Подкидыши

      Что такое хорошее утро? Она готова была рассказать всем, кто не знает. Показать на собственном примере. Хорошее утро — это встать с мягкой, еще теплой кровати. Горячими босыми ступнями коснуться прохладного выбеленного дощатого пола. Накинуть на изящное тело сорочку тончайшего льна. Выйти на кухню, окунувшись в снопами льющийся из окна солнечный свет. Заварить в медной джезве бразильский сливочный «Жёлтый бурбон». И ощутить на губах этот невероятно мягкий, обжигающий вкус под едва слышный детский писк… Что?!       Эйприл поставила на столешницу чашку и оглянулась, прислушиваясь. Источника звука не было видно, и девушка нахмурилась. Странно. Ни у кого из соседей на ее этаже, да и этажом ниже, детей не было. Может быть, к кому-нибудь приехали родственники с малышнёй? Тогда это объяснимо. О`Нил потянулась за кофе, но звук повторился, на этот раз громче и требовательнее. Странно, но ей на мгновение показалось, что он доносится из её ванной комнаты.       — Что за чертовщина, — пробормотала Эйприл, направившись туда.       Спокойно щелкнула включателем. Вчера она оставила открытым небольшое окно в ванной и, видимо, детский писк, раздававшийся в соседних квартирах, доносился через него. Открыв дверь, девушка подняла голову. Так и есть — окно настежь. Подойдя, она уже протянула руку, чтоб захлопнуть створку, но неожиданно заметила то, чего в акриловой чаше не должно было быть. Плетёную корзину с ворохом одеял, из которой исходили странные звуки и знакомый, крайне неприятный запах. Отшатнувшись, Эйприл замерла. Сердце заколотилось, как бешеное, но журналистка про себя предложила ему заткнуться. В конце концов, это — это, в ванне — могло быть чьей-то неудачной шуткой. И вообще не ей. Нужно просто быть последовательной. Во-первых, надеть резиновые перчатки, потому что запах не оставляет сомнений — внутри какая-то дрянь. Во-вторых, открыть одеяла и посмотреть, что там. В-третьих, вынести «сюрприз» на помойку.       Как только появился чёткий план действий, Эйприл почувствовала уверенность. Решительно вышла за перчатками и вернулась, натягивая их чуть не по самый локоть. Подойдя к ванне, глубоко вздохнула, наклонилась и осторожно отогнула край темно-фиолетового в жёлтых цветочках одеяла. А потом все было как в тумане. Кажется, она кричала. Или ей только хотелось закричать, но ничего не вышло, потому что голос пропал от ужаса. И, когда Эйприл пришла в себя, оказалось, что она с ногами сидит на кухонном табурете, обхватив себя руками и отчаянно балансируя.       — Господи… Господи, да это сенсация… это может быть такой репортаж… Господи, оно там, у меня в ванне сидит… Это будет просто взрыв… Да, взрыв, информационный взрыв… Мне дадут программу на канале, в прайм-тайм… Нужно только позвонить… Главное, чтобы оно не выбралось… Господи, что же это за дрянь такая… Как она попала в мою ванну… Ай! (стул предательски покачнулся, журналистка едва не полетела на пол). Спокойно, спокойно… Главное — вызвать группу, чтобы его засняли… Или самой, на телефон… Почему оно в корзине?.. Оно, наверное, без ног и живёт в ней… Или нет?.. Что ж делать, я, кажется, забыла закрыть дверь в ванную…       Раздавшееся тихое гуканье, а потом металлический удар по дну ванны заставили Эйприл вздрогнуть. Сидеть на кухне ей казалось куда безопаснее. Но требовалось слезть с табурета и посмотреть, что там выкинуло существо и чем оно умудрилось так греметь. Девушка беззвучно поднялась, на цыпочках пробралась к двери и заглянула внутрь. Присвистнула, отвлекая монстрика от возни с оборванной душевой лейкой.       — Да ты… черепаха, — прошептала она ошеломленно. — Только какая-то странная черепаха. Здоровая и… Слушай, ты здорово похож на обычного ребёнка, только с панцирем, — открыв дверь пошире, Эйприл внимательно рассматривала подкидыша. Он отвлёкся от лейки, но всего на мгновение, а теперь вернулся к прерванному занятию и сосредоточенно откручивал неловкими маленькими пальцами рассеиватель. Журналистка прищурилась и вздохнула, — интересуешься окружающим миром, значит. Ты вроде и не такой уж страшный. По крайней мере, кажется, не агрессивный… Ох, если бы только от тебя так не воняло, как будто тебя принесли с помойки или вытащили из канализации!       Существо как раз справилось с лейкой и неожиданно бережно положило открученную деталь на дно ванны. Принялось за шайбу на шланге. При словах о помойке неожиданно подняло голову, пальцем свободной руки указало на окно и внятно произнесло:       — Папа!       — Папа?! В каком смысле — папа? — Эйприл аж присела, услышав тихий, детский голос черепашонка. Кажется, он действительно всего-навсего ребенок, только огромный. И говорящий. Со знанием дела раскурочивающий лейку. И черепаха. Да. Все в порядке, картинка сложилась. Мир едва снова не опрокинулся, но невиданным усилием воли О`Нил удержала себя от крика и от побега. И от позорного обморока заодно. Привалившись к дверному косяку, пробормотала, — если я правильно тебя поняла, то твой папа, кем бы он ни был (об этом я точно поразмыслю потом), зашвырнул тебя зачем-то в моё окно. Отлично. Да, действительно, всё складывается. Отцы — они иногда так и поступают, что с них взять, кидают своих детей в чужие окна… Как кукушки. Святые небеса, я сейчас разговариваю с каким-то чудовищем! — она отвернулась, прикрыв глаза.       Требовалось что-то делать. Хотя бы потому, что монстрик закончил разбирать лейку, благополучно отсоединил душевой шланг и вопросительно уставился на хозяйку. Потом оглянулся, похоже, ища, что бы ещё разобрать. Эйприл только прикинула, сколько силы в этих пальчиках, раз он смог справиться без инструментов, и вздохнула, подходя ближе.       — Эй, слушай. Я бы тебя выкупала… или хотя бы включила воду. Но ты поломал душ. Вот это, — она указала на груду деталей рядом с черепашкой. — Это теперь поломанное и не работает. Понимаешь? И я не знаю, что с тобой делать теперь, — она в растерянности замолчала.       Черепашонок очень внимательно выслушал все. Взглянул на лейку, на Эйприл, опять на лейку. И неожиданно принялся собирать ее обратно, причём в той же последовательности, в которой разбирал. Оторопев, журналистка наблюдала, как медленно, но верно конструкция вернулась в первоначальное состояние.       — Ты что, всё понимаешь? — прошептала она изумленно. — Как ты умудрился её починить?       Мутантик молчал, с дружелюбным любопытством глядя на хозяйку квартиры. Эйприл, глубоко вздохнув, завязала на бедрах узлом широкий подол сорочки, чтобы не мешался, и осторожно потянула из ванны корзину, в которой ей подкинули чудовище. То не сопротивлялось, всё так же молчаливо наблюдало. Даже отодвинулось, чтобы не мешать. Из корзины выпал грязный, затасканный плюшевый лягушонок. Осторожно, наблюдая, не против ли Эйприл, черепашонок притянул его поближе, взял в руки и прижал к груди. Девушка в растерянности наблюдала. Теперь сомнений не оставалось, что перед ней ребёнок, совсем крошечный, но, кажется, на удивление толковый, молчаливый и покладистый.       — Это твоя игрушка? Слушай, но она ещё грязнее, чем ты. Давай я её постираю, а? Вместе с твоими одеяльцами? Хочешь? — и Эйприл опасливо протянула руку за лягушонком. Мутантик не хотел, это было видно по его скуксившейся мордашке, но всё же расстался со своей игрушкой и наблюдал, как девушка заталкивает всё его приданое в стиральную машину. Журналистка не надеялась отстирать барахлишко и уже всерьёз размышляла, не стоит ли засыпать всю коробку порошка. Однако попытаться стоило. Закончив с вещами, девушка обернулась. — Так, теперь нужно что-то придумать с тобой. Ты… Ты же не разговариваешь. А вдруг тебя нельзя поливать водой? Хотя черепахи вроде с водой нормально контачат… Да за что ж мне такое приключение, — бормотала журналистка, отведя подальше от мутантика лейку и настраивая воду.       Со страхом коснулась ладонью панцирных пластин. Как у обычной черепахи, не отличить. Грубые, жёсткие, уже окрепшие. Вооружившись щёткой, Эйприл принялась отмывать их. Черепашонок не выказывал ни удовольствия, ни недовольства — сидел на дне ванны совершенно спокойно, сложив ручки и глядя в стену. Кажется, к таким процедурам он был привычен. Только на секунду заинтересовался, ладошкой попробовав температуру воды. И снова замер, ожидая, пока мытье закончится…       Эйприл смутно помнила, как вытирала подкидыша (он и тут не сопротивлялся, не капризничал), как вытаскивала его из ванны (оказался довольно тяжёлым), как поставила на ноги и поманила за собой на кухню. Черепашонок послушно прошлепал за ней. Без помощи взобраться на высокий табурет не смог, но, устроившись, снова замер, внимательно наблюдая за Эйприл. У той в голове продолжили танцевать мысли — одна другой сладостнее. Требовалось покормить пришельца, потом быстро, очень быстро привести себя в порядок и срочно вызвать съемочную группу с канала. Чтобы её и чудище застали во всей красе. И — вот он, такой необходимый ей трамплин. Дальше будет новостная программа, может быть, даже своя передача. Этот маленький уродец даст ей такой старт, о котором можно было только мечтать!       — Я тебя сейчас покормлю, — вздохнула она. — Только не знаю, что такие, как ты, едят.       Пока выбирала в холодильнике фрукты и овощи, монстрик был предоставлен сам себе. И, обернувшись к нему, Эйприл едва не уронила еду на пол. Дотянувшись, существо вытащило из держателя салфетку, рассыпав все остальные. Как умело, сложило их кривой кучкой, но сложило. На своей салфетке ногтем пыталось что-то начертить, но явно не получалось. Однако с завидным упорством черепашонок выводил невидимые линии. Эйприл, взяв с полки свой блокнот для заметок и ручку, осторожно положила перед ним, наблюдая. Черепашонок её точно не заметил, сразу потянулся за блокнотом. Ручку держал неумело, в кулаке, и принялся что-то чёркать, кажется, полностью утратив связь с реальностью. Опустившись на соседний стул, Эйприл наблюдала за ним, нахмурившись.       Сейчас она вызовет съёмочную группу. Проведёт репортаж. Все разъедутся. И что дальше? А дальше приедет полиция, которую неминуемо вызовут телевизионщики. Они заберут существо и отправят в какой-нибудь центр для исследований. И что там сделают с ребёнком? Эйприл точно знала, что ничем хорошим для существа эта поездка не закончится. Возможно, до конца жизни его продержат в клетках. Возможно, он больше никогда не увидит солнца. Возможно, его будут истязать, ставя опыты… Журналистку передёрнуло. Вот и что прикажете делать?! Забыть о карьере ради какого-то уродца или наплевать на его жизнь, налаживая свою?       — Эй, — позвала она тихо. — Ты голодный? Есть хочешь?       Мутантик точно не слышал — рисовал закорюки. Прищурившись, О`Нил пыталась понять, что за кружки и точечки выводил гость. И ещё какого-то кольчатого червя дорисовал… Внезапная догадка заставила волосы на затылке зашевелиться. Одному ему понятными закорюками черепашонок рисовал только недавно разобранную душевую лейку, кажется, фиксируя, как оно там всё держалось!       — Если ты попадёшься кому-нибудь на глаза, тебе точно не поздоровится, — прошептала она изумлённо. — Ты слишком умён!       Не дожидаясь, пока ребёнок вспомнит о её существовании, Эйприл положила перед ним яблоко. Черепашонок заметил его не сразу, только когда фрукт помешал довести линию до края листа. А, увидев, обрадовался — отложив ручку, взял и принялся грызть, жмурясь от удовольствия. Поднял глаза.       Солнце падало на его мордашку по касательной, мягким золотистым светом ложась на веснушчатую щёку, на большой выразительный глаз, на высокий лоб. И только сейчас Эйприл заметила, какого удивительного цвета радужка у существа. Тёмно-карие глазищи со сложным, винно-вишнёвым оттенком смотрели на неё спокойно и доверчиво. А у самого зрачка россыпью золотились крапинки.       — Какие у тебя глаза, — удивлённо заметила она, подпирая щёку рукой. — Как будто в них расплескалась целая Вселенная… И что же мне делать с тобой, гость из другого мира? Дать тебе ещё что-нибудь разобрать, а потом собрать? Может быть, ты мне починишь фен, если ты такой способный? — она усмехнулась. — Прятать тебя всю жизнь не получится, рано или поздно кто-нибудь проведает о твоём существовании. И что тогда будем делать, а, малыш? Интересно, имя-то у тебя есть?       — До, — неожиданно отозвался черепашонок. — До! До-до-до.       — До, значит? Что-то мне подсказывает, что у твоих родителей должно было хватить ума на что-то подлиннее одного слога. Хотя, — Эйприл задумчиво почесала кончик носа, — если они распихивают своих детей по чужим домам через форточки, не удивлюсь, если на большее их действительно не хватило.       Почти час потребовался Эйприл на то, чтобы придумать, чем занять гостя. Нет, он ничего не требовал, только ходил за ней, как привязанный, рассматривая всё вокруг, но ничего не трогая руками — без разрешения. Наконец, в комнате отстал — уставился, как зачарованный, на систему домашнего кинотеатра. Эйприл наблюдала, как он прошел вдоль всех проводов, рассматривая каждый, а потом возвратился и замер перед черным выключенным экраном, как истукан. Видимо, так язычники ждали, когда Перун громыхнёт молнией с неба. Сутками. Неподвижно. Запрокинув голову и влюблённо глядя на тучи. Девушка попробовала включить канал с мультиками, но быстро поняла, что это не тот случай. Картинки ребёнка не заинтересовали. Только сам центр. Средоточие проводов, пультов и электроники. Но, стоило Эйприл выйти из комнаты, чтобы развесить стиранные вещи, как черепашонок немедленно принялся вытаскивать из гнёзд штепсели, один за другим. Вернувшаяся в комнату девушка обомлела.       — Да мне же его целый день настраивали… Вот блин!       Мутантик не слышал. Он разбирал музыкальный центр. Обратно, конечно, не собрал, оказалось посложнее душевой лейки. Эйприл сидела на краю кровати и печально наблюдала за ним. Можно было, конечно, оттащить ребёнка, но уже поздно. Всё равно разобрал, что теперь делать. Неожиданно что-то в проводах закоротило, и с щелчком квартира обесточилась. Девушка только и успела, что отдёрнуть черепашонка за руку подальше от техники.       — Ты в порядке? — оглядела малыша, мордашка у того стала какая-то растерянная. — Ну, полный привет. Встречу твоего папашу, придушу. Даже если он такое же страшилище, как и ты… Иди-ка сюда, садись вот на постель, — она помогла ему забраться на покрывало. — Давай я тебе сказку почитаю? Хорошая сказка, ты оценишь! — Эйприл вытащила с полки стопку тонких брошюр. — Вот, слушай, отличная история. «При подготовке пылесоса к уборке пылесос должен быть отключен от сети электропитания. Вставьте, как показано на рисунке, всасывающий шланг во всасывающий патрубок корпуса пылесоса в горизонтальном направлении. Обязательно выровняйте между собой две выступающие детали…» — девушка повернула голову. Черепашонок, завернувшись в край покрывала, спал. — Отлично работает. Видимо, скоро я буду себе читать это перед сном, — она тихо положила на стол инструкции и на цыпочках вышла из комнаты.       Гость проспал почти до вечера. А после с аппетитом уплетал омлет, неумело держа вилку. Эйприл заметила, что он учится очень легко и быстро, а главное, с удовольствием. Ему всё было интересно, он везде норовил залезть и всё узнать. Тостер, микроволновка, духовка, унитаз, даже утюг — всё-всё вызывало в нём живой интерес. Блокнот и ручку он упорно таскал за собой и постоянно что-то записывал нечитаемыми каракулями и странными схемами. Эйприл размышляла над тем, что делать с малышом дальше. Первым делом, конечно, нужно будет завтра пройтись по магазинам. Купить ему какую-нибудь одежду, игрушки — конструкторы, конечно. Может быть, даже пару книжек. Кровать или манеж. Сегодня До-До (нужно же его хоть как-то называть!) переночует в кресле, но это не дело, ему нужна собственная постель. Его корзину вместе с вещами Эйприл выставила на балкон, не будет же он спать в ней, как какая-нибудь… картошка.       — Картошка спит в корзине, — Эйприл вздохнула. — А в моём кресле спит гигантская говорящая черепаха. Кажется, я потихоньку схожу с ума!       Спать черепашонок тоже отправился без долгих уговоров. Обнял свою выстиранную лягушку и закрыл глаза. Глядя на него, Эйприл размышляла, кто и как умудрился так хорошо его воспитать. Или же заслуги старших в этом не было, и просто малыш оказался на удивление сговорчивым? Неизвестно. Только иметь с ним дело было одно удовольствие, если бы не одно «но» — его постоянное разбирание всего, что под руку попадётся. А так — да пусть живёт, не жалко. А с соседями она как-нибудь разберётся. В конце концов, переедет в домик отца в пригороде, чтобы у существа была возможность гулять на свежем воздухе без угрозы быть обнаруженным. Думая обо всём, Эйприл не заметила, как уснула.       Что такое хорошее утро? Она готова была рассказать всем, кто не знает. Показать на собственном примере. Хорошее утро — это встать с мягкой, еще теплой кровати. Горячими босыми ступнями коснуться прохладного выбеленного дощатого пола. Накинуть на изящное тело сорочку тончайшего льна. Выйти на кухню, окунувшись в снопами льющийся из окна солнечный свет. Заварить в медной джезве бразильский сливочный «Жёлтый бурбон». И ощутить на губах этот невероятно мягкий, обжигающий вкус. Совсем как вчера, когда услышала детский писк… А где ребёнок?!       Эйприл не сразу вспомнила всё, что случилось накануне, так она была измотана. Едва не опрокинув чашку с кофе, опрометью кинулась в комнату. Кресло опустело. Девушка в недоумении оглядела комнату. Заглянула за телевизор и колонки, под кровать, обежала всю квартиру в считанные минуты. Никого.       — До-До? Эй! До-До, ты где? — позвала она растерянно. Выскочила на балкон. Все вещи мутантика бесследно исчезли, как и он сам. Возвратившись в спальню, О`Нил заметила листок из своего блокнота. Он лежал на краю постели, а поверх него сидел игрушечный лягушонок. Взяв листок в руки, девушка прочла размашисто выведенное уверенной, твёрдой рукой: «Спасибо!» Сжимая в ладони плюшевую игрушку, Эйприл взглянула на неё. Вот и всё. Оказывается, неизвестный папа оказался сознательным товарищем, одумался и забрал ребёнка обратно. Наверное, так лучше. Да, конечно, так лучше! Больше никто не станет разбирать по винтикам её квартиру! И жизнь у неё не обвалится, как вчера, под горой нерешаемых проблем! Жаль только… О`Нил грустно улыбнулась, глядя на лягушонка. Жаль, что она больше никогда не увидит эти задумчивые тёмно-карие глаза-вишни. Глаза незнакомой, неизведанной Вселенной.