Конарик

Он не закончил. Ненависть бешено клокочет, тело подбрасывает от вожделения, жажды уничтожения. Сухожилия на руках стрекочут металлическими спицами, густой зловонный морок давит на глаза и затылок. Он движется почти вслепую, превосходно владея телом на уровне первородных инстинктов. Он бьет сильно и ладно, точно попадает в цель в этой пелене миазмов – мягкая живая плоть сминается, отдает упруго в пальцы сквозь хитиновые пластины. Кости хрустят послушно и правильно, поддаются в нужных местах, вонзаются осколками в сырое мясо. Он не закончил. Ему нужно стереть живое существо из времени и памяти, но монстра этого не одолеть так просто, и зубы скрипят от досады, мышцы воют от натуги и адреналина. Еще и еще – с каждым ударом дышать становится легче, он почти достиг цели. Сущность сия блуждает вкруг мечника жуткими фантомами, и этот круг чужой боли – его – данмеров – защитный оберег. Оно волочит ноги, шаркая за спиной усталыми шагами, едва переставляя конечности. Оно, притаившись, наблюдает из самого дальнего и темного угла, и сковывающий холод парализует темного эльфа. Оно отвечает струящимся шепотом из тишины, когда мечник мысленно задает вопрос в пустой комнате. Оно тащит за собой ком живых внутренностей, и те шелестят влажно, хлюпают, когда оно на них наступает. Зажмурившись, он бьет сильнее и отчаяннее, ведь первобытный страх – самая прочная защита, самый честный советник. Он знает – этому не будет конца, если он замешкается хотя бы на мгновение. Силы его тлеют, растворяются в густой кровавой ярости, но он продолжает заносить руку для удара снова и снова, пока не начинает задыхаться. Он осязает удушающую боль и горечь, вину и сомнение, но знает, все это – уловка, западня. Он отбрасывает эти мысли, и кулаки продолжают погружаться в морду чудовища, пока не стирают его образ из памяти самого мироздания. Он не знает, закончил ли. У него не осталось сил. Отчаяние сменяется тоской и скорбью, и он обязан посмотреть в лицо своему страху. Он открывает один глаз, второй. Он зажимает рот обеими ладонями, когда из безобразного месива мяса и костей на него с сожалением глядит одинокий зеленый глаз. Черно-багряное пятно лениво растекается по древнему камню, и мечник замечает очертание эльфийского уха. Фрагменты зубов, кожи, мозга и костей, что вплетены кровью и лимфой в белые волосы на манер изысканных украшений. Ровный шрам, что некогда красовался поперек глаза и щеки съезжает набок, обнажая белоснежную гладкую скулу. Зубной край верхней челюсти просвечивает сквозь прореху расселины, кончик языка выскальзывает из раны разбухшим жирным червяком. «Глубже, чем Архимаг Арен», - звучит в ушах ехидный голос, и данмер с нечеловеческим воплем садится в кровати. Козья шкура поверх одеяла пышет жаром лихорадки, мокрая холодная рубаха смердит потом и болезнью. Взгляд скачет по светильникам и шкафам, каменным стенам и витринам, грудь яростно вздымается, а пальцы впиваются в собственное хрипящее горло. Резная дверь распахивается, створка отскакивает, ударившись о комод. - Лоэрн! – голос наемника охвачен надеждой, словно высушенный луг – пожарищем. В комнату влетает северянин, над его правым плечом висит бескровное эльфийское лицо, цепкие пальцы хватаются за хускарлов локоть. - Кто вы, Дагон вас задери, такие, и где Лоэрн? – красные глаза нездорово сверкают в сумраке спальни, прыгают с одного визитера на другого. - Не могли бы вы выпить снадобье для начала?.. – трясущаяся рука альтмера указывает на темный сосуд на прикроватной полке. Данмер игнорирует, вскакивает с кровати, Бастион перекрывает ему путь широко расставленными ручищами, отгораживая наемника от Айкантара. - Нам всем нужно успокоиться, - низкий бас норда вибрирует плохо скрываемой паникой. Телдрин останавливается. Изучает непроницаемое лицо Аргиса, запускает пальцы во взмокшие волосы. Садится на кровать, роняет лицо в ладони, трет пальцами щетину на висках. - Архимага сейчас нет, - осторожно начинает Айкантар, - но я очень просил бы вас следовать его рекомендациям… - Хрена с два, - наемник поднимает лицо и зло вгрызается взглядом в эльфа, - вам обоим было бы на руку, если бы я снова отрубился, не так ли? Ученый опасливо отступает за спину северянина, Аргис хмурится. - Я не позволю вам говорить подобным тоном в этом доме, - сурово гудит норд, сжимая за спиной ладонь эльфа, - в отсутствие архимага я отвечаю за Влиндрел-холл. Альтмер гладит успокаивающе хускарла по плечу, и вояка слегка расслабляется: - Если вы чувствуете себя лучше, переоденьтесь и присоединяйтесь к ужину. Если нет, то примите лекарство, а я сменю вам постель. Одежду найдете в платяном шкафу. Уверен, подберете что-то по размеру. Я нагрею вам воды, если хотите помыться. *** Посвежевший наемник выходит в столовую в чистой льняной рубахе с большим вырезом и домотканых штанах свободного кроя. Он сдержанно кивает Аргису, эльф исподтишка кидает в сторону данмера любопытные взгляды. - Тут у нас тушеная крольчатина с овощами и крабовые лепешки, - миролюбиво басит хускарл, – Эль, мед, вино? – он тычет в бутылки пальцем, перед тем облизав его от жира. - Благодарю за ванну и ужин, - мечник сконфуженно усаживается за стол, ополовинивает пинту черноверескового. - Нельзя не заметить, что вам гораздо лучше, - альтмер вежливо улыбается и пододвигает миску с рагу Телдрину. Серо глядит неласково, щурит красные глаза, но все-таки принимается за еду. С изумлением Айкантар наблюдает, как в небольшом крепком эльфе пропадают две порции тушеной крольчатины, куриный пирог, три крабовые лепешки и пара бутылок медовухи. - Где моя походная сумка? – спрашивает он, отирая пальцы льняной салфеткой. Северянин пожимает плечами: - Не знаю, чья то сумка, но какую-то я отволок в комнату тана. Возвратившись из спальни, наемник набивает трубку пересохшим табаком, закуривает. - Аргис превосходно готовит, не думаете? – альтмер наливает вина в кубок и обворожительно улыбается. Хускарл смущенно сопит. - Да, это была добрая еда, спасибо, - Серо кивает норду, переводит взгляд на эльфа, - Мы знакомы? - Меня зовут Айкантар, я племянник Колсельмо – придворного мага Подкаменной крепости, - молодой ученый отпивает из бокала и внимательно разглядывает всклокоченного редоранца, - мы с вами виделись во дворце, вы сопровождали архимага. - Не припоминаю такого, - Серо задумчиво посасывает кончик трубки, - не заговаривай мне зубы, Айкантар, племянник придворного мага, - губы наемника растягиваются в кровожадном оскале, - никто из вас так и не ответил на мой вопрос. Куда вы дели треклятого архимага? Аргис громко прочищает горло, единственный зрячий глаз поблескивает сталью и непреклонностью. Он тяжело вздыхает и сворачивает пробку с бутылки медоварни Хоннинга: - Мы не знаем, куда он ушел. Может его вызвали по срочным делам, может по поручению отправился, может по личным вопросам. Поди ж ты разбери, хоть бы записку оставил, эгоист проклятый, - защитные ремни скрипят и лопаются, хускарла захлестывают волнение, взвинченность, почти паника. Наемник хмурится и поднимает тяжелый взгляд на собеседников: - Как давно? Северянин прячет взор в выпивке, альтмер ковыряет вилкой крабовую лепешку. - Три дня назад, - смирившись, будто, со своей участью, норд проглатывает полпинты одним заходом. - Вы из ума выжили тут все?! – голос данмера раскидистым эхом прокатывается по гостиной, рикошетит от каменных стен, - И вы вот так его отпустили?! Сидите тут, кролика тушите, лепешки печете?! - Три дня назад мы с Аргисом отлучились в замок отнести некоторые предметы для исследований. Когда Аргис вернулся, архимага уже не было, - юный эльф едва не плачет, яростно тыкает вилкой сдобу, - Он ведь не станет перед нами отчитываться, кто мы такие? Посчитал нужным – и ушел. Кто знает, какие у него дела могли появиться? Мы и так места себе не находим, дядюшка даже пристрастился к чаю из собачьего корня. Серо почти физически ощущает, как расслабляются мышцы, как наваливается на плечи тоска и приятная печаль. Он готов обнять двух этих мужчин и того – третьего, что хлещет чай. Они все сейчас в одной лодке, и Телдрин благодарен Лоэрну, что он на борту этого судна не один. - Я допросил стражу, и мы точно знаем, что господин покинул город, - Аргис скребет ногтем этикетку на пустой бутылке. Айкантар касается рукой запястья северянина, и данмер вежливо отводит взгляд. - Выходит, Лоэрн может быть где угодно, - мечник с трудом сглатывает кислую слюну, мнет пальцами переносицу. - Аргис, не завалялось ли в кладовке сиродильского бренди? - альтмер, не отнимая ладони от хускарловой, чуть сжимает пальцы. Мечник наблюдает за реакцией норда и самодовольно хмыкает. Он знает эту игру, выучил наизусть плавные обольстительные движения высоких эльфов. Эти ребята умеют добиваться своего. Он сочувствует северянину, он – завидует. Аргис поднимается из-за стола, скрывается в дверях гостиной. Ему совсем не хочется оставлять их наедине, но и возразить он не может, не имеет права, не хочет. Эльф тянется к данмеру, почти ложится грудью на столешницу, начинает торопливо шептать: - Я знаю кое-что. - М? – Серо невольно подается навстречу. - Вы с Архимагом ходили в Рангвальд, так? Так вот, мне известно, что он донес вас от самих руин почти до городских конюшен. Вы можете себе представить такое? – эльф мечтательно вздыхает, - Я не знаю, что там произошло, но, по слухам, лицо Архимага и его физическое состояние представляли из себя нечто ужасное. Подробностей я не знаю, Аргис знает, но он даже мне не рассказывает. - Ты сказал – лицо? – наемник забывает о приличиях, нутро сворачивается скользкой холодной змеей. - Да, насколько я слышал, - он продолжает возбужденно шептать, - Это так романтично! Вы не беспокойтесь, он непременно к вам вернется. Мы говорили с ним об этом, и… Хускарл недоверчиво оглядывает собеседников, бутылка бренди с глухим стуком опускается на стол. Айкантар, отпрянув от редоранца, натягивает самую обольстительную улыбку, на которую способен: - Я так благодарен тебе, Аргис, - эльф едва не хлопает в ладоши, - давайте скорее выпьем за исцеление нашего доброго друга! Воины переглядываются, вздыхают – каждый по-своему. «Ты с таким смаком бросаешься в дворцовые сплетни. Видимо, тебе очень тоскливо тут жить, малец, - усмехается мысленно мечник». Он видит, каким взглядом северянин смотрит на взбалмошного юношу, и тут в пору сочувственно похлопать по плечу: попался. - Ну, вздрогнем, - разлив бренди гостям, Аргис поднимает стопку. Все трое синхронно глотают обжигающее пойло: Айкантар – морщится и выдыхает в рукав, хускарл невозмутимо утирает рот огромной ладонью, Телдрин выуживает кусок куры из пирога, закусывает. - Архимаг прикончит нас, - весело констатирует альтмер, глаза его хмельно поблескивают. - Так, а делать-то что будем? – норд хрустит пореем, чешет косматую голову растерянно, - Не мог он далеко уйти, он не взял с собой сумку, даже в дорожное не переоделся, только сапоги натянул. Может он в борделе каком расслабляется, а мы тут места себе не находим? Айкантар с таким наслаждением пинает хускарла под столом, что, кажется, вздрагивают тарелки на каменной столешнице. Северянин пристыжено разливает новую порцию бренди. - О, - мечник усмехается горько, почти жутко, - будь оно так, мы бы об этом уже узнали. К тому же, ты сам сказал – Лоэрн покинул город. - Так и что же?.. – альтмер опустошает еще одну стопку, - мы будем сидеть и просто ждать? Может, разослать гонцов по владениям? - Тогда он нас точно прикончит, - Серо пьет, громко ставит пустой стакан, - Еще и припечатает сверху тем, что вмешиваемся в официальные дела Коллегии, - данмеру очень хочется сплюнуть, но он вовремя вспоминает о приличиях и чужом гостеприимстве. Норд пожимает плечами: - Я остаюсь на посту хускарла, спустя столько лет только потому, что не лезу в его дела и не задаю лишних вопросов. Господин поумнее нас всех вместе взятых, он в таких местах бывал, что и представить страшно. Среди городских ходят слухи, что этот дом охраняют исчадия Обливиона и даэдра пойми кто еще. Я не знаю, какая у тана репутация в других владениях, но контракт по его душу возьмет только самоубийца. «Уничтожить Лоэрна способен только сам Лоэрн, и это у него неплохо получается, - горькая мысль дергает за уголок губ». Айкантар клюет носом уже после третьей порции бренди. - Зачем же ты постоянно носишь эту ужасную твердую броню? - эльф пытается уложить голову на хускарлово плечо так, чтобы стальной обод нагрудника не впивался в макушку. - Никто в здравом уме все равно сюда не вломится, - он зевает, блаженно улыбается. Телдрин высыпает из трубки истлевший табак в пустую миску, нервно дергает ногой. Перехватывает взгляд Аргиса, кивает в сторону спален. - Пойдемте со мной, - норд пытается подняться, не уронив ученого, - вам нужно прилечь. Оставайтесь на ночь здесь, утром приготовлю вам говяжий бульон. Не стоило вам мешать бренди с вином, - он обхватывает огромной ручищей эльфа за талию, придерживает второй за запястье. Айкантар что-то мурлычет под нос и смеется, хватаясь за северянина, а данмер пытается понять, сколько притворства в этом внезапном опьянении. Вспоминает, какими порциями хлещет вино Лоэрн – разум его всегда остается ясным. «Может это вампиров алкоголь не берет? Пойди тут разберись еще». Он ждет хускарла в столовой, раздраженно постукивая пальцем по столешнице, методично затягиваясь трубкой, разглядывая опустевшие полки. Двемерский дом живет своей жизнью: автоматические механизмы гоняют живительные соки по медным трубам, пискляво жужжат мерцающие лампы. Норд, возвратившись, трет покрасневшую щеку, ставит новую бутылку сиродильского. Наливает себе, Телдрину. Зрячий глаз поблескивает в неровном свете. - Я так понимаю, - он прочищает горло после порции бренди, - вы хотели со мной поговорить. - Хотел, - Серо отпивает из приземистого кубка, смотрит твердо в суровое лицо северянина, - только, Азуры ради, давай без формальностей. Мы оба воины, а я на дух не переношу дворцового этикета. Аргис, хохотнув, соглашается. - Расскажи мне все с самого начала. И не прикидывайся, ты прекрасно понимаешь, о чем речь. Я должен знать, и я имею на это право. - Насчет права, - хускарл смотрит в кровавые глаза наемника немигающим взглядом, - я бы мог поспорить. Телдрин усаживается удобнее, упирается локтями в столешницу, чуть подается вперед. - Как думаешь, Лоэрну сильно понравится, если кто-то из нас умрет в поединке? – он кровожадно склабится. Северянин обреченно вздыхает, запускает пятерню в отросшую гриву. - Твоя правда, - басит, насупившись, - но, как я уже говорил, я не сую нос в дела Архимага. - Хорошо, - данмер откидывается в стуле и затягивается, - но меня это тоже касается. Я имею право знать, что со мной произошло, как я очутился в этом доме и где, раздери меня Дагон, мой клинок и доспех. - Ааа, - тянет хускарл, чешет пшеничную бороду, - так ты и в самом деле просто наемник… Ума не приложу, зачем тану понадобился телохранитель, - бубнит задумчиво. – Если дело в оплате – назови цену, я дам тебе, сколько нужно. В отсутствии господина я распоряжаюсь имуществом. Доспех твой я отнес кузнецу, броня была в плачевном состоянии. Наверное, она уже готова, я завтра спрошу у Мота. А вот клинка никакого не было… Назови цену, и я возмещу тебе стоимость, - он деловито разливает бренди по кубкам, - я не знаю, какая у вас договоренность с архимагом, но ты можешь уйти, если не хочешь его дожидаться. Он годами тут не появляется, иной раз. Редоранец резко поднимается, ударив кулаками столешницу. Вилка на серебряном блюде жалобно позвякивает, часть напитка выплескивается, впитывается неровной кляксой в льняную салфетку. - Я буду ждать, сколько потребуется. Буду искать, сколько потребуется. Буду отрабатывать кров и еду, сколько потребуется. Если ты вздумаешь мне помешать, мы узнаем, чьи потроха длиннее. Так что подотрись своими расписками и отвечай на мои вопросы, - цедит данмер, выплевывая каждое слово, и Аргис почти слышит, как скрипят и чиркают друг о друга его зубы. - Сядь и выпей, - норд указывает на стул, - остынь, я расскажу. Северянин смотрит ровно и твердо, не дрогнув и мускулом, не дернув ни одним сухожилием. Он видит ярость и отчаяние на изможденном болезнью лице, решимость и гнев в пылающих красных глазах. Данмер шумно выдыхает и – повинуется. - Я не знаю всего. Однажды ночью мы с ребятами патрулировали улицы: я, знаешь ли, хожу в караулы, когда тана нет в городе. Ночь была тихой, распогодилось. И тут, откуда ни возьмись, мы услышали ужасный вой и грохот, будто небеса разверзлись. В тот раз я впервые увидел дракона. Можешь мне не верить, но я как сейчас помню эти гигантские крылья и душераздирающий рокот из его огромной утробы, - хускарл отпил из кубка и мечтательно уставился в содержимое. – Он парил над воротами – так высоко! Кружил, расправив чудовищные крылья, а мне дух сперло от страха и восторга. Ну тут уж часовые навели панику, давай его стрелами поливать и бегать, размахивая факелами. Гнали его через конюшни и фермы, до восточного склона за городом – там на вас и наткнулись. «Ну конечно, - Телдрин мысленно усмехается, - какое совпадение, надо же!» - А дальше? - А что дальше? Я тебя отволок до дома, Руст помог господину добраться, - норд пожимает плечами. – Выглядели вы оба паршиво: ты был без сознания и в изодранном доспехе, тан – в крови с ног до головы и с таким лицом, будто в рукопашном схлестнулся с психом каким. Я тогда еще подумал: неужто драугры так избили? Быть того не может… Скорее, наткнулись по пути или в крипте на головорезов – такие отбросы, что злокрысы – везде добычу отыщут. Телдрин хмурится, задумчиво ерошит отросшие волосы на затылке, с сомнением глядит на собеседника: - То есть, Лоэрн тащил меня от Рангвальда почти до городских конюшен – ты это хочешь сказать? Ты видел его вообще? А я в полном комплекте был, я это хорошо помню. «Может, дремор своих сподобил?» - Так вот и я засомневался! Чтобы альтмер, да взрослого мужика в полном доспехе! – низкий голос зазвучал оживленно, возбужденно. - Но, семерыми клянусь, когда мы вас нашли, больше поблизости никого не было! У тебя такая дыра была в нагруднике, будто клинком насквозь пробили, а поди ж ты – ни царапины! Серо глотает бренди, стягивает через голову рубаху, принимается себя разглядывать: грудь как грудь, никаких тебе новых шрамов, даже волосы на месте. Черная бровь изгибается, мечник недоуменно смотрит на норда. - О чем я и говорю! – Аргис ставит кубок на столешницу, роняет на пол недоеденный кусок лепешки. - А у архимага лицо всмятку и с десяток выбитых зубов! И кровищи на затылке столько было, что волосы в комок слиплись… Ты что, ничего не помнишь? Телдрин щелкает суставом, трет нижнюю губу указательным пальцем, медленно качает головой: - Помню, как мы добрались до последнего чертога, как открыли саркофаг и выпустили тварь. До этого – драугров рубил, - он пожимает плечами, - не было там никаких головорезов, только мертвяки… - Так и вот, - хускарл вещает оживленно, почти тараторит, - а тан мне потом и говорит: ты, мол, избавься от всего этого, - он обводит руками столовую, - и вещи мои сожги, кроме накидки. Его правда, одежда была безнадежно испорчена, а с накидки я до сих пор пятна вывести не могу, чтобы ткань не испортить. А старые вещи архимага мы с Айкантаром почти все выгребли. Теперь в доме так пусто и необжито, что эхо гуляет, брр… «Такое количество бренди кому угодно развяжет язык». - Старые вещи архимага? – мечник сглатывает неприятный ком в горле, запивает сиродильским. - Ну да, данмера того, бывшего архимага… - Аргис запинается и принимается нервно разглядывать собственные ладони, - пожалуй, это я уже лишнего сболтнул… - А с поклажей что? – данмер старается удержать эмоции, стреножить срывающийся голос, - у Лоэрна в сумке были важные… записи. - Все на месте! Твоя сумка в спальне, тан свою бросил в гостиной. Вот насчет меча твоего – чего нет, того нет, - норд неловко пожимает громадными плечами. Данмер находит глазами лоэрнов рюкзак, поднимается из-за стола, тяжело переставляя ноги. - Спасибо, - бросает Аргису через плечо. Он идет к очагу мучительно долго, словно поднимается на эшафот. Садится на пол подле дальнего кресла, подтягивает сумку за ремешок бережно и нежно, словно она – единственное, что осталось от любимого друга. Книги, свитки, пустые склянки, резной гребень, старинный амулет – все перепуталось в ткани Морокеи. Телдрин вынимает маску, и желудок скручивает от вида кровавых отпечатков на жреческом лике. Тут же – бархатный мешочек, туго набитый золотыми монетами, пустой зачарованный сосуд с засохшей красной струйкой на боку. - С чем он ушел, ты знаешь? – голос мечника тихий и тусклый, словно шорох маленького зверька в полуночной траве. - Откуда мне? Я отлучился на полчаса, а как вернулся – его и след простыл. Тан сидел в домашней робе, босиком, когда я последний раз его видел. Сапоги вот старые пропали – это да, а остальное на месте, вроде бы, - норд виновато ерзает на стуле, крутит в ручищах пустую бутылку. - Может он в гости к кому наведался, а мы тут голову ломаем… - он шумно сопит. - Ладно, я в городе поспрашиваю завтра. - В Маркарте не любят чужаков. - А где ж их любят? – огрызается мечник. - Ты это, - северянин подходит к сидящему на полу Телдрину, хлопает ладонью по плечу, - не надумывай плохого. Вернется он, сердцем чувствую, - он пытается ободряюще улыбнуться – выходит скверно. Серо благодарно жмет хускарлову руку: - Иди уже, а я тут посижу немного. - Там это, - Аргис кивает на буфет, - если чего горячительного захочется. Поленья на подставке вон там, если озябнешь. Доброй ночи, - он сжимает плечо мечника и скрывается в спальне. *** Телдрин слышит, как бурчит в дальней комнате сонный Айкантар, как с тихим лязгом кладет северянин нагрудник подле кровати – звуки отчетливо и ярко гуляют по камню полупустого дома. - Куда же ты пошел, Лоэрн? – шепчет мечник, касаясь лбом полированного металла Морокеи. Он понимает, что архимаг мог отправиться к какому-то очередному Фалиону или Колсельмо, взять извозчика и уехать в Коллегию или – в любой другой свой дом или убежище. Но сознание подбрасывает четкую картину блуждающего в лесах джерольских гор юнца – отчаявшегося и одинокого. Серо закрывает глаза, сильнее прижимая к лицу маску, глотает сдавленный хрип. - Так, мне бы полешек подбросить, - взглянув на полуистлевшие головешки в очаге. - И это мне тоже пригодится, - выудив из буфета пузатый сосуд мацта, - не серчай уж, архимаг. - Давай разбираться. Может, ты мне хоть подсказку оставил? – бормочет под нос, методично вытряхивая из мажьего рюкзака содержимое. Камни душ, походная резная коробка с ингредиентами, увесистая старая книга, в которой наемник не может разобрать ни слова. Стопка писем, перетянутая куском веревки, три связки ключей: «на кой ляд они тебе, ты же все двери магией вскрываешь?» «Ну ты и барахольщик, архимаг, - отбрасывая в сторону светящийся двемерский куб». Записная книжка в кожаном переплете: формулы, заметки, даты. Четыре пузырька с мутной жидкостью, холщовый мешочек с перетертыми травами, склянка огненной соли. Амулеты и кольца, горсть засохших снежных ягод в кармане, чернильница, потрепанное перо, алмазная фигурка в форме драконьей лапы. «Да ты просто находка для мародеров, глупый эльф! – сетует наемник, поддевая ногтем застежку на внутреннем кармане». Представив, как мародеры в ужасе разбегаются при виде двух даэдрических воинов, суеверно открещиваясь, данмер тихо смеется. Ему хочется обнять все это барахло, прижать к груди и в голос разреветься. Ему хочется расцеловать романтичного юнца, что таскает с собой эти милые побрякушки и строит из себя неприступного Архимага. Во внутреннем кармане лежат только две вещи: пожелтевший, свернутый вчетверо клочок бумаги и каменное кольцо, испещренное древними нордскими узорами. - Благослови тебя Азура, - шепчет редоранский воин, когда разворачивает карту жреческих захоронений. *** Лоэрн не может вспомнить, как преодолел путь до Валтума. Кажется, он вырубил по пути парочку саблезубов, религиозного фанатика и трех разбойников, устроивших засаду. Он чувствует, как чужая кровь припадочно мечется в жилах, как впиваются в спину резные выступы нордской двери. Он видит скелет, задремавший на каменном кресле. Температура падает на десяток градусов, световой шар трепещет от энергетического резонанса. Скелет обретает форму – мерцающую потусторонним сиянием, полупрозрачную. - Уходи, чужак, - далекий голос с трудом продирается сквозь потоки времени. - Здесь обитель зла. Всей земле будет грозить опасность, если оно вырвется отсюда. Вампир ухмыляется кровожадно, почти облизывается: - Давай выясним, кто из нас большее зло. Он колдует два ритуальных заклинания: драконью плоть и освобожденного дремору – все, на что хватает магического запаса. Он не взял с собой зелий, не взял Морокеи. Телдрина. Ночью энергия Этериуса восполняется слабо, неохотно, постепенно. Он ведет языком по сухим губам, предвкушает первоклассную резню. «У тебя даже кинжала нет при себе, - слышит маг печальный голос Толфдира». - Я голыми руками их растерзаю, - шелестит нежить в темноте крипты. Он не зажигает факелов и свечей на стенах погребальных залов. Ночной охотник – бесшумно и уверенно передвигается в густой черноте и смраде древних мертвецов. Он видит четко, различает силуэты стражей, слышит липкую поступь истлевших ног. Он вздрагивает, когда над правым ухом ощущает зловонное дыхание мертвеца, он хохочет, когда дремора проламывает драугру череп. В груди – бурлит и клокочет, он будто горит заживо. Истязать нежить – вовсе не то же самое, что вонзать когти в живую жертву. Лоэрн представляет горячую кровь на руках, страх и надежду в широко распахнутых глазах, вздох наслаждения - когда клыки вонзаются в шею. - YOL-TooR-Shul! – огненное дыхание лишь усиливает пожарище в груди, горло саднит и сковывает тугим узлом. Мертвецы ступают из ниш, тянутся к древним словам, драконьему наречию, чистому первородному пламени. Удары секир и топоров сыпятся со всех сторон, маг вертится волчком в темноте чужой могилы, броня вспыхивает, слепя, от каждого удара. «Ты такой красивый, когда улыбаешься, – слышит он низкий баритон редоранского воина». - Особенно с выбитыми зубами, не так ли, Серо?! – он вонзает пальцы в тощую шею, цепляется за трахею, выдирает вместе с тем, что осталось от легких. «Ты умрешь в этой крипте, мой мальчик, - качает призрачной головой Савос Арен». - Буду рад, если все вы, наконец, оставите меня в покое. - Телдрин Серо, - он вытаскивает мерцающий холодом голубой глаз из трухлявой черепушки, - лучший меч Морровинда. - Савос Арен, - свирепым движением он сдирает часть нагрудника вместе с обмотками кожи, - глава Винтерхолдской Коллегии. - Анкано, - он выдергивает руки из плечевых суставов, рвет сухожилия, - юстициар Альдмерского Доминиона. - Мирабелла и Фаральда, Энтир и Толфдир, Колсельмо и Фаренгар, Валмир и Ондолемар, Дельфина и Эсберн, мать и отец, Алдуин и Акатош – кого я упустил? – вырванные с мясом ногти саднит, пламя разрастается, выжигает изнутри, неупокоенные тела шевелятся и корчатся под сапогами. Он запинается об одно из них, он – падает и больше не может подняться. - Ауриэль солнцеликий, я так устал… - узкая грудь опускается и замирает. Старые мертвые руки цепляются за голени и запястья, тянутся к шее и рвут волосы. Лоэрн закрывает глаза. - Отец мой Акатош, если они раздерут меня на части, я все еще буду чувствовать это? – он сжимает окровавленными пальцами ткань одеяния на груди. – Мое сердце болит, душа – болит. Я все сделал, давно исполнил свое предназначение. Освободи меня. - Ты умрешь, Лоэрендилл, - пространство мерцает, замедляется и замирает. Монах-псиджик тянет руку, ждет своей ладонью ладонь архимага, - Но не здесь и не сейчас. - Я умер несколько десятков лет назад, Куаранир, - альтмер грустно улыбается, - я так хочу поселиться вне времени, подле Авгура. Пребывать в блаженном всеведении и отстраненности. Я хочу покоя, мой друг. - Отсчет твоей временной линии возобновится, - Куаранир качает головой, опускается на колени, - уже сейчас Мундус нестабилен, временные потоки – соприкасаются. Если ты останешься тут, дракон прорвется. Мы не можем этого допустить. - А если я скажу, что мне плевать на Прорыв Дракона? - Тогда ты будешь жить с нашей помощью и против своей воли, Архимаг. Процесс уже запущен, мне очень жаль, - монах вздыхает и берет альтмера за руку. - Вы лишаете меня права распоряжаться своим существованием? - Мне очень жаль, - повторяет псиджик и исчезает, запуская пространство и время. Мертвые руки – не шевелятся. Архимаг лежит посреди горы трупов, и грудь его продолжает вздыматься. Сердце – качать чужую кровь. Лоэрн помнит начала своего пути, начало их пути. Как нанял данмера с Солстейма – он тогда по-настоящему этим гордился! Данмер, да с Морровинда! Вот смеху-то. Помнит, как кольнуло в груди, когда впервые увидел лицо мечника. Как вскружил голову первый поцелуй. Он знал, что виной недавнему – Отар, но зерно сомнения стремительно прорастало, пускало корни в изъеденной предательством груди. Он не мог забыть ярость и ненависть на лице напарника, он каждым мускулом помнил жестокие удары и гортанный смех в клокочущей груди. Он впервые смог признаться, что ему больно, что хотелось любви. Что страшно, когда ласкающая ладонь бьет по лицу. Он чувствует, как в цитадели мрака и смерти выпускает первые лепестки трогательный и хрупкий цветок сострадания. Впервые в жизни – к самому себе. Он переворачивается на живот, подтягивает ноги, встает на колени. И снова он – дракон, что держит в зубах потоки времени, несет на своих могучих крыльях остов бытия и мироздания. Оперевшись о черную перчатку дреморы, он поднимается на ноги. И если бы Алдуин хоть раз обмолвился, насколько тяжела ноша Первенца Акатоша, приговор бы его был куда более милосердным.