Конарик

Едва ступив в верхний чертог крипты, мечник проваливается в скорбь, потусторонний холод, спертый затхлый запах. Пламя факела трепещет, разгоняет черные тени. Напарник сидит на древнем каменном троне, безвольно свесив голову набок. Кости прежнего стража гробницы тут же, вокруг: маг прижимает бедром ветхий череп так, что у того посыпались зубы. Последняя маска покоится на голых мажьих коленях, мантия небрежно распахнута. Телдрин делает шаг навстречу. Два, три. Веки архимага неподвижны, грудь – тоже. Бледная кожа, синие губы. Наемник снимает рюкзак, ставит подле – на мерзлую старую землю. Он так скучал – не выразить словами. Он гладит эльфа по голове, невесомо касается ледяной щеки. - Господин мой, - шепчет тихо, - мой милый Лоэрн, я так волновался. Эльф дергается, как от пощечины. - Я не умер, - равнодушно констатирует, - я не могу умереть. - Я счастлив это слышать, серджо, - мечник касается губами бескровных губ, обнимает острые плечи, - нам нужно уходить отсюда. Ты можешь встать? - Я не хочу уходить, - ровным бестелесным тоном отвечает маг, - здесь мне самое место. - Посмотри на меня, - Телдрин отстраняется, целует закрытые веки, - возвращайся ко мне, серджо. - Слишком яркий свет. - Тогда просто поднимайся, я помогу тебе, - данмер берет альтмера за запястье, чуть тянет на себя. Лоэрн выдергивает руку, открывает покрасневшие глаза. - Серо? – звук тот, что шорох пергамента в старческих пальцах. - Да, - мечник улыбается, гладит ледяные руки, растирает под свободными рукавами мантии, - ты тут совсем замерз, выйдем на свежий воздух? Сегодня такой красивый закат, тебе понравится! Пойдем домой, погреешься у очага. - Я не мерзну, Серо, тебе ли не знать об этом, - голос Лоэрна выцветает, тускнеет, растворяется в гнетущей тишине гробницы. - Точно, это я сглупил, извини. Иди сюда, - он кладет голову мага себе на плечо, оттягивает ткань ворота. - Что ты делаешь? – напарник упирается ладонями в грудь Телдрина, пытается оттолкнуть, - Я разве не говорил, что не хочу твоей крови? Данмер отстраняется, проводит рукой по отросшему ирокезу. Разворачивает пристегнутый к рюкзаку спальник, усаживается в ногах архимага. Порывшись в сумке, извлекает зачарованный сосуд, наполненный свежей кровью, тянет альтмеру: - Возьми хотя бы это. - Я не голоден, Серо, оставь меня в покое. Мечник вздыхает. - Ты знаешь, сколько дней прошло? Ты ел четыре дня назад. Выпей, прошу тебя. - Уходи, - маг вяло отмахивается и закрывает глаза. Время тянется немилосердно долго, ворочается грузно, словно медведь в берлоге. В твердой непроницаемой тишине слышны лишь тление обмотки факела и равномерное дыхание наемника. Он осторожно, словно полуночный домушник, разглядывает острое изможденное лицо мага, пальцы и колени его, спутанные волосы, голые лодыжки, торчащие из старых сапог. Он улыбается, умиротворение большой теплой волной укрывает грудь и живот, скручивается, собирается в сердце огромной неумолимой любовью. Он отрицал и сомневался, спорил с собой и опровергал. И сейчас, столкнувшись лицом к лицу со своим наваждением – он проиграл. Или выиграл? Он усмехается, сворачивает пробку с бурдюка. Глотает обжигающей суджаммы. Его место – подле архимага, и пусть это будет крипта, безмолвные воды Обливиона или маленький дом в глухой деревушке. - Серджо, - голос его глубокий и хриплый, - пойдем со мной, - он целует холодную мажью коленку, берет в руки узкую ладонь. Лоэрн смотрит сверху вниз мерцающими золотом глазами, едва шевелит окоченевшими пальцами: - Ты знаешь, Серо, если вампир долго не питается, он впадает в летаргию, - сухие губы двигаются неохотно, звук с трудом достигает телдриновых ушей, - засыпает глубоким долгим сном, на десятилетия, столетия. Что он видит в своих снах? Безмятежны ли они?.. Я хотел бы узнать… Тени изысканно сплетаются со словами, очерчивают брови, изогнутую линию век, западают в уголки губ. Таинство, мистический ритуал, неспешное извлечение души. Мечник понимает, о чем толкует напарник: он сидит в древнем кресле правильно и красиво, старинной гравюрой, акавирской фреской, если угодно. Телдрин не знает этого, ему не с чем сравнивать, он чувствует темной частью своей души, знанием собственного народа, мудростью поколений. Впервые за все время древнее и могущественное взирает на него – нечто, что старше гор и ледников, старше рода эльфийского и человеческого. Он страшится и благоговеет, он преклоняется и бежит в первородном ужасе. Ледяные оковы схватываются на горле, окольцовывают естество, а мимолетная жизнь ничего не может противопоставить. Маленькая, крошечная сущность эльфийская сидит против неминуемой гибели, и кожа ее покрывается мурашками. - Серджо… – только и может вымолвить наемник, перенимая тягу к тишине, влечение к благодатной пустоте. - У меня много времени, у тебя – его нет вовсе. Черные росчерки на данмерском лице словно горят, вгрызаются в кожу, прорезают ее угольными клиньями. Темное и светлое, жизнь и смерть – в замкнутом круге мироздания, в месте, где гуляли мертвецы и произносились богохульные слова. Где заживо повешенные и распятые по сей день хрустят костями в черных оковах. Красные глаза сверкают в полутьме вожделенно и безжалостно, холодные руки обнимают последнюю маску: - Телдрин Серо, редоранский наемник, лучший меч Морровинда. Ты возник подле меня, дабы прервать мою жизнь, но рука твоя дрожит. Я отпустил тебя, освободил от бремени и клятвы, но ты вновь ищешь встречи со мной. Воистину, данмеры – удивительный народ. Что нужно тебе в этом чертоге? Какие слова ты хотел от меня услышать? - Я хотел быть подле тебя до последнего вздоха, - мечник смотрит пристально в мажье лицо, ловит глазами затуманенный взгляд напарника. - Ты можешь остаться, покуда голод не сведет одного из нас с ума - и твое желание будет исполнено. - Если придется – я так и сделаю. - Твои слова ничего не стоят, наемник с Солстейма, - голос архимага ровный, тихий. Взгляд бессмысленно блуждает по темному своду гробницы, - ты клялся, что будешь защищать меня, но отвернулся, стоило моей сущности возобладать. Тогда, в Теснине Грабителя, помнишь? – слова эти более остального напоминают Телдрину неразборчивый лепет умирающего – скрипучий, сухой, дерущий горло говорящему. - Помню, - смиренно признает данмер, прикладывается к бурдюку с суджаммой. - Помнишь ли ты, как сжимал рукоять меча там – на постоялом дворе в Солитьюде? Этот клинок я вручил тебе в знак признательности и благодарности, и ты поклялся на нем в преданности. Ты хотел зарубить меня, я знал это, и я позволил бы тебе, и я позволил, - слова наскакивают друг на друга, высказанные торопливо, возбужденным шепотом. - Помню. Маг утвердительно кивает, будто самому себе, зябко поджимает костлявые ноги. Данмер видит движение это, с содроганием смотрит на острые колени и бесконечные пальцы, что любовно ласкают маску Хевнорака. Лоэрн замолкает, неясная улыбка блуждает по сухим губам – он шевелит ими, но - ни единого звука не нарушают покоя и тишины крипты. - Мутсера? – осторожно зовет наемник. - М? – альтмер вскользь цепляет размытый образ данмера, дергается – будто проваливаясь в сон. – Ах да. Помнишь ли ты, что было в Рангвальде? Телдрин отрицательно качает головой. - Что ж, - вампир облизывается, скомкано усмехается, - твое неведение благостно. Вот и Архимаг Арен, в свое время, отправил меня на верную гибель, но умер прежде, чем сумел насладиться триумфом. - Ты выжил тогда в Лабиринтиане, - подмечает данмер, ежась от холода и сырости. - Да? И где я сейчас, по-твоему? Жив ли я, как думаешь?.. Кованые шестерни вращаются грузно, неохотно в незамысловатом мозгу наемника, но одно он видит ясно: его вновь сравнивают с Савосом Ареном, и этот раунд, по всему выходит, остался за старым магом. Он не понимает, как связан Рангвальд и слова о бывшем архимаге, но знает наверняка– сейчас Лоэрн ему не ответит. Что-то неприятно зудит в дальнем углу сознания, мечник хмурится, не может ухватиться за ускользающую догадку. Ему нужно выманить альтмера из треклятой крипты: данмер не силен в стратегическом планировании, но в засаде может сидеть сутками. Он знает – силы не равны. Стоит ему поднять руку, попытаться вырубить или оглушить – вновь прослывет предателем, того горше – испепелённым предателем, изрезанным на куски дреморами или истерзанным вампирскими клыками. Если бы Лоэрн действительно хотел, чтобы Телдрин ушел – разговор был бы куда короче. Если бы ненавидел – убил бы на месте. Терпение стремительно покидает редоранского наемника, он нервно ерзает на спальнике, сгребает в кулак самообладание и – смиренно терпит. Стоит ему выйти – хотя бы и по нужде – и он не найдет вампира в запутанных коридорах могильника, и начнется игра по совсем другим правилам, архимаг ясно дал понять. Серо надеялся, что осады получится избежать, не готовился к подобному исходу. Он вздыхает, прикидывает количество припасов: пара поленьев, вяленая говядина, три лепешки, четверть круга соленого козьего сыра, бурдюк суджаммы, склянка с водой и бутылка вина. Он чешет небритую щеку, он знает – дольше трех дней ему не продержаться, он умрет от обезвоживания. - Послушай, серджо, - Телдрин теребит кожаные ножны стального меча, одолженного у Аргиса, - ты сам говорил, что мы на финишной прямой. Все почти закончилось, последняя маска – у тебя на коленях. Пойдем, довершим начатое. - А дальше что, Серо? И Телдрин понимает, что главный вопрос уже прозвучал. Он боялся услышать эти слова, он – надеялся их услышать. У него был десяток вариантов ответа, но каждый - содержал в себе архимага. Это – страшнее, чем взойти на эшафот под последними лучами тусклого северного солнца. Страшнее, чем стать частью пепелища в храме Истребований. И он берет все свое мужество и отвагу, и он – отвечает: - А дальше – мы с тобой. Он, закашлявшись в кулак, поднимает густой кровавый взор на напарника: - Твоего ответа я не знаю. Извиняй, архимаг. - Что ты сказал? – Лоэрн удивленно вскидывает брови, в неровном свете факела кажется, будто угловатая фигурка его подается вперед. - Я сказал, что я всегда буду подле тебя. Я остался с тобой не ради контракта, золота или славы. Как мы выяснили, ты прекрасно помнишь Солитьюд, а значит, - данмер откидывается назад на вытянутых руках, смотрит в лицо своей погибели, - должен помнить и мое признание. Ты имеешь право меня прогнать, а я имею право не уходить, - он пожимает плечами и отхлебывает из бурдюка, облизывает губы. – Если ты хочешь остаться здесь – так тому и быть. Огромного усилия стоит альтмеру совладать с голосом и ладонью, коей тянется он к лицу – зажать рот, смять собственные губы, удержать беспомощный стон. Здесь и сейчас он – единственное чудовище, и у Телдрина есть полное право его убить. - Я, как и весь мой народ, презираю нежить и любое надругательство над жизнью. Но я влюбился в тебя, - наемник тихо смеется, подается вперед, целует альтмерову коленку, - и я ненавижу тебя, но не из-за вампиризма. Я ненавижу твою любовь и преданность Савосу Арену. И архимаг смотрит на трогательное соцветие жизни, и карает себя небесным проклятием. Он, возомнивший себя сыном бога, всесильной дланью Акатоша, бессмертным владыкой времени – оказался обыкновенным негодяем, утратившим ценность чужой жизни. Ему и в самом деле бы остаться в могильнике – душа его зловонна и черна, и любой некромант побрезговал бы касаться ее. Телдрин же… - Знать не хочу, о чем ты сейчас думаешь, - мечник открыто и беззлобно улыбается напарнику, - сделай милость – убей быстро, - и наемник обнимает мажьи ноги, кладет голову на острые колени. *** Предел тлеет и нежится в закатных лучах, янтарный и розовый воздух выстилает склоны скал, сверкает, отраженный заснеженными вершинами. Сизые ягоды можжевельника гнут хрупкие ветви кустарников, тянутся к сухой желтой траве. Грудь данмера взрывается восторгом, свежий ветер перехватывает дыхание. Наемник сжимает тонкое эльфийское запястье крепко, по-свойски. Раскосые зеленые глаза щурятся от яркого сияния жизни, обнаженные участки кожи горят от прикосновений солнцеликого. Они оба знают: миг этот не продлится долго, звезда вот-вот зайдет за горизонт, а долина погрузится в сумеречный туман. Длинные тени проглотят и снег, и горы, укроют ночных хищников и каменные утесы. Мир высокого эльфа теперь чудовищно большой, необъятный, красивый. Жизнь возрождается внутри пламенным светом, золотым тугим шаром в груди – греет мертвое тело. Альтмеру хочется танцевать на вершине Глотки мира, обнимать бесконечно длинными руками падающий снег, северное небо, невесомые потоки Этериуса. - Ты был прав, - шепчет он, - мне нравится. Напарники спускаются к тракту, бредут, неспешно, к городским воротам, переговариваясь и замолкая, споря и хохоча. Лоэрн смотрит на хитиновую перчатку, намертво сцепленные пальцы на собственной руке. На довольное лицо напарника, на ткань Хевнорака, что покачивается у коленки в такт его шагам. Он чувствует благодать Акатоша, знает, что запустил ход времени в нужную сторону, свернул в правильном месте. Он смеется звонко и высоко, звук тот, что хрустальный колокольчик – и Телдрин непременно оборачивается, ищет взглядом источник мелодии. Маг поверил наемнику с Солстейма, он принял чужую руку и вышел из могильника. Поддался слабости или – нашел новый источник силы? Дракон времени довольно раздувает ноздри, и архимаг возвращается к той точке, где хвост и голова ящера соприкасаются. Бесконечный цикл, выдав пару холостых оборотов, нагнетает давление в агрегатах и анимункулах, разогревает жидкости в трубках и – запускается вновь, приводя в движение сложный механизм. *** Влиндрел-холл тяжело вздыхает, когда за эльфами закрывается дверь. Каменный дом полнится уютной полуночной тишиной, мерным шелестом догорающих поленьев. Эльфы крадутся к господской спальне, что юнцы, возвратившиеся домой позже оговоренного часа. Уже далеко за полночь, ночные улицы Маркарта - пусты и безлюдны, и напарники без труда проскользнули мимо городской стражи. Никто не хотел выслушивать отповедь Колсельмо - по крайней мере, этим вечером. Дверь в хускарлову комнату приоткрыта, и альтмер останавливается против нее на мгновение, качает головой: вот, мол, как ты стережешь мое имущество. Наемник давится смехом, когда скрипит дверью буфета, звенит тремя бутылками аргонианского, а Аргис особенно громко всхрапывает. Данмер увлекает за собой архимага, прижимая вино к груди. Лоэрн колдует покров тишины, и они бесшумно скрываются за двустворчатой дверью спальни. Серо бросает бутылки на кровать, и, скинув со спины поклажу, заваливается сам, не потрудившись снять сапог и, раскинув руки, хохочет. Альтмер хмурит светлые брови, переплетает руки на груди, но, не сдержавшись, смеется вместе с наемником. Хевнорак отброшен к умывальнику, грязная мажья мантия – туда же. И, сверкая голой задницей, архимаг принимается рыться в платяном шкафу, извлекая разномастное цветное тряпье одно за другим. Стягивает сапоги, пристраивает на ворохе старой одежды. Очищает тело чарами, набрасывает на плечи красную мантию с золотой оторочкой. Телдрин смотрит на него с кровати, подперев рукой голову – любуется. Маг поворачивается к напарнику – посвежевший, живой, сверкает яркой зеленью глаз, так красиво подчеркнутой багрянцем одеяния. - Открывай вино, наемник, - Лоэрн, улыбаясь, затягивает пояс робы, откидывает волосы с плеча, - будем праздновать. Мечник сворачивает пробку аргонианскому кровавому, ставит бутыль на прикроватную полку. Альтмер устраивается на подушках, вытягивает ноги, разминает пальцы. С тихим хрустом суставы встают на места, блаженно выдохнув, эльф прикладывается к вину. Он наблюдает, как Серо ослабляет ремешки, снимает наручи, нагрудник: густые, почти белые ресницы благоговейно обрамляют росчерки век. В этот раз – они на равных, и Телдрину нравится это чувство. Данмер знает: Лоэрн навсегда останется его господином, но теперь у архимага нет полномочий прогонять, повелевать или приказывать. Он раздевается до нательной рубахи и домотканых штанов, усаживается на кровать, поджав под себя ногу. Жестом просит вина – маг передает ему бутылку. - Ты не голоден, Серо? Данмер отмахивается: - Потом поем, дай передохнуть. Мышцы приятно горят, расслабившись, пропуская тепло нагретого дома и хмеля. Плечи опускаются, наемник шумно выдыхает, перекатывая во рту кислый напиток. Время остановилось, мгновение – замерло. Он закуривает трубку, удерживает в легких дым, выпускает тонкой струйкой меж губ. Оставив за плечами погосты и дороги, постои и поединки, они могут, наконец, вдохнуть полной грудью тепло домашнего очага и – выдохнуть. Телдрин треплет мажью ступню, словно она – верный пес, встречающий его после странствий на пороге дома. Серые пальцы выделяются на бледной коже красиво – Серо нравится. Данмер лениво оглядывает гладкие надменные стены, геометрически правильные потолки, медные трубы и светильники. Он бы предпочел дом из бревен и камня, с окнами и двором. За пределами города, на лесной опушке, может, вдали от стражников и торговцев, постоялых дворов и лоэрновой славы. - О чем задумался, Серо? – Лоэрн дергает ступней под данмеровой ладонью – требует вина. - Да дрянной это, все-таки, городишко, - мычит наемник, посасывая трубку. – И окон у тебя тут нет. Пусто, что эхо гуляет, - он тянет аргонианское магу. - Да, у двемеров было своеобразное понятие об уюте, - Лоэрн тихо смеется. Телдрин вытягивается на кровати, передает альтмеру трубку: - Поставь на тумбочку. Волнения и усталость наваливаются на крепкие воинские плечи, Серо вдыхает запах свежих простыней, мажьей мантии и табачного дыма. Мысли тянутся лениво, медленно, угасая на середине. - Извиняй, архимаг, я засыпаю, - бубнит он в подушку и – отключается. Лоэрн гладит напарника по плечу и голове, пропускает через пальцы нечесаные космы, неспешно тянет вино. Серо, закинув руку на мага, прижимается лбом к бедру. Неровное данмерское лицо бугрится в тенях комнаты, и, кажется, будто темный эльф сурово хмурится во сне. Маг, усмехнувшись, прикладывается к горлышку. Телдрин влюбился в него. Телдрин хотел, чтобы альтмер вышел из крипты, чтобы они вместе вернулись в город. Там, в чертоге, наемник хотел, чтобы вампир насытился кровью, и он – насытился. Теперь же мечник покладисто и покойно лежал подле мага, и невыразимая злоба пожирала мажью душу. Ощущение, что снова попался, поддался, пошел на поводу у сиюминутной слабости. «Ты ведь и сам знаешь, ты не смог бы оставаться среди мертвецов вечно». Чей это голос? Лоэрн не способен более различать их – слишком много сущностей внутри наставляют, советуют, осуждают. Ему хочется поцеловать Телдрина в висок, ему хочется разбить бутылку об его безмятежную голову. Он приказал избавиться от вещей Арена, и Аргис исполнил приказ. Альтмеру не стало свободнее, ему стало – пусто. Ткань телдриновой рубахи шероховато скользит под пальцами, массирует подушечки. Мечник дышит глубоко и спокойно, и тепло проникает сквозь мажью мантию, расползается по коже пожарищем. Покой и безмятежность обрушиваются на архимага, словно молот на наковальню. Он удивленно смотрит на напарника, на собственную руку, на чужие губы и изящные эльфийские уши. Вкус вина становится ярче, и теперь он – выпуклый, сверкающий, словно рубин сложной огранки. Собственные конечности четкие и осмысленные, будто призрачный силуэт, обретший форму и резкость. Временные и магические потоки сливаются в один, впадают в глубокие соленые воды бесконечного моря, и Лоэрн вдруг понимает, что сейчас три часа ночи, а сегодня – Лордас, 12 Последнего Зерна. Вспоминает, что родился 9 числа Середины года. От души смеется: архимаг Арен был старше него и без вампиризма. С содроганием понимает, что не познал и толики одиночества бессмертных. Вспоминает отца с матерью: что, если кто-то из них все еще жив?.. Что получили родители в обмен на сына? Сухой официоз Доминиона, рапорт о гибели или дезертирстве? Пытался ли брат найти его, знал ли о его судьбе? Они оба служили – так что же рассказывали ему о той треклятой экспедиции? Откуда взял Лоэрн имя свое, так ли называла его мать с рождения? Тогда, на допросе перед казнью, он назвался тем именем, что первым пришло в ум. Настоящее ли оно? Он бежал всю жизнь, скрывался от прошлого, семьи и Талмора, не допускал и мысли об Алиноре. А теперь… Лоэрн переводит взгляд на напарника, душа переполняется нежностью. Данмер заземлил его рокочущую молнию, и взгляд альтмера прояснился, сложное – упростилось. Маг улыбается и ерзает на подушках, тянет затекшие ноги, стараясь не потревожить напарника. *** - Телдрин… - шепотом, пока мечник медленно, наслаждаясь, целует альтмерово плечо. Истома пробуждения сладко тянет мускулы и конечности, данмер наваливается на напарника, нахально трется пахом о бедро. - Телдрин… - громче, почти возмущенно, когда серая ладонь скользит под отворот мантии, массирует плавно и требовательно крепкую грудь. - Телдрин! – когда голоса за закрытой дверью приближаются, звучат громче и отчетливей. Створки с грохотом отворяются. - Не дом, а проходной двор, - ворчит наемник, зарываясь носом в мажьи волосы. - Как это понимать?! – Колсельмо почти визжит, врываясь в спальню. Аргис с Айкантаром застывают в проходе: юный эльф вежливо отводит взгляд, лицо хускарла заливает густая краска. Лоэрн спокойно взирает на собравшихся, мечник недовольно зыркает с кровати. -Мы поздно возвратились, - архимаг говорит ровно, характерно растягивая слова. – Чем обязан, мой дорогой друг? - Чем обязан?! – старый ученый едва не задыхается от возмущения, - Да мы тут все места себе не находим! Я половину города на уши поднял, а ты заявляешься, как ни в чем не бывало, никого не оповестив!.. - Напоминаю вам, что вы врываетесь в мою спальню в моем же доме, - Лоэрн смотрит на собравшихся ясным взглядом, не потрудившись поправить одежду. – Если у вас есть вопросы, давайте обсудим их за завтраком. Аргис, изволь подать на стол. Чуть позже мы к вам присоединимся. Хускарл, растерянно кивнув, удаляется исполнять распоряжение. Айкантар тянет дядю за рукав, гневный взгляд Колсельмо скачет с Лоэрна на Телдрина. Архимаг обворожительно улыбается, обнимая напарника за плечи. Приосанившись и выругавшись, ученый покидает спальню, громко хлопнув дверью. - Это он на двемерском сквернословит, - смеется альтмер. Мечник откидывается на подушках и принимается дико хохотать. - Как думаешь, - отсмеявшись, мечник поднимает мерцающий кроваво взгляд, - если я возьму тебя прямо сейчас, - он недвусмысленно толкается возбуждением в мажью ногу, - мы успеем к завтраку? - Я уважаю Колсельмо, - Лоэрн отстраняется, отбрасывает в сторону шерстяное одеяло, спускает на пол босые ступни, - продолжим, когда будем в более уединенной обстановке. Телдрин утвердительно кивает: он слишком хорошо знаком с альтмерским этикетом, воспитанием и чинными расшаркиваниями. - Добро, - мечник разминает затекшие мышцы, распластавшись на кровати, - ты иди, я поваляюсь еще. Краем глаза он видит, как оглядывает напарник себя придирчиво, как обвязывает вокруг талии золотистый пояс, разглаживает оторочку мантии. Берет с ночного столика резной гребень, расчесывает спутанные волосы. Архимаг нагибается, одной рукой оперевшись о тумбочку, шарит рукой под кроватью. Светлые пряди падают на лицо, он машинально заправляет их за ухо. Вытаскивает узорчатые тапочки с длинными загнутыми носами, засовывает в них босые ступни. Есть нечто соблазнительное в мажьих неспешных движениях, и Серо переворачивается на живот – в паху все еще тянет. - Увидимся за завтраком, - голос у мага смешливый, чуть надменный. И мечник подминает под себя скомканное одеяло. *** - Таки почтил нас своим присутствием, - ворчит недовольно Колсельмо, заедая медовую плюшку куском эйдарского сыра. - И вам доброго утра, друг мой, - Лоэрн усаживается напротив ученого, подтянув длинную ткань одеяния. Айкантар с кислым видом жует печеную картофелину, косится то на дядюшку, то на архимага. Хускарл продолжает водружать на стол подносы и блюда с едой: копченый окорок, кростаты с ягодами и яблоками, сладкие рулеты, сыры, фрукты, бараньи ребрышки. - Аргис, мы готовимся к нашествию голодной орды? – благодушно вопрошает альтмер, наблюдая за растущей горой яств и частоколом бутылок. - Нет, просто бесполезный твой хускарл пытается загладить вину таким неуклюжим образом, - пожимает плечами старый ученый, самозабвенно наполняя кубок вином. - Довольно, Колсельмо, - Лоэрн вздыхает, - Аргис, будь добр, садись завтракать, пока стол не проломился. - Вот, - придворный маг шлепает тугую стопку писем на лоэрнову тарелку, - сдается мне, пока кое-кто изображал из себя чудовищно занятого и незаменимого героя, он запамятовал, на мгновение, что и некоторые обязательства у него имеются. Альтмер, скривившись, тянется за вином: - Это что еще такое? – брезгливо разглядывает бумаги, подцепив двумя пальцами за узел перевязки. - Ваша корреспонденция, дорогой архимаг. Покуда мы вас разыскивали, я направил запросы во все владения. Сведений не получил, зато потянулись гонцы с разных концов провинции, - тон Колсельмо недовольный, ядовитый. Лоэрн хмурится, поднимает глаза на собеседника. Взгляд его – ровный, безразличный. Прямая осанка звенит предостережением. - Кто вас просил делать это? – архимаг говорит медленно, негромко, вибрируя интонацией, словно змея перед броском, - Вам прекрасно известно, что я не распространяюсь о своих перемещениях. - О, мне это прекрасно известно, дорогой друг, иначе бы мы не искали вас в каждой городской канаве! – возвысив голос, Колсельмо яростно опускает кубок на столешницу, расплескав вино. Из рук Айкантара выскальзывает вилка, со звоном падает на серебряное блюдо с остатками картошки. Лоэрн откидывается на спинку каменного кресла, неспешно подносит бокал к губам, делает маленький глоток: - То была ваша прихоть, дядюшка, - он щурит раскосые глаза, - не моя. - А еще вы вмешиваетесь в официальные дела Коллегии, - весело подмечает данмер, усаживаясь подле напарника. – Ну в самом деле, от ваших разговоров живот сворачивает. Вилки вон дребезжат от напряжения. Северянин бледнеет. Айкантар, закашлявшись, давится злосчастной картофелиной. Брови Колсельмо ползут вверх, он открывает-было рот, но звук его дребезжаний тонет в высоком звонком смехе. Все четверо смотрят на Лоэрна, который, едва не поперхнувшись вином, хохочет, запрокинув голову. - Он прав, дядюшка, - осмелев, подает голос юный ученый, - Все живы, архимаг вернулся, стоило бы отпраздновать… - Превосходная идея, - поддерживает мечник, укладывая себе на тарелку кусок окорока, сыр, лук-порей и пару лепешек. - Спасибо за письма, друг мой, - улыбка Лоэрна теплится пониманием и благодарностью, - я знаю, ты волновался. Прости за это. Я отлучался по важным делам. Телдрин бросает короткий взгляд на напарника, вцепившись зубами в кусок мяса. Колсельмо надменно фыркает, отпивает из кубка: - Кто бы сомневался. А оставить записку гениальному магу ума не хватило. Серо почти хрюкает, пытаясь проглотить жесткое мясо. Архимаг пинает его в лодыжку. - Очень кстати, что мой наемник оказался куда сообразительнее моих коллег-ученых, - Лоэрн улыбается обворожительно, изысканным жестом салютует дядюшке наполненным бокалом. Колсельмо, позеленев, поднимается из-за стола: - В таком случае, мне стоит вернуться к исследованиям. Оттачивать острие ума, так сказать. Избавь меня от своего общества на сегодня, - бросает он побледневшему племяннику. – Доброго дня, господа. Приосанившись, придворный маг покидает трапезу, показательно громко хлопнув массивной входной дверью. - Кошмар, - констатирует мечник с набитым ртом, - Как ты его выносишь? На вот, выпей, - он протягивает Айкантару открытую бутыль черноверескового, - я из нее не пил. Юный ученый благодарно принимает мед, залпом опустошает половину пинты. - Не хочу в замок возвращаться, - тянет он плаксиво, с тоской разглядывая этикетку. - И не надо, - Лоэрн улыбается, покачивает вычурным тапочком, закинув ногу на ногу, - оставайся, помоги Аргису подготовить все к ужину. Ты правильно сказал, нам есть что отпраздновать. Аргис, ты почему притих? - Где вы были, тан? – низкий голос норда гудит виновато. – Я даже не слышал, как вы вернулись. Как я могу охранять ваш дом? А если бы это были грабители? Никудышный из меня хускарл,– он, насупившись, склоняет голову перед архимагом. - Будет тебе, Аргис, - маг касается резной пластины наруча, - я использовал «приглушение шагов». Ты не смог бы нас услышать, даже если бы захотел. К тому же, я установил охранные чары на дом, а ты превосходно управляешься с хозяйством и патрулем. - Дядюшка с утра уже устроил Аргису выволочку, - встревает вмиг осмелевший Айкантар. - А кому не устроил? – хохотнув, парирует мечник. – Расслабься, мужик, все путем. Воспрявший духом хускарл благодарно трясет мажью ладонь, племянник старого эльфа отводит взгляд. Данмер готов поклясться – северянин вот-вот готов был пустить скупую слезу из уцелевшего глаза. - Итак, друзья мои, - Лоэрн отнимает руку, - что вы желаете на ужин? Аргис, будь добр отыскать в запасах коловианский бренди, изгнание теней и мягкий козий сыр – это пожелания от меня. Насчет остального решайте сами. - А бататы имеются? – деловито интересуется наемник, набивая трубку табаком. - В прошлом месяце все выкинул. Если заказывать, привезут только на следующей неделе. Я не ценитель морровиндской кухни, а господин… - Ну и ладно, - спешно перебивает Телдрин, выдыхая дым через ноздри, - тогда мне все равно. - А я бы крабовых лепешек поел, они у тебя превосходные, - мечтательно тянет юный эльф. Северянин густо краснеет, чешет космы суровой ручищей: - Это можно устроить. - В таком случае, меня ждут письма, - архимаг поднимается со стула, прихватив связку посланий и остатки Сурили, - спасибо за трапезу, Аргис. Оставляю все на вас. - Благодарю за гостеприимство! – Айкантар встает в знак уважения. Телдрин удаляется вслед за напарником. *** - Ну и что там у тебя? – мечник раздраженно вертится у зеркала, орудуя бритвой. Жесткие черные волосы падают на пол. - Ничего срочного или сверхважного: Вайландрия из Рифтена в очередной раз запрашивает Сердце Лорхана для своих экспериментов, близ Саартала вновь проблемы с троллями и ледяными привидениями, у Нелота закончились сердечные камни и запасы собачьего корня, а наш давний знакомец благополучно добрался до Коллегии, - архимаг сидит с прямой спиной, убрав серебристые волосы в высокий хвост, окунает, время от времени, перо в чернильницу. - А, тот парнишка, на которого мы близ Морфала наткнулись? В разбойничьем лагере? – Телдрин размахивает лезвием с остатками мыльной пены. - Он самый. Толфдир пишет, что паренек подает надежды. Кстати, - Лоэрн с любопытством наблюдает за данмером, старательно выбривающим ирокез, - мне всегда было интересно, почему ты носишь такую прическу, - он чешет нос кончиком пера. – Это имитация гребня на ординаторском шлеме? - Разумеется, что же еще? – саркастически кривится наемник. - Тьфу на тебя, - маг возвращается к бумагам. Серо ополаскивает бритву в умывальнике, оставляет на бортике – чтобы просохла. Отирает полотенцем остатки пены и волос. Проводит ладонями по гладко выбритым вискам, придирчиво разглядывает собственное отражение. Подходит к напарнику со спины, кладет ладони на плечи, наклоняется к островерхому уху: - Мне нравится, когда ты убираешь волосы, - он касается губами шеи, челюсти, основания черепа. Альтмер дергается, инстинктивно напрягает мышцы, перо замирает над бумагой. - Что не так, серджо? – наемник обеспокоенно разглядывает эльфа из-за плеча, массирует пальцами мускулы, - Почему ты избегаешь меня? - Избегаю? – вопрошает маг, не повернув лица. – Я ведь пошел с тобой, и я здесь. Он накрывает своей ладонью ладонь мечника, камни в кольцах сверкают в искусственном двемерском свете. Серо касается сухими губами холодных пальцев, обнимает свободной рукой поперек груди: - Тогда посмотри на меня. Лоэрн поднимается с каменного кресла, разворачивается. Разница в росте – и мечник касается острого подбородка кончиком носа. Эльфийские глаза тлеют нежной зеленью и глубокой печалью. Архимаг ступает назад в попытке отстраниться, натыкается на тяжелую двемерскую столешницу. - Ты и сейчас убегаешь, - росчерки татуировок чернеют фоядами сожалений на скалистом лице. Альтмер левой рукой отодвигает письма к краю. Позади стена и – бежать больше некуда. Тело наемника тлеет горечью, вожделеет пожарищем. Лоэрн знает – его не остановить. Время замедляется, а скованные пеплом пальцы развязывают узел пояса с золотым тиснением. Тонкая ткань распадается по обе стороны, параллельно бедрам. Отвороты мантии расходятся, что портьеры, овалы сосков темнеют окружиями на золотистой коже. Данмер поднимает руку, альтмер закрывает глаза. Телдрин смотрит на собственную ладонь, а густые кровавые капли падают на мажью грудь, ползут медленно по плоскому животу к поросли лобковых волос. Паховые сухожилия гудят натугой, готовые лопнуть от малейшего прикосновения. Мертвое сердце молчит, притаившись за частоколом ребер, вампирское тело не подает признаков жизни. - Серджо… - голос молящего о помиловании, стоящего на коленях в храме, ищущего подаяния. - Ты можешь взять меня, Серо, - маг поднимает левую ногу, цепляется ступней за спинку каменного стула, раскрываясь. Ладони мечника – по локоть в крови, двемерская столешница – алтарь для жертвоприношений. И он вновь заносит клинок, и вгрызается тот в костяной доспех, и проламывает его, насладившись упоенной мелодией боли. Вторят скорбью голые ветви, скребут в закопченные окна, что пальцы мага эльфийского о гномьи орнаменты. Движения данмера – сгорбленные, изломанные. Он прижимает длинную мажью ногу к своим бедрам, он обхватывает ощетинившуюся спину. Он силится обнять всего эльфа, согреть каждый кусок, вдохнуть жизнь своим грохочущим сердцем, обеими дрожащими руками. - Что было в Рангвальде, серджо? – он остервенело, одержимо целует тонкую шею, островерхое ухо, дышит скомкано и горячо, полыхает, обугливается. – Что я сотворил?.. Мышцы лица сползают с фрагментами кожи, белеет голый обод кости. Губы лопаются и сочатся густым соком, словно переспелые ягоды. Осколки зубов разбросаны по щекам белоснежными самородками с красной сердцевиной. Магу не нужно ничего говорить: Телдрин вспоминает все в жутких деталях, в омерзительных подробностях – краем взгляда встретившись с перекошенным болью лицом напарника. И сейчас, прижимая к себе благословенное тело, он сидит на костлявых бедрах и погружает кулаки в мягкое мясо любимого лица. Кости хрустят под хитином перчаток, собственный рот рвет экстатичный оскал, горячий язык скользит по пересохшим щербатым губам. Янтарное исцеляющее пламя сияет ослепительно, проклятое тело вампира – горит, корчится в агонии священного света, а неумолимые удары сдирают плоть с костей. - Ты был одержим Отаром, - произносит маг одними губами, голос его тихий исчезает в страшном нечеловеческом вопле напарника. - Ты какого ж даэдра ноги передо мной раздвигаешь, полоумный?! – Телдрин ревет, уперевшись лбом в костлявую лоэрнову грудину. Горячие слезы пятнают золотую оторочку. Спазм сковывает руки и плечи его, спину и бедра, пальцы на вычурной одежде. - Тебе мало Арена, кретин ты безмозглый?! - Телдрин… - маг беспомощно висит, зажатый данмеровым телом и столешницей. – Это не твоя вина. - Не моя?.. Не моя?! – наемник выпускает напарника из объятий, пятится, с ужасом уставившись на грубые ладони. – Мне никогда не смыть с них твоей крови, серджо… - Как и мне от твоей не отмыться. Лоэрн легким движением спускает багряную ткань с плеч, переступает через упавшее одеяние. Кожа отливает золотом, он распускает серебряные волосы. Движется медленно, почти танцует – и мечник глядит заворожено, как напарник садится на кровать, вынимает ступни из утонченной домашней обуви. Отбрасывает колючее шерстяное одеяло, ложится на небесно-голубую простынь из сиродильского хлопка. И ему вновь хочется кричать: ровно так ждал юный Лоэрн на ложе своего Архимага, ровно так смотрел на Арена, покуда тот выбирал подходящий инструмент. - Подойди, Серо. Мечник подчиняется, ставит колено на кровать. Пальцы – дрожат и искрятся, саднят искусанные губы, сердце заходится плачем. Он не может спорить, не имеет права сопротивляться. Лоэрн просит глазами и изгибами, разведенными ногами и красиво упавшими волосами. - Мне страшно, Телдрин, - он тянет мечника за запястья, - но я доверился тебе. Смотри, - он кладет серые ладони напарника на собственный живот, гладит ими грудь, имитируя ласку, - мое тело откликается. Ясное сознание и чувственное тело будто существуют отдельно друг от друга: только расширенные зрачки, разлитые черным до тонкой полоски радужки, выдают состояние напарника. - Твоя ненависть и ярость – плоды той боли, что я причинил тебе. И я принял эту боль, и ответственность принимаю. - Я ненавижу тебя именно за это, - мечник глядит на эльфийское тело с сожалением, с вожделением. Серые ладони проминают грудь, правая заходит на затылок, обогнув плавно шею, Серо наклоняется к губам, смотрит на приоткрытые, не встречаясь с глазами. – Ты водрузил на свои плечи ответственность за все: за драконов, Аренов косяк с Морокеи, его мудачество и зверские эксперименты, за того дикого вампира, что обратил тебя, и за мою ревность. Азурой клянусь, я бы не удивился, если бы ты нес ответственность за падение Великих Домов Морровинда, Красный год и Кризис Обливиона, - он усмехается, накрывает тонкие губы поцелуем, крадет невысказанные слова. Он отстраняется, прислоняет подушку к спинке кровати, садится подле мага: - Иди сюда. Лоэрн переворачивается на живот, подтягивается на локтях. Перекидывает длинную ногу через Телдрина, устраивается на бедрах. Серо сгибает колени, альтмер опирается на них поясницей. - Давай кое-что проясним, - ладони мечника покоятся на мажьих бедрах, он гладит большим пальцем струну паховой жилы, - мне нравится касаться тебя, потому что я люблю тебя. Это не значит, что ты должен переступать через себя. Не надо изображать шлюху, нам обоим это не по нраву. Альтмер хмурит светлые брови, словно силясь распознать слова, произнесенные на древнем неизвестном наречии. - Желание исходит отсюда, - данмер кладет грубую ладонь на грудь Лоэрна, - а не только отсюда, - он толкается возбуждением меж крепких ягодиц. - Почему ты молчишь? В щемящей дрожи изнеженных пальцев, в изысканном переплетении вен, ниспадающих на плечи волосах, опущенных ресницах сминалась, скукоживалась вечность, скручивалась пружина. В застывшем мгновении том, в безмолвных облаках полыхнуло ослепительно, земля раскололась от грохота. Карой небесною, дланью неумолимой, сокрушающей единственным небрежным движением города и поселения, людские жизни и души их, горы и материки – распрямилась пружина. И маленькие круглые косточки мажьих плеч повело чуть вперед, дернуло крохотно, тронуло остатками шторма. Застучало набатом по ту сторону ребер, исцарапало клетку, подтянулось на голосовых связках и – вырвалось, вывалилось, расправило крылья, вцепившись когтистыми лапами в мякоть нижней губы. Разлетелось потусторонним криком, вспорхнуло уродливым птенцом, теряющим перья с каждым ударом об исполинский камень гномьего замка. Понимает Телдрин: он отделил зерна от плевел, достал из скалы самородок, очистил от руды, огранил, взлелеял. Обнажив острый кадык, возведя взор к потолку, сжав коленями напарника – архимаг разрыдался. Любуется темный эльф, борется с позывом завыть в унисон. Принялся ловить бы и собирать крупные слезы, если бы не держал, вцепившись обеими руками, вибрирующее тело. - Я проткнул тебя мечом, - Лоэрн всхлипывает, содрогается, раскачиваясь в чужих объятиях, - дремора мой… пронзил тебя… - Будь я в здравом уме, - Телдрин прижимает к себе мага плотно, крепко, словно бы тот исчезнет, растает, если мечник на секунду ослабит хватку, - я бы сам на тот меч насадился.