Уж замуж невтерпеж

Когда свекровь вышла из комнаты, Маша пересела с кровати в кресло. Это было очень «символично», и в другой раз она бы даже посмеялась. Но не в этот. А еще в глубине души она наделась, что Галина продолжит «не» контактировать с ней без особой нужды. Материнская забота из области «котик, смерь температурку» была бы сейчас похожа на хуево слепленный коллаж. - На, - Галина довольно быстро вернулась и протянула ей градусник. - Спасибо, - Маша засунула его подмышку и стала смотреть «сквозь» любимую свекровь, мечтая, чтобы она наконец куда-нибудь свалила. Но та определенно собиралась узнать Машину температуру. - Не пошутишь про то, что результат мне на почту скинешь? Да, они неплохо знали друг друга. Маша усмехнулась. - Хотела было. Опережаете, как всегда. - Поговорим? - Усугубит. Этому диалогу уже не хватало равнодушных скобочек в конце. - Я не хочу, чтобы ты меня избегала. Это неправильно. - Не правильно было лезть пальцами туда, куда не надо, - зло выплюнула Маша, решив побыстрее закончить с политесом. Хорош. Хочешь разговора? Будет те разговор. - Не помню, чтобы ты кричала «помогите», - Галина смотрела на нее, слегка склонив голову. В ее голосе не было ни иронии, ни раздражения. Он просто был. Таким она читала лекции. - Да, мне хотелось кричать кое-что другое, - она понимала, что перебарщивает с ахуительным малолеточным сарказмом, но ей было откровенно похер. Она устала. Внутри ничего не было. Только злость. Свекровь улыбнулась ей одними глазами. Это был взгляд, которого Маша хотела от нее «всю жизнь». Взгляд говорящий «я понимаю, насколько ты сходишь с ума, и мне это нравится, дай мне еще». Но для всего этого было поздно. Ужасно поздно, и Маша не почувствовала трепета, желания, вкуса этого взгляда. Только злость. - Я понимаю, что ты злишься… - Но не понимаешь, насколько. - Скажи мне все то, что хочешь сказать, - так же ровно произнесла Галина. - Да легко. Ты всегда вот этого хотела? Маша сцепила руки в замок. Сцепить бы губы… но не сегодня. - Да. Очень быстрый ответ. Маша искренне ожидала небольшой паузы. - А почему тогда не сделала? До того, как я вышла замуж за твоего сына. Или тебя заводило, что мы с ним будем трахаться в соседней комнате?.. Можешь дать мне по роже, хоть посмеемся. - Это успеется. Высокомерная усмешка госпожи. Базара нет, в институтские годы они могли неплохо поразвлечься. Только вот годы не возвращаются. А идут, бегут, а затем летят, словно снежный ком с горы. «Что же ты наделала? Старая ты сука!» Маше хотелось крикнуть ей это в лицо. Разбить об пол сраный градусник. Вдохнуть ртутный шарик. Сдохнуть, чтобы не убить ее прямо сейчас. - Я очень внимательно слушаю дальше, Галина Алексеевна… - Я не знала, как, - произнесла Галина с какой-то виноватой обреченностью. Похоже, госпоже самой было плоховато. К злости примешалось медовое злорадство. - Не, ты офигенно знаешь, как, - Маша вытащила градусник и посмотрела на него. – Тридцать девять и пять. Вызывай скорую, нахуй, - она откинулась на спинку кресла. Галина побледнела и вырвала у нее градусник. Тридцать семь и шесть. Она укоризненно посмотрела на Машу. Та следила за ней с довольной усмешкой. - Как же с тобой сложно, - она мягко взяла ее лицо в свои руки, а затем ощупала лоб. - Не надо меня трогать, - металлически процедила Маша, и усмешка сошла с ее губ. Они вытянулись в одну тонкую бледную нитку. Ее взгляд стал темным, пустым… нехорошим. Галина убрала руки, почти физически ощутив ее бешенство. Она знала ее давно, и знала, чем это обычно заканчивается. Эти приступы были не частыми, но они были, и с ними нужно было уметь сосуществовать. - Прости меня, - тихо проговорила она. Маша молчала, вдруг сделавшись какой-то бесконечно усталой. – Скажи мне, чего ты хочешь… как ты хочешь? - Галя, не надо, - Маша болезненно скривилась. Нет, она не станет просить ее унижаться. Это не то. Это не есть цель. - Мне нужно понять. Я живой человек… - Ты не ответила на мой вопрос про Игоря, - бесцветно проговорила Маша. - Я могу ответить за тебя, позволишь? Галина едва заметно кивнула. На ее лице было очень знакомое выражение. Человек, собирающийся принять постриг выглядит примерно так же. Маша любила это выражения. Тогда очень хотелось жалеть, гладить и бесконечно целовать. Только вот сейчас не хотелось. - Ты побоялась тогда. Я это понимаю. И должность у тебя не та, и страна у нас не та, да и я тот еще экземпляр. Щас одно, через час другое. Не самый обожаемый тобой вариант. Но тебя ведь никто не заставлял вступать со мной в какие-то супер серьезные отношения. Тебе надо было просто дать мне понять, чего ты сама хочешь. Ты ведь прекрасно видела, что я тусуюсь с Игорем, только из-за возможности быть поближе к тебе. Я приходила с ним, он рубился в доту, а я гоняла с тобой чаи на кухне. Меня не напрягало притащить ему пивка из холодильника, но мне было пофигу, есть он в этой квартире или нет. Как в здравом уме можно было пожелать своему сыну такую бабу? - Не всегда так было, - быстро и очень уверенно парировала свекровь. - Вы казались отличной парой. И он в тебя влюбился. Сильно. - Не гони сама себе, - Маша покачала головой. - Мы неплохо ладили, могли отлично провести время, он классный парень, но никто там в меня не был безумно влюблен. Никогда. Драмы бы не случилось, ты уж мне поверь. За ним такие телки бегали, сама что ли не видала? В рот ему смотрели. Выбирай любую. И он бы выбрал ту, которая любит его, а не его маму… Хотя понятно, что сей расклад не про тебя, - добавила она, ехидно улыбнувшись. - Мне нужно было подойти к собственному сыну и сказать обо всем об этом? – Галина нервно хмыкнула в ответ. - Нет. Тебе нужно было не ломаться, а трахнуть меня, как ты это сделала сегодня ночью. И тогда не вышла бы я ни за какого Игоря, и все были бы счастливы, - Маша недобро сузила глаза. - Ты не понимаешь. Здесь все очень сложно… - С другими-то, поди, попроще было. - Представь себе, - Галина холодно поджала губы. - Представляю, че. Тока я никак не пойму, почему сейчас тебе вдруг показалось все дохуя простым? – курить и заканчивать. Иначе она и правда ее убьет. - Сейчас ты взрослая женщина. - А тогда че? По старой «сто семнадцатой» боялась уйти? Мы не в школе были так-то. - Я боялась, что испорчу тебе жизнь. - Ебать, какая красота. А сыну можно? – Маша говорила просто и без издевки, попутно и совершенно трезво размышляя, как далеко готова зайти. - Маша… прекрати это. Это очень больно. Я понимаю, что ты считаешь, что я дерьмовая мать, - почти что умоляюще проговорила Галина. Ей было плохо, и Маша видела это. Она жадно пила эту боль, не в силах оторвать себя от исходившей кровью раны. - Я считаю, что ты дерьмовая свекровь. Пауза. Галина отошла к окну. Словно ища у него поддержки, сил для дальнейшего разговора. - А чего тебя, собственно, не устраивало? - она наконец повернулась к невестке. – Я все для тебя, живи – не хочу. Откуда эта неприязнь дикая, вечное желание из дома убежать? Только бы от семьи подальше, - Маша отлично знала этот тон, но не знала, что он настолько богат человеческими оттенками. Ей не давали этого разглядеть двенадцать лет. – Ребенку восемь месяцев, а она в Красноярск на две недели. Сиськи еще текут, но нам же денег мало, мы же побираемся все дружно. Всего не заработаешь. Да и кто тебе, в чем отказывал? Бери. Только живи спокойно. Будь матерью хорошей… женой. - Твоей что ль? Все для меня, говоришь? Ты окстись, Галя. Меня как из роддома выписали, ты мне слова доброго не сказала. Тебя как подменили. Я еще думаю, Господи, что я сделала не так? Вроде парня здорового родила, род ваш, сука, продолжила. Чем плохая-то вдруг стала? – Маша очень старалась не вскочить с кресла и не забегать по комнате, дымя сразу тремя сигаретами. – Да я в командировки сбегала, чтобы рожу твою недовольную не видеть. Ты вспомни, как ты себя вела. Помидоры на окне вяли от твоего взгляда ласкового. Я десять лет, как сыч на говне – злая, неудовлетворенная, с мигренью, блять. И вечно голосок плаксивый в голове страдает: «Галочка промолчала, Галочка отвернулась, не в духе опять мое солнышко. Может, я дохуя громко дышу?» Ничего не хочешь мне пояснить, Галина Алексевна? Может, я не одна тут биполярная? От продолжительной тирады у Маши пересохло в горле, но она не испытывали ни горечи, ни досады. Казалось бы, она так давно хотела все это высказать, слить. Но облегчения не последовало. Только пустота. - Мне необходимо было тебя отдалить, - как-то хрипло сказала Галина. Было ощущение, что ей не хватало воздуха. - Че так? Боялась, что у меня фляга брызнет, и я тебя в ванной изнасилую? Я вроде как ничего подобного не проявляла. Уважение и восторженное обожание. Только по голове иногда гладь. Я правда хотела жить с тобой душа в душу. Я уже не была твоей жопорукой студенткой, у которой возле твоего стола карандаши да мобильники подозрительно падали. Тема подобрать и на ноги твои красивые посмотреть, - Маша тепло усмехнулась воспоминаниям. Это были классные времена. – Я отдавала себе отчет в том, кто мы теперь друг другу. Даже сраных фантазий насчет тебя не было. Я норм, Галя. - Я не норм, - она почти что выкрикнула эти слова. – Ты не знаешь, что со мной тогда творилось. Она смотрела в никуда, все сильнее погружаясь в собственные воспоминания. И было видно, что эти воспоминания сильно отличаются от Машиных. Они были мрачными, болезненными, гнетущими. Маша чувствовала это физически. - Когда ты забеременела, я потеряла безопасный берег, понимаешь? Меня перекрыло. Я перестала осознавать, что ты жена моего сына, что ты с ним спишь, что у вас будет общий ребенок. Мне начало навязчиво казаться, что ты рожаешь мне. Помнишь, как я сюсюкалась с тобой? Ты была счастлива, тянулась ко мне. Не так как раньше, сильнее, невиннее, как к матери. А я начала ощущать, что ты моя женщина. И это не то, что трахнуть тебя на собственном столе. Это другое. Ты улавливаешь разницу, да? Маша почувствовала, как ее с размаху ударили в грудь кинжалом. Не сраным ножом, а добрым средневековым кинжалом по локоть. - Я ведь к Борисычу ходила. Еще один удар. Маша прекрасно знала, кто это. - Что смотришь? Думаешь, легко лучшему другу покойного мужа о таком рассказывать? – Маша не мигая смотрела, как свекровь крутит пояс своего халата. У нее тряслись руки. Сильно. - Да вот специалиста нет в Питере лучше…и вообще, наверное, нигде. Он мне тогда много чего дельного посоветовал, - протянула Галина с тяжелой задумчивой улыбкой. - Только выбрала я не то. И не в чем ты не виновата. Никакого повода во время вашей с Игорем совместной жизни ты мне не давала. Ты правильно провела границу, которая у меня стерлась. А когда вы расстались… - Ты любишь меня что ли? – Маша хотела спросить про физиологию, про человеческие отношения, про всякие там замещения и про другую злоевыебанную психологическую ересь. Но спросила только это. Потому что только это и нужно было спросить. Обеим нужно. Она выдохнула эти слова с такой болью и отчаянием, что Галина вздрогнула. Края ее плеч опустились, сделав ее ниже ростом. - Люблю, Маша, - глухо ответила она. Высохшая до дна, опустошенная. - Давно. В воздухе громко треснуло стекло. Если вдохнешь, то искромсаешь легкие. Маша чувствовала, как внутри нее расползаются швы. Столько лет… столько странных, изорванных, никчемушних лет. Это было их общее фиаско. - Но ты ведь не пожалеешь, - Галина горько усмехнулась. Ее голос сел практически до шепота. – Не умеешь ты… тебе всегда проще в машину прыгнуть, - она бессильно опустилась на кровать. - Не молчи хоть… Маша встала и в полуобморочном состоянии вышла из дома. В ее заложенных ушах звучал только брошенный ей вслед сдавленный всхлип. Она не могла говорить, не могла слушать и не могла целовать мокрое лицо, утешать боль, прижимать к себе любимую женщину… Она могла только прыгнуть в машину. -