Есть такая профессия...

      — Девочке очень важно, чтобы ее любили. Не за что-то, а просто за то, что она есть.       — Но мы…       — А как часто вы говорите ей это? Как часто хвалите? Она талантлива, очень талантлива, но ей не хватает простого родительского «мы тебя любим». Детям очень важно это слышать, им мало просто знать, понимаете?       — Я, кажется, понимаю вас, — проговорил мистер Грейнджер.       — Она ребенок и заслуживает счастья. Не когда-нибудь там, в будущем, а сейчас. Здесь и сейчас. Учиться девочка еще успеет, а вот быть счастливой…       Мы жили каждым днем, каждой секундой, потому что завтра может и не настать. «Завтра» за эти годы стало чем-то эфемерным, не воспринимаемым. Многие из нас не планировали дальше, чем на день, хотя мечтали… «Вот война кончится и…» Сколько волшебства было в этих мечтах! Даже мир, в котором я сейчас живу, не сравнится с теми нашими мечтами. В холодных теплушках, в качающихся вагонах, под обстрелами и бомбежками, мы мечтали о будущем, где будет много хлеба с маслом, яркое солнце и никаких врагов. Мы мечтали о семьях и детях…       Я говорила с Грейнджерами, жестко говорила, не как наставница, а как врач. Они не имеют права лишать дочь детства! И я думаю, что они поняли. По крайней мере с каникул девочка вернулась сияющей, просто светящейся от счастья и какой-то спокойной. Как будто случилось что-то, что примирило ее с окружающей действительностью. Но тем не менее ум от девочки никуда не делся, и это я поняла, когда она пришла ко мне, сказав только: «Спасибо, наставница». И столько было в этом простом «спасибо», что я не выдержала и обняла девочку.       Все происходящее заставило задуматься — почему я зову детей малышами? Ведь там были дети, в том числе и в этом возрасте, дети, которые работали на заводах, дети, которые выживали под бомбами, голодали, но защищали близких — их всех мы не называли малышами. Почему же тогда Гарри и Гермиона мной воспринимаются такими? Не знаю… Возможно, это оттого, что вокруг мир, и мирное время мной воспринимается иначе, возможно, от чего-то другого, но мне совершенно не хочется думать над этим вопросом. Как есть, так есть.       Зелья и регулярные физические нагрузки оказывают свое влияние — я уже точно не шарик, фигура подтянулась. Детям очень понравились лыжи, и, пока лежал снег, мы с радостью уходили на лыжах в маленькие походы. А потом счастливые и раскрасневшиеся пили горячий чай. Гиппократ часто присоединяется к нам, по-моему, он в мою сторону неровно дышит, впрочем, время покажет.       Началась учеба, начались сюрпризы… Сначала новости — близнецы Уизли отчислены, что хорошо, родители их оштрафованы, может быть, вобьют немного ума в своих отпрысков. Рональд, который поразил меня своей нечистоплотностью, отселен в отдельную комнату, чтобы заразу не разносил, вши у него обнаружились, его брату вменено в обязанность следить за чистотой чемпиона. Минерва злилась на свой факультет, который так подвел ее… Да, но в казарме такое только каленым железом выжигать. Нам здесь только тифа и дизентерии не хватало. Как вспомню, как мы с педикулезом боролись в полевых условиях… Да, было время.       Во второй половине года не случилось ничего необычного. Дети привыкли к чистоте и проверкам, даже руки мыли своевременно и все — не понравилось, значит, обследование на яйца гельминтов. Ну и спокойнее стали. По отзывам, тот же младший Малфой значительно тише себя ведет после курса глистогонного. Или впечатлился, или это гельминты так влияли, делая мальчика нервным и агрессивным. Вполне возможно, кстати. Другие носители богатого внутреннего мира, для которого они были внешней средой, тоже значительно спокойнее стали. Хм… Это наводит на мысли. Кажется, Северус что-то подозревает, вон как дергается от моего взгляда. Надо бы с ним поговорить, что ли, но как к нему подойти — не знаю пока.

***

      Так, это что такое? Иду я по коридору второго этажа, а там на полу мои малыши сидят. Обнялись и рыдают. У меня внутри аж оборвалось все от такого зрелища. Это не капризный рев ребенка, не плач обиженного дитя, это отчаянные, рвущие душу рыдания. Сколько таких я уже слышала за эти годы. Их ни с чем не спутать… Кто посмел?       — Что случилось, дети? — я присела рядом, обнимаю рыдающую пару.       — Про-ф-ф-фес-с-сор С-с-не-йп, — прорыдала Гермиона.       — Умер? — Отрицательный жест, дети даже рыдать перестали. — Ранен? — Снова отрицание.       — Давайте-ка вставайте и пойдем со мной, — привычным жестом влила умиротворяющий бальзам в оба дрожащих тела.       Пока шли до Больничного крыла, дети практически успокоились и были уже способны связно разговаривать. Напоив обоих теплым чаем с шоколадом и зельями, начала расспрашивать. Хм… В общем-то картина ясна. Северус не удержался в рамках и начал оскорблять детей, причем нашел же к кому прицепиться… Но это мне не нравится, что-то с ним нехорошее происходит, видела я подобное уже, только не помню, с чем это связано. Первое желание вскрыть зельевара я с трудом, но подавила. Врач не должен поддаваться эмоциям, да и вскрыть всегда успею.       — Так, дети, сейчас раздеваемся и ложимся в кровати. А я схожу, пообщаюсь, — спокойно сказала я уже успокоившимся детям. — Вы поспите, отдохнете, а там и поговорим, хорошо?       — Да, мама, — прошептал Гарри, а Гермиона просто кивнула, соглашаясь, девочку еще немного трясло.       Я свела две кровати вместе и уложила Гарри и Гермиону, которые буквально ластились к рукам, что же им наговорил-то такого этот «ужас подземелий»? Дети смогли передать только в общих чертах, настаивать я не решилась, пусть сначала успокоятся, переживут это. Войны нет, а вот действия у меня такие, как будто она до сих пор дышит в затылок. Скольких я уже вот так успокаивала после похоронки… Ладно, пора.       — Барбара, посиди с ними, хорошо? Не надо оставлять детей одних.       — Да, мадам, не волнуйтесь, все будет в порядке.       Умная девочка, хорошая. Все понимает, что для врача немаловажно. Пора и мне. С собой взяла зелья и снова подавила желание взять малый хирнабор*. Все-таки, инстинкты** — штука сложная и разумом подавляемы не всегда. Вздохнула и пошла искать Северуса. Или у него застарелая травма, или нашему зельевару, как говорят танкисты, гаубица в башню попала. Не приведи Господь, если второе, тут все-таки школа.       Северуса я нашла в кабинете зелий, он выглядел сильно обозленным и каким-то дерганным. Поэтому первое, что я сделала, прямо сходу — иммобилизовала зельевара и наложила диагностическую группу заклинаний. Не глядя на его перекошенное в гневе лицо, я считывала параметры, мрачнея с каждым откликом. Мне совершенно не нравится то, что я вижу, причем это не паразиты, их я исключила в первую очередь. Непохоже и на проклятье, зельевар не имеет внутренних повреждений, но вот отклик его мозга — это что-то очень сложное, я такого еще не видела. Не уверена, что могу понять, о чем речь.       Диагностика — штука всегда сложная, в отличие от хирургии, в которой все просто: залез, увидел, отрезал, а тут… Я задумалась и наложила специальный комплекс чар. Северус пытается сопротивляться, но против науки и полевой медицины не попрешь. Читала я тут намедни в одной книжке про опыты с целью создания послушных людей, так вот очень похоже. Нет, тут я не справлюсь. Подняв мистера Снейпа заклинанием, я оттранспортировала его в Больничное крыло, где находится специальный камин, позволяющий перемещать подобных пациентов.       На лицах попавшихся навстречу учеников читалась, в основном, радость. Беспокойства не было даже на лице старосты его факультета, что само по себе многое говорит о Северусе и его поведении. Я, конечно, многое видела, но такого точно не должно быть. Вот и камин… Взглянув на Барбару, увидела ее кивок и шагнула в Мунго вслед за пациентом.

***

      — Что тут у нас? — заинтересованно спросил целитель Джонсон, к которому Гиппократ направил Снейпа.       — Странный ответ на диагностику, коллега. Объективно, приступы немотивированной агрессии по отношению к детям, резкая смена настроения, не вполне адекватное, с моей точки зрения, поведение.       — Агрессия словесная или?.. — еще более заинтересовался целитель, накладывая специфические чары.       — Словесная, но среди детей отмечаются нервные срывы, что недопустимо в школе.       — А, так это тот самый Северус Снейп! — улыбнулся целитель.       Улыбка его была несколько злобной, видимо, он слышал о зельеваре и вряд ли что-то хорошее. Я задумалась, не было ли ошибкой привлекать именно этого целителя? Однако, похоже, коллеге Сметвику виднее, поэтому решила просто подождать результатов. А коллега Джонсон внезапно стал очень серьезным, он раз за разом налагал какие-то незнакомые мне чары, и все больше напрягался. Закончив, целитель посмотрел на меня тяжелым взглядом, да так, что я сделала шаг назад.       — Что же вы не распознали-то… — начал говорить коллега, но потом что-то сообразил. — Ох, извините, вы же тогда медиведьмой были, чего ж это я…       — Что случилось, коллега?       — На профессоре целый комплекс проклятий. Тут, видимо, и дети постарались, но основа, та, которая делает его агрессивным — в очень специфическом заклятии, относящимся к магии света.       — То есть накладывал тот, кто специализируется в… — начала я и осеклась, увидев кивок.       — Ему можно помочь?       — Можно, — кивнул целитель. — Часа через четыре будет, как огурчик.       — Зеленый и в пупырышках? — не удержалась я, развеселив коллегу.       Северуса забрали специалисты, а я села и задумалась. Подчеркнуто светлых у нас всего ничего. Первый, кто просится — это арестованный директор, допросы которого идут не первый месяц. Следует, видимо, сообщить в местное НКВД… Никак не привыкну к этим названиям. Хотя, как говорил один милый старичок: «ГПУ есть ГПУ, как его не назови». Да… Память моя, память…       Решила не ждать, а вернуться в школу. Там Барбара одна, а детей много. Вернувшись, посмотрела на спящих детей и пошла к директору. Надо же известить человека, что сегодня зельеварение надо отменять.       По школе уже ползли слухи… О! Каких только версий я не услышала, пока шла к директору. И то, что зельевар оскорбил Поттера, а я в ответ ему отрезала все выступающее, и то, что злая я решила снизить градус агрессивности зельевара известным способом… В большинстве своем сплетники сходились на том, что Северус по возвращении сможет петь высоким тенором и отлично танцевать. Казарма есть казарма, достоверность и скорость распространения слухов, конечно… М-да…       — Северус Снейп где-то получил светлое проклятье, чем и объяснялась его агрессивность, целители работают.       — Светлое, значит… Спасибо, Поппи, вы мне очень помогли, — задумчиво проговорил директор.