Уж замуж невтерпеж

Галина была во главе стола, как и положено почетному юбиляру. С ее лица не сходила радушно-благостная улыбка человека, полностью и всецело довольного собой и результатами проделанного пути, длинною в шестьдесят лет. Периодически она поднималась со своего места, держа на весу бокал шампанского, который не пустел, благодаря сыну, сидящему по правую от нее руку. Сегодня он был особенно заботлив и почтителен. Не подчеркнуто и не на публику, а просто. От всей души. Сыновья любовь в его глазах мешалась с тревогой. Он жалел и боялся ее уходящих годов. Она неумолимо старела, и не в его силах было остановить или замедлить этот процесс. Наверное, в какой-то момент все дети начинают так смотреть на своих родителей. Еще одна дата, еще один год… еще один шаг к стене. Галина слушала очередного коллегу с повышенным вниманием. Тостующий методично перечислял все ее научные труды, заслуги и «великие открытия» в области прикладной физики. Говорил он с чувством, с толком, с расстановкой, словно читал доклад. От его негромкого, но хорошо поставленного голоса истинного лектора, хотелось широко и непрерывно зевать. Виновница же торжества благодарно кивала и сияла лицом, будто бы слушала долгожданное признание в любви. Уж чего-чего, а изобразить живой интерес к кому бы то ни было, она умела мастерски. — Заканчивал бы ты, Юрий Петрович, — тихо «в кулак» пробормотал Игорь, — аудитория уже бахнуть хочет и закусить. Галина бросила на него слегка укоризненный материнский взгляд, ласково говорящий «заткнись». Однако ее ноги на высоких каблуках были полностью солидарны. Еще минут пять и она свалится на стул, только бы не мимо, игнорируя все возможные этикеты. И черт ее сманил влезть в такие туфли. — В общем, что-то я увлекся, — Астахов несколько смущенно улыбнулся, — уж больно у нашей Галины Алексеевны много достоинств. Тут одного тоста не хватит, — он по-гусарски поднял бокал. — За тебя, Галочка! Бесценная ты наша! И глаз радуешь, и сердце. Для меня всегда тридцать тебе, ни годочком больше! — Спасибо, Юра, спасибо, дорогой, — Галина сделала глоток шампанского, поставила полупустой бокал на стол и подошла к нему. — Замечательные слова сказал. Они тепло обнялись и расцеловались. — Здоровья тебе, Галка, — уже привычным тоном сказал Астахов, сойдя с торжественного официоза. — В наши годы оно самое главное. — Это уж точно, — она согласно кивнула. — Как Валентина? — Шебуршится потихонечку, тяжеловато ей, конечно, но не жалуется, — он вздохнул. Приятное лицо слегка помрачнело. За последний год его жена переживала вторую операцию. Галина знала об этом наравне со всем коллективом. Не больше и не меньше. Астахов особенно не распространялся. Но она, как никто другой понимала его состояние, знала, что это за бремя. Ее муж почти три года боролся с раком легких, но болезнь, конечно же, победила. Они оба знали исход, но она мучила его бесполезным лечением, а он просто давал ей выполнять свой долг, не позволяя себе уйти, оставив ее с тем самым тягостным, калечащим чувством «я сделала недостаточно». Она ободряюще похлопала друга по плечу. — Все обойдется. Главное, что динамика положительная. Она у тебя еще молоденькая. Пятьдесят три — это что? — Галина задорно подмигнула ему. — Это херня, Юрий Петрович. Он улыбнулся и благодарно кивнул «спасибо за поддержку». Галина сама улыбалась и кивала сотни раз, пока муж был еще жив. А потом просто кивала в черном платке, принимая горькие соболезнования. Она вернулась на свое место, чувствуя себя старой и разбитой. Уже в который раз за сегодняшний день. Да уж, шестьдесят не пятьдесят. На целую десятку ближе к сотне. На очень ощутимую десятку. — Игоряшка, налей-ка тете Люде что-нибудь потяжелее, а то я булькаю уже этим шампанским. — Что изволите, Людмила Леонидовна? Виски-водка-коньячок? — нараспев пропономарствовал Игорь. Сегодня, по долгу службы, ему приходилось обхаживать двоих дам. Мать и ее лучшую подругу, а вернее сказать, лучшую из многочисленных приятельниц. Подруг у Галины не было по собственной принципиальной позиции. — А давай коньячка, — женщина махнула унизанной кольцами рукой. — Повышать плотность, так повышать. А чего, Марья твоя внука бабке на юбилей не привезет? Она обращалась к Игорю, но за него ответила Галина. — Привезет, едут уже. Рейс из Москвы задержали, — да, ей явно стоило больше стараться, чтобы скрыть внутреннее напряжение. Видимо, оно было настолько сильным, что прорывалось наружу сквозь макияж и напускную радость от посвященного ей торжества. Маша обещала приехать. Но ее все еще не было. Она прилетела утром, а поздравление от нее пришло ночью. Хочу быть первой, написала она и подмигнула смайликом. Само поздравление было трогательным и невинным, пожелания очень добрыми. Галина улыбнулась пухлому коту в розовой треугольной шапочке. В одной лапе у него были шарики, а в другой разноцветные ромашки. Он тоже от всей души желал ей «солнечных и радостных дней, улыбок и позитивных светлых людей вокруг». Галину тянуло написать ей, а лучше позвонить, в конце концов, она имела право знать про единственного внука. Конечно, Маша не могла его не привезти, несмотря на всю свою склочную нестабильность, она никогда не вела себя подло. Галина хорошо знала свою невестку, но в последнее время боялась, что рамки, в которых та удерживала себя в трезвом виде, размоются алкоголем, растекутся и смажутся, как туш на заплаканном лице. Сегодняшние реалии были таковы — Маша пила. Это не мешало ей работать, ходить в спортзал, водить машину. Она не начинала с самого утра и делала перерывы, но бывшая свекровь все чаще получала ночные сообщения, написанные по жуткой пьяни, за которые утром извинялись, а позже перестали. Галина чувствовала себя «недобровольным» висельником, стоящим на трехногой табуретке, которую в любой момент могли выбить из-под нее размашистым пьяным ударом ноги. — Галюнь, твое здоровье! Может с нами? — Людмила указала взглядом на свою рюмку. — Кровь разгонишь, а то ты что-то бледненькая какая-то. — А давайте, че, — Галина по ее примеру махнула рукой. Повышать так повышать. — Наливай, сынок. Игорь послушно разлил коньяк, у них с Людмилой это была уже третья, они дружно чекнулись и выпили по имеющемуся прекрасному поводу. Затем сын и подруга продолжили разговор, нить которого она не теряла чисто из профессиональной внимательности. От Маши, детей и внуков они перешли к их намечающемуся соседству — Игорь строил коттедж в Приозерском, недалеко от Людмилиного зятя. Они решили, что это славно. После третьей разговор зашел за термодинамику. Игорь ласково припомнил ей незачет, а она ему распиздяйство. Галина закусывала не от особого аппетита, а скорее от надобности. Кофе с утра и пара канапе на банкете. Зато шампанского в ней плескалось добрые полторы бутылки. Бесконечные тосты не давали ее бокалу простыть. Она жевала какой-то теплый салат, наблюдая за собственным юбилеем. Он казался ей экраном в кинотеатре. Этакое волшебное 3D с полным погружением в действо. Запахи еды, вина, разного парфюма, голоса гостей, разливающийся по залу смех, объятия — все было натуральным. И все же, это было кино, и Галина не чувствовала в нем своего присутствия. Она вдруг вспомнила, как встречала свои пятьдесят. В этом же ресторане, среди тех же людей, в большинстве своем список приглашенных остался прежним. Но все было иначе. Боже, как же все было иначе! Она была другой. Еще совсем не старость. Еще потанцуем. Десять лет прокатились по ней катком, вминая в асфальт. Потери, болезни, уход многих близких и друзей, нездоровые отношения с невесткой… усталость. Маша приехала в пять вечера, как по звонку. Она вальяжно шла вдоль столов, попутно здороваясь с теми из гостей, кто был в голосовой доступности, и с вежливой улыбкой кивая тем, кто сидел подальше. В руках у нее был букет из белых роз «любовь здесь в каждом лепестке», Маша — неизменная поклонница тяжелого рока, почему-то любила этот непритязательный попсово-шансонный хит. Толик обогнал ее и первым подлетел к бабушке, в руках у него был свой скромный букет, как видно, купленный на сбережения. — С Днем Рождения, ба, — он с искренней улыбкой вручил букет, а затем помялся и добавил, — будь всегда такой красивой и доброй. — Стих-то не будешь рассказывать? — шутливо спросила Маша, потрепав сына по плечу. — Три дня учил. — Вчера выучил, а не три дня, — Толик закатил Машины серо-зеленые глаза. — Расскажу потом, — мальчик с насмешливым недоверием огляделся вокруг. — Хорошо, ба? — Конечно, — Галина обняла внука. Здесь он был копией ее сына. — Спасибо, мой золотой, — она уткнулась носом в подаренный им букет. Он вкусно пах недорогими осенними цветами. — Поздравляю, Галина Алексеевна, — Маша следом вручила ей свой огромный букет, к которому прилагался мятного цвета подарочный пакетик, и обняла ее. Как всегда порывисто и крепко. Затем последовал нежный поцелуй в висок. Она никогда не целовала ее в щеку, в лоб, около рта, всегда только так. Кроме того единственного раза… — Спасибо, Машенька, — Галина почувствовала, как ее затрясло всем телом. Невесток не выбирают. Как смешно. У нее кружилась голова. — Здравствуй, Марья. — Мое почтение, Людмила Леонидовна, — Маша расположилась рядом со своим вторым любимым преподавателем. Галина, как в тумане, отдала букеты невесть откуда возникшему официанту. Хорошее обслуживание, как и всегда. Надо оставить отзыв… — Целоваться не будем? — Машин негромкий голос отдавал в пах. Не возбуждением. Болью. — Че ж не будем? — Галина наблюдала, как они обнимаются, сквозь ее сонную выпитую пелену. Звук негромкого вежливого «челомканья» резал ей слух. Маша интересовалась термодинамикой от всей души. Всегда. Что дико бесило. А может, она интересовалась профессором, что ее преподавал. Как хорошо, что у Людки дочка, вдруг подумала Галина, а то бы эта сучка вышла замуж за ее сына, подумала, и истерично рассмеялась внутренним смехом. Слишком много шампанского. Слишком много старческого идиотизма. — Подарок-то посмотрите, Галина Алексеевна? — Маша обратилась к ней, подперев подбородок кулаком. На ее лице читалось детское «ну, открывай, открывай скорее». -Ой, Машенька, извини, — спохватилась Галина. Пакетик так и стоял рядом с ней, в скромном ожидании хоть какого-то внимания. Бедолага. Как видно, Галина была слишком поглощена разглядыванием той, что его преподнесла. — Вот уж действительно, старость не радость, — она достала атласную коробочку и открыла. Кулон Тиффани в форме девятки. Символично. Галина родилась двадцать седьмого числа. Символ внутренней силы и высокого духовного начала. Маша увлекалась нумерологией, астрологией и прочей хиромантией, как и многие из ее поколения. Ее сарказм часто выдавал мысль, что свалить собственные промахи и неудачи на расположение звезд и сочетание цифр — самое милое дело. Галина аккуратно вытянула кулон из коробочки, двумя пальцами взявшись за тонкую золотую цепочку. — Надеть поможешь? — она демонстративно сняла с шеи собственное колье. А это что за ебучее представление? Галина поразилась сама себе. Даже с собственным мужем она не делала такой показухи. Но сейчас ей хотелось, жутко. Да и Маше хотелось. В ее глазах она заметила тот самый блеск, который любила и которого всегда добивалась. — Конечно, — Маша подошла и взяла из ее рук кулон. На ней были кожаные узкие штаны и сливочно-кремовая воздушная блузка с жабо. Матовая фуксия, любимый Машин цвет, вызывающе отделяла губы от бледного лица. Галина вдруг поразительно ярко представила следы этой помады между своими бедрами. Маша зашла сзади, нежно отодвинула ее волосы, стараясь не потревожить укладку, и застегнула цепочку. Она легко, ненавязчиво касалась пальцами кожи, а Галина вспоминала другие ее прикосновения и хотела их снова. Прямо сейчас хотела. — Нравится? — Маша склонилась к ее уху. — Да, — чуть хрипло прошептала Галина, отвечая совсем на другой вопрос. Опасная близость Машиных губ ей нравилась. — Я рада, носите с удовольствием, Галина Алексеевна, — голос невестки прозвучал отрезвляюще. Она намеренно, для публики, добавила громкости. — Спасибо, Маша, очень красивый, — в тон ей, произнесла Галина, тоже чуть повысив голос. Теперь ей самой казалось, что они переборщили с интимностью и на них все смотрят. Но никто не смотрел. Все вокруг пили, ели, смеялись и вели оживленные беседы. Кому и в голову пришло бы думать о свекрови и бывшей невестке в каком-то «не таком» контексте. На воре и шапка горит, с досадой подумала Галина, постепенно приходя в чувства от накрывшего ее морока. Она посмотрела на кулон, голубоватый сапфир мерцал ледяным светом, идеально к ее черному шелковому платью, а затем посмотрела на Машу. Та снова ворковала с Людмилой. Теперь она ухаживала за дамой. Отстраненный от своих обязанностей Игорь перекочевал к чисто мужской институтской компании, прихватив с собой скучающего Толика, наглухо «уткнутого» в телефон. Детей и подростков на этом более чем возрастном празднике не было. Дело шло к позднему вечеру и к завершению торжества. Еще пару раз стучали вилкой по бокалу, требуя тишины и внимания юбилярши, еще пару раз Галина вставала со своего места, принимая поздравления тех, кто не любит говорить громкие речи и предпочитает тет-а-тет, но гости начинали постепенно откланиваться, чему она была рада. Поскорее бы скинуть чертовы туфли и влезть в тапочки. В атмосферно приглушенном свете заиграла Wonderful Life, а по танцполу, в такт медляку, поплыла светомузыка и пары, желающие, кто романтики, а кто подрастрястись после пищевого и алкогольного обилия. — Ну что, мать, спляшем? — Игорь подошел к бывшей жене, игриво подмигнул ей и протянул руку. — Наша с тобою песня. — Пошли, раз уж песню вспомнил, — Маша приняла его ладонь и улыбнулась безо всякого кокетства. Тепло. Так улыбаются мужчинам, по которым все еще ностальгируют. — А я и не забывал, — он ответил ей похожей улыбкой. Галина наблюдала, как ее сын увлекает Машу за собой, как они гармонично сливаются с танцующими, совершенно раскованные, совершенно такие «как надо». Будто и не разводились. Между ними была своя тема, которую ей было «не просечь». Он по-свойски обнял ее за талию, а Маша обвила его шею. Они всегда танцевали именно так. И теперь тоже. И теперь. — И че разошлись, два дурака? — Людмила присоседилась к ней с бутылкой коньяка, в которой оставалось ровно столько, чтобы забыться. — Красивая пара, как были, так и остались. Че не поделили-то, Галь? — Да кто ж их разберет, — Галина пожала плечами, изображая классическую «маман». Ей было тошно. — Поколение долбаебское, — не от всей души констатировала она. На танцполе «зажигали» сироты. Оба потеряли отцов в совсем еще молодом возрасте. Мысль об этом забрала последние силы. — Люсь, давай еще по полтиннику, — вся надежда на коньяк. Дети обнимались слишком крепко. Галина не могла это видеть. — Давай, родная, за тебя, — Людмила протянула ей полную до краев стопку. Галина опрокинула ее с благодарностью. Обнулиться. Немедленно… — К информатичке зайди в понедельник, твоя тема, я не понимаю там нихера, — Маша курила в сторону от бросающего эту дурную привычку Игоря. — Зайду-зайду, — он следил в приложении за подъезжающим такси, а Толик тусовался рядом, в великом ожидании. Конечно, они не лягут спать, как приедут. Отец разрешит поиграть в приставку часов до двух ночи, потому что сам присоединится. — Толямба, не терроризируй батю, — Маша лукаво подмигнула сыну. — Да не буду, — он небрежно помахал ей рукой и обернулся к Галине. — Пока, бабуль. Галина снова приняла его в свои объятия. Давя в себе болезненное желание расцеловать от макушки до пяток. Вот так и распадаются семьи. Вот так просто. Раньше бы они сели в одно такси и просто уехали домой. Все вместе. А теперь… — Давай, — Галина потрепала его по отросшей модной пацанской прическе. — Пиши бабке-то. — Я пишу, — Толик снисходительно улыбнулся. Он довольно часто писал ей в вотсапе, хвастаясь хорошими оценками и порой присылал совсем уж малолеточные приколы, на которые Галина просто улыбалась, отправляя соответствующие смайлы. Она и Машины-то понимала не всегда. Приехавшее грязно-белое Киа Рио увезло от Галины и ее сына, и ее внука. Она стояла около кабака, словно неприкаянная. Обдуваемая всеми питерскими заунывными ветрами, которых не могло быть, и не было, в этот прекрасный сентябрьский вечер. — Домой? — Маша мягко обняла ее за плечи. — Да. Весь мир вдруг куда-то улетел. Померк. И она «опять и снова» почувствовала только одно желание. Галина плохо осознавала, как ответила согласием. Маша сама погрузила на заднее сидение все букеты и все подарки. Морок вернулся с небывалой силой. Они ехали под негромкую музыку Радио Релакс. Молча. Они остановись у ее подъезда. Маша негромко проматерилась относительно какой-то «жопой выставленной машины». Галина следила за ней глазами, но плохо улавливала слова. И это был не алкоголь. Маша открыла дверь своими ключами, и они в четыре руки и в несколько захода затащили весь юбилейный «скарб» домой. Маша забыла в ресторане только свой букет, словно намерено. — А свои цветы, что не взяла? — Галина наконец оторвала от своих ног издевающиеся над ней туфли. — Выеб такой? — она слезящимися глазами оглядела собственную прихожую. Ее крыло обратно. Она вынужденно «протрезвела» только для прощания с внуком. — Не унесла, пардон. Маша деловито хозяйничала в квартире, в которой прожила двенадцать лет. Галина сидела на тумбочке в коридоре, потеряв способность двигаться дальше, в тоскливом ожидании звенящей пустоты, которую оставит Маша, закрыв дверь с той стороны. — Так, цветочки я поставила в одно ведро, это уж сама завтра разберешься, какие куда, подарки все в гостиной, — она вышла в коридор, давая классический полный отчет, как Галина любила раньше «все на своем месте, только не будь мною недовольна». — Все. Я поехала. Спокойно ночи, Галина Алексевна. Галина мрачно наблюдала, как она обувается, как она совершенно спокойно собирается ехать домой. Домой ли? Она схватила ее за плечи у самой двери. Развернула к себе и впилась в губы. С силой, голодно, как тогда… Маша ответила на поцелуй сразу… не как «тогда». Она ответила с полной отдачей, вцепившись пальцами в ее волосы, кусая и всасывая ее губы, словно они были водой в оазисе, за которым дальше стелилась все та же пустыня. — Останься, — Галину убивала плаксивость собственного голоса. Маша пятилась к выходу, все еще позволяя себя обнимать. Галина знала, что услышит отказ, но не могла не попросить. — Умоляю тебя. — Не могу, — Маша с каким-то болезненным остервенением оторвала ее от себя. Она была моложе и сильнее. — Не могу. Прости. Прости, Галя. Галина наблюдала, как она резко поворачивается в сторону двери. Галина наблюдала, как она выбегает из квартиры. Галина наблюдала, как рушила чужую жизнь.