех прятали. В стеклянных банках плотно, прижимаясь друг к другу, стояли ворсистые кисти.       – Ты не найдёшь здесь то, что ищешь. Даже если задержишься, – откинувшись на стуле, он задрал голову к белоснежному потолку. Грудь его размеренно поднималась и опускалась, – а долгие ожидания плохи хотя бы потому, что есть вероятность не дождаться. Здесь были многие, но рано или поздно они всё-таки сдавались и уходили.       – Но я не сдамся и не уйду, – притопнула девушка ногой, пока не готовая принять то, что она ничем не отличается от этих «многих» и Мино видит её насквозь.       – Все рано или поздно сдаются, – пальцы расчесали спутанные волосы. – Сдаться перед недоступным — не значит проиграть. Сдаться — значит просто в какой-то момент примириться с тем, что тебе этого не нужно.       Айли сделала ещё один неуверенный шаг вглубь комнаты. С окна тянуло прохладой — и ей было непонятно, почему Мино не холодно сидеть без верха.       – Тебе нельзя в меня влюбляться.       – Почему?       – Потому что я никогда не смогу ответить тебе взаимностью.       – А что если я уже... ну... – пальцы нервно затеребили край юбки, – влюбилась.       – Тогда мы в непроглядной... – запнувшись, он проглотил некрасивое слово, понимая, что красивой девушке оно подойти не может. – Вероятно, теперь тебе остаётся только одно: найти объект, чувства к которому окажутся намного сильнее, чем это слепое влечение.       – Теперь уже вряд ли у меня это получится.       – Я рисую только обнажённых девушек, – вернул он голосу полную беззаботность и придурковатую весёлость. – Ты же читала меленький шрифт в конце объявления.       – Читала. Столько раз читала, что даже выучила наизусть. Теперь твой почерк я узнаю из тысячи.       – А ещё я сплю со всеми своими натурщицами, – усмехнулся художник.       – В каждом правиле есть свои исключения, – огляделась Айли по сторонам, ища глазами на что бы можно было присесть: стул в помещении был один — и он уже был занят. – Если я не захочу, ты ведь не собираешься заставлять меня силой?       – Нет, – покачал он головой. – Я против любого вида насилия. Однако это не отменяет того факта, что я буду к тебе нагло приставать.       – Я не против, чтобы ты нагло ко мне приставал, Сон Мино, – отыскав дощатый ящик в углу комнаты, Айли принялась передвигать его в сторону молодого человека.       – Перед моим обаянием обычно трудно устоять, – стянул он с мольберта на пол абстрактную картину. – Ты должна понимать, что если мы всё-таки переспим, — это не будет значить ровным счётом ничего, кроме естественно того, что я просто удовлетворил свою физическую потребность.       – Я понимаю, – запыхавшись от тяжести ящика, девушке всё-таки удалось выставить его перед молодым человеком. – Несмотря на то, что ты видел мою грудь. Мне всё ещё неловко обнажаться. Можно мы начнём сначала с набросков в одежде, пока я не привыкну к окружающей обстановке.       – Ты не пробыла в моей мастерской и десяти минут, а уже диктуешь свои правила, – рассмеялся молодой человек, ставя на мольберт чистый холст.       – Только не говори, что я самая наглая из всех твоих натурщиц.       – Я не удивлюсь, если всё так и есть, – пожал он плечами. – Я уже чувствую, что когда ты тут освоишься, ты сама начнёшь диктовать мне какую позу стоит писать, а какую не стоит; какие краски стоит набирать, а какие не стоит.       – Не переживай, я не собираюсь вмешиваться в твой творческий процесс. В чужой монастырь со своим уставом не лезут.       – Все женщины на первой стадии так говорят, а на второй — уже примеряют твою фамилию и придумывают имена для совместных детей, – разминая затёкшую шею, покрутил он головой. – Твой брат знает, где ты?       – Ты же обещал больше не говаривать о нём.       – Я должен быть готов к тому, что меня могут неожиданно запереть в обезьяннике. Согласись: это будет честно. Не хочу неожиданно из-за угла схлопотать по лицу.       – Ёнгук не знает, – начала девушка заплетать косу, – а если бы и знал, то точно бы меня сюда не пустил. Полуправду он не любит. Если бы я сказала, что иду в натурщицы, то мне пришлось бы уточнить в какие именно, – выпрямившись в спине, Айли разгладила складочки на юбке. – Какую позу мне принять?       – Самую сексуальную, чтобы наличие на тебе одежды меня не смущало, как тебя — её скорое отсутствие, – расплылся в губах художник.       – Не думала, что кого-то может смущать наличие одежды, – улыбнулась Айли в ответ.       – От привычек сложно избавиться, раньше в эту комнату девушки заходили уже голыми.       – Мне ведь нельзя шевелиться?       – Нельзя. За каждый шорох заставлю тебя снимать с себя один элемент гардероба.       – Тогда, пожалуй, в первый раз я выберу позу попроще. Сегодня на мне мало одежды.       – Звучит интригующе, – приподнялись мужские брови, – надеюсь, в следующий раз ты всё же придёшь раздетой.       Усевшись вполоборота к художнику, Айли аккуратно сложила руки на колени. Глаза устремились в сторону окна. Усмехнувшись, Мино понял, что его натурщица совершенно ничего не знает о позировании. Ученическая поза его позабавила. Он не мог вспомнить, когда последний раз рисовал что-то подобное. Возможно в школе. В художественном классе. На первых годах обучения классическому рисунку. До этого перед ним в мастерской оказывались только обворожительные и фигуристые красотки, принимающие соблазнительные положения.       Минуты ожидания сжались в часы. У Айли было невероятное терпение. За всё время, пока Мино рисовал её, она не сдвинулась с места. О том, что она живой человек, а не фарфоровая кукла могли поведать только её глаза, когда она моргала, и длинные ресницы то взлетали вверх, то робко падали вниз. Впрочем, чудом казалась не только её выдержка, но и её покорная молчаливость. Чтобы не отвлекать художника, на пустую болтовню Айли не разменивалась.       Когда за окном начало смеркаться, Мино отложил в сторону кисть и, встав со своего места, побрёл к окну. Запрыгнув на подоконник, он ещё пару минут смотрел на девушку, которая продолжала сидеть не шевелясь.       – Надеюсь, ты не уснула с открытыми глазами, – рассмеялся он, – а то даже звучит жутковато.       – Уже всё? Я могу больше так не сидеть? – волнительная радость прозвучала в голосе. – Ты закончил?       – Закончил. Хотя... если тебе нравится, так...       – Слава богам, – обнимая колени, резко согнулась девушка пополам, как струна, порвавшаяся от чужого напора. – У меня вся спина ноет. Не думала, что это так сложно будет.       – Устала?       – Конечно, – захныкала она в коленки.       – А по виду совсем незаметно было, – довольно улыбнулся художник. – Отлично постаралась.       – Спасибо, – подняв глаза, Айли взглянула на молодого человека. – Можно посмотреть, что получилось?       – Можно, – склонил он голову на бок, – если, конечно, готова встретиться лицом к лицу с разочарованием.       – Не говори так, – пошатнувшись, она поднялась с места. Ноги её всё ещё не держали на земле. – Ты отлично рисуешь, я видела твои работы. Одна из них даже распустилась под моим сердцем.       Подойдя к картине с улыбкой, Айли её тут же лишилась. Мино не соврал. Разочарование на самом деле залегло в уголках её застенчивых глаз. На холсте было всё, что было в комнате, за исключением одного. На холсте не было Айли. Ящик, на котором она сидела, был пуст. На стене висели картины, на полу стояли банки с кисточками, из окна было видно сохнущее соседское бельё. Однако её на картине не было.       – Настоящий художник рисует не то, что видит, а то, что чувствует.       – Ты меня не чувствуешь? – вздохом сожаления наполнилась комната.       – Я же говорил, что это будет сложно, – пожал он плечами, подхватывая остывший чай с подоконника. В соседнем доме маленькая девочка принялась стягивать влажное бельё: небо начали рассекать первые громовые раскаты.       – У тебя было много натурщиц? – капля сомнения возникла не на пустом месте.       – Много, – поболтал он чаем в кружке, ложка звонко застучала по керамическому краю, – так много, что и не сосчитать.       – И всех их ты рисовал обнажёнными? – решила удостовериться девушка.       – Рисовал, – уверенно кивнул он. Рука нащупала в кармане джинсов задубевшую шоколадную конфетку. Развернув её, Мино попытался размочить её в чае, после чего отправил к себе в рот.       – И сколько законченных работ в твоей мастерской? – поинтересовалась Айли. – Скольких ты всё-таки нарисовал?       Бросив взгляд через плечо, Мино улыбнулся. Как-то смущённо и трогательно, как улыбаются маленькие дети, когда чувствуют за собой сильную вину перед кем-то. На его правом плече всё ещё цвела печальная роза, а на боку лежала перевёрнутая корона, падшего короля.       – Я не нарисовал ни одной, Бан Айли, – признался он, замирая глазами на первой капле дождя, упавшей на стекло.       Юная и хорошенькая натурщица этого не знала и не могла знать, но сегодня удручённый жизнью художник сумел найти в её лице самый настоящий промысел судьбы, ведь если бы она появилась на его пороге хотя бы часом позже, то могла бы найти его не за мольбертом в поиске потерянного шедевра, а на полу окоченевшим от неправильно рассчитанной дозировки наркотиков. Он не употреблял ровно год, четыре месяца и двадцать три дня, но даже это не могло вернуть ему способность рисовать что-то большее, чем беспорядочные мазки. До той поры пока Бан Айли не скрипнула половицей в его коридоре, он был уверен в силе своего отчаяния, не способной вернуть его к обычной жизни. Той, которую он знал и любил, той, которую у него забрал не случай, не какой-то определённый человек, а он сам. В несчастьях Мино нельзя было винить его семью, его друзей или вымышленную любовь. Его чувства не были кем-то отвергнуты или преданы. Свой мир Сон Мино разрушил сам, и вряд ли теперь у него хватило бы сил в одиночку его восстановить. В данную минуту жизни Сон Мино был крайне необходим человек, который вместо него вытряхнул бы в раковину припрятанный им кокаин, мысли о котором терзали его голову уже вторые сутки подряд.       Полуденное пробуждение встретило Юджин сильной болью в пояснице. Задремав в неудобной позе, девушка умудрилась отлежать не только руку, но и спину. Рыжий кот, уловив метания хозяйки, приподнял морду, задёргал усами, а потом лениво поднялся с места. Предвкушение скорого ужина сподвигло его на грудное урчание. Запрыгнув на диван, он начал с особым усердием ластиться к онемевшей руке, причём ластиться так, как обычно ластятся только с корыстными целями получить что-то ценное взамен.       – Ну чего как радиатор завёлся? – заглянула Юджин в наглую морду, которая ещё с большим усердием начала извлекать из себя звуки. Ладонь, через боль в запястье, прошлась по пушистой шубке. – А если у меня ничего для тебя нет? Променяешь меня на соседку? Я-то знаю, что госпожа Иль подкармливает тебя свежей рыбой. Лазаешь на соседский балкон ты, а стыдно за твоё поведение мне.       Поднявшись с дивана, Юджин попыталась размять плечо. Сустав ныл — и она уже жалела о том, что, притомившись за день, решила прилечь на пару минут, ещё и подушку, как назло, под голову не подложила. Шея хрустнула. Кот зажмурился. Юджин проглотила бранные слова, выпрямляя голову.       – Ладно, пойдём поищем чего-нибудь в холодильнике, – махнула она рукой коту, призывая пойти за ней следом. – Вот знаешь, если бы ты умел ходить за продуктами, да ещё бы убирал за собой в лотке, цены бы тебе не было.       Кот коротко мяукнул, а Юджин только и оставалось, что принять его ответ за извинение. В холодильнике, как и ожидалось, было пусто, точно так же, как на дне желудка обоих. С волнением ожидая вступительных экзаменов, девушка думала только лишь о поступлении и ещё, быть может, в свободные минуты о Сехуне и их совместном будущем. Две чайные с горкой ложки — и листья чая проснулись, сладко потянулись на поверхности глиняного чайничка. Юджин вздохнула. Заглянула внутрь и поняла, что переборщила с дозировкой. Фильтр точно забьётся, да и на языке будет неприятно горчить. Тыльная сторона ладони потёрла заспанные веки. На смене дня и ночи сон стал предвестником головной боли. Закатное солнце за окном почти растаяло. Сдулось медленно точно проткнутый резиновый мячик. Теперь горизонт был едва подсвечен прожилкой малинового света. Паркетные доски недовольно скрипнули, когда девушка поднялась на носочках и потянулась к форточке. Всего пару мгновений назад пахло затхло, а теперь лицо облизнул свежий порыв ветра. Хорошо, но прохладно. Чтобы не распустить сопли, Юджин необходимо найти свитер. Бордовый или чёрный. Чёрный или бордовый. Сложный выбор прервал настойчивый звонок в дверь. В чужую дверь. Юджин бросила взгляд на дверной глазок. В другой раз она вряд ли бы обратила на подобное внимание, но на лестничной клетке кто-то настойчиво пытался дозвониться до соседки, которая уже вторую неделю гостила у сына. Протяжная трель скрутилась в животе волнением. Следом к упрямому звонку добавился глухой стук — и каждый удар его шёл в ритм с дрожащим сердцем. Осмелев, Юджин решила в лицо увидеть нарушителя спокойствия, и стоило ей только его увидеть, как холодный пот прошиб спину.       Пак Чанёль стоял напротив соседской двери и с какой-то тяжёлой тоской пытался достучаться не только до хозяйки квартиры, но и до её сердца. Ошибка кроется всегда не в том, что вы как-то неправильно искали, а в том, что вы в итоге нашли и приняли за истину. Юджин не нужно было выходить, но она всё равно вышла.       – Ты чего соседскую дверь ломаешь? – смурно произнесла девушка, украдкой выглядывая из-за двери.       Могучие плечи дрогнули. Испугались. Как будто за спиной их стояла не Юджин, а самый настоящий призрак прошлого. Мир вокруг Чанёля с недавних пор копотливо гнил и был полон смрада, но он вдруг обнаружил в себе способность смотреть на окружающих через пелену робкой надежды — надежды на счастье, к которому только руку протяни — и оно твоё. Глупо было идти сегодня сюда, но он набрался храбрости и всё равно пришёл.       – Ты перепутал квартиру, Пак Чанёль, – укорила его девушка, осознавая, что если бы соседка была дома, ей пришлось бы перед ней долго извиняться, а потом ещё неделю краснеть.       Мужской взгляд растерянно посмотрел под ноги, потом — на сбившиеся костяшки пальцев. Всё тонуло в белёсой дымке. Юджин померещилось, что в эту минуту Чанёль ослеп и оглох. Ведь разговаривала она сейчас явно не с мужчиной, а скорее всего с соседской дверью. Даже любопытный кот, высунувшийся за ней на лестничную клетку, сделал вид, что понял каждое её слово, когда человек напротив продолжал бездумно смотреть в одну точку.       Ноги согнулись. Сломались под тяжестью навалившихся невзгод. Чанёль осел на пол, а коленки подтянул к груди. Маленький мальчик. Не иначе. Он всё ещё не смотрел на неё, но чувствовал запах лавандового парфюма и понимал — она рядом. Теперь ему незачем стучаться во все подряд двери, чтобы найти её, потому что она, упростив ему задачу, уже сама нашла его. Нашла — и теперь своенравное сердце покойно. С удивлением посмотрев на бетонный пол, Юджин перевела взгляд на дорогущее пальто. Отчего-то подъездная грязь и следы чужой обуви перестали пугать бизнесмена, а запылённые коленки так и вовсе не доводили до обморочного состояния.       – Чанёль... – позвала она его, стыдливо протягивая руку навстречу. Простой жест. Всего лишь знак помощи. Всего лишь попытка поднять его на ноги. Однако в этот момент Чанёля будто бы осветило благодатным светом и он наконец-то, после долгих и изнурительных скитаний, сумел найти дорогу в рай, когда Юджин — в свой личный ад.       Ухватившись за спасательный круг, Чанёль принял первую неудачную попытку встать, следом за ней была вторая и третья. В Царствие Небесное имеют право попасть лишь те, кто не несут в душе прегрешений. Однако Чанёль сделал столько всего ужасного, что вряд ли теперь имеет право показаться даже на его пороге. Больно. Сладко. И сладко как больно. У него больше нет прав на её сердце, но он продолжает мягко сжимать его взглядом своих грустных глаз.       – Боже, Пак Чанёль, ты пьян? – на одном дыхание выпалила Юджин, ощущая носом резкие пары алкоголя. – Что на тебя нашло? Разве это не один из пороков, который ты презираешь в людях?       – Угостишь кофе, – прозвучало не как вопрос, а настойчивая просьба, как будто сию же минуту Юджин была обязана сорваться с места и бежать до острова самой Святой Елены, где на вулканической почве, богатой минеральными веществами, произрастает тонкое и нежное зерно Арабики.       – Прогнала бы тебя... – рука обхватила бизнесмена под грудью, помогая встать на ноги.       – Так прогони, – ласково шепнул он ей в ухо.       – Да куда же ты в таком состоянии пойдёшь? – неловко пожала Юджин плечами. – А если кто увидит? Ты же от этого пятна позора никогда не отмоешься, оно тебя до конца дней преследовать будет.       – Не от этого на протяжении всей жизни я буду отмываться, милая Джин, не от этого...       – Последнее время ты меня удивляешь, – отворив дверь коленкой, девушка вместе с мужчиной протиснулась в коридор, после немного передохнула, а затем собрала все оставшиеся в руках силы и затащила податливое тело на кухню. Пак Чанёль впервые был у неё дома, и сколько бы она не думала теперь и после он был здесь лишним, словно табуретка от старого кухонного уголка, которая переезжала вместе с Юджин из одной квартиры в другую — и выбросить жалко и отдать никому не получится: никому она и даром не нужна.       Скоро будет ровно полгода. Полгода, с появления нового мужчины в жизни Юджин. Теперь уже вместе с её вещами в квартире соседствовали случайно и даже нарочно привезённые вещи Сехуна. В шкафу висит тёплая толстовка, на полках разместились футболки, под кроватью чемоданчик с инструментами, в котором лежат отвёртки, плоскогубцы и прочие мужские приблуды. Теперь здесь у Сехуна есть своя зубная щётка и даже гель для душа, который купила для него Юджин, чтобы они оба не пахли малиной. На подоконнике оставлена пачка сигарет, а внутри кухонной полки припрятан целый нетронутый блок. Сколько в доме забытых зажигалок даже она с трудом может сосчитать. Пак Чанёль в её квартире точно лишний. Кругом территория другого мужчины и это сложно не заметить даже ему будучи в пьяном состоянии.       – Расскажешь, что случилось? – пододвинула она к нему чашку с остывшим чаем. Быть может, заявись он к ней пару месяцев назад, она бы не оглядываясь бежала до острова Святой Елены, чтобы порадовать его, но сейчас ей было в тягость даже открыть кухонный шкаф, чтобы проверить есть ли у неё кофе или его всё-таки нет.       – Со мной случилась ты, О Юджин.       Нужно было говорить. Говорить много и не останавливаясь. Нужно было заполнить эту затянувшуюся паузу. Избавить друг друга от боли прошлого, но они продолжали молчать, позволяя осеннему воздуху из открытой форточки настойчиво их касаться. В итоге, всё, что смог сделать Чанёль, это поднять свою ладонь и положить поверх ладони Юджин. Шероховатость чужой кожи её пугала, но она так и не посмела сдвинуться с места. В комнате стало холодно, но его сердце согрелось: он чувствовал, что теперь всё встало на свои места.       – Поздно, – прошептала она одними губами. – Ты слишком поздно пришёл, Пак Чанёль.       – Прости.       – Давно простила, – обнажённая нежность тихо тлела в её тёплых глазах. Чанёль опоздал. Опоздал не потому, что Юджин нашла своё счастье в ком-то другом, а потому, что она давно успела его отпустить. Всего полгода назад она держалась за него настолько крепко, насколько это было возможно, а теперь сил не осталось даже на то, чтобы не отрываясь смотреть ему в глаза.       – Не нужно было приходить.       – Не нужно было, – согласилась девушка.       – В последнее время я много делаю глупостей, – Юджин показалось, что он говорит как-то нескладно, то ли от того, что его язык заплетался от алкоголя, то ли от присущего в его сердце волнения. Сидящий напротив Пак Чанёль не был тем Пак Чанёлем, с которым она рассталась пару месяцев назад. Он изменился, но пока Юджин не понимала пошло ли это ему на пользу.       – Тебя ведь что-то гложет и помимо меня? – нашла она в себе смелось сделать опасное предположение.       – С рождения мир вокруг виделся мне чужим, построенным не мной, а кем-то другим... каким-то незнакомцем, что не потратил на строительные материалы и ста тысячи вон... кругом фанерные доски, разрисованные восковыми мелками для детей. Дёшево и безвкусно.       – И что же теперь с теми досками стало?       – Упали, – неловко стянул он ткань на коленке брюк — и ей показалось, что в этот момент он со всей доступной в руках силой сжал её сердце. – Упали, и я понял, что всё кругом меня — заваленный мусором пустырь.       – Думаю, тебе стоит развеяться.       – Развеяться?       – Да, – кивнула Юджин. – Когда ты последний раз отдыхал? Как насчёт того, чтобы слетать в Японию? Ты ведь так любишь Японию. Природа, горячие источники, еда. Только алкоголя там много не пей, если всё-таки надумаешь ехать.       – Считаешь поможет?       – А почему бы и нет? – заглянула она в мужское лицо. Юджин не знала, как его утешить. При других обстоятельствах она бы обняла Чанёля со всей нежностью, на которую была способна, а теперь могла лишь успокаивать его теплотой слезящихся глаз.       – Полетишь со мной?       Молчание снова заполнило каждый уголок комнаты. Сердце Юджин остановилось и замолчало.       – Чанёль...       – Не можешь, – прикрыв глаза, он облокотился о стену. – Понимаю. Глупо было предлагать, но я бы сожалел после, если бы не предложил и не получил отказ.       – Нам не стоит больше видеться.       – Я знаю, – сонно кивнул Чанёль. – Ты говорила это при каждой нашей встрече, но из раза в раз мы продолжали нарушать свои же запреты.       – Сейчас другой случай. Нам правда больше нельзя.       – Сеул стал таким тесным для нас... Не находишь?       – Чанёль, пожалуйста, не усугубляй всё.       – Не переживай. Потерпи меня ещё немного. Скоро я улечу далеко-далеко и вряд ли ты меня когда-нибудь увидишь.       – О чём ты?       – Я плохой сын, – рука потянулась к остывшему чаю. В горле было сухо. От обиды не только на весь мир, но и на себя.       – Разве? Ты отдал компании больше, чем кто-либо ещё. Положил на её развитие всё, что имел. Силы, время, деньги...       – ...любовь, – закончил за неё Чанёль.       – Ты расставил приоритеты, – мягко улыбнулась Юджин. – Я не виню тебя. Ты сделал всё так, как посчитал нужным. Ты не обещал мне ничего, напротив — ты даже благородно предупреждал, чем всё это может закончиться. Твой выбор с самого начала не был неправильным, просто он был другим, Пак Чанёль. Для кого-то есть вещи важнее любви — и в этом нет ничего постыдного.       – Важнее любви? – остывший чай показался горьким, но Чанёль, пересилив себя, сделал пару глотков. Постепенно разум начал возвращаться к нему. Его уже почти не тошнило, да и голову начало потихоньку отпускать. – В моём случае важнее любви может быть только свобода. Но ведь у меня и её нет, Джин. Скоро перевалит за четвёртый десяток, а Грин Плаза до сих пор держит меня за горло. Нет ни одного решения, которое бы я принял самостоятельно. Абсолютно всегда за меня решала компания. Бездушная машина, у которой нет ни разума, ни сердца.       – Мне так хочется дать тебе дельный совет, но подобное не в моей компетенции.       – Ничего, – покачал он головой, – я тут... и я уже всё решил.       – Решил что?       – До самого конца оставаться плохим сыном, – усмехнулся Чанёль. – Забавно, если кто узнает, что я принимаю важные для своей жизни и жизни компании решения, выжирая за ночь два ведра соджу и глядя на твоё милое лицо, меня точно сочтут умалишённым.       – Пожалуйста, только не натвори страшных вещей, – волнение отразилось в глазах напротив. Юджин приподнялась, а следом за ней приподнялся Чанёль. Уверенный шаг навстречу — и он осознанно, руководствуясь исключительно сердцем, а не пьяными демонами в голове, потянулся к её пересохшим губам. Юджин поняла, что он хочет сделать, но не отклонилась. Продолжала смотреть как в замедленной съёмке, что в итоге произойдёт. Вот его смятый пиджак под её пальцами, а вот перекосившийся галстук. Дыхание хмельное и тяжёлое. Пальцы с силой продавили женские плечи, а следом был один короткий звонок в дверь, отделивший её от роковой ошибки. От поцелуя, который она так и не получила, но который очень хотела получить.       Засеменив в сторону коридора, Юджин смахнула пот со лба. Сердце бешено стучалось о рёбра. Транс длиною в целую вечность. Она до сих пор не могла понять, почему застыла и так и не посмела оттолкнуть незваного гостя.       – Ты чего спишь что ли? Разбудил? – раздался с порога радостный голос Сехуна — и впервые она была благодарна ему за привычку ждать позволения войти в квартиру, а не проникать в неё без разрешения, зная пароль от кодового замка.       – Нет, – переминаясь с ноги на ногу, Юджин бросила испуганный взгляд на молодого человека, а затем на дверь в кухню.       – Держи, – вручая девушке тяжёлый пакет с продуктами, он потянулся к молнии на кожаной куртке, – уверен, что опять целый день училась и забыла покормить не только кота, но и себя.       – Спасибо, чтобы я без тебя делала.       – Я буду только рад, если ты отблагодаришь меня своими блинами на завтрак, – губы порывисто коснулись лба.       – Сехун, я не могу приготовить тебе на завтрак блинов... – сделав шаг в сторону, Юджин загородила молодому человеку проход, не давая ступить дальше коридора.       – Отчего же? Я что-то забыл? – заглянул он в продуктовый пакет. – Смотри же, всё на своём месте: мука, масло, яйца, молоко, сахар и даже экстракт ванили.       – Сехун... – прикусив губу, девушка сделала ещё один шаг, когда молодой человек попытался её обогнуть. – Прости, Сехун...       – И ты пришло меня встретить, рыжее чудище, – согнувшись в спине, он прошёлся рукой по пушистой шерсти кота, что настойчиво начал ластиться к ноге. – Только попробуй снова нассать мне в кроссовки из-за своей ревности. Я ведь тебя, и правда, в свой приезд буду переселять жить на балкон.       – Сехун... – тяжело сглотнула Юджин. – Ты не можешь сегодня остаться у меня.       – Неужели ты и ночью собралась учиться? Не беспокойся, я тебя не потревожу, даже приставать не буду. Просто тихо сяду в уголочек... – взгляд с кота переместился на дорогие мужские ботинки, что стояли рядом с обувницей, совсем рядом с его запылёнными летними кедами. Диссонанс между двумя вещами был колоссальный. Сехун не был тугодумом, поэтому он сразу понял кому принадлежит подобная дизайнерская вещь. Взгляд с нескрываемой злобой прожёг дверь на кухню. Он всё ещё помнил их с Юджин первую ночь, когда на этой самой кухне она убивалась из-за своей обречённой любви.       – Не сегодня, Сехун, – с мольбой в голосе произнесла она.       – Почему? – выпрямившись, он обдал её холодом своих глаз.       – Я занята... завтра пробный тест, – сердце сжалось от вранья. – Прости, что моя подготовка к экзаменам отнимает так много времени. Обещаю, как только это всё закончится, мы наверстаем упущенное вдвойне.       – Упущенное, – с особой горечью просмаковал он сказанное ей слово. Молния куртки скользнула вверх.       – Сехун, постой, – поймала она его за рукав, когда он с ненавистью распахнул входную дверь — и ей показалось, что с такой же ненавистью он выдирает себя из её сердца.       – Разве ты не дала мне понять, что сегодня я тут лишний?       – Не говори так, пожалуйста, – на глаза набежали слёзы.       – Боже, ты ведь не собираешься сейчас плакать из-за предстоящих экзаменов, помешавших нашей встрече? – смерил он её равнодушным взглядом, после чего выдернул руку и быстро спустился по лестнице вниз.       – Прости, я не хотела... – выбегая за ним следом, крикнула она ему в след.       – Не хотела что? – задирая голову, встретился он с взволнованным лицом на лестничной площадке.       – Обидеть тебя.       – Джин, уж мне бы не врала, – засовывая руки в передние кармашки джинсов, улыбнулся он ей натянуто. – Как разберёшься со своими экзаменами, дашь мне знать, а пока — мешать не буду.       Слова, которые он должен был сказать, но не сказал, волной накатили на Юджин, как грязь, которую она так и не смогла отмыть со своего тела, даже забравшись в ванную. Она признавала свою вину, но сколько бы не думала об этом после, считала правильным то, что предпочла в эту ночь сломленного и никому не нужного Чанёля взамен своему парню. Это было самое верное решение. Даже спустя десятилетия вера Юджин в правильности своего поступка была непоколебима. Она была убеждена, что их разговор до самого рассвета помог Чанёлю стать тем, кем он в итоге стал. Помогла изменить жизнь и сделать его чуть счастливее, чего он заслуживал.       Спустившись на улицу, Сехун ещё какое-то время побродил во дворе дома, выкурил несколько крепких сигарет, побранил Юджин, а потом и себя за нерешительность способную отнять у него в скором времени девушку. Несколько раз рука тянулась к внутреннему карману куртки, где сердце грела бархатная коробочка. Кольцо очень походило на обручальное, однако Сехун был уверен, что не собирается делать Юджин предложение. Всего лишь подарок по случаю полугодовых отношений. Но, чёрт возьми, он до сих пор не понимал, почему брал это кольцо именно в свадебном отделе, ещё и выложил за него денег больше, чем стоил его драгоценный байк.       На улице смеркалось. Через лесную чащу глядело солнце своим единственным рубиновым глазом. Вдалеке око казалось не больше человеческого. Листья полностью опали, засыпав пруд, вода которого перестала отражать облака. Словно старики деревья склонились макушками до самой земли и стали кружевными арками вдоль мощёной дорожки, которую после заката начал застилать туман.       Матушка Воншика суетилась на кухне, не доверяя посудомоечной машине, она сама перетирала грязную посуду после ужина.       – Я ни на что не намекаю, – зашептала старшая госпожа Ким, оглядываясь по сторонам, чтобы выяснить не находится ли её сын поблизости, – но чем старше становится мужчина, тем больше вероятность снижения его либидо.       – О, у нас с этим всё в порядке, – замахала руками Боми, до этого времени ковыряющаяся вилкой в остатках салата с креветками. Тему секса со свекровью обсуждать не хотелось, особенно когда этого секса у них никогда с мужем не было.       – Вот, – положила свекровь перед невесткой кривой ветвистый корешок, – среди множества натуральных афродизиаков женьшень обладает лучшей результативностью. Используется для стимуляции половой активности.       – Спасибо, конечно, – подавилась Боми едой, – но нам это ни к чему.       – Я понимаю, что ты молоденькая и хорошенькая девушка, которая, возможно, мечтала о большой и чистой любви со своим сверстником, но в итоге по настоянию отца вышла замуж за вдовца, который старше тебя больше чем на десять лет.       – Говорите так, словно бы ваш сын старик какой-то, – удивилась Боми.       – Внешне по нему не скажешь, – рассмеялась женщина, закидывая на плечо полотенце, – но ворчит он порой похуже своего дедушки.       – Но его возраст вроде бы идеальный для брака, – подпёрла девушка рукой щёку. – К тридцати пяти мужчина уже чувствует себя нагулявшимся и точно знает, чего хочет от жизни.       – Если мужчина гулящий, то он и к тридцати пяти всё ещё будет хотеть женского внимания, – возразила женщина. – Знаешь, я сейчас эту тему завела совсем не из-за Воншика. Я веду к тому, что, вероятно, именно ты не успела пожить для себя, Боми. В твоём возрасте нужно влюбляться и совершать ошибки, а не выслушивать родственников, каждый день просящих наследника. Мне жаль, что ты попала в эту условность.       – Ничего, я уже привыкла, – отмахнулась девушка. – Отец с детства убеждал меня в том, что ему важна только моя репродуктивная часть.       – Воншик в этом вряд ли признается, – уселась свекровь на противоположную сторону барной стойки, так, что её маленькие пухленькие ножки повисли в воздухе, – но он очень хочет иметь детей. В детстве ему было горестно от того, что он единственный ребёнок в семье. Я правда, искренне, хотела родить ещё, но я и Воншика-то выносила с трудом. У меня были тяжёлые роды, врачебная ошибка, я была на грани смерти, но я так молилась всем богам, чтобы мой мальчик появился на свет, – достав из карманчика фартука платок, женщина промокнула им слезящиеся глаза.       – Если он так хотел детей, то почему не завёл их с Юной? – поинтересовалась Лимбоми.       – На то были свои причины, – отмахнулась женщина, спрыгивая со стула. – Так что заварить тебе корень женьшеня?       – Спасибо-спасибо, – открестилась Боми, – но я думаю, что тут я справлюсь сама.       – И правда, – оглядела матушка Воншика стройный стан невестки, – когда отвожу взгляд, всё время забываю о том, что ты настолько красивая, что подчас кажешься нереальной. До сих пор не верится, что моему сыну так повезло. Ты даже не представляешь, как сильно я молилась, чтобы небо ниспослало ему хорошую жену.       Уверенно засеменив в сторону выхода, Боми понадеялась удалиться раньше, чем ей станет совестно за то, что мольбы матери всё-таки не были услышаны и в жёны её сыну досталась самая настоящая дрянь. Слово это, сказанное Воншиком, на протяжении всего дня назойливо гонялась за ней по пятам. Может быть, именно поэтому она уже и сама свято верила в истинность сказанного.       Лестница, ведущая наверх, показалась бесконечно длинной. Внутренний навигатор снова забарахлил: на середине пути Боми осознала, что в очередной раз за день спутала направление, отправившись в свою комнату. Вдох. Выдох. Разворот. Сердце в груди начало стучать отбойным молоточком. Чем ближе становилась комната мужа, тем сильнее ноги ощущались ватными и не хотели отрываться от пола. Внизу живота всё было переполнено страхом к неизвестности. За время брака Боми впервые дали разрешение побывать в незнакомой ей части особняка. До этого территория была чужая. Комнату Воншика до сегодняшнего дня она никогда в глаза не видела, и потому, до того как не перетащила свои вещи, могла только строить догадки, на что она похожа.       Замерев перед дверью, Боми кое-как поборола желание постучаться. Минуты неизвестности затянулись. Со стороны ей казалось, что наступил рассвет — и надобность заходить внутрь отпала сама собой. Вероятно, Боми простояла бы и дольше, если бы не услышала, как по лестнице шаркают тапочки старшей госпожи Ким. Тревога зародилась в груди. Резко отворив дверь, девушка залетела внутрь, сбивая под ногами пушистый ковёр. Кругом стоял интимный полумрак. Изумрудом отливала стена, на которую светил настенный светильник с юбчатым абажуром. В комнате пахло Воншиком. Мягко и успокаивающе. Так, как пахнет только тем мужчиной, которому инстинктивно хочется довериться. Из соседней комнаты доносился звук журчащей воды. Боми напряжённо сглотнула, переминаясь с ноги на ногу. Глаза отыскали дубовую кровать с массивным изголовьем. К счастью, она оказалась очень даже большой для того, чтобы случайно не соприкоснуться телами. Очутившись в спальне, Боми поняла, что её браваде понадобился один лишь миг, чтобы рассыпаться. Рассыпаться так же, как оборонительной баррикаде, которую ребёнок выкладывает из кубиков перед своим замком.       В поисках пижамы Боми заглянула в гардеробную. Коробки и чемоданы, из которых торчали наспех уложенные вещи, заставили весь пол. Ей понадобилось полдня, чтобы потихоньку перетащить вещи из своей спальни в спальню мужа. Ещё месяц назад, при переезде в новый дом она с трудом разобрала одежду — и теперь этот ад должен был повториться. Во время спешки она умудрилась перемешать всё: нижнее бельё и верхнюю одежду, зимние и летние вещи, туфли и сумки, поэтому теперь с трудом могла найти то, что ей нужно было. Однако больше всего её сейчас волновал не вопрос поиска, а вопрос размещения, потому что полки в гардеробной Ким Воншика никогда не подразумевали, что на них ещё кто-то покусится. В итоге, засучив рукава, Боми в наглую расчистила себе несколько попавшихся на глаза ниш, потеснив соседние. Окружающий беспорядок резал глаза, а педантичному Воншику в скором времени мог принести даже сердечный удар, поэтому оставшуюся часть вещей девушка принялась запихивать под шкаф. В один момент сотая коробка из-под обуви отказалась залезать в углубление. Боми прикладывала всю имеющуюся в руках силу, толкала и пинала её, пока в итоге не поняла, что что-то ей мешает залезть внутрь. Заглянув под полку, Боми обнаружила деревянный ящичек, такой, который сразу одним только своим видом разыграл в девушке любопытство. После нескольких попыток, Боми всё-таки смогла выудить его на свет. Руки схватились за крышку — и резко приподняли её вверх.       Пожалуй, стоило только девушке обнаружить неопознанный объект, как в ней тут же зародилась идея того, что муж может иметь грязные секретики и втайне развлекаться со взрослыми игрушками, что стало бы отличным поводом для её скорых шуточек. Однако каково же было её удивление, когда вместо эротических приблуд, Боми обнаружила на дне детские вещи. Розовенькие пинеточки, цветастые распашонки и вязаные шапочки. Девушка долго перебирала вещи, пытаясь вспомнить дарили ли им что-нибудь похожее на свадьбу родственники, жаждущие в скором времени получить наследника, но понимала только лишь то, что видит подобное впервые. К тому же, как она знала, суеверные люди, заранее подобную одежду не дарят. Вернув ящик Пандоры на своё законное место, Боми с тяжёлой головой вернулась в спальню.       Молния на белоснежной куртке то поднималась, то снова опускалась. Пижама так найдена и не была, а стянуть спортивный костюм Боми не решалась. Это был первый день со дня свадьбы, когда она вырядилась во что-то столь же закрытое. В соседней комнате закрылся кран. Вода перестала литься. Осознав, что упустила отличную возможность переодеться хотя бы в шорты с футболкой, Боми заметалась по комнате.       – Ты ещё не спишь? – раздался голос откуда-то сверху, откуда-то совсем из другой вселенной, когда Боми уставилась на влажный пресс. Чёткий и детально прорисованный. Как застывший в самой глубине морозильной камеры лёд в формочке. До сегодняшнего дня Боми никогда не задумывалась над тем, что у Воншика под рубашкой может скрываться настолько хорошо проработанное тело, к которому тут же захотелось прикоснуться.       – У тебя и правда есть татуировки? – взгляд упал на ангела под левым боком.       – А у тебя родинка на груди, – усмехнулся он, опускаясь взглядом на белоснежный бюстгальтер. – Смотри насколько информативными бывают наши глаза, когда мы обращаем друг на друга внимание.       – Не смей на меня глазеть, – рассердилась девушка, запахивая куртку, через раскрытую полоску которой проглядывалось нижнее бельё.       – Утром было похоже на то, что ты очень даже этого хотела, – присев на диван, он с усилием принялся сушить волосы полотенцем.       – Я тебя проверяла, – насупилась она.       – На что? – хмыкнул Воншик.       – Не импотент ли ты часом, – зашипела жена.       – На самом деле вот так на глаз и со стороны это трудно определить. Для этого тебе, как минимум, нужно просунуть руку мне в штаны.       – Ещё чего не хватало, – скрестила девушка на груди руки. Глаза невольно упали на свободные штаны, под которыми, как ей показалось, не было нижнего белья.       – Я тоже думаю, что это лишнее, – откинул он полотенце на кресло. Рука потянулась к светильнику, выключая единственный источник света.       – А сказки на ночь разве не будет?       – Если будешь крутиться ночью, придёт серенький волчок и укусит за бочок.       – Сказочник из тебя так себе, – фыркнула Боми.       – Я серьёзно, терпеть не могу, когда рядом кто-то ёрзает. Будешь крутиться и не давать мне спать, без зазрения совести выброшу тебя с кровати.       – Поняла-поняла, твоя кровать — твои правила.       – В этом доме всё моё, но жить по моим правилам ты как-то не особо и стремишься.