Конарик

Где-то за горами несмело занимался рассвет. Чуткое нутро суетливо заерзало, вынуждая альтмера осторожно вынырнуть из своего уютного кокона, размять затекшие конечности. Всю ночь он лежал, не шелохнувшись, старательно имитировал сон, убеждая свое подсознание в необходимости кануть в небытие. Напарник поежился от заплутавшего сквозняка, пробравшегося под сладкую пелену сна, под теплую ткань одежды, и плотнее завернулся в шкуры. Лоэрн аккуратно приоткрыл дверь таверны и, ступая совершенно бесшумно, направился в свой номер. Главный зал был объят приятной полутенью, остывающие угольки слабо перемигивались в камине. Дверь скрипнула, из угловой комнаты выглянула заспанная хозяйка, кутаясь в длинное одеяние, ежась от утренней прохлады. Лоэрн махнул рукой, понимающе улыбнулся и легким кивков головы указал на дверь своей комнаты. Иддра облегченно вздохнула – жест означал, что можно еще поспать час-другой. Плотно закрыв за собой дверь, Лоэрн опустился на кровать и отстраненно уставился в окно. Мозг был пленен дурманящей дымкой, не позволявшей глазам видеть ясно, а ушам – слышать отчетливо. Так бывает, когда спал слишком много. Или слишком мало. Когда сознание перебирает случайные ерундовые мысли, а ты – оставшиеся в походной сумке разнообразные склянки. Когда ловишь себя на том, что неплохо было бы выйти к завтраку, разделить с напарником трапезу. Можно даже пренебречь обязательством надеть маску, чтобы съесть миску горячей наваристой похлебки, где, в качестве наполнения - тромбы (вместо овощей и нежной телятины) плавают в кровавом бульоне. Лоэрн задумчиво выудил из сумки изящный гребень, привезенный Савосом из Морровинда, с Блэклайта, если быть точнее, специально для него – в качестве подарка и повода отращивать волосы. Тогда они едва закрывали уши, и Лоэрн, по привычке, стягивал их в высокий хвост. Эльф улыбнулся и принялся расчесывать длинные пряди, заботливо перебирая их пальцами. Он не знал, стоит ли растить их дальше, но остричь уже имеющиеся не осмеливался – они отрастали, когда архимаг был еще жив. Они все еще хранили в себе память о его прикосновениях, и Лоэрн относился к ним с благоговейным трепетом. Впрочем, как и ко всему, до чего дотрагивался Арен. То было опустошающей одержимостью, слегка притупившейся за прошедшие годы, но не менее болезненной. Чем чаще терялись в памяти детали, тем большее место в душе отводилось мукам совести, жгучим ядом разъедающим остатки самообладания, признаки личности. Лоэрн не мог называть себя магом, вампиром, альтмером – хотя, безусловно, в физическом смысле подходил под каждое это определение по отдельности и под все вместе взятые. Сейчас он являлся лишь безнадежно влюбленным. Человеком, мером, зверолюдом – все это ровным счетом ничего не значило. Ах да, еще он являлся напарником. Этот последний статус накладывал обязательства, наполнял действия смыслом. Можно было идти по враждебной земле с благородной миссией – защищать напарника. Данмера. Лоэрн возвел взор к потолку. Чего греха таить? Он вожделел. Он давно уже переступил через страх признаться в этом самому себе. Для среднестатистического альтмера факт тот был весьма уязвляющим, если не сказать постыдным. Однако, магу было плевать на все межрасовые стычки, предрассудки и стереотипы. Плевать было и на свое происхождение. Он благоговел. Он все также остро помнил тот день, когда наткнулся на покалеченную годами и ветрами сторожевую башню неподалеку от Виндхельма. Пограничную точку. Приют беженцев. Внутри каменных зубьев обосновались пещерные медведи, видимо, спасающиеся от ледяных ветров Истмарка. Лоэрн убил их слишком поспешно. Его взор притягивал потрепанный обрывок флага: останки ткани приветствовали путников теми же цветами и узорами, что венчали знамя в Квартале Серых. Альтмер приблизился к постаменту, на котором возлегало соглашение ярлов, внимательно пробежался глазами по строкам, бережно припрятал том в сумку. Волна негодования захлестывала нещадно, дыхание застревало в горле комом. Он самозабвенно прохаживался вдоль могил, снова и снова обращая взор к небу – к беснующейся, снежной, непроглядной мгле. В ушах звенели печальные голоса; напой, сочащийся тонким ароматом упокоения, стремительностью пепла, уносимого ветром в преисподнюю. У изголовий древних данмеров, похороненных не по обычаям своего рода, не в объятиях родной земли, впиваясь корнями в мерзлую неблагодарную почву, рос паслен. Лоэрн, набравшись наглости, сорвал несколько чарующих печальных цветков, чтобы, позже, преподнести возлюбленному великолепный дар, что питал свои соцветия, лепестки, плотью его предков. Альтмер приклонял голову, опускался на колени, ощущая плотный, оберегающий покров Боэтии, что хранил вечный покой своих приверженцев. Из бурлящего потока воспоминаний вырвал солнечный луч, украдкой забравшийся на подоконник, озорным бликом скакнувший на щеку альтмера. Обжег. Нутро таверны наполнялось шорохами, сиплыми, хрипловатыми спросони голосами, ворчанием, позвякиванием посуды. Постояльцы потихоньку подтягивались к общему столу – завтракать. Слышны были беззлобные перебранки, скрип половиц под ногами, рассеянное бренчание лютни. Будучи вампиром, теряешь счет времени. Потратить пару часов на расслабленное бездействие, на бесполезные размышления ли, воспоминания – кажется привычным делом. Смертные вечно торопятся, боятся не успеть. Этим особенно отличаются целеустремленные. Для них непозволительно потратить на себя лишние минуты, потому как в их понимании минуты никогда не бывают лишними. Лоэрну же торопится некуда. Разве что к моменту пробуждения напарника. Эльф утвердительно кивнул самому себе, припрятал резной гребень в потаенный карман сумки, выглянул из окна, так выгодно выходившего на поляну лагеря. Напарник уже успел натянуть броню, и теперь, ежившись от утренней прохлады, разводил костер из оставшихся поленьев. Лоэрн вышел из комнаты, не забыв прихватить маску и дорожную сумку, заказал у Иддры похлебку из хоркера, передал ей пару плодов пепельного батата, привезенных с Солстейма. Савос любил, когда их добавляли в пищу. Есть вероятность, что и Телдрину понравится. Попросил еще яблочный пирог, пару кружек эля, передал ключ от комнаты и небольшой мешочек золота. Поблагодарил за гостеприимство, вышел из таверны, направился к лагерю. - Утро доброе, - отозвался Телдрин, завидев напарника. - Доброе, - ответил альтмер, усаживаясь у костра. Через пару минут появилась Иддра с подносом. Передав завтрак путникам, она пожелала счастливого пути и поспешила обратно в таверну. Данмер любопытно понюхал похлебку и с удовольствием принялся за еду. Пробуждение не несло за собой ни капли стыда или еще чего неловкого – к огромной радости альтмера; Серо с огромным воодушевлением рассказывал о быте великанов, ссылаясь на то, что ближайший путь до Рифта лежит через Паровой лагерь, уплетал завтрак и радовался погожему деньку и предстоящему пути. Оно и правильно – для воинов главное, чтобы солнце стояло высоко, а меч был остро заточен. *** В путь отправились, когда солнце ярко освещало поляну, но прохлада еще не сошла с земли. Данмер закинул шлем в сумку – скрывать уже было нечего – и расслабленно шагал рядом с Лоэрном, наслаждаясь пряным ароматом трав, смешавшимся с запахом влажной хвои. Альтмеру же пришлось сокрыть лицо – Морокеи властно притягивал, нарочито заботливо оберегая от вреда солнечных лучей чувствительную к ним кожу вампира. Идти до Рифтена решили через Камень Шора. Дорога была ближе и безопасней, по сравнению с путем через Айварстед: делать такой крюк было весьма затратно по времени, да и обилие серпантинов отнюдь не облегчало путешествие. Главную угрозу на выбранном тракте составляла, пожалуй, лишь прилегающая к нему стоянка великанов. Лоэрн отгонял навязчивые беспокойные мысли, но ладони его были влажными, а взгляд – сосредоточенным, цепким. Разумеется, с великанами он сталкивался не раз. И лишь единожды – при свете дня. Дело было неподалеку от Вайтрана, и, как не постыдно в этом сознаваться, не подоспей стража, он не унес бы ног. Все деловые вылазки альтмер совершал, разумеется, ночью, ибо днем застать врасплох вампира ничего не стоит. Магические силы не восстанавливаются, если солнце выше горизонта, и сколько бы бутыльков зелий у тебя не было – рано или поздно им придет конец. К слову, альтмеры – народ утонченный, изворотливый. Потому увесистый мешок со всевозможными пожитками является, пожалуй, не меньшей обузой, чем дневное светило. Магической энергии же хватает на десяток заклинаний. Если одно из них – призыв дреморы, то количество опускается до половины. И сразу всплывают наружу изъяны защиты и слабые стороны дальнего боя. Потому-то и выгодно, чтобы кто-то выходил в нападение на первой линии, акцентируя внимание врага на себе, отвлекая его от слабого в обороне мага. Альтмер столько раз взвешивал недостатки дневных передвижений, но от идеи не отказался. Путь по ночным трактам был куда опаснее любой стычки при свете дня. По людские души под покровом темноты вылезала из своих щелей нежить, вампиры покидали свои опочивальни, вооружившись ночным зрением, выходили на охоту хищники. Кроме того, шанс нарваться на засаду мародеров, переодетых, скажем, имперскими легионерами, стократ увеличивался. Или на Дозорных Стендарра. Лоэрн ни за что бы не прибегнул к помощи Морокеи. Только вот маска наполняла его той силой, коей многие годы напитывалась в глубинах Лабиринтиана, той проклятой мощью, повсеместно алчущей Арена, пожирающей его запертых в чертогах товарищей. Она наделяла магический потенциал альтмера способностью к слабой регенерации при свете дня и защищала его лицо от ожогов. Она одарила его той долей одержимости, от которой где-то в глубине бушевал животный ужас, страх потерять себя окончательно и никогда не обрести. Покуда Лоэрн был полон сил, а его тело – чужой крови, он подавлял Морокеи, загонял его струящийся зазывающий шепот в глубины сознания. Когда жажда захлестывала, перед глазами темнело, когда инстинкты брали верх – Морокеи насмешливо срывал кандалы, будто они были сплетены шелками, а не стальными кольцами. В его горле бурлили проклятия, клокочущими сгустками вываливался смех. Позже, он падал на спину, раскинувшись, и, вожделенно выгибаясь, хрипло стонал. В тишине костяной сферы он звал Арена, он жаждал впитать его силу, испробовать его, опустошить до конца. Желание это было столь сильным, что не исчезло даже после смерти жреца, заполнив собой его маску, став её сущностью. Чем слабее становился Лоэрн, тем сильнее пульсировало в голове имя. Оно, будто загнанный зверь, билось о стенки черепа, сильнее и сильнее, просилось наружу, норовя разнести голову эльфа вдребезги. С Телдрином стало спокойнее. Он шел чуть впереди, любовно поглаживая рукоять клинка, готовый в любой момент его выхватить. Тоном, не терпящим препирательств, Серо заявил, что ближний бой поведет он – мастерски владеющий одноручным оружием. Лоэрн же будет прикрывать его тыл магическими атаками. Нехитрая стратегия, стандартная. Испробовать ее стоило хотя бы за тем, чтобы оценить навыки данмера. Приблизившись к Паровому лагерю, Серо насторожился: великана, орудующего над тремя каджитами, сложно было не заметить. Караванщики отбивались из последних сил, их выпотрошенная повозка была перевернута, двое менее удачливых торговцев полегли в неестественных позах. Телдрин завернул за внушительный булыжник. Присев, махнул рукой напарнику – Лоэрн последовал его примеру. Стараясь быть как можно более незаметным, альтмер метнул морозную руну под ноги великану. Тот, раскидывая дубиной незадачливых зверолюдов, пошатываясь, наступил на руну. Застыл на мгновение, жилы, индевея, заскрежетали. Каджиты лежали неподвижно, великан двинулся в сторону эльфов, все еще не отогревшись. Медлительность врага была как нельзя кстати: данмер лихо выхватил меч из ножен и бросился ему под ноги. - Холодом! – крикнул он напарнику, замахиваясь. Смекнув, что ледяное копье может оказаться слишком расточительным, а вихрь – слишком медлительным, Лоэрн метнул ледяной шип. Еще и еще – заклинание было слабовато, но эффект заморозки имело. Большего и не требовалось: великан неуклюже размахивал дубинкой, мышцы его скрипели от холода, не позволяя как следует замахнуться, давая данмеру большое преимущество. Серо юрко уворачивался от свистящих над головой ледяных шипов и грузных атак великана, вонзая меч в ноги врага – выше было не дотянуться. Перерубить кости не представлялось возможным – слишком крепкие, меч проходил по ним вскользь. Это была битва на выносливость: нельзя было сдавать позиций до тех пор, пока жертва не истечет кровью или не умрет от болевого шока. Лоэрн чувствовал слабость, силы почти иссякли. Он потянулся к сумке с зельями. - Прибереги, - крикнул Телдрин, боковым зрением следивший за напарником, - Я справлюсь. Великан вновь почувствовал, как по телу разливается тепло, как кровь питает мышцы, и, что есть сил, опустил свое орудие, вбивая его в землю, казалось, вместе с данмером. Серо ловко проскочил между громадных ступней и с силой вонзил меч под колено. Отчетливо щелкнув, лопнуло сухожилие, и соперник завалился набок, выронив дубинку и яростно скребя руками землю в тщетных попытках подняться. Когда эффект холода рассеялся, кровь из нанесенных ранее ран хлынула с новой силой. Остальное было делом времени. Лоэрн приблизился к напарнику, невольно залюбовавшись. Грудь Серо часто вздымалась, в угольках глаз пылал азарт и кураж. Он жадно облизал сухие губы, удовлетворенно убрал меч в ножны. - Отлично сработано, - одобряюще отозвался альтмер. – А вот я подкачал. - Так ведь все живы, - пожал плечами Телдрин. – Это моя обязанность – вас защищать. Благодарю, что прикрывали мне спину. В груди альтмера неприятно екнуло: его не воспринимали, как равного. Он платит Телдрину. Поэтому данмер его защищает. Это не желание, это - обязательство. Контракт. Соглашение. Альтмер тряхнул головой. Разве не на то был расчет? *** Когда путники добрались до каменных ступеней Мзулфта, день клонился к вечеру. Лоэрн был утомлен столь длительной дорогой под палящим солнцем – тени деревьев лишь изредка падали на тракт. Доспех Телдрина был кое-где забрызган кровью, на него налипла пыль. Под одеждой было невыносимо, удушливо жарко. Спекшаяся на солнце медвежья кровь настолько смрадила, что данмер постоянно морщил нос от отвращения и старался, по возможности, дышать реже. Решено было встать лагерем пораньше - ужин еще предстояло подстрелить, а это выгоднее делать до наступления темноты: когда хищники выходят на охоту, кролики и олени становятся в сотни раз осторожнее. По правую сторону виднелся неприступный скалистый склон, дорога огибала его и резко уходила вверх. Подниматься в гору легче и быстрее после хорошего отдыха - потому эльфы свернули с тракта и расположились на ровной полянке, защищенной с востока скалами, а с запада - плотно окруженной деревьями. Со стороны дороги место стоянки не просматривалось, зато открывался широкий вид на долину гейзеров. Телдрин скинул сумку и отправился за дичью, оставив Лоэрна в лагере. Когда солнце уже скрывалось за деревьями, Серо вернулся наперевес с внушительной оленьей тушей. Альтмер к тому времени успел разместить спальники, костер приветливо потрескивал, неподалеку лежал припасенный на ночь хворост. Разделав тушу охотничьим ножом, привычно пристегнутым к голенищу, данмер приправил кусочки мяса солью, щепоткой растертой Лоэрном лаванды и навздел их на заостренные крепкие хворостины. Альтмер расслабленно растянулся на спальнике, заинтересованно наблюдая за напарником. Когда темнота вальяжно разлеглась в низине, Лоэрн, наконец, снял Морокеи и с удовольствием вдохнул полной грудью разом посвежевший воздух. Сбив пламя, Телдрин разместил оленину над раскаленными углями. Уселся на свой спальник, подтащил к себе сумку. Выудил полбуханки хлеба, припасенную бутыль эля и пучок лука-порея. Мясо аппетитно зашкворчало, разнося по долине пряный аромат. Покуда ужин был готов, Телдрин успел прикончить полпинты. Он, в предвкушении, снял мясо с огня и протянул порцию альтмеру. Тот только слегка раздосадовано поморщился и занялся разведением костра – ночь обещала быть прохладной. Выглядел маг весьма потерянно, неуместно, удрученно. Он наблюдал за данмером, с удовольствием уплетающим оленину вприкуску с луком и хлебом, и прочти физически ощущал гротескный курьез своего участия. Ему не нужна была пища, в воде он также не нуждался, ровно как и в ночном сне. Он был лишним тут, в этих сумерках, в этой инсценировке. Он хотел-было составить данмеру компанию, разделить с ним трапезу, но от одной мысли невыносимо раздражался. Что ему жареное животное мясо, когда тело требует свежей горячей крови? Когда жертва окончательно потеряла бдительность, когда её доверие больше похоже на злую насмешку? Самообладание стремительно покидало вампира, гнев разрастался смрадной гангреной, ветка в руке громко хрустнула. Ему мало было тех жалких капель, что данмер сцедил давече в медовуху. Телдрин замер, перестал жевать. Он напоминал встревоженного олененка, что боязливо всматривается в чащу. Пространство онемело. Преодолевая внутреннее напряжение, данмер проглотил вставшую комом в горле пищу, влил в себя остатки эля. Осторожно, стараясь не делать лишних движений, начал стягивать кирасу, расстегивать ремешки один за другим. Лоэрн не шелохнулся, подобно застывшему в боевой стойке хищнику, готовый в любой момент броситься на жертву. Взгляд его жадно плутал по опасно приблизившемуся данмеру. Разномастные подстрекающие голоса бесновались в голове альтмера, острые зубы впивались в язык. Друг против друга. От Серо разило жизнью, полнокровием, сочувствием, страхом. С последним он решил разделаться одним движением. Он чуть склонил голову набок, рука его легла на затылок альтмера, вцепившись узловатыми пальцами в жемчужные волосы, сжал их настолько крепко, насколько надо было, чтобы не спасовать в последний момент. Резким движением, он преклонил голову Лоэрна к своей шее и замер. Пальцы онемели в стальной хватке, сердце грохотало. Голод вскружил вампиру голову. Он находился к напарнику непозволительно близко, он сквозь кожу ощущал дурманящий аромат крови, он чувствовал языком, как пульсирует в недрах живительный сок. - Только оставьте мне немного, - хриплый низкий голос. Горячее дыхание обожгло островерхое ухо. Желание затопило сознание, водоворот эмоций утянул обломки здравого смысла на самое дно. Лоэрн обхватил напарника за поясницу одной рукой, другой - почти нежно скользнул по нагому основанию черепа. Когда острые зубы вонзились в шею, Серо вцепился пальцами в плечи альтмера, крупно вздрогнул. Тягучая, густая жидкость наделила естество смыслом, заполнило собой каждую клеточку тела, закипела в жилах. Она была головокружительно сладкой, пряной, терпкой. С каждым глотком желание захватывало все сильнее, жажда, казалось, была неутолимой, неугомонной. Лоэрн прижимал к себе напарника плотнее – вот-вот, и хрупкие кости не выдержат, начнут крошиться в цепких объятиях, обернутся прахом. Живот скрутила сладкая истома, ноги казались ватными. Пальцы Телдрина ослабили хватку, кожа под губами альтмера стала твердой и холодной. Данмер тихо захрипел, и Лоэрн порывисто отстранился, с тревогой вглядываясь в его лицо, в затуманенный предобморочный взгляд. Аккуратно усадил напарника на землю. Прислонив данмера к скалистому выступу, альтмер судорожно рылся в карманах в поисках нужного зелья. Вынул заглушку из мутной склянки и влил содержимое в приоткрытые губы Серо, придерживая его голову у основания черепа. Вытер остатки крови с его шеи, слегка ударил по щеке, возвращая к реальности. Данмер болезненно зажмурился, но, уже секунду спустя, взгляд его прояснился, приобрел прежнюю стабильность. Серо предпринял попытку подняться, однако мягким, но настойчивым движением руки напарника был усажен обратно. Лоэрн подтащил спальники ближе к скале, чтобы Телдрин смог принять более удобную позу. Костровище располагалось неподалеку, жар пламени грел немые конечности. Благодаря огню и выпитому зелью, силы стремительно возвращались. - Что ты на это скажешь? – горький акцент на «это». Он вновь надругался над живым. Обаяние вампира: пленить жертву, одурманить, очаровать. Пара прикосновений, поглаживание по затылку, горящий вожделением взгляд и – она твоя. Альтмер словно бы рожден был для такой охоты, выкован мирозданием обольщений ради. Ощущение такой сытости было предательским, преступным. - Мне было любопытно, - глаза данмера сверкнули, он усмехнулся. - Что? Альтмер смерил напарника пристальным взглядом. - Да будет вам. К чему эти драмы? Для вас это дело такое же обыденное, как для меня – поедание оленины, - закатил глаза данмер. – Правда, такой реакции я никак не ожидал, - он недвусмысленно перевел взгляд на напряженный, чуть оттягивающий ткань штанов бугорок. - Хочешь сказать, ты не испытываешь ко мне отвращения? – пропустив мимо ушей последнюю фразу, удивленно отозвался альтмер. - Отнюдь. Вы меня заинтересовали, - с удовольствием закуривая, смакуя. – Так что, сами справитесь с вашей маленькой проблемкой? Или альтмеры считают это гнусным и грязным занятием? - Гнусное и грязное занятие – говорить об этом. Особенно – намеками. Надменно, запахнув накидку. Серо хмыкнул. Не по чину, видать, альтмеру такие разговоры, намеки смешливые. Он изысканный – вона как. А Телдрин, что тесак, что клинок его. Прямолинейный, неумолимый. Клиенты чередой сменяли друг друга. Умирали, предавали, подставляли, меняли на более выгодных напарников. Меч же был неизменен и незаменим - каркас, стальной прут. Он всегда оставался с данмером, сопровождал в жуткие склепы, родной тяжестью у бедра исцелял от редких приступов одиночества, умелым ударом – от сцен ревности. Место укуса саднило. Перед глазами стояли переполненные желанием глаза напарника. Кожа помнила кроткую нежность прикосновений (пусть и лживую, но кто смог бы сказать наверняка?). В убаюканном теплом сознании альтмер вожделенно облизывал губы, собирая остатки его – Телдрина – крови. Мягкие волосы касались щеки, шеи. Дыхание обжигало. Не данмера возжелал красивый маг, но тело его. И ладно бы в известном смысле, но – в продовольственном. Это и льстило (альтмеры те еще гурманы), и унижало, вжимало лицом в мамонтовое дерьмо. - Телдрин, - тихий шелест одежды и шепота. – Ты еще не спишь?