Туманное поле экспериментов

— Эван! Эван, ты меня слушаешь?! Эван открыл глаза, тяжело дыша; голос отца всё ещё эхом отдавался в его голове, тотчас пробуждая неприятные воспоминания. Макмиллан поморщился и встал с постели. Каким же абсурдом было находиться в чудовищном мире бесконечных ужасов — и видеть ночные кошмары об обычной жизни, о своём прошлом. После завтрака Эван, по обыкновению, отправился в лес, чтобы проверить капканы и собрать добычу: недалеко от его поместья водились кролики, которых он ловил для Майкла. Погода нынче стояла сухая и на редкость ясная, без привычного тумана, непременно дымкой стелившегося в траве. Это было странно, но Эван не жаловался — ему нравилось ощущать тепло первых лучей солнца на своей коже. Как только Охотник дошёл до нужного места, он остановился и огляделся, с удивлением обнаружив, что ни одного капкана здесь не было. Эван нахмурился, пытаясь припомнить, не убирал ли он их, случаем. Нет, точно нет. Майклу тоже незачем было их трогать. Так куда они могли подеваться? Неужто это было дело рук проказников-Легионов? Или, быть может, Сущность отчего-то сама решила избавиться от этих безобидных, но дорогих для Эвана вещиц, чтобы поиздеваться над ним. Макмиллан не спеша возвращался в поместье, погружённый в раздумья. Погода была чудесная, и воздух ощущался по-особенному чистым и свежим. И это чертовски настораживало. Как только Эван вошёл в дом, ему стало казаться, что и с домом было что-то не так. Откуда ни возьмись на стенах появились картины отца, которые Эван самолично снимал и убирал подальше. Теперь же строгий взгляд Макмиллана-старшего вновь сверлил его с огромного портрета в гостиной. Эван отвернулся и поднялся в свою спальню. Всё вокруг казалось каким-то нереальным, вернее, наоборот — слишком реальным. Как раньше. Он точно помнил, что оставлял на своём рабочем столе незаконченные рисунки: на днях он одолжил у Кармины новые материалы для живописи, и хотел опробовать их. Эван подошёл к столу и, уже ожидаемо, не нашёл ни набросков, ни новых карандашей. Ничего. Лишь треклятое бюро с гроссбухами. Макмиллан стиснул зубы и с яростью скинул документы со стола. Какого чёрта они тут делали?! Ему хотелось разорвать их на мелкие кусочки, как когда-то отец рвал его рисунки. Воспоминания о прошлом отозвались тупой болью где-то за грудиной, будто Сущность нарочно вспарывала его старые раны. Отнимала у него всё, что он любил. Снова. Эван сжал кулаки в беззвучной злобе, пытаясь взять себя в руки. Нельзя было давать ей питаться этими сладкими-сладкими эмоциями. Он отошёл от стола и глубоко вдохнул, закрывая глаза. Всё обязательно наладится, всегда налаживалось. Лишь бы рядом был… Макмиллан вышел из комнаты, полный решимости отправиться в Хэддонфилд. Он должен был убедиться, что с Майки всё хорошо, что тот не забыл его. Он должен был просто прижать его к себе, почувствовать тепло его тела, ощутить этот сладковатый карамельный аромат, всегда сопровождавший его. И увидеть свет в его глазах, напоминавших чистое небо — как маячок надежды среди бушующего шторма. Когда Эван был уже на полпути, как ему казалось, к Хэддонфилду, сомнения стали закрадываться всё глубже и глубже. Неширокая лесная тропа к востоку от его поместья раньше всегда вела к дому Майкла. Раньше… Нет, раньше она всегда вела в дубовую рощицу с прудом, в котором водилась рыба. Макмиллан остановился, оглядываясь вокруг, будто потерянный. Перед ним был пруд. Творилась какая-то чертовщина, и Эван даже близко не представлял, что ему делать. Естественно, Сущность периодически изменяла свой мир, создавала иллюзии или добавляла что-то совершенно новое, однако в этот раз всё было иначе. Эвану думалось, что он либо обезумел окончательно, либо вернулся домой. Обратный путь показался длиннее, или ноги просто не желали идти. Близился полдень, и слепящее солнце уже не так радовало. Как только Эван отворил кованую железную калитку и вошёл во двор, из дома вдруг кто-то выскочил. — Вот ты где! — недовольно проворчал старик. — А я всюду тебя ищу. Где ты пропадал, Эван? Столько работы… — Папа? — Эван замер в изумлении, глядя на своего отца, что стоял перед ним — живой и здоровый. Будто Сущность не проломила ему череп, будто ничего этого никогда и не было. А вдруг, подумалось Эвану, вдруг всё это было лишь одним длинным страшным сном. Ночным кошмаром про какую-то древнюю Сущность, про пытки и убийства. Макмиллан опустил взгляд на свои руки — кожа была чистой и вполне здоровой — ни крюков, ни прутьев, ни вечно ноющих ран. Выходит, всё это он выдумал сам?.. — Эван! Эван, ты меня слушаешь?! Голос отца заставил вздрогнуть и по привычке выпрямиться. — Я слушаю, пап, — дежурно выговорил Эван.

***

После обеда отец поручил Эвану спуститься в одну из шахт, чтобы проверить, как велись работы по укреплению тоннеля. Казалось, поручение вполне обыденное, однако Эван прекрасно помнил номер этой шахты. Семнадцатая. Та самая, которую он взорвал и обрёк на гибель десятки рабочих. Он прекрасно помнил оглушительный голос Сущности, что шептал сперва сдержанно, еле заметно, но позже окреп, приказывал и заставлял подчиняться, сводил с ума. Макмиллан надел рабочий комбинезон и отправился в путь. По дороге ему встречались рабочие, многие здоровались с ним и улыбались. Так странно было видеть их… Живыми. Чем ближе Эван подходил к семнадцатой, тем страшнее ему становилось. В этот раз голосов в голове не было, нет, он был совсем один — и от этого делалось только хуже. Что, если Сущность проверяла его? Сможет ли он пожертвовать всем ради Неё вновь? Что, если никакой Сущности никогда не было? Выходит, он всегда был психопатом? Убийцей? Ни один из вариантов Эвана не устраивал. Он чертовски запутался. Старенький лифт со скрипом вёз его всё ниже и ниже. Дышать становилось тяжелее. Воспоминания о том мире охватывали его с новой силой. Получается, больше никаких жертвоприношений, никаких пыток и никаких убийств. Никаких туманных рассветов, бесконечных охот и вечной жизни. Никаких шахмат с Германом, никаких вылазок в лес с Анной, никаких посиделок у костра с Филом и Максом, никаких уроков живописи с Карминой. Никакого Майкла. Эван ощутил почти физическую боль от одной только мысли, что он больше никогда его не увидит. Лифт остановился, Эван на автомате открыл механическую дверь. Голова гудела от собственных мыслей, от безумных идей, внушённых ему когда-то. Так ли была нужна ему эта жизнь теперь? Макмиллан шёл вглубь тоннеля, едва обращая внимания на опоры, которые он должен был проверять. Вокруг кипела работа, стучали колёса вагонеток, в спёртом воздухе витала чёрная пыль. Как только Эван свернул за угол, внезапно кто-то налетел на него сзади, ладонями закрывая его глаза и вырывая из раздумий. — Где ты был? Я так скучал, — радостно произнёс смазливый молодой рабочий, когда Эван обернулся. Он даже не помнил его имени. — Я… — растерялся Макмиллан. — Знаешь, я уезжал по делам. Нужно было провести ревизию кое-где. Всё здесь казалось чужим, неправильным. Эван поверить не мог, что жил раньше так, он не был собой, нет. Он был лишь тем, кем его хотели видеть, а всё остальное он вынужден был скрывать. — Ты не уедешь больше? — парень прижался ближе, практически вешаясь ему на шею. Эван обнял его за талию. Естественно, он ненавидел Сущность и всё то, что Она с ним сделала. Она вырвала его из привычного мира и показала другой, совершенно новый, в котором не было никаких границ. И если бы у него был шанс всё изменить после смерти отца — он бы воспользовался им, но вернуться туда, где всё было как прежде? Он никогда не станет слепо поклоняться Ей, он дал слово больше никогда не позволять помыкать собой. Однако иногда играть по Её правилам, или делать вид, что играешь, взамен на полную свободу? Безнаказанность? Эван уже знал свой выбор. — Уеду, — спокойно ответил он. Остаток дня прошёл без происшествий: шахта не обрушилась, никто не пострадал, и даже отец почти не ругался. Наутро Эван проснулся в хорошем настроении и тотчас подошёл к окну. По сырой земле стелился чёрный туман, и Эван улыбнулся. Ему думалось, что он либо обезумел окончательно, либо вернулся домой.