Луна только ночью, Солнце только днём, но мы всю жизнь вдвоём

— Северус, я… — она не может продолжить дальше. Просто не знает, что сказать. Согласие осторожно роется в ворохе причин для отказа. — Знаешь, что, Минерва? Я уже столько раз упускал возможность быть с тобой, что больше не имею на это право. Я знаю, что ты скажешь. Начнëшь придумывать нелепые отговорки или вовсе хлестнëшь Авадой по моему сердцу, уверенно произнося: «нет». Поэтому сейчас я надену тебе на палец кольцо, а ты пообещаешь подумать и не отказывать сразу. — Из коробочки Северус достает аккуратное золотое колечко с рубином. — Договорились? — он с улыбкой смотрит ей в глаза, наблюдая, как она тает от правильно подобранных, вызубренных напротив зеркала слов. Было ли у него на это время? Нет, но это уже не важно. — Я обещаю подумать, но, Северус, перед этим я должна тебе кое-что рассказать. — Она теребит на пальце кольцо, севшее идеально. — Я была замужем после того, как ты покинул Хогвартс. Этим человеком был Эльфинстоун Урхарт. И он умер спустя 3 года. Перед смертью он сказал, что кому-то нужно умереть, чтобы другие больше ценили свою жизнь. Я благодарна ему за всë, что он сделал. И я свято верила в его слова, но поистине их я поняла только тогда, когда ты был на грани… на грани смерти. И я поняла, что свою жизнь я готова отдать, чтобы ты ценил больше свою, Северус. Но ты так бездумно был готов потерять еë, только потому что не знал, как меня спасти. — Она опускает глаза на руки, бессменно теребящие кольцо. — Это плохо? — он ухмыляется, а она улыбается в ответ, обнажая ряд ровных белоснежных зубов. — Нет, — после этих слов она обещает ему дать ответ в течение недели, когда не будет занята работой. Но как нам с вами известно, не все обещания сдерживаются. Но сейчас мы заняты не этим. То есть они. Она коварно ему улыбается, закусывая нижнюю губу. Всего один томный взгляд исподлобья на Северуса, и он уже готов возместить те годы, которые они провели в голодном обожании друг друга. Начало возмещения с торицей официально было положено. Она демонстративно раздвигает ноги, чувствуя как пульсирует клитор, отзываясь сладкой болью внизу живота. Северуса не надо звать дважды. Пара секунд, и он уже покрывает гладкую кожу Минервы влажными поцелуями на шее. Она выгибает спину с присущей ей кошачьей грацией, прежде чем упасть на кровать от веса Северуса и от его кружащих голову поцелуев. Жажда его прикосновений растет в Минерве, отзываясь тихими стонами. До этого момента Северусу казалось, что возбудиться сильнее было невозможно. Минерва бы ответила: «Черта с два». Мантия зельевара покорно летит с кровати к халату, лежащему на полу и снятому без каких-либо сопротивлений. С сюртуком оказалось куда сложнее. Дрожащие пальцы Минервы наотрез отказались расстегивать бесчисленное количество пуговиц, подкрепляя это тем, что можно было просто разорвать его. Спас ситуацию Северус, которого, к слову, трясло от возбуждения. Рубашка бессовестно оголяла его грудь и пресс, покрытый шрамами, от которого Минерва, должно быть, уже кончила. Ночнушка Минервы тоже особо не протестовала, оголяя тело владелицы. Её бедра сжались, как только сосок был затронут горячим языком зельевара. Шея и ключицы изрядно пострадали от засосов и поцелуев, и только один Мерлин знал, как их скрыть. Но этого Минерве было мало. Она раз за разом отвлекала его от своей груди, вовлекая в жаркие поцелуи, от которых все нутро Северуса изнывало в ожидании. А сама Минерва жадно обвивала его торс своими ножками, прижимаясь к нему все ближе. — Божеееее, Минерва, перестань так делать… — и откуда эта способность говорить внятно, когда она горячим дыханием обжигает шею. Царапает аккуратными ноготками спину через хлопковую ткань рубашки. — Делать как? — она невинно хлопает ресницами, коварно улыбаясь. Секундой позже Минерва задевает языком его шею, на которой тоже теперь следы от засосов. Но она не такой собственник, как он. — Я тебе это припомню. — Говорит он и привстает, чтобы стянуть с себя рубашку и брюки, оставаясь в одних боксерах, в которых безумно тесно. Минерва сводит ноги вместе и по привычке закусывает раскрасневшуюся нижнюю губу зубами. Северуса это не останавливает. Он стягивает с себя боксеры и больше не намерен терпеть еë выходки. Дальше будет только ночь стонов, раздвинутых ног, толчков в бешенном темпе и сладкой расплаты сладостной болью, растекающейся по венам в экстазе.

***

Неделя несётся так, словно опаздывает на главное событие в своей жизни. Минерва только успевает достать из причин согласия причину отказа. «Это любовь накручивать себя не доведет меня до добра» — Сколько бы раз она это не говорила, все равно делает. Все равно придумывает то, чему нет места в реальности. И совсем скоро это выведет Снейпа из себя. Хотя, нет, уже вывело. Она берет в руки очередную работу с неплохим почерком, когда Северус заходит в еë кабинет. Ну или врывается, едва сдерживаясь от гнева. — И как это понимать, профессор? — такое официальное начало не могло быть предвестником чего-то хорошего. — Ты о чем, Северус? — она искренне не понимала, что происходит. — Время ушло далеко за 11 часов вечера, а ты сидишь здесь и… И проверяешь работы какого-то очередного безмозголого ученика? — он как всегда в своем репертуаре. И почему он так не любит учеников? — Северус, ты же понимаешь, что за время моего отсутствия накопилось безумное количество работы, так что у меня нет времени мять кости в кровати. — Значит так, Минерва. Ты сейчас же встанешь из-за стола и отправишься спать. Это не обсуждается. — И снова нотки собственничества проскальзывают в его голосе. Минерва не привыкла, чтобы ей указывали. Уже изрядно попахивало ссорой. — А что если нет? Кто ты такой, чтобы мне указывать? Кто я тебе такая? Какого черта ты распоряжаешься моей жизнью так, как только захочешь? — «Твою мать, Минерва, это же забота. Чо ты начинаешь?» — И всë это твое отвращение к детям меня пугает, Северус, и похоже, я нашла причину для отказа. Я не стану твоей женой. — Минерва отдельно произносит каждое слово. Совсем в манере Северуса. Похоже, даже на задумываясь о том, что сейчас применила ту самую Аваду, о которой говорил Северус той ночью. Она молча встает из-за стола и снимает с пальца кольцо, ставшее уже привычным за эту неделю. Молча оставляет Северуса стоять посреди кабинета, опешивая от того, что произошло только что. И она понятия не имеет, почему все так сложно. Едва ли все сможет быстро и просто разрешиться. По коридорам Хогвартса в ту ночь вместе с Минервой бродило сожаление от содеянного. «Надо бы все исправить и извиниться» — думалось Минерве до тех пор, пока она не завернула за злосчастный угол к собственным спальням.