***
В квартире напротив Антона проживала среднестатистическая семья с фамилией Буриковы. К счастью, Шастун не часто сталкивался с кем-то из них, но когда здоровался, его провожали отнюдь не дружелюбным взглядом. И именно в этот замечательный день Марина Бурикова, хорошо выглядящая женщина сорока пяти лет, решила серьёзно поговорить со своим мужем. — Миш, выключи новости хотя бы на секундочку. Я хочу с тобой поговорить. — О чём? — О нашем соседе. — Об этом молодом человеке? Антоне, кажется? С ним что-то случилось? — Я подозреваю, что у него кто-то есть. — Что ты имеешь в виду? Как это «кто-то есть»? — он абсолютно не понимал, к чему клонит жена и как это относится к нему. — Судя по всему, вместе с ним живёт мужчина. — Ну и что, это его личное дело, — ничуть не смутился глава семьи. — Может, комнату сдаёт или друг приехал погостить в столицу. Или вообще какой-то родственник. Тебе-то какая разница? Главное, не шумят, ремонт не делают. — Это очень странный мужчина. Обычно он выходит один, а сегодня они зашли вместе. Он одевается не по погоде, но на наркомана не похож, но… — В любом случае это нас не касается, — пожал плечами Михаил. — Если тебя смутила только одежда, то ты себя очень сильно накручиваешь. — Нет, это ты ничего не понимаешь! Он носит эти джинсы впритирку, а Антон всегда увешан украшениями. Мне кажется, они эти… ну, ты понимаешь! — женщина истерично завершила фразу громким шёпотом. — Господи, да кто? — Геи! Люди нетрадиционной ориентации! Поэтому и живут вместе! — Ты же знаешь, что я терпеть не могу все ваши сплетни, — проворчал муж и снова сделал громче телевизор. Марина продолжила возмущаться, но лишившись благодарного слушателя, всплеснула руками и гордо удалилась на кухню.***
Антон позвонил, и ему открыл такой же взъерошенный и мокрый Арсений. — Я же тебе позвонил, когда добрался. Не обязательно было ко мне мчаться. У тебя же там кот, его к ветеринару свозить надо, на наличие травм проверить, и вообще не стоило… — Арс почесал затылок. — С ним всё в порядке. Ты ведь важнее кота, — растерянно сказал Антон, потихоньку сдуваясь как шарик от осознания, что его действия похожи на какое-то сталкерство и мало соответствуют логике. — И ты так неожиданно исчез, мало ли что могло с тобой случиться. С волос Антона капает вода. От машины до дома он добежал быстро, но это всё равно не спасло его от сильного дождя. Он переминается с ноги на ногу и выставляет вперёд пакет с толстовкой, пытаясь защититься. — Я вот… отдать хотел, — он неожиданно чихает. — И таблетки купил, в аптеке сказали, помогает от головокружения. А еще у тебя… царапина кровит. Арсений взглянул на руку. Он только что вышел из душа, чтобы смыть с себя грязь, и о такой мелочи думал в последнюю очередь. — Заходи, а то стоишь, как неродной. Чай, не в первый раз в моей квартире. — Чай? — приподнял брови Антон, снимая куртку и думая, куда её пристроить без больших последствий. — Ты из какого века, Арсений? — Девятнадцатого. Есть титул графа, поэтому за такое пренебрежение к моей персоне вызываю вас на дуэль, — Арс кидает в него полотенце. — Вытрись, а то простудишься. Продолжай традиции и надевай мою толстовку снова, а своё кидай в стирку. Ты же не собираешься мокрым чай пить?***
— Это классно иметь друзей на всю жизнь, когда знакомы с детства, — улыбается Арсений, грея руки об кружку горячего чая. — Да, я с Димкой в каком только дерьме не побывал. Всегда как-то выкручивались, — Антон заканчивает очередную забавную историю. — Обычно с одним другом отдыхаете семьями, с другим — работаете или учитесь, с третьим — дружите только ради общих знакомых. — Это ты про себя? — уточняет парень. В точку. Только что вспомнил отца, который дружил с важными лицами и разделял знакомых по компаниям, никогда не смешивая их. Градус взаимного нетерпения между ними заметно снизился с моего отъезда, но старые обиды никуда не делись. Всё еще трудно сдерживаться при бывших хороших знакомых, которые пытаются влезть в душу, чтобы не выплёскивать весь негатив на них, они же не догадываются… — Не знаю, — поворачивается к нему Арсений и натыкается на пристальный взгляд. — У меня есть несколько друзей, проверенных временем, но общие знакомые и коллеги с работы — это же совсем другое. — Ага, — поддерживает тему Антон. — Я рад, что с тобой познакомился. Ты необычный. Ты даже не представляешь насколько. Они сидят на диване, фоном работает телевизор. Разговаривают обо всём на свете. Оба прощупывают почву: какие шутки нравятся собеседнику, каких тем лучше избегать и на каком расстоянии можно сидеть, не доставляя дискомфорта. Вместе негласно приходят к решению, что эти ночёвки в одной квартире — лучшее в их жизни. Антон остаётся на диване, Арсений желает доброй ночи и собирается уходить в другую комнату, на прощание посылая воздушный поцелуй. Парень громко смеётся и устраивается поудобнее. Но тут же, приподнимаясь на локтях, окликает его, в тысячный раз задавая вопрос о самочувствии. Арс оборачивается и закатывает глаза. — Я бы сказал, если что. Я не самоубийца. Но ты так мило заботишься, что легче было бы притвориться. Ну, где фраза «а кто это у нас тут больной»? — А кто это у нас тут больной? — Ты! — одновременно выкрикивают оба. Арсений держится за живот от смеха. Шастун чуть не падает с дивана. — Всё равно, если что — зови.***
Арсений — невыносимый зануда в некоторые моменты. Иногда он вообще употребляет устаревшие выражения. Но с ним хорошо. Он как будто живёт только здесь и сейчас. И Антону это нравится до мурашек. С ним очень весело, и плевать, если он один сыплется с его тупых шуток. Арсений любит фотографироваться буквально у каждого столба, носит футболки со странными надписями, совсем не разбирается в спорте, просто вежливо кивая на все высказывания о футболе, но при этом ловит каждое слово, никак не показывая, что тема ему неинтересна. Он обожает нарушать личное пространство с такой же завидной регулярностью, как и Антон. Арсений может сотворить всё, что угодно, а потом сидеть с невозмутимым выражением лица. Он не стесняется закидывать на Антона ноги или взъерошивать волосы, но не навязывается, в любой момент готов отступить. Как будто ему важно быть просто нужным. У Антона нет сомнений, что Арс очень аккуратно клеится, но блин, он сам к нему приехал и не свалил до самой ночи. С Арсением хочется проводить время. А еще есть ощущение тайны. И раз тот легко пересекает грань дружбы, сразу возвращаясь обратно на территорию старого и доброго «мы просто узнаём друг друга», то Шаст просто будет этим пользоваться. А там посмотрит. В конце концов, Арсений еще и очень охуительно танцует.***
Арсению тоже не спится. Он пялится в потолок и подумывает над тем, чтобы совершить вылазку на кухню за стаканом воды. Чаще всего, когда он закрывает глаза, внутреннему взору предстаёт Ирина. Некоторое время Арс страдал бессонницей. А теперь становится легче. Время ведь лечит, главное — не сдохнуть во время лечения. Она считала его параноиком, но он никогда специально не доставал её своими проблемами. Он же не был виноват в том, что в темноте видит гораздо лучше среднестатистического человека. И слышит каждый шорох наглого таракана, вылезающего из какой-то щели по ночам. Ира презрительно фыркала на его беруши, спальные очки и таблетки, хотя он складывал снотворные на дальние полки. Из её уст фраза «кто у нас тут больной» никогда бы не прозвучала с доброй насмешкой. Её слова, как и она сама, были насквозь пропитаны фальшью, что одновременно разбивало сердце и давало понять, что это всё было ненастоящим, простой игрой, а следовательно, можно было сделать вид, что всего этого не было. Одна мысль уходила, но возвращалась через несколько дней: почему он предпочитал не обращать внимания на это? Всего лишь из-за того, что подходили друг другу? А чем они подходили? Были ли вообще точки соприкосновения? В чём она притворялась и в чём он не был честен никогда? Просто хорошо, что всё закончилось. На что он обрёк бы себя, если бы связал жизнь с маленьким диктатором с идеальной фигурой по имени Ирина — мастером психологической обработки и прирожденным кукловодом? На брак, который похож на жизнь его родителей: близкие люди, встречающиеся три раза в день — за завтраком, обедом и ужином, чтобы обсудить погоду, размер его счёта в банке и количество побед над глупыми людьми, и разделяющие постель. Единственное отличие — между его родителями и правда что-то было. Ира всегда заботилась об Арсении — следила за тем, что поел, где проводит время, из вежливости интересовалась, как ему хотелось бы провести выходные, но эта иллюзия доброй хозяюшки не выдерживала никаких испытаний, сталкиваясь с жестокой реальностью: домработницы, появляющиеся в их квартирах чаще, чем они сами, ночи в отелях с включенными завтраками и самим Арсением у плиты, еду которого она не доедала, изящно разрезая всё на маленькие кусочки. А приглашение в Париж вовсе обескуражило. Оно не было ничем обосновано, и Арс чувствовал себя подонком, когда писал, что не сможет приехать. А всё оказалось… так. Ирина никогда не заглядывала ему в душу. И это его… устраивало. В театре он мог быть собой, там все были со своими особенностями, в жизни — циничным равнодушным негодяем, дома — трудным, проблемным сыном, а с ней — идеальным Кеном рядом с безупречной Барби с осанкой манекенщицы и достоинством богатой наследницы нефтяного магната. И откуда в ней всё это взялось? Почему всё время, что мы были вместе, я ей потакал? Вероятно, чтобы не огорчать родителей, для которых с подросткового возраста привык считаться сплошным разочарованием. Не знаю. А тут вроде как остепенился, в какой-то мере стал похожим на то, чего они ожидали. Только сейчас понимаю, что сердце никогда прежде не билось в бешеном ритме, мозг не взрывался, а внутренности не стягивало, прямо как во время обращений, как это происходило сейчас. С Антоном. С парнем, который ни в чём не идеален. Потому что он уникальный. При одной только мысли о нём на лицо наползает идиотская улыбка. Уверен, что выгляжу совершенным придурком, но ничего не могу с собой поделать. Думаю, думаю, думаю. Меня будто подменили, разобрали и собрали вновь, и это очень знакомо, я испытываю это практически каждый день, но тут другое — я себя не узнаю внутренне, а не внешне. И это… приятно. Антон заботится по-настоящему. Он весь какой-то настоящий. По щеке Арсения течёт одна слеза, и он сразу же вытирает её. Он всего лишь приехал, чего я расклеиваюсь? Мужчина обнимает подушку крепче и утыкается в неё лицом.***
Антон решает побороть все свои привычки и встать пораньше, поэтому просыпается от вибрации телефона под подушкой. Он прокрадывается в комнату Арсения, развалившегося в кровати со сползшими на шею очками. Шастун хмыкает, закрывает дверь на кухню и лезет в холодильник за колбасой и сыром. Режет помидоры и пекинскую капусту — вдруг тот не захочет есть что-то тяжёлое с утра, потому что в прошлый раз Арс выпил только чашку кофе. Антон выгружает вещи из стиралки, которые по-хорошему надо было вытащить ещё вчера, и внимательно оглядывает ванную: на полке лежат гели с оливковыми маслами и сицилийским апельсином, в углу валяется упаковка маски для лица с китайскими иероглифами и картинкой клубники. Хмм… Он так заботится о себе? Антон хмурится, но одёргивает себя: какое право он имеет его осуждать? Арсений - взрослый человек, и даже если он ведёт себя соответствующе стереотипам настоящих суровых мужиков, то его это не волнует. Антон вовсе носит кучу железа на руках. Он вытаскивает свои джинсы, непонятную футболку, мало напоминающую его собственность, и… бывшие белые носки с разводами розоватого цвета. Заглядывает в машинку и выуживает оттуда еще один комок, поднимая его всё выше и выше, чтобы внимательно рассмотреть. За спиной раздаётся зевок, и Антон замечает в проёме заспанного Арсения. — Э-э-э… — мычит Шастун, — это… твоё? Он резко убирает находку в сторону, пресекая попытку Попова перехватить радужные носки и розовую футболку с контуром чёрного сердца и подписью «Hello Kitty». — Моё! — тут же реагирует мужчина и делает новую попытку дотянуться. Антон поднимает руку выше. — Отдай-мне-уже-мои-вещи! — встряхивает головой Арсений и начинает ворчать о неблагодарности некоторых людей. Но тут до него доходит, что они творят. Он прижимается к Антону полностью, чтобы отобрать злосчастную футболку, хотя по факту парень уже рассмотрел надпись и истерично смеётся, так что скрывать не имеет больше смысла. Между ними минимум пространства, носы едва не соприкасаются, а жар тела чувствуется даже через одежду. Происходит именно то, чего Арсений боялся и чего обещал себе не делать вчера, вытирая слезу в тишине комнаты. Не привязываться. Потому что Антону может совсем не хочется видеть его в роли больше, чем друга. И потому что с Арсением слишком сложно. А ещё есть другая причина: мужчина боится ошибиться на этот раз, а зверь уже вырывается наружу, и это определённо то, чего нужно избегать любой ценой. — Попробуй забери, — не обращает ни на что внимания Антон, глядя ему прямо в глаза. И еще сильнее заводит руку за спину. Арсений застывает на месте, понимая, что если потянется, неизбежно станет еще ближе, коснётся лица Антона. Щекой, носом, губами — не важно. Он тихонько сглатывает, чувствуя на своей коже его дыхание, не в силах отодвинуться. Этот парень примагничивает к себе игривыми зелёными глазами и широкой улыбкой. Тело безмолвно просит: пусть Шаст положит ладонь на талию, пусть коснётся спины, как в тот вечер в клубе. Зрительный контакт длится всего секунду, и Арсений начинает сползать на холодный кафель. Антон бросает мокрые вещи и подхватывает его, садится на пол и укладывает его голову на коленях. — Арс… — он поправляет его чёлку. — Тебе плохо? Давай ты немного полежишь, а я вызову врача? Я быстро, туда и обратно, и вернусь.Ты только держись, ладно? Арсений зажмуривается до звездочек и резко распахивает глаза. — Нет, не надо. Сейчас полежу и встану. У меня бывает мигрень, — он смаргивает слезы и пытается сжать пальцы в кулак. — Сейчас онемение пройдет, поможешь встать. Антон поднимает его на руки, до этого все десять минут проведя в молчании, потому что Арс жмурился от звуков. Он намочил многострадальную футболку и приложил её к его лбу. Дотащив его до кровати, он подложил подушку Арсению под голову и начал потихоньку массировать ему пальцы правой руки. Шастун зашторивает окно и без слов протягивает таблетки. И ближайший час просто чувствует себя виноватым. — Ты ни при чём. Это может быть связано с физической нагрузкой, бессонницей или избыточным сном. И такое случается редко — один или два раза в год, — пошатываясь, Арсений переходит на кухню, разглядывая тарелки с закусками. — К тому же, это твоя одежда пострадала, ведь я забыл проверить, есть ли что-то внутри. — Хрен с ней, одеждой, — всё ещё шепчет Антон и спустя минуту выпаливает: — Ты поэтому спишь в очках и затычках? Минимизируешь возможность случиться приступу? — На самом деле нет. У меня просто очень чуткий сон, — признаётся Арсений, опять опуская глаза в тарелку. — Классно, что ты с завтраком запарился, хотя есть мне несильно хочется. Антон кивает. Всё равно я виноват, вёл себя как ребёнок, хотел его подколоть… Вот и доигрался. Может, он стесняется своего возраста и каких-то хронических болезней, а я ткнул прямо в больное место. Бляя, всё проебал… Он резко встаёт и подходит к нему. — Извини. Я здесь гость, а приношу проблемы. Я правда не хотел, чтобы так получилось, — и Антон присев, обнимает Арсения. Мужчина замирает с чайной ложкой в руке, поворачивает к нему голову, но Антон уже отходит. — Надеюсь, это не сильно задевает твоё достоинство, потому что я типа не жалею тебя. Просто если ты себя неважно чувствуешь, предупреди меня, знак какой-нибудь подай. Скажи: «мистер Старк, мне что-то нехорошо», например, и тогда я успею отреагировать. Окей? — улыбается Антон, вернувшись на своё место. — Окей, — расплывается в ответной улыбке Арсений. Антон незаметно, как ему кажется, выясняет, что тот периодически посещает врача и занимается степ-аэробикой, и иногда медитирует, ходит на сеансы массажа. Арс вообще не понимает, зачем продолжает открывать рот и говорит о своих слабостях, но Шастун никак не показывает, что делает это лишь из-за какого-то долга. Он даже интересуется, не практиковал ли Попов воздушную гимнастику в гамаках, потому что он слышал, что это избавляет от нервного напряжения и избавляет от бессонницы. Арсений гордо вскидывает голову: — Я и так достаточно гибкий! Могу сесть на шпагат. — Я не Станиславский, поэтому просто скажу: Верю! — Антон уже практически лежит под столом, беззвучно сотрясаясь от смеха. Хотя фраза про гибкость заставляет его на минуту остановиться, зато Арсения теперь трудно остановить: — Мне тренер говорил, что у меня замечательно смазаны бедренные связки, так что мне хватает занятий и обычной зарядки. У Антона ёкнуло сердце. Он глянул на скрытые под столом бёдра. — Я с ним согласен. Ты невероятно классно ими двигаешь, когда танцуешь. Настал черёд Арса нервно облизывать губы. Где-то в коридоре раздалась трель телефона. Мужчина подрывается вперёд и уходит, но на его лице написано удивление.***
На экране высвечивается «отец». Попов нажимает «ответить». — Да? Голос отца, как всегда, не отличается эмоциональностью. — Здравствуй, сын. Наконец-то я смог дозвониться. — Привет, — поджимает губы Арс, оглядываясь, потому что не хочет, чтобы Антон услышал этот разговор. — Как ты? Отличный вопрос для того, кто не интересовался моим самочувствием больше трёх месяцев. — Прекрасно. Его отец откашливается. — В общем, к делу. Я переговорил с Ирой и принял решение. — Какое же? — приподнял бровь Арс, жалея, что этого не видно. — Я согласен, чтобы ты вернулся. Думаю, выводы сделаны, и ты наконец стал намного сговорчивее и ответственнее. — Эм, — воздух застревает у Арсения в горле. — Ты о чём вообще? — Пришло время признавать и исправлять свои ошибки. Я позволяю тебе вернуться и поступить по-мужски, извинившись перед Ирой, — в его голосе столько доброжелательности, что просто тошно. Арсению хочется, чтобы он замолчал, потому что ошибку совершил не он. И он никогда не признается, что без отца не справится. Потому что он стал справляться, как только ушёл. — Нет, — он переводит дыхание. — Я не хочу возвращаться. И это она должна извиняться передо мной. Прошло уже больше пятнадцати лет, и пока ты не будешь принимать меня как самостоятельного взрослого человека, который знает, что для него лучше, я не хочу с тобой разговаривать. — Я даже слушать это не буду, — громыхает отец. — У тебя было достаточно времени, чтобы подумать о своём поведении и сделать выводы. Тебе нужна помощь… с этим. Ира заметила некоторые странности. — Ты называешь то, что со мной происходит, «это»? Послушай, отец… — хмурится Арсений. — Мы это уже проходили, и я отнёсся к тебе благосклонно. Я не ограничил твои передвижения, так будь же теперь благодарен. Хватит трепать мои нервы, и нервы матери тоже. Не трать впустую время, это твой последний шанс. Мы знаем, что после расставания тебе пришлось нелегко. Тебе нельзя опускаться в депрессию, ты можешь выпустить это из-под контроля. А мы все стараемся только для тебя! — Я лучше стараюсь. Арсений слышит тишину в ответ и смотрит на погасший экран. Если бы такой разговор состоялся, когда Попову было лет девятнадцать, его мир бы разрушился. Он бы позволил сомнениям завладеть собой: может, папа прав и стоит воспользоваться его «позволением»? Вдруг его действия были ошибкой? А что если он рискует своим будущим ради желания сделать всё наперекор родителям? Сейчас же Арсений знал, что сделал всё правильно. Там — обеспеченные родители, неплохие перспективы и устроенная жизнь с врачами на дому. Здесь — восторг от свободы, растерянность и попытки адаптироваться. В Санкт-Петербурге — отец, который игнорирует его желания, обосновывая все запреты здоровьем, хотя даже не в курсе, когда случилось последнее ухудшение, в какой момент отклонение стало еще опаснее. Отец, который даже не пытается поставить себя на его место. В Москве — Арсений впервые не один. Его слушают и слышат. Он доучился здесь, работает и занимается тем, чем хочет в этом городе. Никто не диктует, как жить. Никто не критикует, разве что режиссер-постановщик в театре. Здесь голова работает по-другому. А Питер — он в сердце. Когда-нибудь он туда обязательно вернётся. — Всё в порядке? — спрашивает Антон. — Да, — Арсений поначалу прячет взгляд и замолкает на время, прикусывая губу. — Думаю, да. И если ты задашь подобный вопрос снова, я за себя не ручаюсь.*****
Устраивая ежемесячный слёт ангелов, иными словами лучших подруг, которым на мётлах добираться удобнее и быстрее, Ирина знает на что идёт. И пока она отлучается поставить чайник, напрягает слух. — Никак не угомонится, — шепчет Ангелина. — Только от Арсения отстала, тут же новую жертву себе нашла, змея. — Гадюка, — подсказывает Дарина. — Да уж, мнит из себя королеву. Гордая и неприступная. А на деле что? Побежит за богатым мужиком как собачонка, только помани косточкой. Девушки прыскают от смеха. — Когда речь идёт о деньгах, больших деньгах и тонкой игре, можно забыть об имидже, сама знаешь. Вот взять Арсения, он ухаживал за ней год, достаточно состоятельный, но дела фирмы его отца ему не перейдут, это все знают, он у нас независимая птица с багажом загадок и ничем больше. Поэтому Ира и прикрыла лавочку, ловить-то нечего, — Лина потянулась к опустевшей чашке и зевнула. — Попов был выгодной для неё партией, она и старалась как могла, но ничего не вышло… А вот, Адриан… ну, думаю, тут ставка на то, чтобы улететь с ним в Европу или Америку. Хотя с Арсением она бы поднялась в другом плане — не любовь, но нечто близкое она упустила, — Ангелина вздыхает, погружаясь в себя, но её тут же дёргает Рина. — Слушай, — она вытягивает ноги и откидывается на спинку кресла. — А у него там, в Штатах, есть кто-нибудь? — У Адрианчика? Не знаю, надо по своим пройти, расспросить. Уже была мысль пробить его, но, если честно, побоялась… Ира за дверью сжимает чашку в руках изо всех сил. Она покажет им, кто заберёт выигрыш, и докажет, что Попов романтичная дешёвка. А пока что она натягивает на лицо милую улыбку и идёт обратно с тарелкой капкейков.