Завтра не вечно

Надо судить человека, прежде чем полюбил его, ибо, полюбив, уже не судят. ©Марк Туллий Цицерон

      Неловкий, тихий смешок раздался в тиши замка.       — Я так и думал, — прошептал Малфой и обеими руками провёл по голове, крепко сжимая волосы. — Не нужно было про это даже заикаться.       Сердце Гермионы стало биться чаще. Воспоминания заполонили разум. Громкий голос Люциуса Малфоя, стоявшего рядом с Волан-Де-Мортом и звавшего Драко присоединиться. Грейнджер несколько раз быстро сморгнула, прогоняя вставшую перед глазами страшную картину.       — Нет, — она всколыхнулась, отойдя от шока. — Продолжай, прошу. Расскажи мне, неважно, кем был твой отец, важно то, кем в итоге стал ты.       Малфой посмотрел на неё пристально, вглядываясь в лицо, словно пытался найти ответы на миллионы вопросов.       — Мой отец настоящее дерьмо, — Драко вздохнул. — Но он всё ещё мой отец. Я ненавижу его.       — Но ты думаешь о нём, — Гермиона тоже посмотрела Малфою в глаза, тоже хотела прочесть его мысли по взгляду. — Волнуешься за него?       — Наверное, — слизеринец снова прошёлся рукой по волосам и нервно расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. — Думаю, да. Каким бы он ни был, он мой отец. Он воспитывал меня.       — Но?       — Но, — Драко нахмурил брови. — Я ненавижу себя за это.       — За то, что волнуешься за отца? — голос Гермионы сорвался, глаза покраснели.       — Да, — Малфой нервно бегал глазами по её лицу, она была очень расстроена, почти плакала. — Ненавижу себя за то, что не ненавижу его, как другие.       — Когда-то я тоже ненавидела себя, — первая слезинка скатилась по щеке гриффиндорки. — Я до сих пор боюсь об этом вспоминать.       — Ты расскажешь мне? — Грейнджер быстро кивнула, смахнув слёзы, но они всё текли и текли.       — Это не секрет, — она говорила тихим, срывающимся голосом, и Драко пододвинулся ещё ближе. — Когда мы с Гарри и Роном отправились за крестражами, мне пришлось стереть себя из памяти моих родителей. Сделать так, чтобы для них я не существовала.       — Но это опасно, — Малфой поражённо смотрел на неё.       — Знаю, за это я себя и ненавидела. Сначала мне было так… Больно. А потом я подумала — что, если не смогу вернуть их память? Наврежу им? Я даже не спросила их мнения, просто поступила очень необдуманно. Очень глупо. За это я себя и ненавидела.       — Но сейчас всё хорошо? — Драко пытался поймать глазами её взгляд, но она прятала его.       — Да, но, — она снова вытерла слёзы, — я до сих пор чувствую вину. Думаю о том, что могло бы случиться. Не могу смотреть им в глаза.       Малфой протянул руку, но на половине пути она дрогнула. Правильно ли он делает? Нужно ли это? Что будет, если он это сделает? Откинув все вопросы, он слегка дотронулся до её плеча. Гермиона вздрогнула, но руку не убрала. Её плечи слегка вздрагивали.       — Просто знай, — она вдруг посмотрела ему прямо в глаза. — Ты не должен ненавидеть или винить себя за любовь к своим близким. Разве это правильно? Если человек тебе дорог, ты не должен за это ненавидеть себя. Ты не виноват в том, что он сделал, и уж тем более не виноват в том, что ты любишь такого человека, как Люциус.       Маленькая слезинка проделала мокрую дорожку на щеке Драко Малфоя. Он моргнул, вытер щёку и выпил сливочного пива, поднявшись на ноги, обернулся.       — Спасибо тебе, что выслушала, — он слегка склонил голову набок, и прядь волос, выбившаяся из причёски, упала ему на лицо. — И за то, что доверилась мне. Для меня это, — он нахмурил брови, словно задумавшись, стоит ли это говорить, — важно.       Гермиона тоже поднялась на ноги, взяла из руки Малфоя бутылку, отпила немного пива и вернула ему.       — Тебе тоже спасибо за то, что выслушал, — она слегка приулыбнулась. — И за то, что доверился.       Она поправила мантию и, махнув рукой, ушла.       Пока она шла до комнаты, ещё долго не могла успокоиться и вытирала слёзы, которые всё лились и лились.