Конарик

Когда огонь был уничтожен, Телдрин расхохотался в лицо приоткрывшему от изумления рот Рогги. - Кажется, я начинаю понимать твоего напарника-норда, - хрипло отозвался северянин. - Бывшего напарника, - вкрадчиво поправил Серо. – А теперь мне необходимо охладиться, - уже более непринужденно, уверенным шагом направляясь в сторону бурлящей неподалеку речушки. Изнуренное вожделением тело, словно в омут, окунулось в лоно беснующейся реки. Будто тысячи искр разорвались от напряжения под кожей. Ледяная вода одержимо подхватила данмера, прильнула к нему с той срывающейся на последней ноте нежностью, с которой сжимаешь в объятиях обреченного на казнь любовника. Кожа чудесным образом удерживалась на теле, ощущение возрождения перехватывало дыхание, а может – резкий перепад температуры. Телдрин расслабленно шагал к лагерю, стряхнув с гребня жестких волос остатки влаги, словно бездомная псина. Невесомыми клочьями воздух вырывался из легких, капли воды холодили кожу, хмель кружил голову. Рогги у костра не оказалось. Данмер подкинул поленьев в костер, умелым движением пальцев выбил небольшой сноп искр. Огонь жадно перекинулся на дрова, уютно затрещавшие, словно мурлыкающие от удовольствия котята. Серо уселся на ворох собственной, в спешке сброшенной одежды, подвинулся поближе к костру. Он успел ощутимо озябнуть, но живительная сила пламени вновь, будто раскаленная лава, потекла по жилам. Телдрин блаженно зажмурился, уголки губ дрогнули в слабой улыбке. Альтмера, все это время сидевшего неподалеку и задумчиво вертевшего в руках бутылку медовухи, Серо не заметил. Кожа архимага выцвела, приобрела совсем не свойственный альтмерам сероватый оттенок. Услышав над самым ухом тихий смешок, данмер встрепенулся, непонимающе моргнув. Лоэрн передвигался абсолютно бесшумно, и даже высокий рост ни капли не влиял на обнаружение. Серо криво усмехнулся, в очередной раз обругав свое задремавшее чутье. - Не мог уснуть, - тихо пояснил альтмер, по-свойски пододвинув данмера и усаживаясь рядом с ним на его же одежду. «Слишком близко», - мелькнуло в голове Серо. - А вы любите совать нос в чужие дела. Или же это врожденное качество всех высоких эльфов? – раздосадовано буркнул Телдрин. - А ты настолько хорошо разбираешься в высоких эльфах? – внимательно изучая лицо напарника, покуда оно не скрыто осточертевшим шлемом. Красные глаза его потемнели от возмущения и недовольства. В отблесках пламени темно-фиолетовые узоры на лице устрашающе извивались. Брови нахмурены, смольно-черные волосы, небрежно зачесанные в ирокез, топорщились клочковатой паклей. - Уж получше того, как вы разбираетесь в данмерах. Лоэрн не сдержал смешка: ворчливость и упрямство темных эльфов всегда снимали напряжение, обнажали дюжую долю врожденной гордыни, чем так похожи были на своих высоких собратьев. Но, залихватский, прожженный схватками воин ли, или же вечно занятой, напыщенно-пренебрежительный ко всем и вся архимаг – стоило им расслабиться после трудоемкой работы, выпить чарку суджаммы или медовухи – становились почти ручными, уютными, теплыми, словно затухающие поленья. Сердце скрежетало. Лоэрн порывисто припал к бутылке, сделал пару глотков и тут же закашлялся. Поморщившись, посмотрел на этикетку с названием. Поморщился еще более красноречиво. Насмешливые угольки глаз заплясали на уровне глаз глубинно-зеленых. Данмер взял бутылку из рук напарника, задумчиво понюхал горлышко. Потянулся за ножом, коим Рогги разделывал лосося. Аккуратно, но уверенно подцепил кожу на собственном запястье. Альтмер нервно сглотнул, когда на месте пореза выступили живительные соки. Он так и не решился просить об этом Савоса. Желание сводило с ума, но здравый смысл не позволял собственноручно отобрать хотя бы каплю, хотя бы тысячную долю капли. Лоэрн не смел приблизиться своими губами к его треснувшим губам, страшась потерять контроль, ужасаясь, насколько одурманивающе-приятно это может быть. Зрачки сузились, превратившись в щелки. Цепким взглядом Лоэрн следил за каждым движением напарника, пока тот сосредоточенно сцеживал кровь в бутылку с медовухой. Мага мало волновал вопрос, как Телдрин прознал о его проклятии. Еще меньше – пустой изящный бутылек в дорожной сумке, к стенкам которого грязной корочкой присохла кровь Энтира. Эта же была живой, страстной, полыхающей. Почти физически ощутив возбужденный взгляд господина, краем глаза подметив, как напряглись желваки, как крепко стиснул он зубы, Телдрин утвердился в своих догадках. Все встало на свои места. Он протянул Лоэрну бутыль, поспешно обтерев снегом порез на руке, откинув окровавленную горсть в огонь. Альтмер хищно припал к горлышку, влил в себя содержимое, осушив бутыль двумя-тремя крупными глотками. Вкус крови смешался со спиртным - неожиданно пряный и терпкий - обжег горло, пищевод, душу. В глотке пересохло в тот миг, когда жидкость достигла желудка, когда болезненное тепло поднялось из недр груди, разлилось по телу дрожью в пальцах, конечностях, голосе. Хотелось больше, больше. Еще и еще. Ногти вонзались в ладони – а так тянуло вонзить их в чью-нибудь шею, в нервно-подрагивающее, сотрясаемое желанием жить тело. Трепещущее и покорное. Увидеть страх и неверие в глазах жертвы, ужас в его первозданном великолепии. От обуревающих, подчиняющих, животных желаний хотелось выть – громко и протяжно, обессилено, исступленно – как какой-нибудь жалкий полуволк, призывающий своих покровителей, голодный, не способный в одиночку одолеть жертву... Данмер внимательно наблюдал за напарником. На бледном худом лице лихорадился румянец. Альтмер отер ладонью губы, а после – с удовольствием облизал её. Вторую руку плотно сжал в кулак. Осанка ровная, как всегда. Только сейчас она с головой выдавала его напряжение, демонстрировала, насколько громадное усилие над собой совершал напарник. - Так чего я там, говоришь, не понимаю в данмерах? – непринужденно продолжил альтмер. Сейчас высокий эльф выглядел совершенно обыденно. Привычная вальяжность наполнила жесты, уверенное спокойствие – тихий голос. Лишь сквозь чуть неуклюжие фразы, непривычный блеск в глазах, да слабый румянец просачивался градус. Телдрин был наслышан о несгибаемой силе воли альтмеров, альтмеров-магов – того горше. За то их и недолюбливал. Даэдра знает, что творится у них в голове, пока они тебе сдержанно, насколько это позволяет этикет, улыбаются. Да, бывало, он и сам баловался какими-нибудь базовыми заклинаниями. Но все-таки был воином – не магом. Он ни за что не доверил бы свою жизнь невесомой рукояти призванного меча, шелестящему за спиной атронаху или зыбкой пелене оберега. Потому, вероятно, и его высокие собратья, будучи олицетворением разношерстной магической чертовщины, не внушали ему особого доверия, не воспринимались всерьез (а, порой, и вообще никак не воспринимались). Потому и ковыряться в причинно-следственных связях, мотивациях, особенностях поведения, манерах – не было абсолютно никакого желания. Данмер мысленно махнул рукой на явно оживившегося напарника и пожелал ему пойти к Дагону, прихватив заодно все свои вампирские замашки. - Своим присутствием вы ставите меня в неловкое положение. - Тогда более уместно было упрекнуть меня в том, что я не понимаю конкретно тебя, а не всю вашу расу, не находишь? Тон альтмера ступал мягко, аккуратно, словно по новорожденному, неокрепшему насту. Лоэрн знал, насколько скверным характером могут обладать темные эльфы, если подобрать неподходящие интонации. Промахнешься, бывало, одной фразой, и собеседник готов тебя испепелить, даже если ты – в его объятиях, а его член – в твоей заднице. - Так может говорить лишь невежда, не имеющий представления о традициях моего народа, - сухо отозвался данмер. Лоэрн вздохнул и виновато развел руки. Телдрин недобро глянул на напарника. От непринужденного жеста обстановка разрядилась сама собой. Данмер тихо фыркнул и принял более дружелюбную позу, развернувшись к альтмеру лицом и расслабленно откинувшись на груду какого-то сподручного хлама. - Расскажи мне. - Ну что же, - вздохнул Серо, – Слушайте: «Мой бывший напарник был настоящим северянином. Буйный характер, крутой нрав, хамоватый говор, лицо – в татуировках. Мы бесцельно колесили по Скайриму, удовлетворяя кровожадность моего спутника и, худо-бедно, наполняя карманы грязным золотом. Не сказать, что жили на широкую ногу, но на провиант и девок хватало (тут альтмер едва заметно приподнял бровь). Не похоже было, что господин испытывал недостаток в деньгах: отнюдь, платил он очень хорошо, но о своих источниках доходов особо не распространялся, да я и не спрашивал. Только вот невдомек было: зачем же ему мародерствовать, коли и так денег - хоть лопатой греби. Но лишние вопросы задавать было не принято. Возможно, все дело было в том, как кричат люди за секунду до смерти. Как послушный клинок в умелых руках вспарывает тела, как шершавая кожаная рукоять скользит в ладони, как по ней стекает теплая кровь. Убийства других – как доказательство собственной жизни, собственной власти. У каждого свой способ почувствовать жизнь, и пусть для этого надо отнять её у кого-то другого. Я не осуждал его. Я его уважал. Узоры на лицах данмеров, как правило, символ принадлежности. Роду, культу, своей земле, своим принципам, Моранг Тонг, в конце концов. Мои же символизируют принадлежность этой суровой земле; роду, идущему от самого Исграмора. Человеку, чьи предки ворочаются под моими ногами, чьими опочивальнями забиты до отказа недра Скайрима. Однако, мой предыдущий клиент погиб, пытаясь в одиночку справиться с целой крепостью бандитов. С тех пор, я ношу свой шлем, дабы заранее не оскорбить своего нового нанимателя. Ведь, фактически, у меня на лице написано, кому я единственно предан. И пусть очередной клиент – невежда, не имеющий понятия об этом – совесть, дань уважения к моему первому напарнику, не позволяют мне обнажать лицо, не покривив душой". Данмер замолчал, неподвижным взглядом уставился в огонь. Воспоминания бередили разум. Тишина повисла над затаившемся лагерем. Но то была не давящая, неуютная тишина. Скорее, это было лаконичное продолжение разговора. Мысли эльфов витали в сизом дыме костра, в облаках пара, соскальзывающих с губ, в упоительно-свежем ночном воздухе. Они переплетались друг с другом, осторожно соприкасаясь гранями, будто изучая, познавая друг друга. Где-то, в тепле выдыхаемого воздуха ли, или в размеренно бьющихся сердцах – зарождалось, поднималось с колен, неловко расправляло плечи доверие. Лоэрн дотронулся до плеча данмера, не говоря ни слова, незаметно вытаскивая его из оцепенения, не решаясь нарушить молчание. Чарующее безмолвие наполнило момент волшебством. И Телдрин бы тысячу раз проклял этого излишне одаренного мага, если бы только не было так спокойно. Произнести хотя бы слово - сродни предательству. Серо поднялся, вытащил свою одежду из-под альтмера. Облачившись в нательную рубаху и легкие штаны, он кивнул Лоэрну и забрался в палатку, расположенную ближе к костру. Поджал ноги, завернулся в три-четыре козьих шкуры. - Вам бы тоже прилечь, - будто надеясь, что не услышит. Альтмер тихим шагом приблизился к палатке. Улегся напарнику под бок, не снимая робы – не по чину, да и нужды не было. Маг лежал на спине, не смея повернуться к данмеру – слишком одурманивающе тот пах. Он не шевелился, скользил взглядом по аккуратным остроконечным ушам, чарующей ямочке у основания затылка, изящной обнаженной шее, опасаясь быть обнаруженным. Когда напарник размеренно засопел, Лоэрн, наконец, расслабленно вытянулся, повернулся на бок, стащил с данмера одну – уже нагретую – шкуру, и натянул её до самых ушей. Не то, чтобы ему хотелось спать. Для вампиров сон – занятие довольно бесполезное, если не сказать неосуществимое. Но вот сейчас, когда греет тепло живого тела, когда жажда крови свернулась внутри сытой псиной и опустила свою тяжелую голову на вытянутую лапу, можно закрыть глаза и представить, что ты спишь. Вспомнить те далекие годы, когда видел сны. Попытаться нарисовать их по ту сторону глаз, когда снаружи оберегающе зашелестит пушистый снег, а левая рука плотно прижмет к себе пепельного эльфа. И только Морокеи зайдется в припадке. Разверзнется переполняющей его древней магией. Истечет жаждой убийства. Ему одиноко в стенах гостиничного номера: ведь ночь сия лишена одержимости.