Конарик

За остывающими бревенчатыми стенами шелестел ветер – едва уловимыми шепотками во тьме. Пробирался внутрь юркими невесомыми струйками сквозь небольшие щели в раме, сквозь бревна стен. Дом Теплых Ветров оправдывал свое название. Крепкая мужская грудь мерно вздымалась под мажьими пальцами. Альтмер погладил кончиком носа твердый хрящ островерхого уха. Данмер крепко спал. Лоэрн осторожно выскользнул из-под руки напарника, огляделся в поисках робы. Немилосердно сорванная Телдрином («избавься уже от даэдровой накидки!»), она наверняка валялась внизу жалким тряпьем. Альтмер, смутившись, достал из комода свежую и облачился в нее. Погасив светильники в спальне, он, стараясь не разбудить напарника неверным шорохом, закрыл за собой дверь и аккуратно спустился по хлипкой скрипучей лестнице на первый этаж. Замков в лаборатории не предусмотрено, потому маг наложил на тяжелую бревенчатую дверь два слоя охранных чар. С едким сарказмом он оценил степень ущерба: редкие соли разной степени концентрации смешались в одну бесполезную кучу и требовали процесса тщательной очистки. Лоэрн живо представил, как сгребает их с пола, пересыпает в плошки – вместе с продуктами жизнедеятельности различных насекомых, частичками кожи и опилок, а затем – по крупицам сортирует их три дня и три ночи напролет. И обреченно вздохнул. Крылья мотыльков и монархов, сложенные в одну банку, после падения оной представляют собой довольно плачевное зрелище: изломанные, они больше похожи на самодельный калейдоскоп, нежели на годные ингредиенты. Льняная добротная мантия лежала тут же – на первый взгляд может показаться, что сперму с пола подтирали именно ей. Лоэрн, опершись одной рукой о, кажется теплую еще, столешницу, втянул носом смрад ненасытной похоти, заполнивший до отказа тесное помещение, для утех подобного рода абсолютно не предназначенное. Ком внутри сжался под гнетом наваждения о липкой тягучей возбужденности меж ягодиц. Можно было даже подумать, что это селезенка от смущения бунтует. Альтмер подался вперед, подставляясь под свои пальцы. Хмуря брови и для чего-то вглядываясь в утепленную соломой стену, он сосредоточенно изучил туго сжатые мышцы, однако, кроме знакомой болезненной припухлости, да хлопьев засохшей спермы – ничего чужеродного не обнаружил. Попытка протолкнуть пальцы глубже не увенчалась особым успехом – без смазки эти нехитрые манипуляции больше походили на талморские пытки. Альтмер ясно помнил, как нынешним вечером спускался за маслом. Как выскользнул крохотный сосуд из дрожащих пальцев, когда Лоэрн пытался справиться с присохшей крышкой. Как беспардонно данмер нагнул его, и насколько легко его пальцы скользнули внутрь. Маг старался опираться на логику, следовать здравому смыслу, но произошедшее абсолютно не вписывалось ни в один аспект. Да, член мечника был вполне-таки обыкновенным – ничего особенного. Да и альтмер тогда был еще сухим, кажется. Перспектива подхватить заразу столь сомнительного происхождения отнюдь не казалась архимагу заманчивой, догадки угнетали абсурдом – ведь вампиру не так уж легко подцепить что-то на свою задницу. Однако же, данмеры издавна слыли неугомонными в плане утех сексуальных. Лоэрну явственно припомнилась пресловутая королева Барензия – и эльфа криво усмехнулся: та еще высокопоставленная шлюха. Тут же закопошились мысли об аргонианах – самом склизком и заразном, что вообще может быть в Скайриме. В частности - мысль об аргонианском блоке в доках Виндхельма. Альтмер истерично рассмеялся и мысленно похвалил себя за предусмотрительность: охранные чары не пропускали звуков. Вдохнув поглубже в попытке успокоиться и привести мысли в порядок, он разогнулся и принялся мерить комнатенку широкими истеричными шагами. Стыдно, до чего же стыдно. Оставалось только слепо верить в то, что данмер по своему обыкновению был настолько возбужден, что ничего не заподозрил. Сосредоточившись на последовательности слов, альтмер тщательно обследовал себя с помощью элементарных чар. На первых уроках в Коллегии вечно пекущийся о безопасности Толфдир учил новичков простейшему заклинанию, которое помогало отследить магические эффекты заклинателя. Правильно произнесенное, оно позволяло обнаружить любые заболевания, кроме, разве что, моровых, любые же проклятия и чужеродные чары. Путем постоянных тренировок Лоэрн научился распознавать энергию аэдра и даэдра. Сейчас, кроме зловонного кровавого марева вампиризма в нем теплился слабый очаг аэдрического происхождения. Ничего безобразно заразного. Маг облегченно вздохнул и снял чары с двери. *** Роба магистра магии уже давно высохла, и Лоэрн с удовольствием в неё облачился, предусмотрительно очистившись от соков и запахов. Накидку и капюшон же оставил у очага, разожженного щелчком пальцев. Запах поленьев и их тихий треск наполнили гостиную уютом. Алхимическую комнату он, с едва скрываемым удовлетворением и злорадством, оставил на попечение Лидии – пусть отрабатывает хлеб и уйму испорченных ( за время его отсутствия) реагентов. Призадумавшись, маг обвел гостиную рассеянным взглядом и наткнулся на свою походную сумку, небрежно брошенную в углу. Среди вороха помятых записок, дюжины небольших склянок и прочего хлама, маг нашел нужные записи: тонкую книгу с изгрызенными временем страницами – сущую безделицу, казалось бы. И другую: массивную, в добротном кожаном переплете, изношенную, почти насквозь пропитанную благословенной многовековой пылью Высокого Хротгара. Лоэрн помнил еще, пусть и несколько притупленно: глухое послерифтенское отчаяние и проблеск единственной спасительной мысли. В момент их первой встречи Арнгейрн ясно дал понять, что царство Кин никогда не послужит пристанищем мертвецу. Мольба осталась немой, а подернутый мудростью взгляд монаха – неумолимым. Вампиру тогда хотелось вдавить эти мутно-серые глаза внутрь черепа – с зияющими провалами договориться проще. В тот момент, Лоэрн понял, что старик прав. Последняя их встреча была омрачена убийством и страшным покаянием. Тяжелым камнем на шее висело убийство невинного данмерского мальчишки. Душа альтмера тянулась за прощением и покаянием: продираясь сквозь дикие ветра и осколки памяти к Мудрейшему, Лоэрн едва не сорвался в пропасть – с высоты семи тысяч шагов. Порыв его был вознагражден: Партурнакс поведал магу о пути истинного успокоения, пути нечеловеческих испытаний, дарованном самим отцом-Акатошем. «Но ты ведь и не человек», - сказал тогда дракон, горько усмехнувшись. И Лоэрн принял из сморщенных старческих рук монаха пыльный том, испещренный драконьим наречием и мудростью самого Времени. К своему стыду, эльф знал язык дов не так хорошо, как того требовала книга, потому выторговать у Арнгейрна словарь было деянием почти кощунственным. Позже был Фолкрит, небольшая уединенная хижинка посреди непроглядного леса и третье со дня смерти Савоса лето. Бессонные сутки складывались в недели – перевод древних фраз и адаптация формулировок занимали слишком много времени. Шелест дождя за стеной тосковал в унисон с эльфом. На конец второй недели переведена была лишь треть книги, однако и этого хватило, чтобы понять, что речь идет о своего рода благословении. По преданию, драконорожденный обязан был совершить паломничество по потаенным святыням человеческого храма, дабы осквернить их во имя Пожирателя мира, освятить пепелище во имя венценосного Акатоша, и возвести святыни заново во имя Солнцеликого Создателя. Только так, познав все три сущности и не отторгнув ни одну из них, смертный сможет принять в себя благословенный дар Дракона Времени. Альтмер не силен был в вопросах религий и культов, однако в книге ясно говорилось о том, что Ауриэль и Алдуин – есть Акатош – то время, в течение которого хаос упорядочивается, а порядок – нарушается. Цикличность и градации есть время, ровно как время есть Акатош – разрушающий мир и отстраивающий его заново. Схожий путь надлежало пройти послушнику: уничтожить себя предыдущего, непосвященного, дабы возвести вместилище священной воли, наполнить себя божественным светом, исходящим из самой поднебесной. Надлежало вступить во временную петлю, чтобы снова пережить события отягощающего прошлого: смерть, отчаяние, предательство, убийства – и не сойти с ума. Ощутить пальцами потоки времени, впустить их в свое естество, поддаться им – и отпустить. Стоило стоять в Зале Стихий, раз за разом наблюдая смерть Архимага, чтобы понять, что тот юнец, чьими глазами ты смотришь – тебя на три года младше. Это он чувствует то отчаяние, ту безысходность, почти животную ярость, но не ты. Он не встретил еще Телдрина Серо, он не убивал кровожадно невинного, он далеко не смирился с потерей. Он – не архимаг Лоэрендилл. И он не почувствовал бы поощряющую мимолетным прикосновением длань Акатоша, которая словно бы сказала ему, что он все делает правильно. Что он выучил урок. Что теперь можно продолжить путь. *** Половицы хлипко заскрипели. Лоэрн оторвал голову от книги и только заметил, что утренний свет слабо забрезжил сквозь узкие оконца, а напарник его уже проснулся. Эльф потер уставшие глаза, а попытка переключится с языка драконьего на общепринятый шлепнулась между ними неловкой запинкой. - Утро доброе, - вторил он, наконец, хриплому ото сна голосу Телдрина. - Возьми одежду в комоде, - заметив наготу данмераи задумчиво покусывая кончик пера, – Лидия постирает твои вещи. Полусонный мозг мечника разгонялся довольно туго, разум же Лоэрна бодрствовал повсеместно – и вот к этому, кажется, никак нельзя привыкнуть. Данмер зевнул и поскреб щетину. Порывшись в комоде, Телдрину удалось-таки подобрать себе штаны по размеру – и он спустился обратно в гостиную. Лоэрн уже, подкинув предусмотрительно поленьев в очаг, поставил на огонь похлебку, оставленную давеча хускарлом. «Чувствуй себя, как дома – как же», - мысленно поддел данмер. Завтрак всухую, пожалуй, хуже даже, чем такой же трах. Лоэрн едва оторвался от писанины, дабы соблюсти нормы этикета и пожелать напарнику приятной трапезы. Неловко оторванный пальцами кусок хлеба от буханки, стук ложки о края миски, глухое потрескивание поленьев, детские крики с улицы, звуки перемалываемой зубами пищи. Данмер чувствовал себя не в своей тарелке, и многое отдал бы, чтобы вот так же уткнуться в книгу – взгляд пристроить, дабы не блуждал тот бесцельно по мебели и потолку – да по чему угодно, только бы на архимаге не останавливался! Лоэрн вздохнул и захлопнул книгу. Потянулся устало, разминая затекшую шею. Налил себе и напарнику ароматного можжевелового чая – тот жизнерадостно задымился в глиняных чашках. - В чем дело, Серо? – альтмер устроился напротив Телдрина и устремил на него внимательный взгляд. - Думал, ты не спросишь, - губы мечника мгновенно разъехались в улыбке. Лоэрн лишь благодушно хмыкнул и поднес кружку к губам. - Что там с твоей броней? И Телдрин пустился в сбивчивые путанные объяснения, невероятно размахивая руками и объясняя на пальцах. «Книгу бы хоть какую прочел», - альтмер вдруг подловил себя на том, что мысленно перебирает «Соревнование оружейников» и «Последние ножны Акраша», пытаясь проследить аналогию. Тут же отметил, что последняя, несомненно, пришлась бы Телдрину по душе – и тихая улыбка блудливо мнет губы архимага. - Серо, у тебя есть любимые книги? - Что? – мечник недоуменно уставился на напарника, силясь понять, какое это отношение имеет к его броне. - Мне интересно. Телдрин смешно нахмурил брови, попутно ковыряясь в тарелке – стряпня Лидии явно пришлась ему не по вкусу. - Ну это… что-то там о стрельбе было, - Серо покусывал щеку изнутри, подбирая слова, видимо, – Там еще о лесном эльфе – хитрожопом сукине сыне. Лоэрн едва не выплеснул чай себе на ногу в попытке сдержать смешок, но все-таки громко расхохотался, поперхнувшись и закашлявшись. А с броней пусть Адриана разбирается. *** Вернулся мечник только под вечер – голодный и обозленный, как орда фалмеров. Сразу после завтра эльфы ходили к «Дому воительницы» - Серо нужна была новая кожаная рубаха, на которую крепились все прочие элементы брони, да пара ремешков, безнадежно испорченных драконом. Так как на континенте кожу нетча было не достать, единогласно решено было выкроить основу кирасы из куска кожи со сходными характеристиками. Мечник суетился и ворчал, едва под шило не лез, чем неимоверно раздражал Адриану. Атмосфера накалялась похлеще исходящего от кузни жара. Не продержавшись и получаса, Лоэрн оставил мешочек с золотом неугомонному данмеру, а сам направился к торговой площади. Едва светило оповестило о послеполудне, альтмер уже выходил из «Пьяного охотника», наполнив свежей босмерской кровью пару флаконов – Анориату было слишком невыгодно забывать об их соглашении. Возвратившись домой, он вновь уткнулся в записи, дожидаясь Телдрина. Напарник пришел спустя пару долгих унылых часов в расположении духа довольно воинственном. Он на чем свет стоит поносил безалаберных нордов и не-нордов, время от времени подмешивая в пламенную тираду имена редоранских кузнецов и попутно очищая сырой картофель от кожуры – данмер зарекся еще хоть раз поднести ко рту стряпню хускарла. - Хочешь, закажем тебе новую броню? – примирительно начал альтмер из-за книги, – Прямиком из Морровинда – у меня есть пара знакомых, которые… - Чушь собачья, - Телдрин с чувством вонзил нож в столешницу, скидывая порезанные овощи в казан. – Я в жизни с тобой не рассчитаюсь. Ты в долги хочешь меня загнать, маг? В рабство взять в уплату?! – данмер никак не унимался, – Я тебе еще за меч должен, не забыл? - Это был подарок, Серо, - альтмер пытался быть воплощением невозмутимости – меньше всего ему сейчас хотелось считать грязные имперские монеты. - Ты с ума сошел?! - тут Лоэрн всерьез подумал, что, если данмера не вырубить, он разнесет в щепки обеденный стол. – Он же целое состояние стоит! - Я нашел его в гробнице, в Скулдафне, - маг как бы между прочим достал из буфета бутылку огненного вина и подвинул ее поближе к данмеру, – Он достался мне абсолютно бесплатно. Лоэрн предусмотрительно подтянул к себе книгу, дабы на неё не шлепнулась растерзанная туша фазана. Телдрин раздраженно отбросил нож и жадно припал к бутылке. Альтмер наблюдал за напарником с плохо скрываемым любопытством – словно на экзотического зверя, что приобрел где-нибудь на рынке в Садрит Море. «Рабство» соскользнуло с покатого мозга, и маг мгновенно прикрыл глаза – на случай, если они встретятся с глазами мечника. Тут же захмелев с вина, пополнив запас благодушия сытным ароматным рагу, Телдрин расслабленно откинулся в кресле, глубоко затянулся трубкой и с удовольствием выпустил струйку дыма в потолок. Альтмер погрузился в переводе по самые уши – отвлекался лишь за тем, чтобы пригубить вина из вполне-таки заурядной жестяной кружки. Даже колец на нем не было – невольно отметил Серо. Только простая, местами вылинявшая домашняя мантия. И увесистый амулет с каменьями покоился на груди. Сила привычки, быть может, но маг с крайним неудовольствием облачался в рубаху. - Послушай, - Телдрин задумчиво щелкнул пальцами по трубке, заглянув внутрь, – А на кой ляд тебе вообще эти маски сдались? - Мой ответ изменит что-то? – взгляд мага сосредоточен на записях, но глаза уже не бегают по строчкам, лишь бровь бессменно поползла вверх – будто собственной жизнью живет. Мечник неопределенно пожал плечами и покрутил трубку в зубах. - Как ты наверняка мог уже заметить, я испытываю некоторую эмоциональную зависимость от одной из них, - будничным тоном сообщил маг. Данмер готов был поклясться, что, должно быть, столь же обыденно палач точит свою секиру, покуда рассвет только занимается. Выверенным движением закидывает себе за спину и бредет по сонным еще каменным улочкам к городской площади – нести ежедневную муштру. - Несколько ранее я выяснил, что вассал не может быть усмирен иначе, как подчинением. Мечник занес было руку - и нервно поскреб пальцами щетину, опасаясь по случайности отвесить альтмеру качественную оплеуху. Он уже говорил, что на дух не переносит магов, да? - Ну ты ведь не лекцию в своей Коллегии читаешь… - взмолился эльф. У табака даже привкус, кажется, кислый появился – столь безнадежными для телдринова уха казались вызубренные академические фразы. - Не хочешь говорить об этом с такой бестолочью, как я? – отчего-то Телдрин понимающе хмыкнул, – Ну да, я не Телванни, увы. Простите за вольность, мутсера. - Акцент у тебя кошмарный, надо заметить, - поддел беззлобно Лоэрн. – А если начистоту – я не могу с ним справиться, как бы ни пытался, - посерьезневшее лицо его вмиг ожесточило взгляд, – С Морокеи. - Он что, особенный какой-то? Я имею в виду… - мечник призадумался, пытаясь подобрать слова, – Ну как это?.. У тебя ведь не одна маска, верно? - Четыре, - маг утвердительно кивнул. – Я понимаю, о чем ты хочешь спросить. Нет, я не подвержен влиянию остальных трех. Только Морокеи. - Это подтверждает мои догадки, не так ли? – дышал Серо мерно и глубоко, словно в руках себя удержать пытался. Надоедливой занозой свербела досада: каждое слово из треклятого мага силками приходилось вытаскивать. Они же напарники, Обливион его подери (хоть мыслями этими Телдрин и пытался прикрыть чувства несколько иного рода) – а значит, он имел право знать всю подноготную их похода. - Чтобы понять, чем так особенен Морокеи, нужно обладать знанием об устройстве его культа, - голос архимага был несколько приглушен разбушевавшимся снаружи ветром. Глаза зеленые поблескивали таинственно – словно стеклышки оконные в темных балморских переулках. – Ты этого не знаешь, разумеется – откуда тебе? – рассеянно вопрошал маг, будто это была чистейшей воды риторика, будто сложил уже все ответы в голове, и никакие слова-опровержения не смогли бы поменять ход его мыслей,– Во главе культа – что следует из его названия – стояли драконы. Что вовсе не означает, однако, что эти древние существа управляли государством самолично. О нет, им нужен был правитель из плоти и крови человеческой, с железной волей и громогласным Голосом, внимать которому безропотно могли бы люди, не опасаясь за собственную жизнь. Драконам нужна была лишь власть – уж больно охочи они до неё. Они упивались ею, тешили свою гордыню, словно капризное дитя, не смысля, однако, ни зги в устройстве человеческих общин. Потому и нужны были безропотные вассалы, которые своими руками и плечами удерживали бы детей Акатоша на их самопровозглашенных вершинах, которые несли бы очищающую разрушительную веру сквозь северные леса и пустоши, северные же оледеневшие сердца. Нам они известны, как верховные жрецы Драконьего Культа. Живы еще в воспоминаниях северян те немыслимые зверства, что свершались во славу драконов, потому, суеверные, они хотели похоронить саму память об ужасах тех времен – и похоронили. Древние знания давно утеряны, но в стенах нашей Коллегии сокрыты тайны и пострашней. Я выяснил, что был еще один жрец - кроме тех восьмерых – и была еще одна маска. Человек этот был их предводителем: могущество его, самими драконами дарованное, заставляло вассалов подчиняться ему безропотно – так же, как ярлы Скайрима подчиняются своему Верховному королю. Имя ему – Конарик. Но я снова не ответил на твой вопрос, отвлекся на историю времен минувших. Хоть по преданию верховные жрецы и стояли на одной ступени, трое из них все же выделялись особенно: безжалостный в своей жестокости воин, самый могущественный маг культа и посланец веры, что раболепно и фанатично следовал своей религии. Отличало их то, что за особенно преданное служение они не были лишены жизни – лишь заперты в своих гробницах. Кое-где говорится о том, что смерть их все-таки настигла, однако были они столь могущественны, что смогли возродиться по собственной воле. Посланцем веры считался Накрин – с ним я встретился в Скулдафне – храме и последнем пристанище Алдуина. Жрец бессменно и преданно нес свою паству, ограждая вход в Совнгард. Аспект магии принадлежал Морокеи. И, уверяю тебя, когда я с ним столкнулся в Лабиринтиане, он был более чем жив. Несчастные неупокоенные души подавляли его мощь, удерживали его в стенах гробницы несколько десятков лет. К сожалению, я так и не смог найти их останки, чтобы воздать последние почести. - А с третьим что же? Ну, с тем, который воин? – голос Телдрина был хриплым и возбужденным. - О нем я пока знаю совсем немного. Только то, что его храм находится где-то в Пределе. Свеча на столе прогорела до основания, стекла растопленным воском на столешницу. Телдрин задумчиво курил, набив трубку, кажется, уже в третий раз. Альтмер неспокойно теребил уголок книги, слегка изорвав его. Не подозревал разморенный сытостью ужина и усталостью минувшего дня Вайтран, сколь богохульные слова и настроения витали сейчас в доме тана, в тяжелом сизом дыму, в сокровенном таинстве тишины. Данмер был объят древними чарами легенды, бродил мысленно по гулким залам и опочивальням. Он явственно слышал «Совнгард», произнесенное этим чокнутым эльфом, и готов был поклясться, что вот сейчас, после всего услышанного, после ощущения титанической скованности мажьего голоса – он готов был поверить чему угодно. В голове безумным изодранным догадками маревом вспыхивали вопросы, один невероятней другого – и столько их было, что Телдрин невольно рассердился на себя за такие глупости, и еще на мага – такого, даэдра его задери, бессмертного. Но одно он знал точно: маски тоже были частью этой легенды, а сейчас – вот они, преспокойно лежат в альтмеровой сумке. Значит и Совнгард – место вполне реальное, и, коли маг там бывал (об этом нужно было расспросить еще непременно), то и ему, Телдрину, тоже может выпасть такая… участь? Честь? Ведь хозяин непременно ждет его там, ведь символы на его лице непременно… Серо тряхнул головой, стараясь отогнать морок, но руки его подрагивали от волнения, потому он спрятал их под стол, сжал пальцами ткань одежды для верности, силясь привести мысли в порядок. - Послушай. А почему тогда Накрин на тебя никак не повлиял? Это хорошо, конечно, но ведь, как я понял, он был первым из этой троицы, с кем ты столкнулся, - Серо прочистил горло, пытаясь скрыть нетерпение. Какая-то страшная догадка прошивала его осторожные фразы – только вот мечник никак не мог ухватиться за неё, чтобы невольно не высказать. – И если Накрин был безобиден… - взгляд его обагрился внезапным осознанием, - Зачем ты пошел за Морокеи? Это… Лоэрн пригвоздил мечника взглядом настолько звериным и пронзительным, что конец фразы застрял у Телдрина в горле – остался сжигать изнутри сомнениями и первобытной злостью. - Ты вмешиваешься в официальные дела Коллегии, - мажий голос зазвенел предостережением. – И я, как её законный глава, оставляю за собой право сохранить это в тайне. «Официальные дела Коллегии», - ну да. Серо понимал, что Морокеи нужно было раздобыть, ведь для ритуала нужны все маски. Не смог редоранский невежа сформулировать вопрос, не смог и ответ на него получить конкретный. Но, отчего же сие закономерное любопытство так задело мага? *** Ветер теребил невысокую придорожную поросль, шумел в далеких вечнозеленых верхушках. Лошади похрапывали в стойлах вайтранских конюшен, подвыпившие норды поносили караванщиков – каждиты едва не шипели, кончики их хвостов нервно подрагивали. Воздух полнился тяжестью полуденного солнца, резким запахом терпких душистых трав. Откуда-то с запада неумолимо тянуло прохладой и дождем. Нынешнее утро выдалось на редкость спокойным и планомерным. Архимаг, как водится, всю ночь провел в поисках успокоения, однако текст никак не хотел складываться в единый, некоторые фразы вопиюще не подвергались ни одной логике из существующих, и ближе к рассвету альтмер окончательно утомился и приуныл. Усталость всегда настигала его именно в эти часы – предрассветные. Вампирская сущность брала своё. Порой альтмеру чудилось, что однажды он свихнется без сна. Будто в подтверждение опасений в памяти бессменно всплывал старый маг Телванни – помощник его вечно сетовал на то, что никогда не видел Нелота спящим. Несомненно, все это могло быть суеверными преукрасами, но, когда Лоэрн наведывался в Тель-Митрин по коллежским делам, они с Нелотом могли предаваться исследованиям и дискуссиям сутки напролет – и старый маг никогда не выказывал потребности во сне. Для Лоэрна же закон был прост: достаточно как следует оголодать – и проклятая кровь не даст тебе уснуть. Правда, чего греха таить, после трапезы тяга вздремнуть невероятная. Дрема это не привычная, человеческая, но летаргия, приятное полузабытье, имитация потребности в отдыхе. В кротком мерцании кованных светильников, ленивом шелесте пыльных страниц разливалась тягучим маслянистым пятном сиюминутная тяжесть. Он чувствовал запах половиков, пропитанных пылью и ароматами пищи, запах пряных трав, что сушились под потолком. Тонкий и резкий запах смазок, коими Серо щедро сдабривал свой клинок. Архимаг неистово молил Акатоша, шептал возбужденно, сбивчиво, прижимая к губам амулет. От того ли, что медальон принадлежал Савосу, или же от того, что Лоэрн не перевел отрывок дословно, но обещанное успокоение не наступало. Сгорбившись, он дышал на свои холодные ладони, в чаше которых бессменно покоилось украшение – словно бы душу переместить пытался в этот маленький безучастный кусок металла. Вампир был сыт и не требовал крови. Лоэрн не требовал ничего, ибо ему ничего и не требовалось. Он был уже мертв и, казалось, находился здесь лишь за тем, чтобы созерцать плоды своих прижизненных деяний. Чуть позже, разобравшись с телдриновой броней, снарядив себя всем необходимым, эльфы направились прочь из Вайтрана с его гостеприимным домом – далеко на север, к Храму Высоких Врат. Дорога бежала близ Западной сторожевой башни и резко уходила вбок возле форта Греймур. На конец третьего дня пути Лоэрн планировал уже добраться до Морфала, а оттуда – и до храма рукой подать. Видит бог, через Лабиринтиан было бы гораздо быстрее, но быстрее – не значит безопасней. Развалины сторожевой башни, комьями громоздящиеся возле дороги были обточены ветрами и дождями. Полтора вайтранских стражника сторожили это бесполезное теперь сооружение. Это было так давно, оказывается. - Было что? – мечник недоуменно взглянул на напарника. - Здесь я впервые убил дракона. Кто бы знал, что фраза та прозвучит, а не останется призраком мысли. - Это не самые приятные воспоминания, так ведь? – Серо заинтересованно осматривал то, что когда-то было полноценным стратегическим сооружением. - Тебе доводилось бывать на казни? – видя недоумение на лице данмера, Лоэрн решил пояснить, – Когда перед глазами только сапоги палача, а в шею вгрызается плаха, не давая вдохнуть в последний раз. Надышаться перед смертью смрадным окровавленным воздухом. Альтмер замолчал лишь на мгновение, но затем продолжил ровным и спокойным голосом. Была в том трогательная толика ностальгии: – А потом появился он – дракон изумительно огромный, с пылающим взглядом! Крыльями, чернее эбонита! От крика его небеса разверзлись, разлетелись градом горящих камней, каждый размером с телегу. Алдуин уничтожил Хелген, но спас меня - для того лишь, чтобы я убил его после. Воля Акатоша сильна, и сопротивляться ей не смог бы ни один из нас… И он снова вспомнил Савоса Арена: слишком уж неоднозначной была мысль о спасении и убийстве. - А он не хотел марать руки, да? Спихнул грязную работенку на тебя. - Ты слишком категоричен, Серо. И делаешь поспешные выводы, - эльф вздохнул,- Возможно, он просто любящий, но справедливый отец. Может, звучали те слова. А может, были они лишь шепотом травы, тяжелыми глухими ударами ножен о бедро, шелестом эльфийских волос на ветру, неподвластными слуху вибрациями материи, что заключала в себе древняя маска. Телдрин разглядывал очертания гор, Лоэрн – носы своих сапог. Дорога вилась каменной лентой. - Тебе чертовски повезло выбраться живым оттуда. Но как тебя угораздило доплясать до плахи? – сим нехитрым маневром мечник напрашивался на историю. Отчего бы и нет? Путь предстоял неблизкий, да и альтмер сам заикнулся, взволновался, а слово, как говорится… Словом, Телдрин не желал упускать возможности узнать напарника чуть лучше. Ближе. - «Доплясать до плахи», - альтмер словно пробовал слова на вкус. – Так вышло, что я оказался в горах Джерол и, сам того не ведая, незаконно пересек границу со Скайримом. Мечник прищуром смерил напарника и едва удержался от зычного хохота. Все-таки то была история о плахе, но… слишком ребячески звучало. Будто эльфенок с разбитой коленкой оправдывался. И, если замысел Акатоша, его выигрышная партия, началась подобным образом, то Серо тут же усомнился в его здравомыслии. Альтмер, однако, говорил на полном серьезе, и Телдрин, подивясь наивности, поспешил прикусить язычок. Маг же продолжил: - Имперцы сочли меня шпионом Ульфрика. Никто бы не стал разбираться, да и я не смог бы объяснить… Я просто оказался там – на границе. Дальше все пошло своим чередом. Я в повозке, в мороке, затем – на коленях. Палач занес секиру над головой, я закрыл глаза, чтобы в последнее мгновение увидеть что угодно, кроме талморский сапог. Я вслушивался, силясь различить свист стали до того, как лезвие отделит голову от шеи. Но услышал другое. Телдрину захотелось сжать ладонь напарника. Крепко, сильно, неумолимо. Он не посмел бы (слишком важный момент), посему ухватился за рукоять меча, словно за соломинку. То, как нечто столь значимое для него, данмера, стало жалкой песчинкой, случайным стечением обстоятельств – злило и кромсало. Жизнь, что дороже его собственной (ой ли? Или маг просто классно трахался и льстил самолюбию?)… Ответа не было. Лоэрн все рассказывал, словно пел, словно декларировал героическую оду. О человеке, что протянул ему руку помощи, и о человечности. О норде, что помог выбраться заклятому врагу из горящего города. О доблести, самоотверженности и надежде. О благодарности и справедливости – явлениях столь редких, что глаза щипало от непрошеных чувств. И то чудовищно было, и то – прекрасно. Вот настоящая магия – вне времени, драконов и Мундуса. Сказать вам, в чем еще магия? Мощнейшая, наимогущественнейшая? Сей тривиальный мечник, обыкновенный случайный наемник, несколько малодушный, но справедливый – единственный, кто задавал вопросы. Только ему стало интересно, кто такой этот альтмер и откуда взялся. Как появился в Скайриме, а позже - в его жизни. Чем дышал, над чем проливал слезы и вопли. Выл из-за чего в своей архимажьей келье, по ком траур нес. Что и зачем читал, как и что видел. Вопреки чему двигался в те тягчайшие моменты, когда данмер мог лишь заливать апатию суджаммой. Хандрить по прошлому и Блэклайту, с кислой рожей грызть бататы. «Чем дорожишь ты в этой жизни, данмер? Куда идешь?» Но подожди задаваться такими вопросами. Целуй и ласкай своего возлюбленного, покуда вы оба способны улыбаться рассвету.