Как отпустить дракона

      Даня просыпается утром от толчка под ребра. Шипит, уворачиваясь, а потом нежно целует светлую макушку. Этери почти сразу затихает.       Она не умеет спать спокойно. Всегда будто бежит и борется с кем-то. Утыкается носом в ключицу, бормочет что-то. Даня чувствует от этого нежность, которая почти не умещается внутри. Так и рвется наружу прикосновениями.       Руки сами приподнимают майку, ведут по спине вдоль позвоночника «рельсы-рельсы». Будильник вот-вот зазвонит, а от этого Этери постепенно просыпается сама, вздыхает.       --Кто придумал утра, я даже не знаю,--бурчит, а потом выгибается.—Еще…       Даня рисует шпалы и вагоны, щекочет ее под ребрами, вызывая улыбку.       --Ты слишком худая в последнее время,-- произносит то, о чем давно думает.—Всегда такая становишься, если нервничаешь.       Этери пожимает плечами. Тут не поспоришь, но что делать, если, как только все вроде бы налаживается, потом снова случается какая-то ерунда. Казалось бы, наслаждайся и радуйся, триумфальный сезон для всех, рекорды за рекордами, но что-то неотвратимое надвигается с каждым днем.       Этери вздыхает.       --Просто я не хочу есть,--откидывается на подушки, потягивается.       Даня целует ее в щеку и встает.       --Я все равно приготовлю завтрак. А ты еще поваляйся немного,-- у двери поворачивается.—Только ради всего святого не лезь в интернет.       Этери вздыхает. Сама знает, что ничего хорошего там не прочитает, но почти всегда не может не смотреть новости. Пишет Дише, отвечает на какие-то важные сообщения, слушая, как Даня гремит на кухне.       Этери вдруг ловит себя на мысли, что это все…спокойно. Даня в ее квартире уже давно привык, его полка заполнена вещами, а в ящиках есть любимая еда. Он вроде бы совсем свой здесь. Не чужой.       Но вот только на самом деле не чужой кто?       Думать об этом подробнее не хочется. Дудаков знает, Диша тоже в курсе. По идее больше никому и дела не должно быть. У Дани, конечно, уйма друзей, но вот им говорить Этери совсем не хочет. Потому что…не верит. Она вообще никому до конца не верит. Даже своим сестрам, несмотря на то, что так многое прошли вместе.       Как так опять получилось, что об отношениях нельзя рассказывать? Снова приходится делать вид, что нет ничего серьезного. Что кроме работы совсем ничего не интересует, хотя это и не так.       «Только самые близкие знают, как Этери Тутберидзе настоящая»,       А действительно, какая она…настоящая?       Этери встает, накидывает теплый халат с узорами на вороте, входит в кухню, где уже во всю делаются тосты с красной рыбой и авокадо. Кофе пахнет до умопомрачения.       --Откуда у меня дома эта еда?—откусывает тост с тарелки.       Даня улыбается.       --Я вчера принес. Кружка с драконом высохла и стоит на полке, золотая чешуя на ней блестит, как маленькие монетки.       --Будем вставлять туда салфетки,-- говорит Даня, наливая кофе, садится напротив.       Этери закидывает ноги ему на колени, греется о чашку.       -- А ты уже выбрал, куда поведешь меня на свидание?--улыбается.       Даня кашляет, стараясь удержать кофе внутри.       --Обещаю, что ты никогда это не забудешь,-- произносит, когда, наконец, успокаивается.       Этери смеется. Она вроде как сто лет на свиданиях не была, да и сказала это так, чтобы взбодриться. Даня же выглядит абсолютно серьезным. Если бы Этери могла смотреть сквозь темный экран айфона, то прочитала бы в последних сообщениях Дани послание от Диши: « Нам надо поговорить, когда сможешь».       Но вот, что Диана так хочет сказать никто из присутствующих на кухне пока так и не узнает.       Они едут на работу на Даниной машине. Возвращались же вчера по отдельности.       --Кстати, как вчера ужин?       Этери пожимает плечами, мол, как обычно, а потом все-таки добавляет.       --Отец Саши приходил и к Эдуарду.       Даня вздыхает.       Когда начинаются похожие вещи, Этери всегда не знает, что конкретно делать. Оправдываться она не любит, допускать кого-то в процесс тоже не собирается. Претензии к работе воспринимать не умеет, потому что понимает, что в фигурном катании понимает все-таки лучше любого родителя.       --И?—продолжение Этери говорить не спешит.       -- Они поговорили, обсудили прошлые старты…претензии, по ходу, высказывались лишь мне,-- она пожимает плечами.—Но намек Эд понял между строк. Больше третьих мест Саши их не устроит.       Даня вздыхает. Он не знает ответа на эту простую математику—как дать первое место троим талантливым спортсменкам. Этери тоже не может решить такую задачку.       -- Хотя бы тебя спасает то, что ты женщина,--Даня пытается шутить, но Этери даже не улыбается.       История о том, как Вячеслав Трусов расходился с Волковым—бывшим тренером Саши—с каждым годом обрастает подробностями. Все сходятся в одном—характер у отца русской ракеты непростой, а кулаки сильные.       Даня понимает, что сейчас многое отдал бы за то, чтобы забрать эти размышления от Этери и дать ей просто работать. Она не любит конфликты, выяснения, проблемы. Лед и тренировки дают силы, а вот все глубокое человеческое—их отбирает.       Даня протягивает руку и сжимает холодные пальцы.       --Прорвемся,-- говорит.—Обязательно.       Этери, наконец, улыбается. Но это дежурная улыбка, скорее для успокоения, хотя от нее все равно становится теплее.       --Да.       В этом коротком слове столько уверенности, что даже Дане становится проще. По идее, он должен успокаивать ее, но почему-то, когда Этери соглашается, все постепенно приходит в равновесие.       В «Хрустальном» окунаются в работу, как прыгают в омут. Саша в раздевалке раздает всем вафли. Недавно купили агрегат и она делает их для всех сама, приносит запрещенный продукт.       --Это вам,--протягивает Этери пакетик.       Пахнет невероятно.       --Спасибо. Даня всегда удивляется способности Этери разделять свое отношение к родителям и спортсменам. С какой любовью она всегда смотрит на последних и как умело может игнорировать первых.       -- Я специально сделала вам с корицей,-- продолжает Саша и солнечно улыбается.       Этери нюхает и даже сквозь пакет чувствует запах любимой специи, гладит Сашу по голове, убирая волосы.       Даня прекрасно помнит, как она пришла в первый раз на каток к Этери, как выиграла первые важные соревнования, как при нем стала двукратной чемпионкой мира. Только тренерский штаб знает, сколько работы стоит за каждой медалью. Потому что выиграть это все очень сложно, а упустить—безумно легко.       Потому что, когда между спортсменом и тренером нет доверия, развитие останавливается.       --Даниил Маркович,-- насмешливый голос выводит из размышлений.—Сходите за кофе, пожалуйста. Мы же не можем дать творению Александры окончательно остыть.       В глазах Этери—смешинки. Даня почти бежит по коридору, ставит чайник, листает сообщения, пишет Дише, договаривается созвониться завтра с утра, получив успокоительное « это не срочно».       На фарфоровой кружке нельзя нарисовать сердечко, но Даня, как будто соблюдая ритуал, рисует его пальцами. Этот невидимый знак словно согревает сквозь ладони, когда он подходит к бортику.       Этери на льду, скользит рядом с Сашей, что-то поясняет ей, расправляет плечи, двигает руками. Даня смотрит на них издалека и думает, как быстро растут эти дети, вытягиваются вверх, как цветы. Не успеваешь оглянуться, а они уже совсем взрослые.       Из кружки поднимается пар, Этери подъезжает к бортику, достает вафлю в форме сердечка, прикладывает ее невесомо к лицу, прикрывая один глаз, незаметно показывает язык, пока никто не видит.       Даня смеется, когда она откусывает кусочек и жмурится.       -- Тебе не кажется, что теперь эта вафля похожа на другую часть тела?—шепчет Даня.       Этери краснеет, отворачивается.       --Трусова, если тебе надоест фигурное катание, можешь идти делать вафли!—кричит.       Саша прыгает квадтулуп и машет с другой стороны катка.        «Это громадный риск—то, что она делает. Каждый раз, когда прыгает четверные…Это опасно».       Но Дане вдруг становится спокойно, ведь, пока они умеют смешить друг друга, может еще не все потеряно?       Потому что если ты улыбаешься, значит пока еще доверяешь?       Они едут домой на машине Этери, уставшие, но довольные.       У Саши стал немного лучше получаться триксель.       Алена катает почти идеально.       Аня стабильна и тоже готова к борьбе.       А еще сегодня никто не предъявлял претензий.       И это вполне нормальное состояние приносит необходимую радость.       Они заезжают в ресторан по дороге забрать свою доставку, дома открывают бутылку красного вина и, наконец, выдыхают.       Этери жмурится от света и зевает. Зима всегда для нее, любящей солнце,-- это в первую очередь борьба с усталостью и сонливостью по вечерам.       --Иди в душ,-- говорит.—А я за тобой.       Даня соглашается, включает горячую воду, пускает пар в ванную комнату, напевает себе под нос мелодию.       Поэтому он не сразу слышит, как открывается дверь и Этери шагает внутрь. Она отодвигает плотную штору и ехидно улыбается.       -- Тебе спину потереть?       Даня протягивает ей руку, помогая залезть внутрь. Он так и старается смотреть только в глаза, потому что все остальное обнаженное тело вызывает жар, еще больший, чем стоит в комнате.       --Три,-- говорит спокойно и отворачивается, дышит сквозь зубы.       Чувствует, как мочалка проходит по спине, ногти царапают кожу, а разгоряченное тепло прижимается к плечу. Этери наклоняется ближе и легонько кусает за мочку уха, вызывая неконтролируемый стон. Торжествующе смеется.       -- А я уже совсем думала, что ты меня не хочешь.       В этих словах столько всего, что Даня даже не знает, что сказать. Он оборачивается, целует мягкие губы, стараясь сдержать в себе страсть.       -- Как можно тебя не хотеть,--выдыхает и ловит ее смех кожей.       Забирает мочалку, ведет по хрупкой спине, ребрам, животу, довольно замечая неясную дрожь от прикосновений. С особой нежностью прикасается к груди, очерчивает кончиками пальцев, пока не слышит всхлип у самого уха. Нарочито медленно смывает пену водой и выключает кран.       Этери прижимается к нему плотнее, чувствует махровое полотенце на спине и обиженно закусывает губы.       --Мы же не школьники какие-то делать это в ванной,--улыбается Даня.—Скользко и неудобно.       Этери смеется в ответ, запуская пальцы в его волосы. Даня проводит носом по скуле, ступает на коврик, спешно стирает крупные капли и подхватывает на руки почти невесомое тело.       В спальне скидывает полотенце, укладывая на свежие простыни, нависает сверху, целует мокрую кожу. Даня еще никогда не видел Этери настолько открытой и беззащитной, настолько родной, что стать ближе физически становится единственным возможным следующим шагом.       --Не бойся,-- вдруг произносит он.—Посмотри на меня, Этери.       Она открывает глаза медленно, ресницы дрожат. И Даня тут же тонет , как будто не может пошевелиться, не в состоянии даже моргнуть.       --Как же ты прекрасна,-- ладони гладят кожу, чувствуя еле заметный ответ тела.—Ты еще никогда не была настолько красивой…       Даня не думает. Слова сами рвутся в губ тихим шепотом, но они помогают Этери раскрыться, впустить в себя все эти эмоции и не сгореть при этом.       Когда Даня проникает в нее, то внутри возникает какая-то невероятная наполненность. Словно Этери впускает в себя не только его тело, но и душу, которая, наконец, делает ее цельной и завершенной.       --Еще,-- шепчет Этери, кусая кожу на шее.—Еще…       И Даня продолжает.       Он больше не хочет сдерживаться.       Не хочет скрывать то, что рвется изнутри.       Не хочет уходить и искать кого-то другого.       Потому что впервые в жизни тоже чувствует себя заполненным и завершенным.