~ XXXII ~
Ни для кого не секрет, что в самом сердце Сеула расположился один из лучших в стране ресторанов японской кухни, известный жителям города своими смертельными деликатесами. Главное правило местного шеф-повара: сперва заставить восхититься насыщенным ароматом и необычным способом подачи, а уже следом изысканным вкусом. Опыт именитых мастеров не сравним с конкурентами. Годы нелёгкого труда — и в совершенстве развитая вкусовая память, помогающая за считаные минуты с минимальным количеством ингредиентов создавать шедевр. Каждый день свежую рыбу и морепродукты поставляют не только с местного рынка, но и напрямую, из Японии и России. Любой посетитель может заглянуть на кухню и удостовериться в том, что здесь никогда не прекращают стучать ножами, соединяя воедино экзотические ингредиенты. Каждую неделю меню претерпевает изменения, что не даёт посетителям привыкнуть и испытать перенасыщение. Для случайных гостей ресторан сегодня закрыт. Однако и завтра найти свободное место без предварительной записи будет сравнимо с чудом. Столики начинают бронировать за несколько месяцев — и это главная причина почему предусмотрительный секретарь председателя Пака почти всегда, на случай важных переговоров, держит ему место в тихом углу зала. Сегодня такие переговоры выпали на долю дочери. Рано. Боми прибывает слишком рано, что совсем ей не свойственно. Однозначно — время, проведённое в обществе Воншика, успело развить в ней привычки, о которых раньше она ничего не знала. Пунктуальность теперь была не только частью жизни бывшего мужа, но и её. Бессознательно, подстроившись под чужой режим дня, Боми засыпала в то же самое время, что и Воншик, садилась завтракать вместе с ним и даже зачем-то просматривала новостные сводки с курсом доллара и евро. В её домовой книге давно стоял постыдный штамп о разводе, но она все ещё, подсознательно, считала себя частью семьи мужа. Зал для особых гостей отделён от общего зала. Совсем небольшой. Очень даже камерный. Шеф-повар встретил её лично, лично отодвинул для неё стул, лично подал меню с заоблачным ценником, лично рассказал о новинках. Она давно здесь не была, но успевала отметить про себя, что с её последнего визита успел смениться цвет краски на стенах. Сейчас она кажется ей чуть светлее. Деревянными панелями обрамлены стены. Люстры в виде шаров на ножках свисают низко. Настолько низко, что она могла прикоснуться к ним пальцами и, как маятнику, придать движение. Диваны по форме напоминали волны — Боми они казались до жути неудобными: не переставая она ёрзала, пытаясь привыкнуть к жёсткости подушек. В последние дни у неё болела поясница. Каждый сустав ныл, какое положение она бы ни приняла. Но всё это теперь не важно. Ни боль, ни развод, ни беременность. Когда она торопилась увидеть отца, а он — некрасиво опаздывал. Председатель умудрился переступить порог ресторана, когда на улице уже смеркалось, а Боми изнывала от голода. Последнее время, ей кажется, что она слишком прожорлива. Рука её нервно сжимала салфетку, а глаза переворачивали страницы меню. Отец выглядит уставшим. Боми не трудно заметить десяток лет, что накинуло на него время всего за пару недель их разлуки. Голова председателя ещё сильнее покрылась сединой, а сетка морщин на лбу и в уголках глаз стала гуще. Крах компании и потеря наследника сильно ударили по нему. Сухое приветствие, мокрый поцелуй в лоб. Боми понимает — не так давно отец пил спиртное, что за ним в рабочее время никогда не наблюдалось. Теперь единственное о чём она может думать, так это о том, что дела в компании на самом деле идут из рук вон плохо. За долгое время, решив побаловать себя дорогими деликатесами, она остановилась на пасте с чернилами кальмара, в которую по задумке шеф-повара были добавлены креветки и мидии. Причудливую композицию покрывал толстый слой маринада из бузины и клубники. На картинке яство не вызывало доверия. Новое экспериментальное блюдо с драматическим цветом и красными подтёками не у каждого могло вызвать аппетит с первого взгляда, но почему-то у Боми в данную минуту во рту собралась вязкая слюна. Она уже на языке ощущала приятное сочетание солёного теста, морских гадов и приторно-сладкий джем. Изучив размеры порций, девушка поняла, что вряд ли насытится одной тарелкой, поэтому, понадеявшись на щедрость отца, вдобавок к основному блюду не постеснялась захватить королевского краба с авокадо, выложенных на прозрачном диске грейпфрутового желе. А стоило только официанту принять заказ, как Боми, ухватившись за меню, попросила подать ей ещё и тушёного в соевом масле с маринованными яблоками палтуса. Питалась она теперь много и сытно. Слава всем святым, ни у Юджин, ни у Айли не было дома напольных весов, на которых можно было проверить сколько лишних килограммов счастья она наела. Захлопнув меню, Боми бросила взгляд на отца, с интересом рассматривающего картинки. Зачем он так долго изучал описание было непонятно: она и так знала, что он не изменит себе и всё-таки остановиться на рыбе фугу. Всегда, сколько бы они не посещали японские рестораны, его выбор в первую очередь падал именно на неё. Смертельный яд, вызывающий паралич мышц и остановку дыхания, никогда не пугал председателя. Он любил чувство опасности. Его не страшил и тот факт, что риск отравления присутствовал даже при идеальном приготовлении блюда. Самая опасная часть рыбы — печень. Японцы уверяют, что с ней не сравнится ни одно мясо мира. Методы удаления яда из этого органа ненадежны, доходит даже до того, что повара намеренно оставляют небольшое его количество на поверхности, для того чтобы можно было почувствовать холод и покалывание губ — тем самым ощутить всю мимолетность жизни. Плоская тарелка с полупрозрачными ломтиками, украшенными жёлтыми хризантемами и лимоном, с виду не таила в себе опасности, но Боми, даже не вкушая, ощущала, как немеют её губы. – Ты не пьёшь сегодня? – усмехнулся председатель, наблюдая за тем, как дочь подносит к губам бокал с водой. – Неужели в семье Бан тебя держат в ещё большей строгости, нежели дома? Ёнгук успел тебя образумить? – Ещё чего, – вздёрнула девушка нос. – Он мне всегда нравился, такой внутренний стержень ещё поискать нужно, – тонкий пласт рыбы лёг на язык. – Напоминает мне меня в молодости. Жаль только то, что растрачивает свои таланты в полицейской каморке. Пару лет назад я предлагал ему перейти в мой отдел безопасности. Обещал платить раз в десять больше, чем он получает сейчас. У него ведь не только идеальная военная подготовка, но и острый ум. Такой человек мне бы пригодился. – Хотел сделать из него цепного пса? – едва сдержалась Боми от смеха. – Нашёл, что предложить... Зачем менять госслужбу на роль охранника чеболя? Чувство собственного достоинства Гука невозможно купить, сколько денег не предлагай. – При всех его исключительных достоинствах, есть у него и один главный недостаток — скверный и несгибаемый характер. Честность и прямолинейность — это то, что никогда не даст ему продвинуться по службе. С его способностями и мозгами он мог бы носить погоны и посолиднее, но на протяжении всей жизни будет гоняться за серийными маньяками. – Твои люди с погонами и посолиднее только и могут, что протирать штаны на кожаном кресле и возиться с бумажками, а такие как Ёнгук стоят на страже справедливости и наказывают ублюдков. Вряд ли председатель Ли или председатель Ким, с которыми ты обедал накануне, отомстят за твоего убиенного сына, – прожгла девушка отца взглядом. Осунувшееся за время траура лицо стало ещё белее, чем было до этого. Боми прикусила язык, понимая, что в этот раз сказала глупость. – А есть ли смысл в этой справедливости, когда Джебома уже не вернуть? – прохрипел мужчина, делая глоток сухого вина. – Ты не хочешь возмездия? – удивилась Боми. – Я хочу только лишь того, чтобы имя покойного пропало из новостных сводок, а остальное дело следственного комитета. – Ты знаешь причину того, что Джебом стал одной из жертв? – поддалась девушка вперёд в надежде найти разгадку. – Говорят, одного грамма яда фугу достаточно для того, чтобы убить около пятисот человек, – пропуская вопрос мимо ушей, поднял председатель Пак на палочках кусочек рыбы. – Противоядия тоже не существует. Пистолет — так дословно с японского можно перевести название яда, и когда человек умирает от пищевого отравления, можно сказать, что он застрелен рыбой. Не находишь это забавным? – Как было бы замечательно, пошли ты его всем свои недругам, – испытывая лёгкое разочарование от недосказанности отца, хмыкнула Боми, после чего намотала на вилку пасту. – Хочешь попробовать? – Нет, – отклонилась Боми назад, так, словно бы няня, как в детстве, пытался просунуть в её рот ложку пресной каши. – Почему? – удивлённо приподнялись брови председателя. – Меня даже одна только мысль о проблемах с дыханием, судорог и синих губы пугает. – Жаль, раньше ты была смелее, – укоризненная улыбка тронула влажные губы. – Безрассудство губит дураков, – хмыкнула Боми, встречаясь с глазами отца. – Хочешь сказать, что перестала быть дурой? И как давно? – Как только избавилась от твоего влияния. – Но навсегда ли? – подхватил мужчина палочками кусочек рыбы. – Как долго ещё Воншик собирается тебя обеспечивать? – Он меня не обеспечивает, – возмутилась Боми. – Тогда на какие средства ты живёшь? – поинтересовался мужчина. – Закладываешь ювелирные украшения и продаёшь сумочки из крокодильей кожи? Не успела ещё от всего своего гардероба избавиться? – Я живу на свои личные сбережения, – пробубнила девушка, нервно сжимая в руках салфетку. – Только на свои? – с укором глянул он на дочь. – На что ты намекаешь? – отбросила Боми салфетку в сторону. – На твою смазливую мордашку, конечно же, – обвёл он пальцем девичье лицо. – С кем-то спишь? Надеюсь, ты не слишком глупая для того, чтобы продавать себя по дешёвке. – Прекрати... – сморщилась девушка. – Возвращайся домой, – накрыл он своей тёплой ладонью женскую. Мимолётное касание, в которое другие отцы на месте председателя могли бы вложить искренние извинения или сожаление о случившемся, но для председателя Пака этот жест вряд ли носил сакральный смысл. – Зачем? Какую игру ты затеял на этот раз? – одёрнула Боми руку, пряча её под столом. – Я просто хочу, чтобы мои дети были подле меня в это непростое для компании время. – Слишком поздно о детях вспомнил, – обиженно поджала девушка губы. – Всё, чем я владею, принадлежит или будет принадлежать вам. От меня вы получили жизнь. Только от меня зависит ваше будущее, а значит — и ваша судьба, – как молитву, произнёс он на одном дыхание — и это была его правда, которой он поклонялся на протяжении всей своей жизни. – Ты не меняешься, – покачала Боми головой. – Не ты ли нас всегда стравливал между собой, пытаясь выявить самого конкурентоспособного? – Ты будешь учить меня морали? – огрызнулся председатель, роняя металлические палочки на тарелку. – Ты, та, кто не явился на похороны родного брата? Ты хоть представляешь сколько людей злословили за моей спиной на этот счёт? Ты читала новостные сводки? – В том то и дело: всю жизнь тебя заботила только репутация, а не собственные дети. Сейчас ты пытаешься вытащить из моего глаза сучок, но ведь в своём бревна не замечаешь, отец? – руки нервно подрагивали, по спине крупными каплями скатывался пот. Боми не знала, что она будет делать, если отец вдруг выйдет из себя. С последнего раза, когда он поднимал на неё руку, прошло слишком много времени. За прошедшие месяцы она точно разучилась обороняться. – Попроси ущипнуть себя другому столько раз, сколько ты был несправедлив по отношению к нему на протяжении всей жизни. Только в этом случае ты почувствуешь всю несправедливость своих поступков. Что-то такое ты говорил мне на совершеннолетие, средь десятка незнакомцев. Председатель Пак, но на вас ведь живого места не останется, если вы решите проверить ваше же утверждение? – В тебе говорит обиженный и избалованный моей щедростью ребёнок, – заскрипел мужчина зубами. – Ах! Так это всё время была только лишь обида? – шмыгнула Боми носом. – Я всегда думаю только о благополучии своих детей! – Тогда я прямо сейчас приготовлю суп из соевой пасты на своей ладошке, – с полными слёз глазами прошептала девушка. – Как погляжу, ты всё такая же неблагодарная, – стукнул мужчина кулаком по столу, привлекая внимание обслуживающего персонала. – Без меня и моей финансовой помощи мои дети ничего не стоят. Случись со мной что-то завтра — и вы пропадёте. – Не обязательно каждый раз приводить одни и те же аргументы, – вздохнула Боми, начав ковыряться вилкой в своей тарелке. – Ещё с пелёнок я зазубрила: всё моё — это на самом деле твоё. – Ты до сих пор настолько тупа, что умудрилась расторгнуть брачный контракт с Воншиком без моего на то ведома, – вены на мужской шее вздулись, Боми собственными глазами видела, что отец пребывает на стадии психоза. – Не могу понять, ты бесишься из-за собственной жадности или из-за моего бескорыстия, которое ей не потакает? – Поговори мне ещё тут, – огрызнулся он, склоняясь над столом. Боми ясно видела как капилляры на глаза отца начали трескаться, покрывая белки красными прожилками. – С каких пор ты стала меценатом? В твоей черепной коробке вообще есть серое вещество или нет? Рыбки? Ты решила забрать только рыбок? – Не прибедняйся, я знаю, что Грин Плаза по брачному контракту получила компенсацию. – Твою глупость я могу списать только на нянек, не досмотревших и не доглядевших. Видать сильно тебя в детстве обо что-то приложило. При правильном подходе ты могла бы отсудить у него пакет акций, но вместо этого забрала только чёртовых рыбок. – Это мятный ангел, – усмехнулась Боми забавному антониму, противопоставленному отцу. – Как они у тебя ещё не подохли от предоставленных условий, – цокнул он зло языком. – Я просто окружила их заботой, – мягко улыбнулась девушка. – Как выяснилось, иногда и она творит чудеса, поэтому маленький и тесный аквариум ей не помеха. – Дура, дура, дура, – прошипел мужчина. – Какая же ты всё-таки дура, Пак Боми. – Помнишь сказку о жадной собаке, которую ты рассказывал мне в детстве? – Если с твоих губ слетит ещё хоть одно слово... – пригрозил он ей пальцем, – клянусь, я не постыжусь ударить тебя при всех. – Когда собака пробегала мимо мясной лавки, ей удалось стащить оттуда большущую кость... – Лимбоми... – рявкнул мужчина. – Стая других собак погналась за ней следом. Бег её был утомителен и долог. Собака с костью бежала быстро, как только могла. Мысль о том, что сейчас она отведает самую вкусную кость, которую когда-либо воровала, тешила её самолюбие. Перебегая через мост, в реке она увидела другую собаку и, вот несправедливость, её кость была куда больше, чем та, что украла она. Выплюнув свою кость из пасти, она бросилась в воду за чужой. – Решила проявить эрудированность? Та, за чей школьный аттестат я выложил кругленькую сумму? – Жадная собака поняла, что купилась на иллюзию, – разгладив на коленях салфетку, Боми бросила взгляд на отца. – А ты, отец, понял ли, что не нужно было пытаться отобрать у отца Воншика его компанию? – Как понимаю, домой ты не собираешься? – ноздри его расширились. – Думаю, я уже дома, – улыбнулась Боми. – Впервые за долгое время я нашла место, где меня ждут и даже готовят пережаренные тосты с джемом.***
Прослушав нудный курс лекций на день, Айли прибыла в мастерскую художника. Дверь, как обычно, отличалась особым гостеприимством и была не заперта. Бледный луч света любопытно выглядывал из щели и пытался осветить лестничную клетку. В студии оказалось светло и непривычно прохладно. Солнце жадно облизывало окна, на которых с недавних пор красовался бледно-голубой тюль, с щедрой руки отданный консьержкой. В несколько местах ткань была прожжена. По виду явно сигаретами. Не загляни в глаза этой самой консьержки и не застукай её с мундштуком и папиросой, Айли вряд ли бы поверила, что дырки — проделки пожилой женщины, со сторону похожей на божий одуванчик в пенсне и розовеньком спортивном костюмчике. Зачем Мино выклянчил у женщины тюль, она не понимала. Практически всегда ткань сиротливо висела в углу, открывая вид на соседские окна, где даже в зимнее время девочка-подросток на открытом балконе сушила бельё. Через стекло проглядывались зубья тянувшихся вдоль края крыши гигантских сосулек. Разинув пасть, они подтаивали и удлинялись. Откинувшись спиной на оконную раму, Мино сидел на подоконнике и пытался рисовать что-то в альбоме. Грубо, порывисто и рвано. Карандаш шумно бродил по бумаге, как будто пытался запутать свой собственный след. В соседней руке художника была хурма. По виду явно вяжущая — то и дело, когда молодой человек прикусывал плод, лицо его искажалось, а язык выворачивался наружу. Приглядевшись, Айли заметила, что под ногами стояла целая корзина надкусанных, но так и не съеденных плодов. Стало понятно, что художник усердно надеется на то, что ему попадётся спелая и сладкая. Не нарушая тишину, Айли тихо присела на деревянный ящик, начав сортировать на полу отмытые от краски кисточки. За время знакомства с художником она уже успела классифицировать каждую, и с точностью знала какую кисть ждала её банка. – Ты давно ко мне не заглядывала, – не отрывая глаз от альбома, подал Мино голос. – Слишком много навалилось в последнее время, – слабо улыбнулась девушка, понимая, что навалиться на неё успело только знакомство с Бён Бэкхёном. – А я уже успел расстроиться, что потерял такую хорошенькую натурщицу, – слабая улыбка тронула губы. – Ты в любое время можешь найти другую, – пожала Айли плечами. – Намного лучше, чем я... – Мне не нужна пока другая, – рассмеялся молодой человек. – Сейчас мне комфортно с тобой. Ты мало говоришь, почти ничего не ешь, не отвлекаешься на звонки, если они не от Ёнгука, а ещё ты невероятно терпеливая. – Как много комплиментов в одном предложении, – провела девушка пушистой кисточкой по ладони. – Ещё пару дней — и я бы начал испытывать тоску, – неловко почесал Мино шею. – На самом деле этот месяц выдался каким-то не таким без тебя. Пришлось даже соскучиться. – Ты соскучился? – удивилась Айли, на мгновение останавливая кисть и бросая взгляд на художника. – Всего лишь дело привычки, – карандаш в мужской руке резко скользнул вниз, а потом также стремительно воспарил вверх. – Быть может, я привязался? В один момент ты стала частью моих серых будней, а потом неожиданно пропала из них. Мне будто бы подарили новый орган, а потом он отказал — перестал работать. Понимаешь? – Может всё дело в том, что этот орган просто не прижился? – Тогда стоит ли попытаться найти другого донора? – посмотрел он на Айли с какой-то необъятной тоской, с которой на неё больше никто в жизни не смотрел. – Быть может, – смутилась девушка. – Временами мне кажется, что я тебя обременяю. – Брось, ты это себе придумала сама, – откусил он от хурмы, после чего снова вернулся к рисунку. – Как думаешь, – заколебалась Айли, переводя взгляд на сосредоточенный профиль художника, – существует ли свобода воли? Век за веком учёные рассуждали над этим вопросом, но все их доказательства настолько противоречивы, что ещё ни разу они сошлись в своих мнениях. – С каких пор тебя начала увлекать философия? Мы никогда не разговаривали с тобой на сложные темы. – Просто недавно меня упрекнули в том, что мой выбор формирует за меня общество. – Это тебя задело? – с силой надавил он на карандаш, ломая грифель. – Немного, – поджала Айли губы. – Лично мне всегда казалось, что свобода воли — всего лишь иллюзия, – сощурил Мино глаза, откладывая в сторону сломанный инструмент. – Иллюзия? – Однажды я слушал размышления Жака Фреско о том, что люди очень любят упрощать природные процессы. Они говорят: дерево упало. Хотя на самом деле оно не могло сделать это без воздействующей на него силы. Изначально вышло так, что оно окрепло, выросло, его ветки стали длиннее и гуще, произошло смещение баланса, в результате чего корни перестали цепляться за землю. Ко всему прочему, ветер и гроза тоже могли повлиять на его падение. Получается, что всё, что нас окружает, подчиняется силам природы. Притяжение, смещение баланса и другие природные факторы. – А при чём тут свобода? – Это лишь упрощённый пример, показывающий как работает свобода воли. Изначально, по природе своей, свобода воли подразумевает то, что мы делали свой выбор, не опираясь ни на что. Понимаешь? – Вероятно, – стукнула Айли кулаком по ладошке, так словно бы ставила печать на коже, – ты хочешь сказать, что любое наше решение зависит от случая и фактора, на него воздействующих. – Пожалуй, – усмехнулся молодой человек. – Дело в том, что свобода воли очень даже хорошая вещь для манипулирования сознанием людей. Убеждённость в том, что значимое решение принял именно ты, даёт иллюзию контроля собственной жизни... – Чем удачно пользуются верхушка власти, – закончила Айли за художника. – У тебя красивое платье, – улыбнулся Мино. – Спасибо, – неловко разгладила натурщица на коленях складки ткани. – Почему ты его купила? – надкусил молодой человек ещё одну хурму, но и она, к сожалению, оказалась вяжущей, поэтому он отбросил её назад в чашу. – Оно мне просто понравилось, – пожала девушка плечами, – да и село хорошо. – Тёмный габардин в этом сезоне вошёл в моду, – улыбнулся он лукаво. – Кажется, ты пытаешься намекнуть мне на то, что даже в таких элементарных вещах люди не могут гарантировать, что выбор принадлежит им. – Ты можешь сколько угодно уверять себя в том, что, выбирая между цветочным принтом и виши, ты сама выбрала виши, но на самом деле даже в этой ситуации ты стала заложницей чужого выбора. Дизайнер изначально поставил тебя в рамки двух цветов. Тебе не предложили, к примеру, любимый тобой мадрас или горошек. Да что там говорить, твой выбор уже был сформирован обществом, которое тебя окружает, до того момента, когда ты переступила порог магазина или даже не вышла из дома. Ты не вправе надеть что-то порванное или безвкусное, потому что изначально знаешь, что тебя осудят. Понимаешь? – Видать я и правда ведомая, – расстроенно склонила Айли голову к коленям. – Не переживай, с тобой эту участь разделяют ещё семь с половиной миллиардов людей, – задорно рассмеялся Мино. – Вот так жизнь... хочешь быть индивидуальностью, а оказываешься как все. – Не думай об этом слишком много. Это простая парадигма ума. Большинство мыслей, в принципе, не являются нашими с рождения. Они принадлежат кому-то другому: родителям, друзьям, учителям. Мы не переставая черпаем что-то из книг и фильмов, смотрим телевизор. – Попробуй сосчитать, сколько мыслей твои собственные и ты удивишься, насколько твой разум скуп. Так получается? – Всё верно, – постучал он пальцем по виску. – Всё, что мы считаем нашим, на самом деле нагло украдено или просто заимствованно. – А может быть и навязано. – А может быть и навязано, – согласился Мино. – Есть одна интересная притча, происходившая, вероятно, на самом деле. Её в своё время изложил Ошо. Так вот, человек возвращается домой и застаёт его в огне. И знаешь, краше и богаче этого дома в городе нет. Много лет пытаются выкупить у человека его дом. Назначают двойную и даже тройную цену. Однако он не готов с ним распрощаться. Но вот дом горит — и всё на глазах человека превращается в прах. Полон глубокой печали хозяин, и тут подбегает к нему сын и говорит о том, что накануне продал дом, но боялся рассказать об этом отцу. Цена была настолько баснословной, что он не удержался. Мгновение — и человек этот из хозяина превращается в наблюдателя, который как и сотни других местных жителей пришёл на место трагедии ради любопытства. Происходящее теперь не касается его. Напротив — тот же дом, тот же пожар, но теперь он не участник, он обычный зевака. Он радуется, как радуются все другие, что несчастье произошло не с ним. Теперь чей-то чужой, а не его дом превращается в руины. Затем приходит второй сын и спрашивает о том, почему все улыбаются: дом ещё не продан и никакие бумаги не подписаны, сделка совершилась только на словах. Слёзы человека снова заблестели на глазах. Опять из стороннего наблюдателя он превращается в участника событий. Следом прибегает третий сын и уверяет всех о том, что покупатель — человек слова, поэтому выкупит дом при любых обстоятельствах, даже если от него ничего не останется. И снова всё возвращается на круги своя. Теперь на пожар смотрит ещё один наблюдатель. Однако, если подумать, событие не изменилось. Дом по прежнему в огне. Только одна мысль не даёт покоя: владелец я или не я? В один момент человек ощущает, что это его личное горе, а в другой — понимает, что его это не касается. – Это тоже пример чужой мысли? – Вероятно, – улыбнулся он уголком губ, бросая взгляд за окно, где дети пытались сделать из мокрого снега снеговика. День был морозный и трескучий. Снег не сыпал с неба, но ветер нёс по земле тот, что успел просыпаться глубокой ночью. – Так кто тот негодяй, кто решил упрекнуть тебя в подобной ерунде? – Да так... – качнул девушка головой, – новый знакомый. – Не принимай близко к сердцу. Люди склонны в первую очередь искать под лупой чужие пороки, нежели обращать внимание на бросающиеся в глаза добродетели. – Что ты рисовал? – полюбопытствовала Айли, со своего места пытаясь разглядеть альбом, лежащей на подоконнике. – Ерунду всякую, – отмахнулся художник. – Ты никогда не показываешь мне работы в процессе, – приподнялась девушка со своего места, бочком двигаясь в сторону молодого человека. – Неужели даже одним глазочком нельзя глянуть? – Они не стоят чужого внимания, – вздохнул Мино. – Я трачу на них по несколько часов, но ничего путного не выходит. – Если бы не стояли, ты бы не уделял им так много времени. – Я не вру, – с хрустом вырвал он страницу из альбома. – Ты чего творишь? – возмутилась девушка. – Если она тебе настолько противна, мог бы подарить её мне. – Она тебе не понравится, – спрыгнул молодой человек с подоконника. Засуетившись, Айли попыталась отобрать у Мино лист, но роста ей, как всегда, не доставало. Прыгая рядом с художником, девушка никак не могла дотянуться до рисунка, который Мино занёс над головой. Смех его звучал у неё в ушах, отдаваясь болью в спине и негой в израненном сердце. Радуясь забавной перепалке с художником, Айли верила, что пройдёт ещё чуть-чуть времени — и молодой человек устанет, после чего даже смятый лист она сможет разгладить дома утюгом и поместить в рамочку. Кто же знал, что Сон Мино окажется куда хитрее, а альбомный лист уже через пару минут превратиться в самолётик. – Не смей его выбрасывать! – округлила девушка глаза, почувствовать холодный воздух, озорно ворвавшийся через форточку в помещение. – Я не выбрасываю, я даю ему мнимую свободу, – не унимаясь, смеялся Мино. – Это нечестно, – захныкала девушка, обхватывая молодого человека со спины. – Ты как будто нарочно меня дразнишь. – Тебе рано на такое смотреть, – выпустил художник самолётик из окна. – Это всего лишь мои грязные извращения. – Ни за что не поверю, что там было нечто такое, – разочарованно вздохнула Айли, следя за тем как самолётик пикирует вниз, чтобы разбить её любопытство вдребезги. – Разве Боми не говорила тебе держаться от меня подальше? – полюбопытствовал художник. Резкий разворот — и она уже чувствует на своей талии тёплые руки. Мино склонился ниже. Айли чудится, что их дыхания стали единым целым. – Что с твоим цветом лица? – усмехнулся молодой человек, прикасаясь тыльной стороной ладони к девичьей щеке. – А что с ним? – тяжело сглотнула девушка. – Такая красная, как спираль закипающего чайника. – Глупости, – оттолкнула его Айли, отступая на пару шагов назад. Подрагивающие пальцы попытались зачесать за уши выбившиеся волосы. – Давай уже начнём работу. Как будешь рисовать меня в этот раз? – Даже не знаю, – вырвался смешок из мужских губ. – Может быть с хурмой? – Ты серьёзно? – удивилась Айли, не понимая подтрунивают над ней или нет. – Только не говори, что снова хурма. Какой это уже раз? Десятый? Пятнадцатый? – А почему бы и нет, – протянул он ей корзину ягод, – выбирай. – Ты точно надо мной подшучиваешь, – оглядела девушка содержимое корзины, замечая, что больше половины плодов уже надкусанная. – Просто я люблю доводить начатое до конца, – подмигнул ей Мино. – Зачем ты надругался над всеми плодами? – вздохнула Айли, перебирая хурму. – Просто я с самого утра пытаюсь уверить себя в том, что завтрашний неделя пройдёт удачно. – В смысле? – Загадал, что если вытащу сладкую и не вяжущую, то мне повезёт. Как видишь, терплю крах. – Значит, ты то же так делаешь? – прошептала Айли, глупо улыбаясь. – Делаю что? – Создаешь себе маленькие ритуалы, – подхватила девушка из корзины хурму. – Не обращай внимания. Просто мысли вслух. Так куда мне сесть? – Садись на пол, сейчас закрою окно, – бросив взгляд через плечо, Мино уставился на женскую блузку. – И ещё... снимай верх. Добавим немного эротики. – Х-хорошо... как скажешь, – пытаясь быть храброй, потянулась Айли к пуговицам. Впрочем, её розовые щёки сказали сами за себя. – Каждый раз, когда говорю тебе что-то с себя снять, представляю как Бан Ёнгук садит меня на электрический стул. – Но тебя ведь это не останавливает? – Не останавливает, – широко улыбнулся художник. – Я рада, – улыбнулась Айли ему в ответ. Пальцы погладили гладкий плод в корзине. Теория вероятности говорила о том, что скорее всего хурма должна быть вяжущая и поэтому Айли загадала, что если она действительно окажется такой, то Бён Бэкхёна она в ближайшее время не встретит. Однако каково же было её удивление, когда на языке она почувствовала невероятную сладость. Сладость, которой, быть может, она ещё никогда не встречала в своей жизни. – Сладкая? – удивился Мино. – А мне так не одна не попалась. Да ты невероятно везучая, Бан Айли. – Скорее уж наоборот, – хмыкнула девушка, после чего губы её от обиды скривились. К вечеру на улице появился слабый туман и изморозь. Стёкла покрылись витиеватыми рисунками, а деревья окутала морозная дымка. Солнце недовольное чем-то осело в тучах ещё к обеду. Даже из окна можно было оценить насколько скользко — люди то и дело падали, не замечая коварный лёд, который прятался под талым снегом. После нескольких часов позирования, у Айли заболела спина и онемела правая часть тела, но даже несмотря на это, виду она не подавала. Единственное, что смогло выдать её напряжение, — это хмурый лоб и капля пота, застывшая на виске. Со временем к измученному телу добавилась и разболевшаяся голова. Она не знала то ли это произошло из-за изнеможения, то ли из-за атмосферного давления, которое в течение нескольких дней прыгало то вверх, то вниз, вызывая у метеозависимых людей мигрень. Обратив внимание на самочувствие натурщицы, Мино отпустил её пораньше, сославшись на то, что картина готова, когда на самом деле девушки, как и всегда, там не было. Айли хотелось побыть с молодым человеком подольше, но послушалась и всё-таки начала собираться домой. Попрощавшись, она покинула квартиру, после чего ещё какое-то время постояла в подъезде, вдыхая запах старой краски. Отсутствие лифта её как никогда радовало. Не покидая подъезд, она всё ещё какое-то время могла чувствовать себя частью мастерской художника. Пожилая консьержка, словно хозяйский пёс, всё также сидела на первом этаже у себя в будке. Поднося папиросу к губам, она медленно затягивалась, а потом также медленно выдыхала. На маленьком цветном телевизоре женщина смотрела бокс. Почему это был именно этот вид соревнований Айли не знала, но сколько бы раз она не поднималась и спускалась, — вид спорта был один. Возможно, старушка его просто любила, а возможно, это был единственный канал, который ловила старенькая антенна. Попрощавшись и не дождавшись ответа, девушка выскользнула на улицу. Снег приятно скрипнул под ногами. Склонив голову на бок, Айли пару минут думала и хмурила брови, пока снова не юркнула в помещение. На столике консьержки лежал выпущенный Мино из окна самолётик. – Извините, – начала Айли робко, боясь отвлечь женщину от самого важного момента, – этот самолётик... – Да-да, проходите, – не понимая вопроса, мотнула старушка головой, заставив розовые бигуди подпрыгнуть на голове. – Самолётик... – с надеждой в голосе проговорила девушка, – вы не могли бы мне его отдать. – Самолётик? – отрывая глаза от экрана, переспросила консьержка, а потом бросила взгляд на стол. – Боже, так это вы выбрасываете всякий мусор из окон? – Нет же, – замахала Айли руками, – это вышло совсем случайно. – Я подметала крыльцо, когда эта штука пикировала мне на голову, – проворчала старушка, – так и знала, что молодежь балуется. – Так вы отдадите его мне? – протянула девушка ладонь. – Забирай, – сунула она летательный аппарат в чужие руки, – но только попробуйте мне ещё раз мусор выбросить из окна. Я запомнила откуда он слетел. – Простите, – возбуждённо кланяясь, прижала Айли самолётик у груди. Сердце радостно запрыгало, ожидая утолить своё любопытство. Выбравшись на улицу, девушка засеменила по рыхлому снегу, не боясь, что может поскользнуться. Велика была вероятность того, что Мино сейчас может сидеть на подоконнике и наблюдать за ней через окно. Ей срочно нужен был соседний переулок. Раз, два, три — в лёгких застрял воздух. На скомканном листе может быть всё что угодно, начиная от простой зарисовки двора, заканчивая эротической картинки, в сюжете которой пытался её заверить Мино парой часов назад. На скомканном листе может быть всё что угодно. Айли готова ко всему. Ко всему, но никак не к улыбающейся Юне. К первой жене Ким Воншика, к первой жене мужа её близкой подруги. Боми валялась на кровати, когда дверной замок щёлкнул и впустил хозяина дома. Нехотя девушка сползла со своего нагретого места и, как не самый преданный домашний питомец, поползла в сторону коридора. Возвращение Ёнгука её мало заботило, а вот аппетитный запах синнабонов с корицей и сырным кремом вызывал в желудке приятное покалывание. – Вечер добрый, бездельница, – усмехнулся мужчина, всовывая в руки девушки коробку с выпечкой. – Опять дурью маялась целый день? – Я постирала твои потные футболки и вонючие носки, – показала Боми полицейскому язык. – Айли слишком занята, а они уже в бельевую корзину не вмещаются. – Говоришь так, как будто это делали твои белые ручки, а не машинка, – перехватил он её ладонь, выставляя на свет. Ухоженность каждой женщины начинается с ногтей, а у Боми они всегда были идеальными. Вытянутая миндалевидная форма с аккуратным маникюром, не допускающим скол лака или отпадания страз. Кожа всегда мягкая, увлажнённая несколько раз на дню хорошим кремом. Нежность рук Боми не могла сравниться с мозолистой грубостью рук Ёнгука. Да что там говорить, не каждая девушка могла с ней в этом соперничать. Невооружённым глазом было видно, что руки Боми никогда не знали грязной и тяжёлой работы. – Надеюсь, ты умеешь отделять белое от цветного? – Конечно, – фыркнула девушка, ощущая на своём лице терпкое дыхание полицейского — было несложно догадаться, что Ёнгук курил пару минут назад, – но это не значит, что я не воспользовалась шансом постирать твои белые футболки со своими розовыми трусами. – Ты ещё и вещевредительсвом занимаешься в чужой доме? – закатил Ёнгук глаза. – Скажи спасибо, что только этим, – усмехнулась Боми, доставая из коробки синнабон. – Выставлю тебя за дверь, если посмеешь привести сюда мужика, – пригрозил ей полицейский. – Боже, да порог этого дома без твоего на то разрешения может осмелиться переступить только самоубийца, – зубы с наслаждением прикусили мягкое тесто. – Не ешь в сухомятку, поставь чай, – начал потихоньку избавляться Ёнгук от одежды, стягивая через голову вязанную кофту и футболку. – Не включай строгого родителя, – облизнула Боми большой палец, измазавшийся в креме. – Я же как лучше хочу, – снова закатил он глаза, заглядывая в ванную. – Подашь полотенце? – Может тебе ещё и спинку потереть? – рассмеялась девушка, провожая взглядом натренированное тело. Так близко, но в то же время так далеко. Спят через стенку, а Боми ощущает, что на самом деле в соседних квартирах или даже домах. Каждый день всё сводится к шуточкам и упрёкам, а о серьёзных вещах они так ни разу и не поговорили. Прошагав до гостиной, Боми поставила коробку с выпечкой на журнальный столик, после чего заглянула в шкаф, ища махровое полотенце. На мгновение ей показалось, что если бы Ёнгук был с ней хоть чуточку ласков, то и она бы могла показать ему, что может быть не только язвой. Неожиданно слёзы подступили к глазам. Последний месяц Боми слишком сентиментальна. Ей хотелось плакать с поводом и без, именно поэтому она списывала всё на бушующие гормоны. Живя в семье Бан, она будто бы снова вернулась в прошлое. В те жаркие сентябрьские дни, когда искала в этом доме приюта, после первых вспышек гнева отца. Потерянная юность отзывалась в сердце мучительной болью. Ей хотелось сжечь до пепла, а потом развеять над рекой Ханган свои воспоминания о первой любви. Среди людей глубоко несчастных Боми могла поклясться, что в данную минуту жизни была самой несчастной. Прошлое и настоящее оставили на её сердце глубокие шрамы, поэтому она теперь боялась своего будущего. Отыскав махровое полотенце, девушка направилась в сторону ванной комнаты, не понимая почему всё-таки решила исполнить чужую просьбу. По пути на глаза попалась яркая этикетка недопитой газировки. Боми успела прихватить и её. – Снова пьёшь эту дрянь? – бросил Ёнгук взгляд на жестяную банку в женских руках. – Снова пью, – натянуто улыбнулась девушка, кладя на стиральную машинку полотенце. – Ты с детства любишь всякую гадость. Хоть и делаешь вид, что она тебе не нравится. – Всем нравится вредная еда, – пожала Боми плечами. – Ты вот любитель луковых колечек и тёмного пива, но я же тебя в этом не упрекаю. – Твоя еда помимо того, что вредная, ещё и странная, – пальцы дотронулись до ремня на брюках, расслабляя застёжку. – С чего бы это? – удивилась Боми. – Если ты не заметила, ты единственная в этом доме пьёшь газировку с соком огурца и лимона, – указал мужчина пальцем на банку. – Просто в последнее время мои вкусовые рецепторы требует чего-то нового, – глаза упали ниже, — ниточка чёрных волос пряталась в поясе брюк. Ёнгук всегда нравился Боми физически. Отрицать это было глупо. Даже сейчас в голове её крутились не самые целомудренные мысли. – Да брось, ты всегда была чудоковатой, – проследил мужчина за чужим взглядом. – Чудоковатой? – усмехнулась Боми. – И в чём же это проявлялось? – В детстве ты любила есть снег, – сел он на край ванны. – Все в детстве его любят, – возразила девушка. – С жухлой опавшей рябиной? – изогнул он бровь. – С кем не бывает, – пожала она плечами. – Ты до сих пор ешь ледяную стружку в коктейлях. – Ну, она ведь вкусная. – Тебе нравится тёплое персиковое пиво. – Оно же шикарное, – округлила Боми глаза. – Но не подогретое на солнце, – сморщил он губы. – А это грех какой-то что ли? – Ты смотришь глупые ситкомы с конца, отматывая серии. – Так удобно, – сделала девушка глоток газировки, – обычно такие картины снимаются по несколько десятков лет, потому первые сезоны смотреть из-за качества съёмки практически невозможно. – Ты считаешь породу корниш рекс милыми. – Но они ведь действительно милые. – Их шкура похожа на стиральную доску. – Всегда знала, что ты зооненавистник, – откинула Боми назад волосы, после чего гордой походкой устремилась прочь из комнаты. – Ты на самом деле любишь много странных вещей. Ты ешь чипсы с джемом, носишь в каждом кармашке куртки по носовому платочку и... – И? – услышал он из коридора. – Кажется, было ещё много чего... – почесал Ёнгук подбородок. – И правда, – нервно улыбнулась Боми, дожидаясь пока вода хлынет из крана. Казалось, что все эти годы сердце размеренно и тихо дремало на цепи, пока в один момент не сорвалось с места и не бросилось в неизвестном ей направлении. Это было страшно, очень страшно, но Боми всё-таки нашла в себе силы признаться в этом уж если не ему, то самой себе: – я всё ещё немножко люблю тебя, Бан Ёнгук, — и, пожалуй, именно это делает меня чудаковатой. Даже если я когда-нибудь ослепну, мои глаза всё равно будут устремлены только лишь на тебя. К коридору подкралась тишина, мягким шёлком скользнуло на кресло и свернулось так в клубок. Боми вздохнула. Взгляд её опустила на ручку ванной двери и так и остался там до момента, пока не щёлкнула замочная сувальда за спиной. – Я дома, – бодрым голосом отозвалась Айли, как будто всю ночь не писала курсовую работу, не готовила на рассвете всем завтрак, не сидела до обеда на скучных парах, а потом не обслуживала посетителей в кофейне Джексона. Посмотрев на разрумяненные от быстрого бега щёки, Боми испытала неловкость, по сравнению с подругой за день она толком ничего не сделала. Поспала, поела, поспала, а следом пожаловалась следящему за её здоровьем врачу, что в последнее время слишком много спит и слишком много ест. – Всегда удивляюсь тому, как ты торопишься домой и с какой радостью ты переступаешь через его порог. Чем меньше остаётся ступенек на лестнице, тем шаг твой становится шире, – улыбнулась девушка уголком губ. – Думаешь? – удивилась Айли, никогда не замечая за собой подобной особенности. – Быть может, дело во мне. Если подумать, мой шаг напротив — замедлялся, стоило только в поле зрения появиться решетчатым воротом фамильного особняка. – Теперь это в прошлом, тебе больше незачем об этом думать, – наклонившись, Айли аккуратно прижала бок к боку разбросанные ботинки брата, после чего накинула тряпку на талый снег, занесённый резиновой подошвой. – А Ёнгук только сейчас что ли пришёл с работы? – Недавно, – подтвердила Боми. – А мне обещал, что будет утром, – вздохнула Айли. – Как вижу, к тетушке он так и не заехал. – Я бы тоже на его месте не заезжала, – сморщила девушка. – Сколько себя помню, она вечно вешала на него всю физическую работу в доме при живом-то муже и сыне. – Уже ели? – Кто бы накормил? – усмехнулась Боми, зашаркав тапочками в сторону подруги. – Тогда может пулькоги? – стягивая шубку, поинтересовалась Айли. – Ты же не любишь тяжёлую пищу на ночь. – Просто я принесла много маринованной говядины, – протянула девушка сумку навстречу к подруге. – Ого, это ещё откуда? – округлились глаза Боми, стоило только узреть два больших контейнера, бережно перевязанные тканью. – Она что, мраморная? Высший сорт? – Джексон отдал, – улыбнулась Айли. – Как мило с его стороны, – радостно заблестели глаза Боми в предвкушении скорого ужина. – Нарежешь лук? – недоверчиво бросила девушка взгляд на подругу. – Или не нарежешь? В прошлый раз вышло не очень. – Прости, помощница из меня никакая, – вздохнула Боми, выгружая контейнеры на стол и дотрагиваясь до связующего их узелка. – Однако тут и кимчи есть. От кого это? Явно ведь не Джексон делал. – Не знаю, – пожала Айли плечами. – А узелок точь-в-точь как у матушки Воншика, – ласково улыбнулась девушка, приходясь рукой по ткани. – Ну, в плане того, что материнский. Госпожа Ким нам тоже такие вещи присылала в первый месяц брака. – Разве мать Джексона не живёт за границей? Вряд ли это от неё. Да и не общаются они вроде как. – Вероятно, – склонила Боми голову. – Хотя что мы о нём вообще знаем? – Ты права, – согласилась Айли, замечая боковым зрением брата, вошедшего в комнату с жарким паром. – Маринованная говядина? У нас что праздник какой-то? – удивился Ёнгук, выглядывая из-за плеча Боми. – Быстро ты, – бросила ему девушка. – Это только ты в ванной по три часа торчишь, – скорчил он рожицу, передразнив Боми. – Не привирай, не разу такого не было, – стукнула она мужчину по спине. – Ты задержалась, – перевёл он взгляд на настенные часы, а потом на Айли. – Ты тоже, – столкнулась она с братом взглядом. – Обещал же ведь быть с утра сразу после суточного. – Так вышло, – рассеянно пожал он плечами. – Айли права: тебе нужно меньше работать, – закивала Боми головой, доставая палочки и подхватывая ломтик кимчи из контейнера. – Преступники сами себя за решётку не посадят, – улыбнулся он широко, запрыгивая на барный стул. – Иногда я жалею о том, что ты полицейский… – посмотрела на него Айли с укором явно желая сказать что-то большее, но замолкая на полуслове. Развалившись на кровати, Юджин краем глаза поглядывала на Боми, которая, расположившись на полу за низким столиком, намазывала жирным слоем шоколадное масло на половинку булочки. На часах уже было почти двенадцать часов ночи — и кого-то это нисколечко не смущало. Напротив — к толстому слою масла со временем прибавился ещё и слой малинового джема. Усмехнувшись, Юджин гадала, стоит ли предложить из холодильника ещё и варёную сгущёнку. Последнее время аппетиту подруги можно было только позавидовать. – Может быть ещё чаю? – предложила Айли, заглядывая в пустой чайник. – А пулькоги ещё есть? – отозвалась Боми, облизывая от удовольствия губы, а следом и ложку, перепачканную джемом. – Нет, – покачала Айли головой, – но я могу приготовить рамен, если ты голодна. – Кажется, ты пустилась во все тяжкие, – рассмеялась Юджин, наблюдая за подругой со стороны. – Звучит пошленько, – расплылась девушка в губах. – Ты с таким наслаждением поглощаешь уже третий такой сэндвич, что я готова поверить в то, что это действительно вкусно. – Отбрось сомнения — и сама попробуй, – протянула Боми подруге надкусанный хлеб. – Воздержусь, не хочется тебя обделять, – усмехнулась Юджин. – Если ты переживаешь по поводу того, что я говорила сбросить тебе пару кило, так ты это... не бери в голову. Я была глупа, – рассмеялась девушка. – Оказывается после двенадцати еда становится вкуснее. – Ты, и правда, наконец-то решилась забрать из дома Воншика остатки вещей. Не боишься встречи с ним? Хочешь я схожу с тобой? – Всё в порядке, – покачала Боми головой, – его не будет в особняке: он работает, меня будет ждать госпожа Ким, а с ней у нас сохранились хорошие отношения. Она даже звонит мне пару раз в неделю. – Нам ведь не стоит беспокоиться? – заглянула Юджин в глаза напротив. – Твои попытки заглушить стресс пока кажутся безобидными, но если вдруг... – Я не собираюсь пить или употреблять что-то запрещенное, – перебила девушка подругу. – Хорошо, я верю в твоё благоразумие. – Ты бы лучше за неё беспокоилась, – кивнула Боми в сторону Айли. – Она всё ещё позирует Мино. – Я думала, твоя влюбленность дело прошлого. Ты снова ищешь с ним встреч? – бросила Юджин взгляд на Айли, отмеряющей ложкой листья зелёного чая. – Я всё ещё хочу услышать его историю. – Историю? – Да, у каждого из нас ведь есть своя история. А ещё мне нравится его компания, – тепло улыбнулась девушка. – М-да... – протянула Боми, – мало в этом деле удовольствия. – Желание — только часть удовольствия, – тонко подметила Юджин. – Созерцать иногда бывает очень приятно. – И всё-таки будь с ним осторожнее, для него разбить очередное девичье сердечко ничего не будет стоить, – нахмурилась Боми. – На самом деле, мне кажется, что неразделенная любовь сердце не разбивает, – приподнимая крышечку, заглянула Айли в заварник, чтобы удостовериться в том, что листья раскрылись. – Она делает его только крепче и учит преодолевать трудности. Сердце разбивает только предательство, ложь и лицемерие. – Значит, мы зря беспокоимся? И ты не собираешься заглушать свою неразделённую любовь азартными играми, – рассмеялась Боми, кивая в сторону комода. – Азартными играми? – не поняла подруга. – Покерные фишки, – запихала девушка за щеку хлеб с джемом, – между прочим крупного номинала. – Какие фишки? – поднялась девушка на ноги, поле чего подошла к комоду и отодвинула ящик. Рядом с нижним бельём действительно лежали покерные фишки. – Тогда это мелкая балуется? – рассмеялась Боми, намекая на Айри. – Ты должна предупредить её, что законом игры запрещены, – уточнила Юджин, переводя взгляд на встревоженное лицо подруги. – Всё в порядке? – Да, конечно, – захлопнула девушка ящик, не понимая зачем Бён Бэкхён вздумал оставить здесь нечто подобное. – Перестань жевать в сухомятку, – укорила Юджин подругу, пододвигая в её сторону ещё незаварившийся чай. – Сложно сдержаться... – плеснула девушка себе в кружку кипятка. – В холодильнике ещё остался суп из моллюсков... – Это... спасибо, что приютили и что всё ещё терпите, – прикусила Боми щёку, в надежде не пустить скупую слезу. – Мне кажется, или ты сейчас расплачешься? – рассмеялась Юджин. – Боже, ты в последнее время сама не своя. – А какая я? – Потерянная, – прошептала Айли, подливая в чужую чашку ещё заварки. – Не хочешь высказаться? Уверена, тебе станет легче. – Есть кое-что, – замялась девушка. – Я искала удобный случай сказать вам об этом, но удобный случай так и не находился. Смысла искать его, как я вижу, уже нет: со временем вы и так поймёте. Чувствую ещё чуть-чуть — и меня раздует как шарик, – проговорив, Боми отложила в сторону сэндвич. – Ну, если есть после двенадцати на протяжении длительного времени, то, вероятно, ты права, – проводила Юджин жирно намазанный маслом хлеб на тарелку. – Да я не об этом, – хмыкнула подруга. – Я это... беременна вроде как. – Чего? – подпрыгнула Айли с пола, задевая маленький столик и сбивая чужую чашку на пушистый ковёр. – Того самого, – скривилась Лимбоми. – Этот олух уверял меня в том, что защита — главный пункт в наших отношениях, но в итоге просчитался. Кто же знал, что я пиздец какая везучая. У нас всего-то один раз был без защиты. Самый первый. Блять, такое бывает? Как так-то? Из девственницы сразу в мамаши? – Ты уверена? – схватила Юджин подругу за руку, со стороны было видно, что руки её дрожат сильнее, чем у самой Боми. – Я была у врача. Девятая неделя или чё-то около того, – поджала девушка губы. – Почему ты не сказала нам сразу, как только узнала? – возмутилась Юджин. – Я была не уверена. У меня и до этого случались длительные задержки. Раньше я часто сидела на изнурительных диетах. Гормональные сбои стали частью моей жизни. А потом, когда всё подтвердилось, я поняла, что не хочу его, – с полными слёз глазами прошептала Боми. Голова виновато опустилась вниз. Ей стало стыдно за сказанное. – Я думала, что стоит избавиться от него аккуратно, чтобы никто не знал. Я ведь даже была в клинике. Взяла очередь. Пришла в назначенный день... – Милая, – потянулась Айли к подруге, заключая её в свои объятия. – Я не смогла, – прошептала Боми. – Я подумала о том, что существует большая вероятность того, что и моего рождения не хотели, но я всё равно появилась на свет по ряду причин. Так имею ли я право отнимать у кого-то такой же шанс? – Не плачь, пожалуйста, – начала Айли перебирать и гладить волосы подруги, – ты сделала всё правильно. – К тому же Воншик... он ведь всегда хотел ребёнка, – шмыгнула девушка носом. – Он правда его хотел. Я не знаю, что произошло и мне страшно об этом спросить, но он хранит дома детские вещи. Разве могла я убить ребёнка Воншика, когда он его так хотел? – Ты всё сделала правильно, – начала укачивать её Айли на своих руках. – Ты тоже так считаешь? – обратилась девушка к Юджин, с трудом различая её силуэт из-за слёз. – Да, ты сделала всё правильно, – согласилась подруга, даря ей улыбку надежды в светлое будущее. Природа погружалась в тихий сон. Голуби к ночи забивались под стреху. Румяная заря догорала медленно, как лучинка в пламени костра. Солнце пыталось осесть на безоблачном горизонте. Форма его диска была слегка искажена и расходилась кольцами по краю, создавая сверкающую рябь. Припарковав байк, Сехун поплотнее запахнул куртку, змейку на замке которой он умудрился выдрать ещё вчера. К несчастью, времени сходить в ателье так и не выпало, поэтому теперь оставалось только мёрзнуть под порывистым ветром, обдувающим его при быстрой езде. Уже с торца здания через стеклянные витрины молодой человек мог видеть, как хозяин круглосуточной лавки воюет с телевизором, пытаясь посмотреть вечерние новости. Маленький чёрный ящик на его столе, не желая идти вровень с цифровыми технологиями, способен был принимать только аналоговый сигнал, именно поэтому из-за дурных погодных условий сегодня вся передаваемая им картинка была покрыта снегом. Время от времени мужчина нервно то удлинял рога антенны, то со всей силы ударял по крышке, но изображение почти не улучшало. – Ворочаешь миллионами в Пэтти, а телевизор себе купить нормальный не можешь, – вздохнул ночной гость, плотно закрывая за собой дверь, чтобы на порожек не замело лишнего снега с улицы. – Хоть снова радио доставай, чтобы послушать вечерние новости, – проворчал мужчина. – С уверенностью могу сказать, что пока в стране без происшествий, – рассмеялся молодой человек. – Потому что сегодня не твоя смена? – расплылись в полуулыбке чужие губы. – Мальборо совсем закончился, – вздохнул Сехун, доставая со стенда последнюю пачку. – Старик, закажи ещё. – Ты чего раскомандовался, – поправляя съехавшие на нос очки, буркнул владелец круглосуточной лавки всё-таки выставляя в бланк заказа несколько единиц табачной продукции. – И побольше, – отнял молодой человек у мужчины ручку и в несколько раз увеличил цифру заказа, обводя её для наглядности максимально жирно. – Бросал бы ты дымить, – щёлкнул он Сехун по лбу бланком, – лёгкие тебе спасибо за это не скажут, да Юджин вряд ли приятно с тобой целоваться. Травишь не только себя, но и её. – Она говорит, что ей нравится, – задорно улыбнулся он. – Нравится запах дыма. Она называет меня своей личной луной. – Тогда она та ещё извращенка, – сморщился мужчина, открывая кассу и протягивая навстречу молодого человека руку в надежде получить деньги за товар. – Бедная девочка, знала бы она, что тянет пеплом от тебя только потому, что ты кремируешь всех своих жертв. В пепле, осевшем на твоих плечах, мало романтики из древних легенд. Твой пепел — чужие кости. Разве луна не пахнет пеплом только от того, что на ней совершенно нет жизни? – Всё ещё считаешь, что я должен ей рассказать? – проходя вдоль ряда с алкоголем, Сехун стукнул по каждой встречной на его пути банке, создавая перезвон. – А тебе всё ещё хочется, чтобы она пришла к ответу самостоятельно? – приподнялись мужские брови. – Моя Джин умная — и рано или поздно она найдёт ответ, – кивнул Сехун. – Но захочет ли она после всего этого остаться? – тяжело вздохнув, мужчина покачал головой. – Это плохо, когда кто-то знает чужой секрет. Такого человека невозможно контролировать. Если она всё-таки уйдёт, то тебе… – Не будем загадывать, – перебил его Сехун, меняясь в лице. За окном, на крыльце круглосуточной лавки, он видел запыхавшуюся Юджин, что со всех ног бежала к нему с автобусной остановки. До этого, он был уверен, никто и никогда к нему так не спешил. Юджин была первым в его жизни человеком, чей шаг стремительно ускорялся, стоило только ему появиться в поле её зрения. – Прости, я опоздала, – врываясь в помещение со звоном колокольчика, смущённо проговорила она. – Вечер добрый, – кусочек тепла достался и хозяину магазинчика. – Добрый, юная леди, – кивнул ей головой мужчина. – Нет, ты очень даже вовремя, – признался Сехун. – Разве? – не поверила ему девушка, приподнимая рукав куртки, чтобы глянуть на время. – Точно тебе говорю, – перехватил он девичьи руки, сжимая их в своих. – Врунишка, – всё-таки нашла она за спиной молодого человека настенные часы. – Когда кого-то ждёшь, время теряет ценность, – коснулся он её щеки. – Покатаемся сегодня? – счастьем загорелись женские глаза. – Мы давно не катались. – Да, покатаемся, и ещё у меня есть для тебя кое-какой сюрприз. – Правда? – захлопала Юджин в ладошки, подавляя в себе желание запрыгать на месте. – Ты голодная? – поинтересовался молодой человек. – Признаться честно, от лапши бы не отказалась, – похлопала она себя по животу. – Тогда перекусим и поедем. – Я буду сырный, – подхватывая с полки рамен, заключила девушка, – а ты острый с кимчи? – Да, – доставая кошелёк, подошёл он к кассе. – Какая щедрость, в этот раз ты даже заплатишь, – себе под нос буркнул продавец лавки. – А маринованные свиные ушки свежие? – полюбопытствовала Юджин, заглядывая в холодильник. – На них почему-то нет никакой маркировки. – Конечно! – воскликнул мужчина. – У меня всегда всё только самое свежее. – На твоём месте я бы ему не доверял этому жулику, – признался Сехун, в очередной раз получая бланком заказа по лицу. – О, неужели моё любимое соджу приехало, – тыкнула девушка пальцем в стекло витрины. – Только ради тебя его заказал, – рассмеялся мужчина. – Надо же, его редко можно встретить в магазинах, оно родом из Чеджудо, даже из Пэтти недавно пропало, – достав бутылку, девушка помахала ею в воздухе. – Если я немного выпью без тебя, ты ведь не будешь на меня сердиться? – Серьёзно? – приподнял Сехун бровь. – Я по нему очень соскучилась, – прижимая бутылку к щеке, с полными грусти глазами произнесла девушка. – Между прочим, это именно оно свело нас в этом месте. – Ладно, – сдался Сехун, – всего пару рюмочек, и не больше. – Зануда, – буркнула девушка, подхватывая с полки ещё пару бутылок, – тогда, давай, с собой возьмём. – И где они поедут? – приподнял молодой человек бровь. – В моём рюкзаке, – подтянула Юджин лямки на плечах. – Ещё тридцать тысяч вон, – заглядывая в чужой кошелёк, отозвался владелец круглосуточного магазинчика. – Скряга, – буркнул себе под нос молодой человек. – А это за воду, – выхватывая из мужских рук ещё тысячу вон, заключил продавец, – рамен же вы как-то должны заварить. – Ты чего на всём здесь наживаешься? – покосился Сехун на чайник, рядом с маленьким буфетом. – Только не говори, что мне придётся заплатить и за столик в столь сомнительном месте. – Столиком, так и быть, можете воспользоваться бесплатно, – расплылись в улыбке мужские губы. – Я ещё вон тот батончик, – указала Юджин пальцем на сладости, которые были разложена на кассе для привлечения покупателей. – Алкоголь — есть, шоколад — есть. Быть может, и это для полного набора, – рассмеялся мужчина, доставая из прилавка пачку презервативов. – Обойдёмся, – прожёг его Сехун взглядом. – А почему бы и нет? – протянула девушка навстречу мужчине руку, свободной рукой вынимая из кошелька Сехуна ещё пару денежных купюр. – Ты знаешь, что у него самая большая наценка среди всех близлежащих магазинов? – глянул на неё молодой человек. – Мелкому бизнесу в наше время тяжело приходится, когда весь рынок оккупировали продуктовые гиганты, – пожала девушка плечами, подхватывая пакет с продуктами. – Мелкому бизнесу? – хмыкнул Сехун, понижая голос до шёпота, чтобы его мог расслышать только хозяин лавки. – Да у него на счету миллиарды долларов, которыми можно всю Корею засеять. – Кстати, я забыл тебе кое-что отдать, – закопошившись под прилавком, мужчина пропал из виду молодых людей. – Посылка для Бэттани, как ты и заказывал. – Для Бэттани? – переспросил молодой человек. – Держи, – подал мужчина Сехуна увесистую коробку. – Ты снова что-то заказал для своей черепашки? – удивилась Юджин, выглядывая из-за плеча молодого человека. – Как мило. Что там? Какие-то черепашьи деликатесы? – Да, – нахмурился Сехун, переводя сердитый взгляд на хозяина круглосуточного магазина, который вздумал отдать коробку именно при девушке. – Покажешь? – полюбопытствовала Юджин. – Дома, – отмахнулся Сехун, подталкивая девушку к столу, – заваривай рамен. К ночи поток транспорта успел осесть во дворах и на автопарках, поэтому теперь спокойно можно было лавировать между его поредевшими дорожными полосами, с чем Сехун теперь мастерски справлялся, заваливая байк то на одну, то на другую сторону. Рассекая ледяной воздух, он выжимал ручку газа до самого предела, ощущая, как приятно печёт она кожу. За его спиной радостно сопела Юджин, в очередной раз представляя себя маленькой рыбкой, путешествующей по шумному морю на спине огромного стального кита. Запахом скорого сюрприза был переполнен воздух — и даже на кончике языка она ощущала сладость предстоящего подарка. Сначала выбранное направление не давало девушке представления о месте, куда они едут, но чем дальше отдалялись они от центра города, тем больше идей закрадывалось в голову. Ко всему прочему подозрение вызывало и колесо обозрения, которое всё время маячило перед глазами и с каждым новым рывком становилось всё ближе и ближе. Со временем пазл лёг на своё место. Сехун вёз её в парк развлечений, который с большой долей вероятности в такое время уже должен был быть закрыт, отчего Юджин становилось любопытно, как в этот раз он будет обходить систему. Чувство азарта так же быстро растеклось по венам, как снова выветрилось. Обходить систему не пришлось. Ничего криминального не произошло. Единственное правонарушение, за которое Сехуну светили исправительные работами где-нибудь в городском парке или музее, — был подкуп старого сторожа на территории закрытого на ночь развлекательного центра. Протиснувшись в узкое окошко будки, молодой человек долго о чём-то договаривался, пока в итоге не получил разрешения войти. Нехотя выбравшись из своей крохотной кабинки, где самое время было начинать смотреть вечернюю дораму, ночной страж снял цепи с металлических замок, запуская молодую парочку внутрь. Кивнув в благодарность, Сехун ухватил девушку за руку и устремился вглубь парка. Нетронутый снег заскрипел под ногами. Окружающая обстановка немного пугала. Окажись Юджин здесь одна, она бы точно струсила. Аттракционы со стороны казались заброшенными. Прижавшись плотнее к мужскому плечу, девушка пыталась рассмотреть в темноте хоть что-то, пока в один миг всё вокруг не заискрилось. Как на новогодней ёлке, огни уличных фонарей разом вспыхнули. Глухой щелчок рубильника заставил привести в движение кофейные чашки с кувшинками, а следом за ними и лошадки, бегущие под куполом цирка, закружились в ярком вихре детского хоровода. Колесо обозрения со стороны стало походить на разноцветный фейерверк, который, выстрелив ввысь, зацепился за небесное полотно и теперь не хотел растворяться в воздухе. – Прокатимся? – предложил Сехун, перепрыгивая через решётчатую ограду и подавая девушке руку. – Только мы одни? – загорелись глаза Юджин. – Только мы одни, – подтвердил молодой человек. – Нас ведь не арестуют, как хулиганов? – насторожилась девушка, вкладывая свою ладонь в чужую. – Не арестуют, – попытался заверить её молодой человек. – Впрочем, даже если нас поймают, не стоило ли это того? – Ты невыносим, – повиснув на ограде, Юджин зацепилась шарфом за крючок. Рывок — и красная нить медленно начала распускать связанный тётушкой узор. Олени резво заскакали в сторону леса, пока полностью в нём не скрылись. Поздно спохватившись, девушка попыталась остановить их резвый бег, но всё, что смогла догнать у распускающейся вещицы, — это яркий клубок ниток. – Кажется, что-то это мне напоминает, – рассмеялся Сехун, отходя на пару шагов и разглядывая растерянную девушку, запутавшуюся в остатках шарфа. – Тебе ещё и смешно? – разозлилась Юджин, становясь такой же красной, как когда-то шарф на её шее. – Это был рождественский подарок из деревни. Ты даже представить себе не можешь, как я его любила. – Попросишь тетушку, и она тебе ещё свяжет, – прикрыл он рукой губы, пытаясь затолкать обратно в горло, рвущиеся из него смешки. – Но такого-то она больше не свяжет, – развела девушка руки в стороны. – Вся прелесть была в том, что он был такой один на всём белом свете. – Я вспомнил, – подхватил он конец красной нитки, начав сматывать его в клубок. – Ариадна? Так ведь? – Девушка, что вывела возлюбленного своего из лабиринта Минотавра? – Ага, ты сейчас точь-в-точь — она, – кивнул он, засовывая к себе в карман всё-то, что осталось от чужого шарфа. – Тогда ты, должно быть, будешь у нас Тесеем? – поднялась она на носочках, прикасаясь своим лбом к чужом. – Пожалуй, – сглотнул он тяжело. – Плохой пример. – Почему? – хрипло поинтересовался Сехун, заворожённо смотря на женские губы. – Спасти-то она его спасла, а вот замуж за него не вышла, – руки крепче обхватили шею. – А за кого тогда вышла? – За бога вина, – прошептала Юджин, опаляя мужское лицо тёплым дыханием. – Променять героя на пьяницу, хочу сказать, так себе выбор, – усмехнулся Сехун. – Не думаю, что у неё был выбор, – оттолкнув молодого человека, девушка побежала в сторону расписной кабинки колеса обозрения. – Тогда этот Тесей был точно дураком, – похлопал Сехун карман со своей ариадновой нитью. – Говорят, перед богами даже герои бессильны, – пожала Юджин плечами. – Зато история всегда помнит последних, когда в подлинности первых и подавно сомневается. – Люби вечно... – прошептала девушка, устремляя глаза к небу, где за раз вспыхнули миллиарды звёзд. – Люби вечно? – как мантру, повторил за Юджин молодой человек, следом переводя взгляд на него. – Это слова, что по легенде Тесей сказал своей возлюбленной, перед тем, как сойти с корабля, на котором они бежали от её отца, – облизнув пересохшие губы, девушка снова бросила взгляд на молодого человека. – Существует предание, что перед уходом, не тревожа сна царевны, герой опустил на её голову венец. Венец, что мерцал подобно сотням звёзд. Тесей уплывал всё дальше и дальше, но свет, что излучали камни, продолжал светить ему. – А как венец попал к Тесею? – полюбопытствовал Сехун, в несколько широких шагов настигая девушку. – Однажды Афродита решила подарить морской нимфе Фетиде корону, – шёпотом начала девушка, как обычно рассказывают маленьким детям сказки. – Корона эта должна была не только обладать небывалой красотой, но и иметь силу самой богини. – Символ чистоты и вечной любви? Что-то такое? – уточнил Сехун, разматывая часть своего чёрного шарфа и накидывая его на девушку. – Всё верно, – кивнула Юджин, прижимаясь к молодому человеку, с котором они теперь стали единым целым. – За работу лично взялся супруг её Гефест. Сутками напролёт ковал он самое великое из сокровищ мира, что было сделано из огненного золота и красных индийских камней, напоминающих розы. Корона эта, по легенде, излучала негасимый свет любви. Свет всего звёздного неба. – Даже представить сложно. – Время от времени сквозь толщи воды, где находилась кузница Гефеста, проскакивали яркие вспышки света. Простым смертным казалось, что сами звёзды падают в руки бога и рассыпаются под ударами его молота. – То ковалась вечная любовь? – дотронулся он кончиком носа до женского уха, заставив Юджин заливисто засмеяться. – В это время в одной из критских бухт царь Минос встречал корабль из Афин, на котором каждые девять лет присылали семь юношей и семь девушек на съедение жившему в лабиринте Минотавру. Как ты знаешь, одним из тех юношей был Тесей — сын Посейдона. Минос, услыхав, что Тесей сын морского бога, не поверил ему и с усмешкой, сняв с пальца кольцо, бросил его в воду. Он приказал юноше достать безделушку со дна в доказательство родства. Когда Тесей поднялся на берег, в руках его помимо кольца был и венец, который Фетида отдала ему лично. – Значит, венец стал символом вечной любви Тесея и Ариадны, которым не суждено было быть вместе с самого начала? – Говорят, он на протяжении всей жизни всматривался в сияние звёзд, хранящих сон его возлюбленной, – обхватив руками лицо молодого человека, девушка заставила посмотреть его на небо. – Смотри, мы стоим прямо под венцом Ариады. После свадьбы в знак величия любви Дионис вознёс корону на небо и поместил её среди звёзд. Это созвездие носит имя Северной Короны. Видишь? Форма полукруглого ожерелья. Восемь звёзд хранят секрет вечной любви и подвига в честь неё. – Почему каждый раз, когда ты мне что-то рассказываешь, на сердце становится жутко тоскливо? – перевёл он свой взгляд на девушку, в глазах которой отражалось полотно звёздного неба. Мгновение — и в карем омуте отразилась падающая звезда или, может быть, это Сехун уже сходил с ума от любви, что было слишком много для его гнилого сердца. – Я не видел их рождения и не застану их смерти, – продрогшим голосом произнесла Юджин. – Так говорит мой папа о звёздах, после чего я, действительно, ощущаю себя жалкой песчинкой в этом мире. – Джин... – навис Сехун над девушкой. – М? – отрывая взгляд от неба, вопросительно посмотрела она на молодого человека. – Я люблю тебя, – пробормотал он сипло. Звёзды тонули в глазах Юджин, а снежинки медленно падали с неба и засыпали в шерстяных складках его шарфа. Кругом стояла тишина — и ничего в эту минуту не могло быть звонче этой самой тишины. Колесо обозрения медленно катилось по небу, как будто было частью колесницы богини ночи Нюкты. Сердце было преисполнено радостью и надеждой на будущее, что было подвластно им, потому что они всё ещё были молоды и жили со страстью в душе. Сехун не умеючи, совсем неуклюже, закатывал размотавшиеся рукава Юджин, а она смотрела на его грубые руки и понимала, что нежнее этих рук ничего в жизни своей не встречала. Лето закончилось, земля под ногами давно была мёртвой, но его шершавые ладони всё ещё пахли теплом и солёным морем, которое после продолжительного холода, впервые за тридцать долгих лет, сковало льдом. На улице стоял крепкий мороз. Клубы холодного пара были колючими, как дикобразы. Время от времени Юджин поджимала на ногах пальчики, потому что было непредусмотрительно с её стороны, зная, что температура к ночи на градуснике опустится до тридцати, забыть натянуть шерстяные носки на колготки. Однако каким бы красным не становился её нос и каким бы толстым слоем не покрывал её ресницы иней, она чувствовала, что теплее ей уже не станет, даже если она окажется рядом с обогревателем в будке ночного сторожа. Юджин жила любовью и, быть может, только ею питалась в последние дни. В её груди цвели цветы. Удивительные, прекрасные цветы, которые складывались в пышный пахнущий счастьем букеты.