POV Ника
Вернувшись домой, я осознала, что моя жажда убивать стала только сильнее. Чувство несправедливости росло во мне в геометрической прогрессии, и мне не хотелось с ним бороться. Костя, в свою очередь, испытывал то же самое. Руся продолжала следить за его компьютером, и так мы узнали, что он начал общаться с капитаном Бабушкиным, который, как оказалось, после произошедшего не изменил своего отношения к горе-детективу. От капитана Костя получал всю необходимую информацию, и мне это до жути не нравилось.
У меня хронически не укладывалось в голове, как можно идти наперекор справедливости. Порой мне даже хотелось, чтоб все, не согласные со мной, умерли. Просто, чтоб не мешать. Сплотившись, они представляли из себя неплохое оружие, которое вполне могло бы меня уничтожить. Хорошо, что у них на это ума не хватало.
Обо всем этом я думала, пока ехала к Косте. Все это уже который день не давало мне покоя.
Однако как только, я подошла к его дому, эти мысли сразу же улетучились, словно сигаретный дым. От того, что я увидела, у меня даже засосало под ложечкой.
Возле подъезда Кости стояло огромное количество журналистов с фотоаппаратами, которые ждали непонятно чего. Среди них была и какой-то корреспондент, которая, судя по всему, вела прямой эфир. Подойдя поближе, я даже смогла расслышать, о чем она говорила.
“Как нам уже стало известно, в этом доме проживает детектив, который занимался расследованием по делу так называемого Протектора. Напоминаю, что речь идет о человеке, благодаря которому последнее время происходят убийства некоторых чиновников нашего города. Следствием ошибки этого детектива, по слитой инсайдерами информации, стало убийство главврача двадцать четвертой областной больницы, Александра Леонидовича Зверева. Насколько мы знаем, на данный момент детектив отстранен от расследования этого самого значимого, на наш взгляд, за последние несколько лет дела. Сегодня он свою квартиру не покидал, поэтому нам не удалось добиться от него каких-либо комментариев…” — тараторила она.
Я не стала слушать эти бредни сумасшедшего и, не обращая внимания на информационных падальщиков, проскочила в подъезд вместе с какой-то женщиной, так вовремя открывшей дверь. Видимо, номер его квартиры они все-таки не знали, иначе бы покоя ему точно не было.
Мне пришлось долго звонить в дверь, прежде чем Костя все же открыл мне. Выглядел он, честно говоря, отстойно: небритый, с грязной головой и в каком-то халате с пятнами.
— Привет, — со вздохом бросил он и отошел, чтобы я могла пройти.
Зайдя в квартиру, я услышала стойкий запах перегара.
— Ты пил? — снимая обувь, спросила я и тут же нашла ответ на свой вопрос, заглянув на кухню, где на столе стояло несколько бутылок из-под дорогого виски.
Он тяжело вздохнул, прошел на кухню и принялся собирать бутылки и всякий прилагающийся к ним мусор в фирменный пакет известного алкомаркета.
— Ты видела, что там внизу творится?
Я лишь коротко кивнула и проследовала за ним.
— Какая-то мразь слила инфу, что я руководил вот этой последней операцией… да и вообще в расследовании немалое участие принимал. И они слетелись. Как мухи на… ну ты поняла. — Он печально опустил взгляд и уселся на стул.
Мне с трудом удавалось понять, что вообще делают в таких ситуациях, поэтому я просто подошла и принялась гладить его по волосам. Это продолжалось около двух минут, пока он не поднял на меня взгляд своих красивых насыщенно-голубых глаз. Он так странно на меня смотрел. Будто я самое ценное в его жизни. Или мне просто хотелось так думать…
— Ты тоже считаешь, что Зверев погиб из-за меня? — спросил вдруг Костя.
Нет. Он погиб из-за меня. И из-за себя. И из-за того, что заслуживал смерти.
— Нет. — Я отрицательно покачала головой. — В этом нет ни капли твоей вины. Он сам подписал себе смертный приговор, соглашаясь пойти на это. И виноват только тот, чье дежурство было в эту ночь. И насколько я знаю, это был не ты.
Он вновь уткнулся мне в живот, и я продолжила гладить его по волосам.
Мучила ли меня совесть за то, что я сделала? Конечно, нет. Чувство вины Костя вполне мог перебороть. А вот мне с чувством несправедливости бороться было бы очень и очень сложно. Поэтому я даже и не предпринимала попыток.
— Ты лучшее, что случалось со мной в жизни, — сказал вдруг он после длительного молчания. — Я не встречал никого умнее и добрее тебя.
Вновь подняв на меня глаза, он смотрел на меня, словно маленький мальчик, боготворящий свою маму. Он видел то, что хотел видеть, и я была этим довольна.
— Я люблю тебя, — добавил он.
Я потянулась поцеловать его и почувствовала на своей талии его сильную хватку. Так страстно, с таким остервенением, он не целовал меня уже очень давно. Не прошло и минуты этого поцелуя, как он схватил меня, перекинул через плечо и отнес в спальню. Я была не против.
Бросив на кровать, он навис сверху, долго вглядываясь в мои глаза, а затем принялся целовать в шею, забираясь рукой под водолазку. Я чувствовала его горячее дыхание на своей шее, и это только сильнее возбуждало.
Забравшись рукой мне под лифчик, он нежно схватил меня за сосок и слегка оттянул его. С моих губ сорвался легкий стон, и я запустила руку в его волосы.
Костя расстегнул ширинку моих джинсов, и вторая рука тут же оказалась у меня в трусах.
— О, а кто-то уже весь мокрый, — с улыбкой заявил он.
— Да… — только и смогла выдавить я, пока он бережно массировал мой клитор.
Через минуту моя водолазка уже валялась на полу, и я осталась в лифчике. Его губы были такими мягкими, а шея такой горячей, что мне с трудом удавалось сдерживаться, чтобы не оставить на ней огромное количество засосов. Поцелуи стали еще более страстными, и в какой-то момент я стала даже задыхаться от них. Он пытался проникнуть языком все глубже и глубже, но мне все равно не хватало телесного контакта с ним. Хотелось, чтобы он прижимался ко мне всем телом, чтобы не останавливался, чтобы… вошел в меня, еще плотнее заключив в свои объятия.
Он давно не брился, поэтому я чувствовала, как его щетина слегка царапает мою шею, ключицы, щеки. Извиваясь, словно змея, под ним, я уже понятия не имела, куда деться от этого желания. И вдруг совершенно внезапно и бесцеремонно его пальцы оказались во мне. Сначала я даже опешила от столь резких манипуляций с моим телом, потому что он никогда так не делал, но потом… я почувствовала волну тепла, возникшую столь же внезапно внизу моего живота и распространившуюся по всему телу, когда он начал поступательные движения рукой.
Я хваталась за мышцы, его рук, словно застеснявшаяся школьница. Они были такими напряженными, а его тело таким мокрым от пота, будто после двухчасовой тренировки в спортивном зале.
В какой-то момент мне захотелось сесть сверху, однако он не позволил мне этого сделать, схватив за талию и резко развернув к себе спиной. Это сложно было назвать “занятием любовью”. Он был таким жестким. А мне это не очень нравилось. Местами мне было больно, местами просто неприятно. Ожидания прекрасного времяпрепровождения рассыпались в прах, когда я попросила его остановиться, а он не услышал, будучи охваченным своим страстно-агрессивным порывом. До какого-то момента я еще могла терпеть, но, когда он схватил меня за шею и начал придушивать, я не выдержала. Да, я знала, что многим девушкам такое нравится, но, к сожалению, я не имела удовольствия оказаться в их числе. Я начала задыхаться и не могла вымолвить ни слова, поэтому мне пришлось действовать. Схватив его за запястье, я резким рывком освободила свою шею и тут же отскочила от него метра на полтора, спрыгнув с кровати.
Взглянув на него с диким непониманием, я принялась одеваться.
— Что с тобой? — сразу же спросил он, приближаясь ко мне.
Что со мной? Мне хотелось его убить. Причем, с особой жестокостью. Я просто умирала от этого желания... словно безумная. В голове проносились какие-то странные образы. Вновь запустился этот сумасшедший мысленный вихрь. Я сама не заметила, как поморщилась от всего этого, пока натягивала джинсы.
— Я сделал тебе больно? Прости, пожалуйста. — Он хватал меня за руки и пытался заглянуть в глаза, надеясь хотя бы в них разглядеть ответ на все свои вопросы.
Однако ответов для него у меня не было. У меня толком не было ответов и для себя. Внутри будто разгорелось это агрессивное разрушающее пламя, которое стремилось снести все на своем пути.
— Ты не виноват. — Только и удалось произнести мне, после чего я схватила свою водолазку и принялась надевать ее на ходу. — Провожать не надо.
Костя не послушался и, пока я надевала кроссовки, выскочил за мной в прихожую, обмотавшись лишь простыней.
— Да что случилось-то?! — начал заводиться он.
— Я позвоню.
Вылетев из квартиры, я побежала вниз, прекрасно понимая, что за мной он скорее всего не пойдет. Ему наверняка надоели мои закидоны. А это, по его мнению, был очередной из них. Максимально для него не понятный.
Однако меня это мало волновало. Хотя я и знала, что он не хотел причинить мне боль, ему это удалось. Никто больше никогда не сделает мне больно. Никогда. Я убью каждого, кто хотя бы попытается. Но для начала я убью мэра.
***
Мне трудно описать, что творилось в моей голове в тот период, когда я готовилась к этому убийству. Если честно, я даже не особо помнила все это. Мне удавалось запоминать только план, и я не обращала внимание на то, как он рождался в моей голове.
Я надеялась, что после этого убийства все прекратится, и я смогу на какое-то время залечь на дно. Смерть мэра должна была чему-то научить остальных чиновников. На этот раз свято место должно было остаться пустым, и я искренне надеялась, что не найдется того умника, который захотел бы занять место убитого. По крайней мере зная, что Протектор на свободе. А в тюрьму я пока не планировала.
Я попросила у Виктора некоторую помощь. Он предоставил мне машину, которая была угнана несколько лет назад, но так и не была найдена. Это был обычный форд, который давно уже никто не искал, который последние несколько лет вообще не появлялся на дорогах. Дальше мы с девочками должны были сделать все сами.
