Конарик

Проснулся Телдрин от стука в дверь. - Ну что снова такое? – проворчал, выругавшись, данмер. - Простите за беспокойство. Я принес вам завтрак. Заскрежетал замок, в небольшую щель от приоткрытой двери просунулась рука данмера. Обладателя руки видно не было. - Давай сюда, - рука цепко выхватила завтрак у прислуги и тут же исчезла, а дверь – захлопнулась. Мер вздохнул. Наверняка, то был не жест доброй воли со стороны напарника, а, скорее недвусмысленный намек: просыпайся, мол, халтурщик. Но завтрак был недурен, и съесть его можно было в комфортной обстановке, не отвлекаясь от вкуса еды на осточертевшую маску, то и дело норовившую сползти в миску с похлебкой. На подносе оказались порция печеного картофеля, фазанье жаркое, заварное пирожное и кружка отборного эля. Пахло это умопомрачительно. С удовольствием прикончив весь завтрак, данмер остался доволен. Он был рад новому дню, наполненному, пока, только сытной едой и теплой кроватью с нагретыми данмеровым телом шкурами, укутавшись в которые так приятно было жевать заварное пирожное. Раздосадовано чертыхнулся, когда настал момент натягивать осточертевший шлем. Эх, как давно он не дышал свежим скайримским воздухом полной грудью, как долго ему мешала маска, насквозь пропахшая нордом, а еще - собственные принципы. Намордник, ей-богу. Цепь, за которую бывший напарник нет-нет, да и дергал с того света. Скинув пожитки в походную сумку, Телдрин вышел из комнаты. Лоэрна он застал у алхимической лаборатории: тот сосредоточенно пытался сбалансировать какой-то отвар. Поприветствовав напарника, полный энтузиазма данмер отдал ключи от комнат трактирщику и присел на скамейку, неподалеку от альтмера. Принялся расслабленно набивать курительную трубку, показывая, тем самым, что готов ждать, сколько потребуется. Привычным жестом закатал мешающуюся на одеянии ткань. С удовольствием затянулся, смакуя вкус нового табака, коим щедро поделился вчерашний знакомый. Разлив отвар по пузырькам и аккуратно сложив их в сумку, Лоэрн присел рядом с данмером. Пару секунд разминал затекшие от сосредоточенной работы пальцы, затем коснулся мягко ладонью руки Телдрина, вырывая последнего из отрешенной, но приятной задумчивости. После насыщенных снов вернуться в реальность довольно сложно. Телдрин же еще и пребольно приземлился на задницу, выпав из этой самой задумчивости довольно неуклюжим образом. Вмиг похолодев, одернул ткань шлема, закрывая полностью лицо. Альтмер же невозмутимо взял трубку из рук Телдрина, поднес к губам. Затянулся, расслабленно выдохнул. - Неплохой табак, - не придавая значения панике, охватившей данмера. У каждого свои причуды. Серо, в смятении, кивнул. - Доберемся на повозке до Виндхельма. Оттуда своим ходом направимся к Рифтену, - голос Лоэрна звучит невозмутимо. Телдрин что-то апатично бормочет в воротник. Так глупо попался. *** Когда повозка была подана, а поклажа – загружена, извозчик упрямо заявил, что поедет в Виндхельм только объездным путем. Снежная буря, бушевавшая второй день, застилала глаза, бросала ледяные копья в спину. Видимость нулевая. В интересах Лоэрна было добраться до конечной точки поскорее, но он не стал возражать. И его, бывало, в такую пургу заставали врасплох медведи, тролли, ледяные привидения – снежное полотно надежно укрывало хищников от глаз незадачливых путников. Вихри плясали на заледеневшем булыжнике тракта, кружевом серебрились на плечах смертельных уступов. Упоительно опасные края. Лоэрн зябко завернулся в архимажью накидку: мертвое тело было глухо к холодному воздуху, но ветер со снегом был неприятен. Лицо альтмера покоилось под Морокеи, спина вытянута струной, стержнем, прутом. Невозможно сказать было, спит ли это существо вампирским сном, заиндевело ли насмерть. Но данмер трезво рассудил: мертвые едва ли держат осанку. Он порылся в походной сумке и, выудив весьма потрепанный томик, благоговейно провел ладонями по обложке. То была кладезь запретного, восхитительного, темного. Сакральный, словно «мифический рассвет». То была его частичка дома. «Испытание Боэтии». Нет, Телдрин не был героем ни в одном из смыслов. Он считал себя ничтожным и малодушным, хотя по части предательства – угодил богу. Мер усмехнулся: предтеча Альмалексии явно приложила к этому руку. Оправдание трусости, предусмотренное религией. Как удобно. Убивал данмер много. Изощренно, извращенно, исправно. Кровь вскипала в жилах, когда звучал хруст чужих костей. Но он никогда не видел в этом своего предназначения, ровно как и в двуличии. Чего уж таить – он его вообще не видел. Блуждал в потемках, ведомый лишь кровожадностью и свирепым нравом своего бывшего напарника. Убивал по взмаху чужой руки, не задумываясь, зачем норду понадобилась та или иная жизнь. Таких вопросов задавать было не принято. Поднять руку на товарища по оружию, убить напарника, который отвалил кучу монет за безопасность своей задницы, как того требовал ритуал богини – данмер не смог бы. Даже в мыслях не мог. Но обстоятельство это не помешало предать: бросить, оставить на растерзание, спасая собственную шкуру. Предательство не было откровенным, добросовестным, спланированным. Зато было искренним. Возможно, он даже не имел право называться сыном Морровинда. Но может быть и такое, что сама природа его, предателя – дань даэдра и исполнение ее воли. На то, чтобы открыть благословенную книгу и вожделенно пробежаться глазами по знакомым строчкам – благословения не требовалось. Книга затягивала, повелевая, окутывая непроглядно-черным смертоносным саваном Боэтии, принуждала тянуться к клинку, гладить податливую верную рукоять. Внутренности воспламенялись, готовые вырваться наружу и испепелить первого попавшегося мера или человека, друга или врага. Все жидкости в теле обернулись потоками бушующей лавы Красной горы. Стонали, шептали проклятия, призывали к жестокости, мести, кровопролитию. Упоительное сумасшествие. Хотелось хохотать, запрокинув голову. Кричать, раздирая челюсть, надрывая глотку. Вырвать опостылевший кусок мяса из груди и яростно жевать его, пока не пал на колени в бессилии, не захлебнулся собственной кровью. Вампиру ничего не стоило ощутить столь яркую жажду крови. - Рвешься в бой? – ладонь в замшевой перчатке мягко легла на сжатый кулак данмера. Альтмер не убрал ладонь, пока не удостоверился, что напарник успокоился. Поза Лоэрна оставалась расслабленной, осанка – ровной. Эльф был мраморным изваянием спокойствия и отрешенности. Если что-то настолько эфемерное и абстрактное вообще можно обличить камнем. Рука альтмера обжигала холодом – сквозь замшу на его перчатке, сквозь хитиновые пластинки – на перчатках Телдрина. Хотелось скинуть её немедленно, как какой-нибудь мерзкий даэдрический артефакт. Хотелось сжать её, чтобы ледяные пальцы засверкали под сапогами. Новое наваждение – по масштабам куда меньше прежнего, но от того не менее мучительное – накрыло данмера с головой. - Эй, там! Подъезжаем. *** Вечерело. По прибытию решено было отправиться на ночлег в Рощу Кин: в Виндхельме оставаться не было желания ни у одного из эльфов. Телдрин слишком долго прожил в квартале Серых и не горел желанием встречаться с местными недружелюбными данмерами, альтмеру же вход в город Исграмора был заказан. Только сейчас, когда ноги уверенно ступали по вымощенной камнем дороге, в сумерках, охваченных стылым воздухом Истмарка – данмер почувствовал, что вернулся домой. Нутро переполнялось трепетом, лелея воспоминания предыдущих странствий. Прибыв с Солстейма, Телдрину так и не удалось как следует поприветствовать родные земли – в спешке в пору забыть что угодно. Сейчас же, он разве что не вскидывал от восторга руки, обнимая пронизывающий ветер, готовый слиться с ним воедино. Эйфория от долгожданной встречи кружила голову. Альтмер тихо шел следом, как-то стянул маску, затолкал её в сумку, передернул плечами. Здесь – он был ведомым. Он чувствовал враждебность нордов, их земель, в недрах коих бродили еще неупокоенные предки, проклинали каждый шаг альтмера. Не для его ног прокладывались дороги, не для его глаз взращивались деревья, обтачивались горы, пробивались речушки. И, если некоторые норды склонили-таки головы, признавая власть Альдмерского Доминиона, то Ульфрик со своими повстанцами олицетворяли весь Скайрим: с его собственным пантеоном богов, с его дикой, непокорной природой, преклоняющей косматую голову лишь перед мастерами голоса, способными усмирить её, словно молодого вьючного жеребца. - В это время в таверне не продохнуть, - подал голос Телдрин, обращаясь к напарнику. – Я поговорю с Рогги, попробую выторговать вам комнату. У этого норда передо мной должок. Лоэрн моргнул, стряхнул наваждение. - А где же ты будешь?.. - Я расположусь в лагере неподалеку. Там и заночую, и поужинаю, - прервал напарника данмер. Альтмер немного опешил. Сейчас Телдрин вполне бы мог сойти за в меру самоуверенного норда, если бы только от него так красноречиво не разило темным эльфом. - Рогги, старый пьяница! – данмер устремился вперед, вскинув руку в приветствии. Из-за поворота показался крупный северянин в засаленной одежде и фартуке, с бородой грязно-пшеничного цвета, небрежно стянутой в тугой узел. - Девять богов, да это же Телдрин! – широко улыбаясь, Рогги по-свойски сгреб в охапку старого приятеля. – Что это за чертовщина у тебя на голове? Хоть голос догадался подать! - Я смотрю, Иддра тебя облагородила, - подавил смешок данмер. Норд смущенно засопел. - Представишь? – кивнул трактирщик на застывшего в стороне альтмера. - Мой напарник. Кстати, у тебя не найдется, случайно, свободной комнаты? – избегая лишних вопросов, Серо перешел сразу к делу. Рогги понимающе хмыкнул. - Само собой. Следуйте за мной, - кивнул альтмеру северянин, - А ты – располагайся. Лагерь в твоем распоряжении. Проводив взглядом напарника, Телдрин направился к стоянке. Кинул сумку в ближайшую палатку, подтащил козью шкуру поближе к костровищу, снял осточертевший шлем. Блаженно вытянул ноги, глубоко вдохнул. Чиркнул пальцами о пальцы, возрождая огонь в пепелище. Свежий воздух с примесью запаха потрескивающих на костре сосновых веток кружил голову. Данмер осторожно размял шею, снял хитиновые перчатки, высвобождая ладони. Коснулся ими – такими прохладными – разгоряченных щек. О, Азура, как же великолепно! Снова ощутить кожей жар пламени, невесомые дуновения ветра. Снова оказаться дома. Спустя четверть часа, вернулся Рогги - с парой чистых тарелок, парой железных кружек, столовыми приборами и охапкой бутылок медовухи. Сей нехитрый скарб он разместил на широком приземистом пне, подтянул свой спальник поближе к костровищу и принялся разделывать крупного лосося. Телдрин расслабленно потягивал мед, между делом глубоко затягиваясь трубкой с ароматным табаком. Отвечал невпопад, смеялся открыто и много, выслушивая накопившиеся бытовые прибаутки норда. Лосось румянился на вертеле, мед лился рекой, осмелевшие звезды заинтересованно выглядывали из-за туч, ведомые – в этом не приходилось сомневаться – запахом изысканно приправленной рыбины, томящейся над углями. Когда ужин был готов, Рогги притащил еще пару полений и заново развел костер. Телдрин прислонился к стволу поваленного дерева, уже успел стянуть сапоги, и теперь грел пятки и, жмурясь от удовольствия, поедал сочного пряного лосося. Он успел продуть партию в карты подвыпившему норду, который, в свою очередь, придумал данмеру подходящую расплату и уже кидал хитрые взгляды то на мера, то на костер. Прикончив десятую (не иначе) бутыль пойла, приятели, обнявшись, затянули вполголоса старинный, как предание о короле Олафе, резной, как металлические вычурности на нордском щите, мотив. Прикончив пятнадцатую – эльф, пошатываясь, поднялся. Настал час расплаты. - Ну что, проверим, насколько огнестойки пепельные эльфы?- подначивал Телдрина Рогги, крайне довольный собой. Данмер же вальяжно сбрасывал с себя одежду – загорится еще, чего доброго. Броня уже покоилась рядом с остальным скарбом. Нательная рубаха полетела в сторону, обнажая сбитый, подтянутый торс. Длинные расслабленные пальцы умело справились со шнуровкой на штанах. Те, в свою очередь, подобострастно сползли к данмеровым босым ступням. На теле Серо осталась только набедренная повязка. Рогги одобрительно размахивал кружкой над головой и, время от времени, выплевывал подбадривающие нечленораздельные звуки. Будь под рукой лютня – он непременно бы завел какой-нибудь вдрызг пьяный, но от того не менее захватывающий мотив. Альтмер же заметно похолодел, наблюдая за действом из окна комнаты. Язык его жадно облизывал сухие губы, жажда накатывала дикими порывами. Пальцы вонзались в плоть сквозь ткань штанов и, наверняка, оставили на золотистой коже длинные красные борозды. Дыхания не было, но вампиру не хватало воздуха, сжимало горло забытыми спазмами. Невыносимо тесно было под одеждами, мышцы импульсивно сокращались. Лоэрн никак не мог поверить, что под уродливой, жуткой хитиновой броней скрывалось такое тело. Телдрин, предвкушая, кровожадно усмехнулся и ступил в самое жерло. Раскаленные угли вожделенно припали к пяткам данмера, языки пламени ликующе вспыхнули, приветствуя сородича, дитя пепла. Макабрически заплясали на стройных бедрах всполохи. Глаза данмера повелительно вспыхнули: он не был жертвой огня – огонь был его жертвой. Податливое тело извивалось, будто плавилось в обжигающих объятиях, тени взбесились, их руки страстно припали к сумасшедшему лицу эльфа. Дикая пляска напоминала таинственный, могущественный культ, завораживающий своей первобытностью. Альтмер будто был свидетелем зарождения расы темных эльфов. Голос не слушался, предательскими, постыдными звуками изливался, когда пальцы одержимо зажимали рот, душили спазмы. Когда огонь вспыхнул в последний раз, когда Телдрин познал и подчинил его, и, победителем, обнаженный, первородный, ступил на девственно чистый, ослепительный снег – голос Лоэрна вышел из-под контроля. Альтмер протяжно застонал, будто взвыл – и насильственно, укоряя, покоряя, отрицая - сжимал изливающееся естество длиннопалой ладонью.