Конарик

Напарники неспешно поднимаются к городу по широкому каменному тракту. Вечереет, длинные солнечные лучи жидко золотятся. Река Карт шелестит в низине; неподалеку, в лагере, ржут кони. - Почему ты позволяешь ему это? Плечо альтмера дергается. Он не сбивает равномерный шаг, смотрит перед собой сквозь прорези Морокеи. Он стоит на белом искрящемся поле, и снег уже набился в сапоги. В развалинах башни воет ветер, скрипит старым деревом флагштока. Но он снаружи, в простыне снегопада, сжимает в руке горноцвет и паслены. Магу нравилось приходить к трем безымянным могилам – небольшим холмикам мерзлой земли, увенчанным узорами из круглого булыжника. По ту сторону ритуальных камней – уже Морровинд, и то было местом покоя и памяти. - Я рад, что ты пришел. Тебя долго не было. Пальцы пронзает раскаленными иглами, и он оборачивается на голос. Медленно и испуганно, леденея и задыхаясь. Согбенная фигура, защищая ладонью пламя, зажигает свечу у Привала Беженцев. Выпрямляется, касается пальцами старого камня. - Я спрошу еще раз: почему ты позволяешь ему это? Владелец голоса еще слишком далеко, чтобы слова звучали столь отчетливо сквозь метель. Он направляется к Лоэрну, взрезая сугробы замшевыми сапогами, кутаясь в накидку с длинными кистями. - О ком вы говорите? – альтмер шепчет одними губами. Он знает – его все равно услышат. - Об этом твоем редоранском отродье, разумеется, - данмер пренебрежительно машет рукой и кривится. Он останавливается напротив Лоэрна, внимательно разглядывает кровавыми глазами. Берет пальцами за подбородок, удовлетворенно хмыкает: - Ну какая же красота! - он касается волос, - Они уже так отросли. Сколько времени прошло? - Для нас с вами время идет по-разному, - беззвучно шепчет. Савос Арен сдержанно улыбается и кивает. - Посмотри на себя: одежды, осанка, манера речи, - он сцепляет ладони за спиной и неспешно идет вдоль могил, - Ты – воплощенное величие Архимага, Лоэрендилл. Ты – мое наследие, - Арен резко разворачивается, чеканит слова. – И я снова спрошу: сколько времени прошло и какого даэдра ты делаешь с этим мужланом? Когда я передал тебе кольцо от Лабиринтиана, я ясно дал понять, какова моя воля. Ты занял мой пост, мои покои, носишь мои регалии и память обо мне. Меж тем – добровольно ложишься под низшего мера, да так, чтобы деянием этим порочить пред всеми звук моего имени. - Единственное мое желание - чтобы вы ходили среди живых, и все это – было бы вашим, - голос альтмера хрипит и вибрирует, кулак сжимает цветы, - Сколько бы я ни делал – вас нет. Моя душа – пустая и холодная, как и ваша постель, как кресло, в котором вы сидели, как ваш сад. Я загубил ваш сад, Архимаг, - Лоэрн смотрит на учителя и глотает рыдания. – Мне больно каждый день со дня вашей гибели, и я никому не могу рассказать. Вы всегда были тем, к кому я шел за советом и поддержкой, а сейчас я один. Каждый день своей треклятой бесконечной жизни я помню о вас. И, если надо сотню раз раздвинуть ноги, чтобы вот так с вами поговорить, Ауриэлем клянусь – я сделаю это. - Ты же помнишь, что я мертв, мой мальчик, - Арен бережно берет мажьи ладони в свои, - я здесь, потому что ты захотел со мной поговорить. Ты можешь приходить ко мне так часто, как пожелаешь. - Когда я смотрю на вас, я вспоминаю, что вас нет, - влага застывает на щеках, но не ранит неживой кожи, - Я хочу вас увидеть, и я боюсь. - Пока ты будешь меня помнить – я буду жить. Альтмер получает увесистый удар по спине, и солнечный свет обжигает сетчатку. Он снова на дороге к Солитьюду, а редоранский мечник смеется и треплет его по плечу. - Ты, часом, не задремал, архимаг? – глаза красные лукаво сверкают, – Давай пошевеливаться, в горле пересохло. Соленое от слез лицо надежно скрывает Морокеи, и Лоэрн ускоряет шаг. *** - Сдается мне, она знала про клан, - Телдрин прикладывается к бутылке медовухи и тыльной стороной ладони отирает губы, - вампирша эта. - Да, я тоже это заметил. И цвет ее глаз наводит на размышления, - Лоэрн отпивает из серебряного кубка. Альтмер оставил за собой номер в «крысе» и, покончив с формальностями, получив от Сибиллы награду, напарники решили заночевать в городе, а поутру двинуться в Маркарт. Телдрин возжелал богатый ужин и с удовольствием предавался чревоугодию. - Осталось две маски, - чавкая, изрекает мечник, явно довольный собой и трапезой. - Да, - кивает Лоэрн, - и обе в Пределе. - Скверное место, - сплевывает наемник, терзая ножом козленка. - Ты уже решил, как распорядишься своей наградой? – улыбаясь, спрашивает маг. Серо пожимает плечами, все еще не выпуская из-под вилки запеченное мясо: - Сначала дело надо сделать, а потом мечтать. - Живешь сегодняшним днем? - Да, я же наемник. Сегодня – есть, завтра – нет, - данмер отправляет в рот кусок козлятины. - Телдрин, - маг смотрит в кроваво-красное содержимое чаши и опустошает ее одним глотком, - ты понимаешь, что я все еще люблю его? «Кого?» - мог бы спросить данмер. Но он знает, о ком речь. Знает и про чувства: видел, какими глазами смотрел тот мальчишка на своего мучителя. Не понимает только, почему сразу не сказать: «мы просто трахаемся». Хотя, говорил же, много раз, не словами, но – понятно было. Мечник знает это, мечник принял это. Мечник живет одним днем и рад, если этим же днем можно прикоснуться к напарнику. Мечник не хочет думать, что будет, когда все закончится. Закончится ли на этом сам мечник? Чувства Лоэрна он очень хорошо понимает: он сам смотрит на напарника такими глазами. Он видит в альтмере недосягаемое, сияющее, восхитительное – апогей своего существования. И, так уж сложилось - в своем наставнике и предшественнике, прокляни его Азура, альтмер видит ровно то же самое. Разница лишь в том, что Лоэрн жив, а Савос – мертв. И Телдрин не может упустить эту возможность, ведь у Лоэрна ее нет. - Ты говорил ему? – мечник вновь прикладывается к бутылке и смотрит на мага – хмельно и пристально. - Что говорил? – альтмер цепляется за бутылку аргонианского кровавого и наполняет кубок. - Говорил ли ты архимагу Арену о своих чувствах? Лоэрн запинается на полуслове. Смотрит на руку с бокалом вина и на другую – с бутылкой. Прикладывается к горлышку и мрачно изрекает: - Говорил. - И как оно? – наемник пытается удержать снисходительную (к себе) улыбку – получается скверно. - Меня не высмеяли, если ты об этом, - альтмер подпирает голову рукой, изучает данмерово лицо, - К чему такие вопросы, Серо? - Значит есть шанс, что и меня не высмеют. Светлые брови ползут вверх. - Ты можешь рассказать мне, Телдрин. Я рад, что показал тебе те воспоминания. Ты сидишь сейчас со мной, делишь трапезу и вино – не смотря ни на что. Никто, кроме тебя, этого не видел. - А ты не подумал, что мне все еще хочется получить свой гонорар? – наемник горько усмехается. Лоэрн поднимает глаза к потолку, брови ползут еще выше (хотя, казалось бы – куда?), и он смеется. Легко и высоко: - Да, ты прав, в таком ключе я не потрудился рассудить. - А если серьезно, - мечник хмурится и пристраивает взгляд к ровному пламени свечи в настенном канделябре, - Началось все с того, что я проводил очередной бесполезный вечер в «нетче». Заказов не было, деньги заканчивались, а я застрял в этой забытой богами дыре в чудовищно привлекательной компании. Сидел, глушил мацт, как и неделю до этого, и еще одну - до нее. И тут ко мне подходит весь такой из себя благородный мер с увесистым кошелем и флером суджаммы. Разве я мог отказаться? – Телдрин кровожадно улыбается и прикладывается к вину. – Азура, да мне было плевать, что он там предлагает. Я был согласен даже на контрабанду гуаров. Но нет, мы побрели по треклятому пеплу до Телванни: серджо, видите ли, нужно было забрать некий посох у полоумного Нелота. Альтмер знает, к чему ведет мечник. Он зачарованно слушает хриплый голос с иноземным выговором и скрадывает улыбку. - Потом мы вернулись в Воронью Скалу и сели на корабль до Скайрима. Мер попался болезный: всю дорогу просидел в каюте, едва на повозку взобрался по прибытии. Отправились мы в Винтерхолд, в Коллегию мажью отнести посох надо было. Заночевали в местной таверне, поутру выдвинулись до Рифтена: серджо желал добыть некие древние нордские артефакты, контракт обещал быть прибыльным и долгосрочным. Остановились в Роще Кин на постое – этой же ночью я выяснил, что мой серджо – нежить. Вампир, знаешь ли. Я здраво рассудил: если бы все было чин по чину – мне бы такую сумму не предлагали. Да и – у каждого свои секреты, а вампиризм – не самый страшный. Лоэрн тихо смеется и отпивает из кубка: - Рассказывай, мне очень интересно, - лицо мера рдеет пунцовой хмельной ностальгией. Телдрин закидывает ногу на ногу, прикладывается к бутылке и с чудовищно важным видом продолжает: - Вот идем мы, значит, в сторону Рифта, раскидываем парочку великанов по пути и решаем о постое. Подножие горы, елки, деревья, северное небо, долина гейзеров – романтика, словом. Я, помнится, подстрелил себе оленя на ужин – напарник-то мой не ест в нашем с тобой понимании. Небольшой уютный лагерь: спальники, выпивка, ужин, костровище – все как надо. И тут у меня ум за разум зашел: «ему-то тоже есть хочется» - подумал я. Ну и предложил. Он подходит ко мне – весь такой красивый и возвышенный, с длинными белыми волосами – и прокусывает мне шею. Тянет мою кровь и – представь! – у него встает. Ну я-то сразу понимаю, что к чему, а он ломается, - насмешливость исчезает, Телдрин смотрит напарнику в глаза, - и я не могу промолчать. Я пожалел об этом сразу же – очень уж больно он смотрел. Потом - закрыл глаза, спрятался, потянулся к себе рукой. Вставил пальцы, выгнулся. Я смотрел на это лицо, слушал его стоны. Я почувствовал что-то яркое, обжигающее, повалил его. Мне было неприятно смотреть на него – и я наслаждался. Ничего прекраснее я в жизни не видел. И я взял его в первый раз. Альтмер изучает взглядом собственные сапоги, крутит пальцами ножку бокала. - В какой момент ты понял, что у тебя есть чувства? Телдрин вытирает ладонью рот, скребет щетину на виске. - Он убил одного мера в Рифтене. Я помог избавиться от тела. Звучит ужасно, правда? Но я не мог оставить его наедине с трупом. «Снова жалость» - ты скажешь? Не знаю, по-моему, тут что-то другое было, - данмер вытаскивает трубку, начиняет табаком, закуривает. – После этого мы расстались. Я отправился в Виндхельм, к родственникам. Сказал, что буду ждать. И ждал. Когда я понял про чувства? Когда лежал на втором этаже «Гнисиса» и чувствовал запах волос моего серджо? Когда прислушивался к каждому скрипу половицы, ожидая, что меня прижмет к кровати тяжестью его тела? Когда бродил по узким каменным улицам Квартала Серых и надеялся увидеть среди прохожих знакомое одеяние? Знаешь, он ходил в такой узорчатой данмерской накидке с длинными кистями. Мечник выпускает дым изо рта и снова прикладывается к горлышку аргонианского. Лоэрн смотрит на напарника смазано, рассеянно, уши его горят румянцем, губы поджаты. - И вот, когда я смирился, он, наконец, пришел. Я вышел на улицу в очередной бесполезный день – развлечь местных данмерский ребятишек. Я что-то заметил тогда, краем глаза. Обернулся, - а он стоит напротив «Гнисиса» и, н’вах, улыбается. Я смотрю - он по ступеням поднимается и – нет его. Меня внутри так крутануло! Вбежал я в клуб, а он сидит себе за столом, подперев рукой голову – вот прям как ты сейчас. Накидку расстегнул, волосы на плечи падают, а он на меня смотрит. «Ты меня дождался» - говорит. Там я и пропал. Мы так танцевали в тот вечер.. – наемник мечтательно смотрит в потолок. - Я долго продолжать могу, - он переводит взгляд на напарника, - Я помню каждый раз, когда мы были близки. Когда я вставлял ему, а он нежно гладил меня и обнимал. Ни одна шлюха так не умеет. Никогда со мной такого не было. Он могущественный маг, у него много титулов. Он творит свои гнусные заклинания, а я восхищаюсь, когда его ладони лишают жизни очередную жертву. Он кричит в небо, зовет стихию, и небеса обрушиваются дождем молний. И этим же голосом он кричит подо мной. Было с тобой нечто подобное? «Было», - отвечают они оба, в своих головах. - Я не жалуюсь и ничего не прошу, - он улыбается безумно и вдохновенно, громко смеется, - Да ты шутишь? Это самое удивительное, что со мной было в жизни! Я ем и пью вдоволь, крошу нежить и головорезов в свое удовольствие, каждую ночь сплю на чистых простынях, в прекрасной компании и могу прикоснуться к нему. Лоэрн молчит, гоняет по миске шарик козьего сыра вилкой для крабов. - У тебя хорошая память на такие вещи, - изрекает он тихо, - посмотри на нас: ну что за зрелище? Серо пожимает плечами и встает за очередной бутылкой вина. - А что не так со зрелищем, архимаг? – данмер усаживается обратно в кресло, подтянув подлатник, - проснемся завтра, поедем в Маркарт, потом – еще куда. Или умрем в крипте. Давай уже сюда, - он утаскивает из-под вилки сыр и отправляет в рот. Альтмер подставляет бокал, жестом просит подлить еще вина. «Умрем в крипте» - и Лоэрн ясно видит, как должна выглядеть их каменная гробница: зияющая глубокая дыра в полу с устремленными к небесам кольями. Они падают туда – Телдрин, непременно, первый, спиной вперед, навстречу штыкам. Сверху же приземляется и сам альтмер. Когда дух мечника устремится в альковы Истребований, когда вязкая лужа горячей крови расползется под его телом – как быстро напарник его сожрет? Архимаг смотрит на свои тощие пальцы, что обнимают чашу кубка. На рубиновую жидкость, на сухую жилистую ладонь, что сжимает горлышко зеленой бутылки. На обод короткого рукава льняной рубахи, что обхватывает косую линию мышц этой руки. На черную щетину, острый кадык. Он видит, как истлевает кожа та пепельная, что обтягивает тело напарника. Оно вздувается, лопается, органы вытекают. С тихим шелестом глаза покидают глазницы, обнажаются зубы на голом черепе. По прикидкам альтмера тело сие уже сейчас на дне ямы в той крипте – и останется там до конца времен. Будет ли архимаг возвращаться к нему, чтобы взглянуть в пустые провалы глазниц? Сможет ли вернуться? - Как думаешь, получилось у меня? – Телдрин отнимает бутыль от мажьего кубка и ставит подле канделябра – тонкое пламя нервно вздыхает. - Да, Серо, отвага твоя славит Дом Редоран, - Лоэрн прикладывается губами к холодному ободу кубка, ставит оный на стол. Поднимается – высокий, широкоплечий, опирается о столешницу одной рукой, о телдриново плечо – другой. Ладонь длиннопалая ласкает напряженную шею напарника, опускается на крепкую грудь. Холодные губы касаются разгоряченного лба, и мечник вдыхает терпкий запах белых волос. *** - На повозке? – данмер поправляет ремень походной сумки, черная бровь изгибается. Лоэрн поднимает руку так, будто закрывается от тусклого утреннего солнца, болезненно морщится. Солитьюд, грузно вздыхая, просыпается, словно после бурной попойки. - Ты же сам говорил, что Предел – гиблое место, - городской глашатай перекрывает тихий мажий голос воплями, но не для Телдрина, - к тому же, у меня нет никакого желания тащиться пешком по ущелью. «Почему не сказать, что ты просто хочешь поскорее с этим разобраться?» - думает мечник, но помалкивает. - Открывай уже ворота, хватит спать, - раздраженно бросает он стражнику, недвусмысленно поправляя перевязь меча. Альтмер изумленно смотрит ему в спину, и они покидают столицу. *** В кварцевых звенящих тонах заката Предел красуется на манер хрупкой эльфийской девы. Суровый редоранский воин в стыдливых розовых всполохах выглядит почти поэтично, высоко, притягательно. Лоэрн любит взглядом, ласкает изыски утесов и обрывов, самобытного кимерского профиля и гребня черных волос. С мерным царапаньей колеса о камень повозка их проезжает Картвастен, прозрачные сумерки опускаются на долину: холодком меж лопаток альтмер чувствует, как за булыжниками и валунами пробуждаются ночные хищники, лениво потягиваются, тянут носом сладкий и горячий запах добычи. Острое чувство это будоражит – ноздри его полуночного зверя раздуваются, глаза приспосабливаются к темноте, мышцы трепещут и бугрятся под одеждами. Архимаг поднимает руку – тонкая огранка изумруда в кольце мерцает, скользнув по стылому закату. Указательным пальцем маг гладит изгиб данмерской скулы, щетину на подбородке, высеченную в камне челюсть. Жадные глаза наблюдают, как мечник облизывает сухие губы, поднимает бровь и переводит взгляд на напарника. Ловит мажье запястье, изучает металлические ободы колец в раскрытой ладони. - Ты что творишь, серджо? – спрашивает он об этом тогда, и молчит об этом сейчас, когда напарник оглаживает той самой ладонью старую выцветшую робу. На взгляд данмера мантия эта – старое обветшалое тряпье, за коим-то лядом водруженное на манекен в общей столовой. Суровый хускарл-северянин тоже хмуро поглядывает через плечо на своего тана, и Телдрин обстоятельно пинает его под столом и вздирает брови почти свирепо. Серо, за все время знакомства с альтмером, едва ли слышал хоть слово о его маркартском доме, отчего нынешнее поведение напарника кажется, мягко говоря, странным. Расплатившись с извозчиком, они ступили на стылый неприветливый камень Маркарта глубокой ночью. Телдрин безутешно клял нордов и двемеров, одолев очередной крутой пролет покатых ступенек. Лоэрн же светил напряженной прямой спиной перед носом мечника и упрямо молчал. Они взбирались все выше и выше, под арками с резными орнаментами исчезнувших гномов, мимо жаровен, лениво мигающих остывшими углями. Вырезанная в скале дверь тускло желтела в бледных лучах Массера – альтмер стучал по ней требовательно, настойчиво. По ту сторону послышалась тихая мужская ругань, запор отворили, и в щель высунулась косматая голова недовольного норда. При виде архимага здоровяк, собравшийся-было разразиться гневной тирадой, несколько побледнел и подтянулся: - Мой тан, я не ожидал вашего… - Впусти нас уже, Аргис, - маг поджал губы, - мы утомились в пути. Скупость фразы повисла меж ними неловкой заминкой, и хускарл распахнул тяжелую дверь. Альтмер ступил на дорогой ковер и, не отерев сапог, стремительно направился вглубь дома. Серо остался у порога, провожая взглядом напарника, покуда норд запирал засовы. - Я не ожидал вашего визита, мой тан, - северянин скользнул быстрым взглядом по Телдрину и поспешил за Лоэрном. - Размести моего гостя, Аргис. Есть у нас что на ужин? - Найдется похлебка из крольчатины и рыбный пирог, господин. Голоса глухо грохотали и отскакивали от стен каменной крепости – назвать это помещение домом у мечника язык бы не повернулся. - Серо, - маг возвысил голос, - ты где там застрял? Проходи и располагайся, Аргис сейчас сообразит ужин. Вот так они и сидят с Аргисом за одним столом, друг напротив друга, следят краем глаза за хозяином дома. Северянин, после отрезвляющего пинка, вопросительно глядит на ящик с медовухой, потом – на Серо. Мечник утвердительно кивает. Архимаг же мечется по дому, обходит комнату за комнатой, останавливаясь, порой, перед тем или иным предметов. К книжным полкам, к алхимическому столу, в оружейную. - Аргис, почему пыль на моих сосудах? – маг бережно оглаживает выжженный орнамент на крашеной глине, - Я велел поддерживать дом в надлежащем виде. - Раз в неделю провожу уборку, тан, как вы и просили. - И одежду стираешь? - Так по цвету же видно, - сипло бурчит норд, прикладываясь к кружке с медовухой. Брови Телдрина ползут еще выше, и он тоже ныряет в стакан с пойлом, опустошая тот парой крупных глотков. Аргис продолжает отвечать на мажьи требовательные вопросы, взглядом предлагая мечнику еще одну порцию похлебки. Данмер качает головой. Переводит взгляд на синюю бутыль черноверескового. Данмер соглашается. Альтмер бушует. Телдрин представляет, как огромные ручищи норда каждую неделю снимают светло-голубую робу с тонким теснением с манекена, а потом водружают обратно, разглаживая складки на ткани, и прячет крупный смешок в кулаке. Аргис смотрит на него так страшно, что Серо понимает: кажись, бедолага видел лоэрновых дремор собственными глазами. Лоэрн знает все их смешки и переглядки, чувствует спиной – он хорошо умеет это. Натренировался на сокурсниках в Коллегии, когда каждый первый знал о его ночных визитах к архимагу. Но все это – пустое. Вещи эти – вот, что важно. В этой тлеющей от времени небесно-голубой мантии Савос ходил за бокалом вина в каждую из тех ночей, когда обнаженный Лоэрн дожидался его на этой самой кровати. Он входил в двери спальни с кубком в руке, и ткань мантии так красиво лежала на его груди и запястьях. Вот эти вычурные инкрустированные сосуды, гребни и камни – наследие Телванни, а дневники на книжных полках – все, что осталось от его блистательного ума. Савос Арен любил этот дом и этот город. То был его возлюбленный сад за пределами Коллегии. Лоэрну очень хочется развернуться и накричать на этих двоих. Упасть на колени и взреветь от отчаяния, но – он альтмер, Архимаг, Довакин. В конце концов, он сам виноват во всем, что касается Телдрина. Легко соблазнять и очаровывать, когда ты далеко от этого места. И он падает устало на стул подле Аргиса, роняет обессилевшую руку. Он не может поднять глаз на напарника и хускарла, лишь тихо просит суджаммы. Северянин удивленно смотрит на тана и переспрашивает: «там всего четыре сосуда осталось, мой тан. Вы уверены?». Лоэрн кивает и не смотрит на Телдрина. - Ты любишь суджамму, Серо? – тускло спрашивает. Мечник смотрит в удаляющуюся спину хускарла и говорит: - Что с тобой, серджо? Это всего лишь суджамма. Гловер Меллори мне сколько угодно с Вороньей скалы пришлет, стоит только попросить. Можно даже фирменный напиток Гелдиса раздобыть, если.. - Так ты любишь? – требовательно. - Нет, серджо, я медом обойдусь. Маг едва дергает указательным пальцем. - Блогадарю, Аргис, сегодня ты больше не понадобишься, - когда северянин ставит перед архимагом резной сосуд песочного цвета. Норд кивает и скрывается в дверях столовой. Альтмер прикладывается к широкому горлышку и делает четыре крупных глотка. Телдрин может лишь мысленно присвистнуть: суджамма – крепкая штука, по голове бьет как надо. Высокий эльф откидывается на спинку стула, пальцы, сжимавшие столешницу, расслабляются. Он мажет мутным взглядом по стенам и стеллажам, очагу и Телдрину. Мечник изучает бледное лицо, прочищает горло: - Ты покажешь мне дом? У тебя тут красиво. - Осмотрись сам, будь добр, - маг делает неопределенный жест рукой и вновь отпивает из кувшина. Данмер начиняет трубку, закуривает, встает из-за стола, прихватив бутылку медовухи. Комната эта представляет собой одновременно столовую и гостиную: в центре – длинный каменный стол, против огромного очага - изысканные дорогие кресла, с небольшими столиками из темного дерева подле каждого. По левую руку – две приоткрытые двери. Телдрин понимает, что промах этот на совести Аргиса – Лоэрн едва ли хотел, чтобы гости шастали по дальним комнатам. Однако же, едва ли мечник откажется от возможности в них заглянуть. На деревянных стеллажах царит парадный выставочных порядок: книги расставлены по убыванию – от больших и увесистых к маленьким. Корешки заботливо очищены от пыли и плесени. Телдрин мало понимает в книгах: несколько томов «Бестиария Гербейна», «Битва при Санкр Торе», «Война драконов», «Детский Ануад», «Черная стрела»… Серо запинается на собрании о Барензии и кривится. Есть и другие: тонкие, небольшие, пронумерованные и расставленные по порядку. В красно-коричневых переплетах из мягкой, хорошо выделанной кожи. Мечник с усилием отводит от них взгляд. Тут же: разнообразные камни и кристаллы всевозможных цветов и форм, двемерские железяки и механизмы, резные шкатулки из кости и редкого дерева, гребни для волос и глиняные сосуды. Что-то явно нордской работы, что-то – данмерской: старой, классической, вычурной. Наемник заглядывает в первую дверь и разочарованно отпивает из бутылки. Это – алхимическая лаборатория: более внушительная, нежели тот крохотный закуток в Доме Теплых Ветров, но куда более запущенная (Лидия со своими обязанностями хускарла в этом вопросе справляется явно лучше Аргиса). Стоит отдать северянину должное: многочисленные сосуды и пузырьки, склянки и агрегаты прямо-таки сияют чистотой, но вид засохших растений и сморщенных грибов говорит не в его пользу. Вторая комната нравится редоранцу куда больше: оружейная. Посохи и кинжалы, секиры и двуручники, луки и одноручные мечи. Эбонитовые, резные стальные, эльфийские, стеклянные, малахитовые, костяные. Почти все – мерцают и вибрируют чарами. Поют уходом и заточенностью, древностью и легендами. Мечник может лишь тихо присвистнуть и глубоко затянуться почти погасшей трубкой. Он многое отдал бы за то, чтобы Лоэрн рассказал ему историю каждого клинка и назвал их имена. Головокружительный восторг сменяется печалью и злостью: это не дом – музей. Архимаг много лет тут не живет, нога его чудовищно долго не ступала на сей порог и сии ковры. Так почему же тот северянин обречен каждую неделю поддерживать жизнь и идеальный порядок в оставленном жилище? И почему он – Телдрин – ни слова единого не слышал о мажьем доме? Данмер возвращается в столовую – мимо комичного манекена в старом тряпье. Останавливается, смотрит в сгорбившуюся над остатками суджаммы фигуру напарника. - Лоэрн? Комнату поглотила тишина. Слышен лишь шелест пламени в огромном каменном очаге. - Да, Серо? Более всего мечнику хочется положить ладони на поникшие мажьи плечи, но пустое лицо манекена смотрит страшно из угла комнаты, и наемник повинуется. - Поздно уже. Мы завтра до руин выдвигаемся? - Да, - маг убирает с лица волосы и оборачивается к напарнику, не глядя, меж тем, в его лицо, - спальня там, - он указывает на широкий дверной проем в центре столовой, - располагайся, как тебе удобно. Слева – твоя, справа – комната Аргиса. - А ты?.. - Я посижу тут какое-то время, - он отворачивается, - Ты же знаешь, я не сплю, мне ни к чему. «Приходи ко мне, как ты всегда делаешь», - хотелось бы запротестовать мечнику, но он лишь подхватывает дорожную сумку и устремляется вглубь дома. *** Телдрин бросает поклажу подле широкой двуспальной кровати, опускается на край и осматривает комнату, методично поглощая медовуху. Он уже присмотрел себе пару непочатых бутылок, заботливо расставленных Аргисом на комоде и прикроватной тумбе в угоду господину. Он отстегивает перевязь с мечом, стаскивает хитиновые наплечники и нагрудник. Эта комната достаточно просторная: витрины, гардероб, комод, столики, канделябры и умывальник. Над кроватью красуются изящный мифриловый щит и скрещенные янтарные клинки – и Серо подносит пальцы к губам, дабы не выронить обличающего ликующего возгласа: «Прямиком с Дрожащих островов, прокляни тебя Шеогорат!» Он подходит к витрине и разглядывает сквозь отполированное стекло кольца и амулеты, браслеты и обручи. «Как же ты любишь цацки», - хмыкает про себя. Серебряные и золотые, малахитовые и эбонитовые украшения с инкрустацией изумрудом, сапфиром, бриллиантом – непременно томящиеся и мерцающие разномастными чарами. «Где же тогда твои маски, архимаг, если не здесь?» Данмер позволяет себе слабость и идет на поводу у любопытства: распахивает высокий гардероб в противоположном углу спальни. Робы и накидки висят там – пурпурные с золотом, медно-синие, обшитые дорогим старомодным теснением, белоснежные одежды с изумрудными вставками, шелка и меха. Мечник проглатывает смешок: об этой стороне Лоэрна он не знал. Хоть альтмер и производил впечатление изнеженного ханжества, он всегда одевался аккуратно и скромно. Опрятно и элегантно – да, но никогда не предпочел бы струящийся полупрозрачный шелк обыкновенной своей шерстяной накидке. Он менял окровавленную синюю льняную робу на чистую оранжевую, следил за износом сапог и перчаток. Да, то были добротные недешевые вещи, но практичные. Лоэрн, в первую очередь, был воином, а не господином. Или это та сторона архимага, с которой мечник не был знаком? Данмер закрывает шкаф, опускается на край кровати, прихватив непочатую бутыль медовухи. Сворачивает горлышко, вытаскивает трубку, табак. Смотрит на собственные истоптанные сапоги, чешет щетину на виске. Выбивает искру пальцами, подкуривает, затягивается. В доме – тишина, только паровые агрегаты над очагом тянут свое согбенное «уффф». Телдрин гладит черный свой клинок, протягивает пальцами багряные клинья даэдрических желобов кровостока. Никогда прежде он не был в настолько мертвом жилище. Некогда, много лет назад, когда он был маленьким данмеренком, он часто слышал сказы о Кагренаке, Нереваре и Сердце Лорхана. И вот сейчас сидит он, редоранский воин, вцепившись в свой меч, будто в символ спасения, оплот безопасности, окруженный рунами и рисунками исчезнувшей расы и – ему страшно. Он мало книг читал, но «Легенда о Красном орле» особенно запала в память. Он словно бы видел своими глазами, как вынимают живые горячие сердца из груди крепких мужчин. Он видел не раз заштопанную грубо кожу, и вересковое сердце, прорывающееся жесткими лепестками меж стежков. Он знает, что напарник его – чудовище, но – иного рода, не по своей воле. И, этот грозный крепкий мужчина, представитель данмерской воинской диаспоры, более всего желает в этой тишине вдохнуть терпкий отрезвляющий запах волос архимага. *** Наутро Серо находит напарника в общей столовой. Там, где оставил его накануне. Утро данмер воспринимает номинально – в каменной крепости нет ни единого окна. Он просыпается на широкой холодной кровати. Ставит ступни на промозглый половик, ленно и заторможено отыскивает взглядом сапоги, натягивает. Он не сможет сегодня крушить драугров воимя идеи, общей цели или Лоэрна. Он просто принял контракт, ему заплатили, а он умеет махать мечом и обезглавливать противников. - Доброе утро, серджо. Лоэрн кивает: - Присаживайся, Серо, Аргис скоро подаст завтрак. Ты любишь яичницу и яблочные блинчики? Телдрин пожимает плечами: мол, сейчас бы и гуарово дерьмо сгодилось. - Мы сегодня отправимся в Рангвальд, но прежде нам необходимо навестить моего старого знакомого. Подготовься подобающе. Бледное мажье лицо не подает признаков жизни, под яркими зелеными глазами залегли иссиня-черные круги. - Ты сам готов идти? – мечник касается ледяной руки напарника кончиками пальцев. - Со мной все будет в порядке. Но руку мягко отстраняет. *** - Лоэрендилл! – Колсельмо отрывается от своих опытов, отирает ладони желтой тряпицей, - Какими судьбами? Как давно мы не виделись? - Тем приятней встреча, - Лоэрн вежливо улыбается старому ученому. Подле придворного мага – молоденький узколицый альтмер – возлюбленный его племянник. - Я рад вновь встретиться с вами, архимаг, - Айкантар чинно кивает Лоэрну, - вы совсем не навещаете дядюшку. - Что за фамильярность, юноша, что за манеры? – Колсельмо кривит губы и выразительно глядит за спину гостю. Телдрин стоит поодаль, в полной амуниции, ладонь в хитиновой перчатке покоится на рукояти клинка. Он нервно сжимает пальцы и старательно делает вид, будто не заметил этого взгляда. Лоэрн принужденно смеется, Айкантар старательно избегает взгляда дяди. - По коллежским делам здесь или проездом? – ученый пожимает лоэрнову ладонь обеими руками. – Найдется время на чашку чая или чего покрепче? - Боюсь, мы несколько спешим сейчас, друг мой, - уклончиво отвечает альтмер, - Но я не мог не зайти к вам по пути, раз уж мы остановились неподалеку. - Кстати об этом, - ученый прочищает горло и понижает голос, - раз уж вы остановились неподалеку, не найдется ли времени пересмотреть участь вашего хускарла? Разумеется, только после того, как очень важное дело будет улажено. В насмешливом рекомендательном тоне Колсельмо звучит нечто, заставляющее Лоэрна дернуться. Мечник не может уловить что именно, но и перестать безобразно подслушивать с совершенно невозмутимым видом тоже не в состоянии. Высокие своды крепости играют злую шутку: сколь бы не понижал голос придворный маг – акустика тут превосходная. - О какой участи вы говорите? – голос Лоэрна звенит напряжением. - Я говорю о вещах Архимага, которые в некотором количестве хранятся во Влиндрел-холле. Над Аргисом половина двора потешается, наблюдая, как бедолага каждую неделю перестирывает старые портки. Кроме того, некоторым экземплярам двемерской культуры я бы нашел куда более практичное применение. На губах ученого мерцает легкая улыбка, слова звучат чуть насмешливо, но вкрадчиво и мягко. Выражение внимательных глаз же, напротив – серьезное, жесткое. - Раз уж вы, как верно подметил мой племянник, навещаете свой дом раз в несколько лет, - Колсельмо вежливо улыбается и вновь смотрит за спину архимага, только теперь – прямо в лицо данмера. Мечник пойман с поличным и, осклабившись, нагло пожимает плечами: Лоэрн мог бы оставить напарника у ворот Подкаменной крепости, если бы боялся, что он услышит нечто, непредназначенное для его ушей. Уже позже, когда они спускались по треклятым ступенькам к городским воротам, мечник понял: услышал.