— Приходи на меня посмотреть. Приходи. Я живой. Мне больно.
***
Я бежал далеко, не оглядываясь. Боль разрывала меня изнутри, слезы лились сами собой. Сзади доносились открики «Юрий, Юрий!..», но вскоре они прекратились. Я добежал до парка, сам того не заметив. Он выглядел довольно огромным, величественные кроны деревьев утыкались в серое небо, укрытое плотным одеялом кучевых облаков. Меня окутал дикий страх, руки и ноги затряслись. «Я войду туда… Я должен…» Внутренний голос настойчиво продолжал доноситься в моем подсознании. Я заступил за грань. — Юрий! Юрий, ты где? Я вбежал в парк. Трава приятно зашуршала. Под ногами треснула ветка. «Беги, беги, беги, не останавливайся! Ты должен бежать, ты должен найти ее!» — Да, я найду ее! Кровь на щеке запеклась, кожу противно обтягивало. Я бежал и бежал, дыхание постепенно сбивалось, я начал задыхаться. Остановившись около какого-то дерева, я нагнулся в три погибели и жадно глотал ртом воздух, содрогаясь всем телом. Чуть пошатнувшись, я почувствовал под ногами небольшой бугор и опустил взгляд. — Это… Я нагнулся и немного откопал землю, увидев, как из нее торчит…ладонь. Мое сердце бешено застучало, дыхание сперло. — Мама… Я закрыл лицо ладонями, и слезы уже ручьем потекли по щекам. Да каким ручьем, океаном. Я расплакался так громко, что по всему парку раздалось эхо. — Мама… Мамочка… — Плисецкий! Я тут, успокойся! Слышишь? Виктор подбежал ко мне и стал резко трясти за плечи. Я даже не заметил, как он подошёл. — Ты слышишь меня, Юрий?! Юрий! Я очнулся только тогда, когда звонкая пощёчина прошлась по моей кровавой щеке. Я машинально схватился за больное место, подняв голову и встретившись взглядом с блондином… — Виктор.? — Идиот, ты куда убежал?! Я же сказал тебе идти ДОМОЙ! Я испугался такого тона и вздрогнул, отодвинувшись от него и покачав головой. — Ты не Виктор… Мой Виктор добрый, я знаю это! Он не кричит на меня! Не бьёт! Никифоров замер, молча смотря на мальчика. Его взгляд переменился и стал таким же мягким, как и прежде. Он вздохнул и наклонился, уткнувшись лбом в мои колени. — Извини. Юр, идём домой, пожалуйста. Сюда нельзя приходить, — Он бросил незаметный косой взгляд на зарытое тело, но вновь посмотрел на меня. Умоляюще. Я коротко кивнул и осторожно поднялся на ноги, зашатавшись. Мужчина осторожно взял меня за талию и повел прочь из этого места, даже не оглядываясь.***
Я не помню уже как оказался дома. Помню лишь то, когда мы заходили в подъезд, и все резко оборвалось. Очнулся я уже на кровати с холодным компрессом на лбу. — Виктор… Хриплый голос пронесся по комнате так же, как сухие осенние листья на ветру. — Виктор… Я повторял его имя несколько раз, но ответа никак не мог услышать. Вдруг меня резко накрыла дикая усталость, и я только-только прикрыл глаза, как мгновенно вырубился. Проснулся я тогда, когда за окном уже было довольно темно. Я осторожно поднялся с кровати и, приоткрыв двери, вышел из комнаты. Первым, что я услышал, было тиканье часов в гостиной на стене. Это тиканье заставило мурашкам пробежаться по моей спине. Я заглянул в зал, но Виктора там не было. «На кухне может быть сидит.» Так и есть. Блондин сидел за кухонным столом и задумчиво листал какую то толстую кожаную книжицу. Издалека я не мог разглядеть, что на ней было написано. Осторожно дотопав до него, я присел за стол напротив и молча посмотрел на объект его задумчивости. — Что ты смотришь?.. Он поднял на меня взгляд. Полный боли и отчаяния. Я испугался. Он пододвинул мне эту книгу и я принял ее, начав рассматривать. Передо мной предстала фотография с портретом высокой, худощавой, блондинистой женщины уже довольно средних лет, она была покрыта заметными морщинами, жилы уже выступали на ее руках и шли вдоль запястий. Виктор молча смотрел на нее. — В-Виктор… кто эта женщина.? И что это за альбом? — Это семейный альбом с нашими фотографиями. Он достался мне от родителей, — Он потёр глаза двумя пальцами, тяжело вздохнув, — Эта женщина — моя мать. Отец был жестоким и избивал меня с матерью, от этого мать срывалась на меня и я часто попадал из-за этого под удар. «Эта женщина — моя мать»… «Отец избивал нас»… «Я часто попадал под удар»… «Я понял… Я понял, почему Виктор был таким жестоким по отношению со мной. У него была неблагополучная семья, это и отразилось на нем…» — В-Виктор… Мне очень жаль, правда… Ч-что случилось с твоей матерью? — Отец разозлился и случайно ударил ее по голове молотком, когда та спрашивала его о чем-то… Его посадили в тюрьму, а меня забрали в детский дом. Я долго не мог смириться с потерей матери. Со мной никто не дружил. Меня гнобили, выставляли на посмешище. Я был аутсайдером. Я не был таким «изящным», каким ты представлял меня, когда впервые увидел в школе, — Он поднял взгляд и посмотрел на меня, тонкие губы расплылись в насмешке. Я не знал что и сказать. Я лишь молча таращился на ту самую женщину в альбоме. Она будто заставляла меня дрожать своим ледяным взглядом. Я отодвинул от себя альбом, почувствовав, что мне становится нехорошо. — Виктор, меня тошнит… — Тошнит от моей матери? Она такая страшная? Ну да, ранние морщины и выступающие вены не делали из нее красотку, — Он забрал альбом, вновь открывая на той странице, — Неблагодарный сучонок. — Ч-что.? — Я сказал, что ты неблагодарный сучонок, Юрий. Тебе тошно от моей матери. — Ты убил мою мать. Собственными руками. Но я люблю тебя! Да, я видимо неблагодарный сучонок! Такой вот ублюдок, да?! Как он мог сказать про меня такое… Я не верю в это. Не верю во все это. Быть такого не может. Он просто вспомнил больные моменты из прошлого. — Тебе не нужно жить прошлым. Оглянись, посмотри вокруг! Все давно уже изменилось. Ты вырос, у тебя есть престижная работа, крыша под головой, любовь, в конце концов! Зачем ты мне сейчас рассказываешь все это? Я не понимаю тебя. Виктор тихо посмеялся, захлопывая альбом: — Я и сам себя уже не понимаю, малыш. Наверно я и вправду сошел с ума, как ты предполагаешь. — Что?.. Я не предполагал такого! Ты не сумасшедший, Виктор! Ты просто поломанный жизнью! — Поломанный жизнью. Хах, сам придумал? Глупый. Не жизнь меня поломала, — Он поднялся из-за стола и поставил чайник на комфорку, опираясь руками о газовую плиту. — Я люблю тебя, Виктор! — Я настойчиво стукнул кулаком по столу, что аж подпрыгнула тарелка с печеньем, — Люблю тебя, несмотря ни на что! Для меня ты изменился раз и навсегда! Он повернулся ко мне полубоком и искоса улыбнулся: — Глупышка. Иди ко мне, — Он протянул руки, подзывая меня в свои объятия. Поддавшись соблазну, я встал и рухнул на его руки, прижавшись к крепкому и любимому телу… Свист чайника… Мы уже ничего не слышим. Мы стоим в объятиях, отдаляясь от этого злого реального мира далеко-далеко, в свои грёзы, где всегда всё будет хорошо…