Она
Дни обычно всегда были одинаковые. Распорядки очень редко менялись. Настолько редко, что даже вылазки по всяким плохим делам были каждый раз в новинку. После этих вылазок не хотелось вылезать из своего подвала неделями. Но и по-другому нельзя было. Завтрак, мультики-фильмы, тренировки с папой, обед, чистка друзей, чистка других любимцев, ужин, шахматы или карты, сон. Сад ей был безразличен, а бассейн заброшен. Ну не нравилось ей болтаться в луже. Чтоб купаться и плавать, океан нужен. Каждый день одинаков. Но ее устраивала как раз обыденность. Как раз редкие вылазки на другой край света были чем-то новым каждый раз. Но ей не нравилось что-то совсем новое. Новое приносило лишние проблемы. А у них и так проблем много, особенно у папы. С ней проблемы. Особенно когда наступали ясные дни. Поэтому и не очень понравилось, когда Финли к ним зачастила. Ну, она и до этого часто приходила. И прекрасно понимала, зачем Финли к папе приходит. Все-таки не совсем она идиотка. Пока в одно утро не увидела разложенную в позе звезды на кухонном столе голую Финли и пыхтящего папу. Не то чтобы интересно было, чем они там занимаются. Как раз таки, чем они занимались, было понятнее всего. Не первый раз она наблюдала за ними по камерам видеонаблюдения, натыканных везде. Но это была одна из ее обязанностей — наблюдать за обстановкой. Только вот секс между ними происходил только в кровати. Если пришел черед кухни, значит, вышли на новый уровень. За шесть секунд она успела сделать выводы. И смириться с тем, что будет потом. Если у них все хорошо, значит, Финли будет жить тут. Если новый человек в семье, значит, будут новые распорядки. Пришлось стоять и дожидаться, когда они там закончат друг с другом, чтобы сообщить о том, что она в принципе не против Финли, если та не будет навязывать новые распорядки. Многие женщины, что приходили по ночам с папой, наутро хвалили его. И видать папа действительно был хорошим любовником, что сначала ее заметил он сам, только потом и Финли. Резко засуетились, Финли даже по-настоящему покраснела. Да и папа почему-то смутился. Хотя, может не стоило так пристально на них смотреть, заложив руки за голову. Но плечи слегка болели после вчерашней тренировки, и так стоять было легче. — Хей, милая, Ты уже проснулась… Скоро завтрак, не убегай далеко. Рано? Ничего не рано. Как обычно. И куда она может убежать? О, чепуха от папы из-за смущения. Хотя, что в этом такого? Ну, трахались. Ну, постояла она рядом, посмотрела. Почти интересно было. Ей так-то давно не пятнадцать. Даже были мужчины, в ясные для ее разума дни. Но тот опыт был откровенно невзрачным. За папой и Финли наблюдать было интереснее. У папы с Финли все происходило лучше. Интимнее. Ближе друг к другу. — Никаких.новых.порядков. Ответов не требовалось. Голый, как сама Финли, факт. С того утра Финли уже открыто приходила и уходила, когда ей вздумается. И слава всем богам, новых порядков не вводила. Не навязывалась ей в подружки. Из нее выйдет плохой друг. Не из Финли в смысле. Только часто торчала рядом, когда они с папой в спортзал на второй этаж ходили. Сидела рядом и молчала, начищая ветошью свои стволы, или дремала в кресле по шахматным вечерам. Пока в какой-то день робко не попросилась на спарринг не с папой, а с ней. Она и не помнила, как нахлынула ее истерика, от которой потом было неимоверно стыдно, но не могла с собой ничего поделать. Тело и голова обычно работали отдельно от сознания. Только помнила, как папа остановил ее, внятно разъяснив, что это не новый порядок так-то. Финли уже не новый человек в этом доме. Значит и ее просьба — это не новый распорядок. Просто еще один спарринг партнер. Плюс один так сказать. Глубоко внутри она понимала некую глупость этого объяснения. Но мозг почти с удовольствием принял. Даже пообещала папе попытаться не калечить Финли. Но отголоски нервов сказались сразу, Финли потом неделю косилась на нее, пытаясь незаметно потирать ушибы и синяки. Папа был отличным учителем во всем. Учил всему, что знал сам. Ей повезло с этим папой. Биологический папа был намного хуже. Папа Финн Прайм был идеальным отцом. Если б еще и не пил так. Но это был его способ подавить своих демонов. Ее демоны были страшнее. От них почти не было спасения, таблетки лишь ненадолго сдерживали. Их пила, лишь когда уже совсем было страшно. За себя. За папу. За окружающих. Ненадолго, но мысли-демоны отступали, заменяясь блаженной слепотой и глухотой. А потом был вечер проблем. Папа и Финли откровенно орали друг на друга. Не совсем поняла суть ссоры, но четко уяснила, что основной причиной была именно она. С ней снова были какие-то проблемы. Но пока что не в ее силах было что-то изменить. Если только не пустить себе пулю в лоб, но тогда папа останется один. Хотя сама Финли может ему родить еще одного ребенка. Или двух. Но Финли не в счет. Давно папа говорил, что после нее не будет больше детей. Он и так слишком много своих детей пережил. Финли хлопнула дверью, а папа долго бродил по дому. Если снова начались проблемы с ней, значит пора принять белую таблетку. Хотя по идее было немного рановато. Сколько прошло времени, она не знала, но явный грохот наверху был чем-то новым. Ненужным. Голова звенела от красивой пустоты. Но эта пустота заполнялась грохотом. Не знала, сколько сил и труда понадобилось ей добраться до мониторов посмотреть. Но пустота исчезла моментально от увиденного. Часть камер показывала обыденность. А вот еще часть показывала ужасный погром. Чужаки ходили по комнатам и искали что-то, попутно разламывая мебель. Одна камера показала изломанную фигуру папы, которого пинали двое. От крика затошнило. Пустота заполнилась демонами, что нейтрализовали действие белой таблетки. Ствол и нож сами легли в руки. Первые два чужака молча упали со вспоротыми шеями. Еще один получил пулю в глаз. Как и последующие трое. Папа хорошо научил ее. Краем разума пожалела, что так быстро расправилась с ними. Они заслужили смерти похуже. За то, что ломали ее дом. И поэтому двое, что пинали папу, были просто обезврежены и стянуты прихваченным с кухни скотчем. Сразу забыла о мелких ранах на лице и ноге. Этим двум предстояло сначала рассказать ей все, только потом умереть. По-настоящему рассказать. В голову почему-то пришел образ старого чужака с плохими глазами. Сейчас бы его руки пригодились. Терпения у нее уже не хватало на обычную работу с этими двумя гостями. Папу трогать не стала. Ему нужна помощь настоящего человека, а не пустышки вроде нее. Просто позвонила Финли. Пока та ехала, вколола пару ампул обезболивающего папе. От него несло спиртным, и только это спасало от болевого шока. Пока ехала Финли, занялась связанными гостями. Задавать вопросы было незачем, она не собиралась гипнотизировать их. Она просто начала кромсать по кусочку каждого, вспоминая глаза того чужака из группы Люка. Гости сломались быстро. Заговорили, перебивая друг друга. К приезду Финли она узнала, все что хотела. Как обычно, виновата была она. Когда-то не довела дело до конца. Позволила сбежать кому-то. Упустила лишнюю цель. Не послала, как положено, пулю вслед. Цель затаила обиду, выплеснутую только сейчас. Ошибка, стоившая ее папе здоровья. Не стала дальше издеваться над ними, умерли очень быстро. Они всего лишь исполнители. Имена и адреса круговым потоком шли изо рта. Сами выпадали изо рта, и все падали и падали, и снова падали в воздух, выкладываясь красивой вязью. Финли испуганно шарахнулась, но умница, сразу взяла себя в руки. Не стала ничего спрашивать. Настало время ясных дней и ночей. План действий сложился. Сейф отдал ей деньги. Они ей наверно пригодятся. Половина стопок купюр легла ровным рядом к папиному телу. Больше папе она пока что ничем не могла помочь, только мешалась бы под ногами. По крайней мере, сейчас точно. Но паззл уже сложился. Две беретты и кейс с друзьями легли на тело. Ножи и обоймы сели в привычные места. Давно нарезанная и приготовленная стопками малярная лента улеглась в кармашек. Хотя пришло время больше говорить, а не делать пометки и писать записки. Водить она умела. Папа научил ее хорошо водить. От полиции оторвется, если понадобится. Тайлер жил совсем недалеко. Долбиться и звонить в дверь не стала. Эта дверь ей не помеха. Он спал, закинув ногу на совсем взрослую женщину, лежавшую на его плече. Тайлеру всегда нравились умудренные жизнью женщины. Только спят женщины такие тоже чутко. Едва она встала у его кровати, как его спутница зашевелилась, а сам Тайлер открыл глаза. Но не дрогнул. Только не дал своей женщине обернуться на нее, придавив слегка ее голову своей рукой. На протянутую вторую ладонь Тайлера легла записка. «папа». В ту же ладонь легли ключи от дома. — Риппи. А тебе? Нужна помощь? Осталось только покачать головой на его шепот. Они оба знали, что в случае чего, она свяжется и попросит. Вслух говорить нельзя было, иначе бы разбудила его женщину. Но разбудила телефонная трель. Финли обзванивала всех. Пришлось исчезнуть раньше, чем услышала недовольство разбуженной женщины. Без разведки, без данных было очень опасно соваться. Но чуйка молчала. Или что там вместо нее. Значит, пока что все шло хорошо. На первом же адресе нашлись еще семь исполнителей. Шестерых из них смогла передавить по одному. Даже без травм. Один довольно умело сопротивлялся, не удивляясь возникшей на пути невнятной женской фигуре. Но у нее были ясные дни и ночи. Шансов у противника не было. Этот наемник не стал ломать комедии, быстро выложил нужное. Так же быстро и умер. Было еще три адреса и три имени. К старым трем адресам и двум именам. Второй адрес был пуст. И еще один. На четвертом доме начались проблемы. Суетливые бойцы даже не скрывались. Готовились. В не зашторенных окнах все было прекрасно видно. Один из двух друзей сработал на отлично. На пятом адресе проблемы были похуже. Уже предупрежденные кем-то наемники были наготове. Силы резко кончились. Да и средь бела дня работать было плохо. Даже троих из восьми не убрала. Только подставилась сильно. Но дури хватило, чтоб утащить с собой волоком в свою машину одного. Салон испачкался от ее и его крови. Пока ехали, угрюмый мужчина, чуя свою скорую смерть, говорил. Очень много говорил, больше бредил. Но много нужного рассказал. От понимания, что она не спит уже пять суток, стало весело. И есть хотелось. Умерший наемник остался мешком на переднем сиденье. Она же с трудом, но переползла назад. На шестой адрес нужно было лететь в другую часть страны. А сил не было даже завести двигатель и поехать домой. Надо было отлежаться и ехать домой. За помощью. Дальше одна не справится. Ей хватило еще пять дней бреда и липкой завонявшей крови на сиденьях и под руками. Быстро пролетевших дней и ночей, в течении которых ей снились все, кого она убила за эти годы. Только лиц не было, так… руки-ноги, смазанные черты. И глаза чужака, что так легко держал на ней взгляд. Именно эти глаза все время выпихивали из уютной тишины и покоя. Именно из-за этих висящих глаз она все время выпадала из подвешенной над пропастью люльки полусознания. Голос этого чужака все время требовал ему спеть своим страшным и мелодичным низким хрипом. Через пять дней ее запорошенную пылью машину заметили. В тот же день на пустыре появились затянутые в темное тонкие ребята с оружием наперевес, с четырех сторон окружая разыскиваемую целых десять дней машину. Тачку, что только по воле случая узнали по номерам шатающиеся по глухим местам бомжи. Номерам, цифры которых трубили на все лады по всем районам всех прослоек. Побитый жизнью старичок получил огромную даже для обычного человека сумму за свою находку. Тонкие фигуры даже и не думали париться о судьбе этого бомжа. Им было пофигу, как он распорядится своими деньгами и жизнью. Через пять слипшихся друг с другом дней она смогла сфокусировать взгляд на Роззи, что аккуратно приложила к ее губам бутылочку с водой. Рядом копошился Марти, старательно дышащий мелкими глотками. Ну да, воняло неимоверно. Следующим взглядом уже нащупала белые стены. А еще через сутки и сама встала и выдернула надоевшие трубки. Потому что надоело лежать. Собственное тело подводило. Впрочем, оно и до этого жило само по себе. Ноги тряслись, как у младенцев и живот с лицом жутко назойливо чесались от заживающих ссадин и порезов. Про руки даже не хотелось думать. Ее быстро отловили прямо на выходе из палаты, но тратить время на споры и уговоры никто не стал. Она не совсем поняла, кто именно подхватил ее под плечи и потащил в другую от палаты сторону. Благо, на руки брать не стали, знали, что не любит этого. Помогли улечься на кушетку, что споро поставили около другой кровати. А с кровати на нее смотрели полные боли и укоризны голубые глаза. Папа был недоволен. Так и молчали, пока не уснула. Все-таки унесли ее на руках обратно в ее палату. Потому что следующее утро встретила уже на своей койке. Рядом очень уж мерзко пахло бульоном, но знала, если не запихнет в себя это, папа будет в гневе. Трубок не было, ничего не пищало. Только столик с чашками. Не так все и плохо значит, если больше не беспокоятся за жизнь. На выходе сидел Тайлер. По лицу прямо видно было, что едва сдерживается. Она бы тоже бесилась, если посреди ночи кто явился и чуть не разбудил безобидную женщину. Пришлось остановиться рядом и смиренно ждать заслуженной затрещины. Тайлер сдержался. Просто молча развернулся и пошел. Пришлось идти следом. Он привел к папе, который сразу выгнал посетителей. Папа любил ее. По-своему. Даже не стал ругаться. Хотя должен был. Ведь папа не был тупицей. Он наверняка уже знал причины всей заварухи. И кто изначально был виноват в этом. Она хотела исправить ситуацию. Но даже на это сил не хватило, и было стыдно. От слов папы стало очень больно внутри. — Риппи. Смотри на меня. Не только на нас напали. Бозли тоже под раздачу попал. Он жив. Но его два сыночка и жена погибли. Мы найдем виновных, Риппи. Тайлер уже нашел недобитых тобой наемников. Но ты должна пообещать, что не будешь лезть на рожон. Отдохни. Ты заслужила. От каждого слова от папы становилось тяжелее. Значит теперь жена и дети Бозли среди ее демонов. Еще три челюсти будут рвать ее. Хотелось упасть на пол и не вставать больше никогда. Глаза начало жечь, но это последнее, что увидит папа. Потому что слезами деток и жену Бозли не вернешь, как и его здоровье. Как и бесполезными словами о сожалении, которые хотелось вытащить изо рта и положить перед папой и Бозли. Папа прав — она заслужила. Он сказал смотреть на него, но именно это было сделать труднее всего. Смогла, когда он уже закончил говорить. От слез в его родных глазах стало совсем горько. Зато как легко смогла отвернуться, чтоб не видеть. Уже почти упала в собственную яму страданий, как папа снова выбил из-под ног пол, но уже слегка придержав морально. — Посмотри на меня, Риппи. Детка! Милая. Ты почему плачешь? Если болит, покажи где! Помотала головой, а пальцем в грудь ткнула, мол, тут болит. Папа Прайм заскрипел всем своим гипсом. — Детка! Родная! Ты… ты ведь не винишь себя, да? Это ведь мое прошлое пришло мстить, детка. Только не надо плакать. Прости меня. Это я виноват. Не ты. Не ты. Она почти поверила ему. Вернее, позволила себе почти поверить. И даже заставила успокоиться. Но три новых демона скоро напомнят о себе. Тайлер приходил, уходил. У папы постоянно кто-то торчал. Финли как будто вообще жила тут. Ей же хватало кресла в углу и шепотков посетителей. Ясные дни закончились, значит пришло время качелей. Которые будут править ее телом и настроением. Пока не сорвется с рельсов. А там и белые таблетки помогут. Качели только вылезли на свет, когда появился чужак с плохими глазами. Тот самый, что мешал ей жить тогда, и мешал умереть недавно. Этот гад будто знал, где ее искать своим тяжеленным взглядом, что сразу упал на плечи и сдавил ребра. От этого накрыла волна ненависти. Он мешал ей во всем. Мешал жить тогда. Мешал умереть от усталости своими равнодушными глазами. Но она ведь смогла заставить его позабыть себя? Похоже, нет. От него резко запахло всем. И вонючей яростью, что возникла при одном только взгляде на нее. Тошнотворным недоумением, мерзкими кусочками облепившей стены. И почему-то сладкой жалостью. Раз заметил, так пусть смотрит внимательнее. А она поупивается этой жалостью. Эмоцией, что всегда кормила ненасытных мыследемонов. Еще была лавина ярчайшего гнева в ее сторону, которая насильно выдернула ее из кресла. Злится. Что же, она тоже умеет злиться. Она тоже сделает шаг к нему. Даже два. От него несло целым ворохом запахов. Было еще что-то несуразное, неузнаваемое. Почему-то ее рука оказалась в его лапище. Словно сама потянулась к нему, а он и подыграл. Совсем невесомо потер ее кожу большим пальцем, но этого хватило через край. Ее обожгло пониманием. У нее ничего не получилось тогда. Она не справлялась уже тогда. Никчемная, как бесполезен выброшенный скомканный мусор. Она совершила еще одну ошибку. Теперь и он будет еще одним личным демоном. Когда удавится от бессилия. Воздух был переполнен его запахами, а голове требовалось время обдумать. С неимоверным трудом удалось сбежать в коридор. Качели реальности кренились, грозя перевернуть весь мир. Мысли безудержно скакали. Лишние мысли, которые ни разу даже не пытались подсказать, что делать дальше. Снова стало больно. Только уже и страх добавился. И руки снова жили отдельной жизнью, комкая одежду. Пока через тревогу и панику не пробился запах алкоголя и ее имени. Это вмиг осадило ее на пол. Качели почти выровнялись. Вернулась к папе уже почти спокойная. А у Люка бутылочка сильно в нагрудном кармане выделялась. Уж на это у нее глаз набитый. Папа болеет, врачи алкоголь запретили под страхом смерти. Папа Прайм спросил ее о еде. Кому что. Уже хотела, наконец, рот открыть и сказать папе об этом, как снова тяжесть чуть не опрокинула назад. Теперь уже завоняло ее злостью. Да сколько можно, ей ведь тоже тяжело, в конце концов! Чужак почти по-змеиному на нее таращился. А папа закряхтел, потому что она, взбесившись, за его гипс схватилась. Чужак тут же перестал давить. Руки разжать смогла, когда папа взмолился. Только вот Папа Прайм немного не прав оказался. Чужак ей нравился. Как осознала, так сразу от своего же шока и отцепилась от его руки. Только осознала, как все вокруг посветлело. Дышать даже стало легче. Качели снова взлетели и грозили сломаться. Значит, он и Люк будут за ней присматривать. Значит, он будет рядом. Ну что же, значит, она в долгу не останется. Чужак был ей приятен, но это не давало ему повода мешать ей. Значит, она тоже вступит в эту игру. Пусть это было ее ошибкой, но она немного развлечется. Качели почти упали на землю. Папа Прайм был столько же наивен, как и умен. Отдавал ей на растерзание чужака, даже не осознавая, насколько жизнь этого мудака будет испорчена. Только вот, едва папа отпустил ее домой, она тормознула у чужака за спиной. Бен значит. Бедняга Бен. Пах откровенной похотью, и ей стало почти стыдно за свои прошлые косяки с ним. Может потом он и сам одумается. Пока не будет портить ему жизнь. Пол качался под ногами, пришлось стену подпереть. Бедолага Бен из палаты выскочил, как ошпаренный. Что такого страшного папа ему сказал, интересно? Бедный. Тяжело ему будет. Похоже, стоит попридержать себя. Белая таблетка всегда была готова ей помочь. Только принимать ее не очень не хотелось. Сильно не хотелось. Было любопытно, как далеко они зайдут. Она не ханжа вроде, по крайней мере, считала себя хотя бы в этом плане нормальной. Просто не интересовалась всем этим. Но мало ли. Чужак по имени Бен неправильно ее понял. Воду услужливо принес, хотя у самого губы, как земля в пустыне. Раз принес, можно и запить. Хотя обычно эта таблетка сама прыгала в рот и скользила как по маслу в желудок. Бен лапищу протянул воду забрать, но качели снова переклинило. Ей стало интересно, что за человек перед ней. Одного большого рывка ей хватило, чтоб почти вплотную встать. И стаканчиком в его пересохший рот ткнуть. А он как дитя, послушно пил, доверчиво глядя. Стало настолько приятно и тепло внутри, что не сдержалась, спасибо сказала. Молнией сверкнувший голод в глазах отступить заставил. Чтоб момент не испортить. Таблетка всегда быстро действовала. В лифте мысли потянулись тягучей карамелью. На Бена уже даже и смотреть не хотелось. Все равно стало. На рукаве кусочков бумаги не было, пришлось свои отметки и галочки в воздухе ставить. Так лучше запоминалось. До машины след в след шла, почти смешно было в его воображаемые следы наступать. Чуть ли не подскакивать приходилось, чтобы ни одного следа не упустить, настолько его шаги шире были. Только таблетка почему-то волнами держала. В машине повернутого зеркала хватило, чтоб в мозг иглой ярость впилась. Слишком уж невозмутимо внешне Бен этот сидел, а зеркало повернул, чтобы на нее пялиться. Слишком спокойный, когда она за секунду разъярилась. Слишком равнодушный, чтоб не захотеть за все ниточки подергать, посмотреть, как будет дальше. Марионетка из него плохая вышла, один раз только дернулся, когда в щеку и шею ногти вонзила. Только взбесила еще больше такая невозмутимость. От ногтей в коже кровь пошла, а ему хоть бы хны. Только своими бездонными ямами на нее смотрит. А вот от зубов на шее задышал тяжело. Ей очень понравилось, когда он еще и до кучи своими длиннющими пальцами штаны на коленках комкать начал. Почему-то его пот и кровь очень сладкими показались. А Бен еще раз дернулся, и глаза закатил. Стон такой от мужчин никогда не слышала. Будь его стон ножом, насквозь бы прорезал, таким глубоким был этот звук. Только вот слишком резко все оборвалось. Чужие пальцы за плечи сцапали и от вкусной кожи оторвали. Люк не вовремя сунулся. Не Люка пальцы должны быть у нее на плече. Поэтому и схлопотал удар в нос от нее. А после неожиданно и Бен взорвался, зверя своего показал. Зверюга его на нее оскалилась, будто она тут его кожу полосками сдирала и в косички плела. Одним движением от себя оттолкнул и зачем-то Люку в грудь ногой заехал. Хотя тому уже было достаточно и ее удара. Зверь хотел еще и челюсть вынести Люку, только тот себя в кучу собрал. Заблокировать сумел, но от чужого рыка поспешил вывалиться наружу. Казалось, еще миг, и Бен и на нее набросится. Только явно не бить собирался. Пока раздумывала, давать ли вообще отпор этому монстру, как Люк за нее решил. Выволок наружу и за спину задвинул. Из-за плеча Люка выглядывая, она подумала, что правильно сделал. Потому что выскочивший из машины бугай был почти невменяем. И красив. Настолько красив, что собирал вокруг себя целый кокон мрака, забирая весь свет в себя. Ей понравилось это зрелище. Жаль, что зверь исчез очень быстро. Вместо монстра снова стоял равнодушный ко всему Бен, только в глазах мелькало жало звериного хвоста. И обещание. Много-много-много обещания, от которого в низу живота колоть начало. Столько обещания, что себя живой почувствовала. Мертвым такого не обещают, мертвых глазами не трахают. Даже не поняла, о чем они там болтают. Лишние звуки летали вокруг, самовольно записываясь в мозг. Прилив сил держал в подвешенном состоянии. Бедняга Бен совсем утих. Только рот приоткрыл, когда она к нему на легких ногах подскочила, и сама в себе не сомневаясь ни разу, попросила не прятать своего зверя. Нельзя такую красоту в клетку запирать и от всех прятать. Память, как всегда, включилась в самый неподходящий момент. Слова, сказанные ему тогда в самолете, перед глазами огненными буквами вылезали. Хорошо, хоть Люк правильные слова сказал, на его затылок смотреть приказал. Что-то о еде заговорил, но пофиг было. Только с подачи папы о еде заговорил Люк, а значит, надо было поесть. Папа просто так ничего не делал, заботился о нерадивой и беспомощной дочери даже издалека. Пока Люк распинался, бедняга Бен вытирался салфетками. Жаль, после таких салфеток кожа у него уже противная будет. Белая таблетка снова подействовала, колпаком звенящей тишины накрыла. Захотелось сбежать от этого гулкого звона под колпаком. Потому и вылезла из машины сразу, как припарковались у какой-то забегаловки. Качающаяся спина Люка привела за столик. Бедняга Бен, до одури спокойный, сел. Пришлось сесть напротив. Рядом садиться нельзя было, таблетка все еще работала, но захотелось зубами его равнодушие вырвать. Солонка и перечница стояли криво. Салфетница вообще должна с краю находиться. Непорядок. Вот дома все в правильном порядке стоит на столе. Бутылочки с соусами в центр переехали. Так для всех удобнее будет. Наверно. От понимания, что дом теперь будет новый, стало грустно. Потому что новое всегда приносило лишние проблемы. Бедняга Бен — тоже новое. И предсказуемо уже нес неприятности. Белая таблетка не даст грустить. От вида таблетки и Люк погрустнел. Не стала говорить, что с таблеткой новый дом легче будет принять. Как и Бена. Бедового Бена со зверем внутри. Красивым опасным зверем. Но ее этот зверь трогать будет только по-хорошему. По глазам видно было. Для нее Бен уже не был страшен. Ее редко посещали фантазии. Вся жизнь и так была мутной фантазией. Но лежащая на столе ладонь с длинными пальцами и ровными ногтями тянули на уютное дно болота. Захотелось потрогать эти смуглые линии пальцев. Даже на вид они были тёплыми и стальными. Она бы попробовала бы на вкус кровь с этих пальцев. Низкий хриплый перелив голоса попросил воды или сока. Она даже знала, для кого он попросил. Услужливый какой. Женщина воспринималась как-то побоку. Но не воспринималась как опасность, пока не прикоснулась к ней. Она и забыла, как это кажется со стороны для посторонних. И дернулась подальше, чтоб этой глупой официантке руку эту же не сломать, да чтоб в нескольких местах. Пока думала, как себя обычные люди ведут, старалась себя вести как нормальные люди в таких местах. Вилки и ножа ей не дали. Пришлось рукой есть. Во второй руке так и зажимала таблетку, пока воду не принесли. Пришлось все-таки проглотить и ее. Но только распробовала неожиданно вкусный бургер, как Люк с Беном заговорили. Хорошо, хоть не с ней. К столику подошли люди. Вооруженные люди, но в форме. Полицейские. Папа учил, что в такой форме люди не опасны, пока она первая не нападет. Нападать не хотелось. Да и таблетка за собой в мягкий туман тянула. Полицейские что-то спрашивали. Возможно, даже у нее. Без нужных слов ее это не касалось. Пока что. Потом оказалось, что задавали вопросы именно ей. Пришлось доставать заветную визитку, что очень редко, совсем редко, но приходилось показывать. Там было все написано, но офицеры были настойчивые. Звуки изо рта были совсем тяжелые, непослушные. Таблетка была тоже настойчивой. От вопроса, кто сидит напротив нее, чуть не вылезла волна ехидства, но в кои-то веки голова послушалась и не выпустила наружу лишнее. А потом еще и захотели узнать, откуда у нее все это. От ощущения нереальности прошлого стало неудобно дышать. Она давно заметила, таблетка действовала двойственно. Дарила пустоту в голове, но и выпячивала перед всеми. Под своими таблетками ее всегда замечали. Резко захотелось побыстрее домой, Пусть и новый дом с новыми проблемами, но побыстрее уже. Рот перестал слушаться совсем, но равнодушный хрип вместо голоса Бена пообещал домой, как только доест еду. Но в туалет она не пойдет, потому что некому отвести туда и присмотреть за ней. Да и не хочется. Уже сама в машине поняла, что ей не нравилось. Пальцы были все еще испачканы. Через пленку таблетки вспомнила о Бене и его салфетках. Тянуть ему руки между сидений не стала, помнилось еще, как он одним движением ладони назад откинул. А вот как прошлый раз, обняв спинку, он не сможет ее оттолкнуть. И не достанет, в случае чего. Прямо перед его лицом лодочкой руки выставила. Мол, смотри грязные какие, надо вытереть, дай салфетки. Бедняга Бен сразу понял. Но слишком резко дернулся к бардачку доставать нужное, не успела ладони от его головы отодвинуть. Теперь и его рот тоже испачкан. А потом ее в пот бросило. От того, что зверь снова вылез, за кисти схватил и вылизывать принялся. Бен аж скрючился, словно самое драгоценное в руках держал, ссутулился некрасиво. Но зверь его больше ластился, каждый палец обсасывал и покусывал. А ее от всего этого таблетка отпустила. От ласкового хвата почти больно было, но голова кружилась от мягких круговых поглаживаний подушечками по коже. И слишком уж жгучие волны шли до самых пяток от касаний его языка по фалангам. Когда не смогла сама сдержаться, снова попросила монстра своего не прятать, увидела еще одну грань. Нежный до боли его зверь оказался. Одну ладошку зацеловывать стал, но отпустил, когда Люк дверью хлопнул. Больше не удерживал, и так жалко стало, что не держит. Потому что, в кои-то веки ей нравилось, как ее кто-то касался, пусть даже и без спросу. Мысль о том, что кто еще чьим рабом станет, долго висела в пустой голове. Просчитывать последствия не хотелось вообще. Лучше поспит. Во сне будет легче перенести желание дать Люку по голове, и выкинув того из машины, сразу запрыгнуть на колени Бену и утихомирить сверлящее возбуждение между ног. И зря она напоследок посмотрела на губы бедняги Бена. Только свои зачесались неимоверно. А пальцы уже стягивало от его слюны, но вытирать об одежду не стала. Хоть эту мелочь на себе сохранить захотелось. Только дальше хуже было. Сон слишком зыбкий был, равнодушное лицо Бена висело под веками, шепча требование смотреть только на него. Жаль, что галлюцинациями не страдала. На глюки можно было списать ощущение чужих губ на спине. Эти губы ползали по ней как улитка, касаясь всех позвонков и сбегая по бедрам вниз, невесомо тыкались в сгиб колен сзади. От этого все тело самовольно сжималось и разжималось. Но все это не кончилось, когда пришлось открыть глаза и проводить взглядом вышедшего из машины Люка. Стало только хуже. Слишком многого хотелось сделать, пока Люк в магазинчик при заправке ходил. На сумбурность вороха желаний уже было все равно. Хотелось пить, о чем и попросила вслух. Даже сама поближе подвинулась к Бену, что ему удобнее было напоить ее. Саму бутылочку в руки не взяла. Там все еще слюна его была, ей было все еще приятно на своих пальцах кусочек его рта иметь. А бутылочка грязная слишком, своими микробами перебьет все. Зверя Бен держал внутри, пока услужливо горлышко бутылочки подносил и держал, наклонив. Но не сдержал, когда пить начала. Страшными своими глазами пожирал капельки упущенных глотков, пока сам не убрал воду. И лицо его слишком близко оказалось, пока зверь его ее мокрый подбородок обнюхивал. Бутылочку бедняга Бен выронил, одной рукой спинку своего кресла до скрипа костей сжимал, а второй рукой потом и ее под ребра сцапал. И своим ртом ее губы накрыл. Этого хватило, чтобы тело поддалось и выгнулось поближе. Собственные руки тоже предали ее, за его кисть и воротник вцепившись. Думала, зверь его ей весь рот изгрызет, но нет, права она оказалась, зверь Бена не сможет навредить. Только мазнул языком почти незаметно и зубами прикусил нижнюю губу, чтобы ответила на почти детский поцелуй. И вот этого тоже хватило, чтобы ее тело снова сдалось, затряслось в ожидаемом и нужном оргазме. Только ответить не успела. Зверь сильнее оказался, оттолкнул на сиденье от себя подальше. Только напоследок до синяков ребра сжал лапищей. Еще и из машины выскочил, оставил наедине с дрожью по телу и новым ощущением. Легкость разливалась не только по голове, но и отпускало сжатое тело. Опыта у нее было мало, но и имеющегося хватило понять, что сейчас случилось. Опыта было мало, и тот был в ясные дни, но сейчас она поняла, что ей понравилось. Бедняга Бен. Ему конец. Ему хана. Потому что вот теперь точно стало ей понятно, что хочет большего. Настоящего. Пусть и нового, но настоящего. Хана, потому что она немного, но знала нормальных людей. А он нормальный, значит, будет руководствоваться всякими нормальными правилами. И ей придется его ломать, чтобы получить настоящего, пусть хоть и временного, но настоящего удовольствия. Легкость уверенно поселилась в мышцах, но она пока не строила планы на кружащего неподалеку зверя под именем Бен. Таблетка еще будет действовать долго. А там и ясные дни будут, там и посмотрит. К новому дому ехали еще очень долго. Ну, наверно долго. Она успела захотеть в туалет. Но успела вспомнить, что нормальные люди терпят. Она дотерпит, если только тело само не решит облегчиться. Слишком часто под таблетками тело не слушалось. Впрочем, только в ясные дни ее собственное тело слушается идеально. Она дотерпела. Новый дом отличался снаружи всем. Да и внутри тоже слишком много мелочей доказывало, что дом не тот. Не те размеры, не те цвета. Только ее комната в подвале была почти неотличима от старой. Тайлер молодец, расстарался. Сделал, как надо. Жаль только, что терпел ее только из-за чуйки и папы. Только за Люком закрыла дверь, она поковыляла в туалет. Благо тот находился в привычном месте. В этом туалете все было почти привычным. Одежда стала ненужной, тело смогло облегчиться как надо. Потом соберет разбросанное. Сейчас хотелось только лечь. Кровать перевезли ее старую, что было идеально. Надо спать. Остальное будет потом. После еще трех таблеток. Часы показывали чушь. Хотя, ей ли жаловаться. Две таблетки почти подряд диктовали свои правила. Часы с календарем показывали, что прошло больше двух суток. Тело не просто не слушалось, оно повиноваться отказалось наотрез. За двое суток без движения затекло, застыло камнем. Не сразу, но смогла пошевелиться. Постель казалась тканевым гробом, а подушка — надгробием. От этого вырвался непослушный смех. Залитое собственными слюнями собственное надгробие. Даже ей собственный смех слышался чем-то потусторонним. Тело смеялось, пока не прочистились легкие. Пришлось пересилить себя и встать. Не хотелось еще до кучи в куче собственного дерьма лежать. От этого каламбура в голове снова пробил визгливый смех. Наплывшие воспоминания были отогнаны. Ненужный пока что хлам. По пути в душ осмотрелась. Обычно папа на столике оставлял воду и булочку. И менял каждый день. Ни того не другого, да и столик был зачем-то сдвинут. Не оставил. Он не мог забыть. Но пока что было все равно. Наверху тихо, и ладно. Неприятная подушка полетела на пол, но другой под кроватью не нашлось. Почти уснула на полу, пока вялой рукой водила в поисках подушки. Этой же вялой рукой потянула на себя смятую простыню. Лучше без нее, чем на мятой. Карманов на голом теле не оказалось. Пришлось вспоминать, где ее карманы. Не смогла. Сил искать не было. В следующий раз календарь показывал совсем другую дату. Еще двое суток. По всему телу были отметины. Ссадины, синяки и продавленные участки от швов матраса. В туалет уже не хотелось. С трудом, но шея повернулась. Столик был все еще пуст. Плохо, но ладно. В голову влезла память. Таблетки в кармане, карман в курточке, курточка в туалете на полу. Если проснулась, значит, пора принимать таблетку. Пришлось сползти и ползти. Хорошо, хоть запивать не надо. Очнулась на холодном полу. Почему-то в туалете. На унитазе не было старого скола, что остался после неудачного броска пистолетом в мусорное ведро. Унитаз был новым, прямо блестел своей фарфоровой белизной. Один. Кафель, на котором она лежала в позе эмбриона, тоже был новый, от него даже пахло новизной. Уже два. Дверь туалета не скрипела. Три. Трех замеченных мелочей хватило понять, что дом не ее. Кто-то сильно расстарался и скопировал все. Но мелочи всегда имели значение, и память подбрасывала новые порции данных, но после бреда какого-то незнакомца на переднем сиденье, ничего не было. Шортики и майка висели на ней, хотя последним воспоминанием о них было, что сидели очень даже хорошо. Значит, она слишком долго была в астрале после гребаных качелей. Старик всегда оставлял воду и еду на столике, чтобы приемная дочь не откинула копыта, но живот выворачивало от голода. Значит, старик не приносил. Значит, какие-то проблемы у него. Плюс уже замеченный ею ворох мелочей, что, в общем-то, напрягало неимоверно. Мониторы камер слежения вообще оказались не подключенными. Ни к чему. Просто стояли на столах, и глупая волна замешательства накрыла полностью, а от понимания, что тот, кто скопировал ее комнату, знал о гардеробе, но не знал о потайном внутристенном шкафе, принеслась злоба. Потайного внутристенного шкафа не оказалось на месте, а ведь там должны были висеть ее винтовки и остальные любимцы. Невысокая лестница наверх, и она уже была в наземной части скопированного дома. Куча новых мелочей добавляла тревоги. Дом казался пустым, даже старика не было слышно, хотя его должно было быть слышно хотя бы из-за его храпа на излюбленном продавленном диванчике у телевизора. Старика нигде не было. Но на кухне нашелся незнакомый громила, при виде на которого что-то внутри зашевелилось невнятное. Значит, они могут быть знакомы, но подстраховаться стоило. ей повезло, что амбал стоял к ней спиной, опершись задом на столешницу, пил что-то из кружки и таращился во включенный телик. Телик, которого на кухне никогда и не было. Он успел обернуться, когда она смогла выхватить нож из подставки и после удара под коленку, приставить нож к горлу. Чужак молча вытаращился на нее, слегка кривя красивый рот в легкой улыбке, но не сказал ни слова, только держал на весу перевернутую кружку за ручку, и смотрел на нее немигающими глазами на запрокинутом лице. Довольно симпатичном лице. Благоразумно даже не пытался дергаться, знал прекрасно, что одно его неверно движение и кончик ножа перережет кожу со спрятанной веной. Под плечом нашлась скрытая кобура с Глоком, за поясом еще ствол. Пистолет с пояса сразу улетел за пределы досягаемости, а Глок сел в руку. Слишком громоздкий конечно, не по ее ладони, но выбирать пока не из чего. Но нож пока что пусть останется у его шеи, так надежнее. — Ты еще кто такой? От такого удивления в глазах амбала стало почти неудобно. Значит, они все-таки знакомы, но все-таки, она тут у себя дома, пусть и с грехом пополам скопированного. Вместо ответа нарисовался еще один хмырь, которого она, в принципе, помнила. Люк. Второй ввалился на кухню, глядя только под ноги, и бормоча какие-то ругательства вполголоса, скинул пакеты на стол, лишь потом поднял глаза и замер под дулом направленного в голову пистолета. Умный Люк не стал делать лишних движений. — Какого… Риппи, отпусти его. — Какого хрена, как там тебя, Люк? Где мой старик? Кто этот чувак? И что, в конце концов, это за место? — Эм… Риппи… — Рей. — Понял. Рей. Может, опустишь нож, и я тебе все объясню. Мы это… не ждали так быстро, в смысле Прайм говорил, но сказал, что еще пара дней, и… — Где он? — В больнице еще, но скоро выпишут. Я привезу его сразу. Новость не понравилась, и хотя воспоминание сразу влезло в голову, что переломали его хорошо, облегчения вообще не принесло. Если в больнице, значит, жив, и относительно здоров. И не за себя Люк просит, нож у горла чужака не нравится, значит, он ему ценен. Глок уперся громиле в лицо, смотрел тот слишком уж пристально. Стоило показать, кто сейчас тут главный. — Лечь на пол. Руки за голову, ноги расставить. Угрожать не буду. Просто пристрелю. Громила не стал геройствовать, хотя с его габаритами он слишком плавно двигался, прямо как вода, перетек на пол и послушно сцепил пальцы за головой. Опасный на деле парниша, ей повезло, застать врасплох такого бойца — удача. Либо он с ней очень хорошо знаком, либо… на самом деле слишком много сложностей из-за нее. Дальше думать не стала, слишком много если, да и Люк не сдвинулся ни на сантиметр, так и держал руки поднятыми. Слишком много если и либо. Глок сам лег на стол, почти выпал из руки, ноги так-то почти перестали дрожать, но присесть стоило. Громила продолжил молча лежать лицом в пол, даже когда все оружие с громкими стуками упало на столешницу. Наивный подстраховщик. Ноги согласно заскрипели, когда она подвинула к себе табурет и рухнула на него, как столетняя старуха, но Глок и нож лежали под пальцами. Тоже подстрахуется. — Риппи… Э-э, Рей. Можно? И точно, Люк тоже так и стоял столбом с поднятыми руками послушной марионеткой и пока обдумывала, стоит ли разрешить им двигаться и будут ли последствия, до нее донеслась волна жара с пола. Амбал внизу прямо изрыгал ментальные непонятные эмоции. Жаль, она не в качельках. В плавающем состоянии она бы сразу определила, что думает громила. Но они не делали резких движений, похоже, сейчас эти двое на ее стороне. — Да… Простите. Я… растерялась. Люк заметно расслабился, прямо как сыр в микроволновке. С ним она справится с легкостью, в случае чего. А вот амбал с пола поднялся слишком легко. Эта легкость его движений напрягала с каждой секундой все больше. Видать, она смотрела на него волком, что он отступил подальше. Этот громила пах неприятностями. Большими, как он сам, неприятностями. Потому что вместо тревоги из-за его присутствия на нее набросилось легкое возбуждение, неожиданно потянувшее жилы между бедер. Приехали. Ну да, она, конечно, знала прекрасно, что девочкам нравятся плохие мальчики, но, мать вашу, не сейчас же. И если судить по строению его тела, либо у него там сантиметр от силы, либо бейсбольная бита. С ее неопытностью он ее просто порвет. Удивление собственным мыслям помогло отвлечься и пока она поражалась самой себе и тому, о чем вообще думает, Люк успел обогнуть стол и схватиться за пакеты. Несколько молчаливых минут, и продукты были рассованы по разным местам. Сильно чесались глаза и губы. Громила отступил еще на шаг, пока она все это время на него смотрела. — Есть будешь? — отвлекла на секунду фраза от Люка. Миг, и амбал исчез. Бесшумно. Пока она на секунду посмотрела на Люка, второй испарился. Но встревожиться успела. Нарисовался тот уже с тряпкой в руках. — Могу я? Вот это да. Голос обескураживал. Вгонял в ступор своими обещающими непонятно что переливами и обертонами. Два слова, а она уже готова запрыгнуть на него. Придется держаться от него подальше, иначе… Что иначе, додумывать не хотелось. Смогла только согласно дернуть головой, ловя себя на странных мыслях. Амбал в два широченных шага подошел к лужице у стола и быстрыми взмахами вытер пролитое из кружки. Вот только вставать он совсем не торопился, медленно облизывая взглядом ее от голых ступней до лба. От его расширенных донельзя зрачков стало очень душно и тесно, наверняка ее зрачки такие же стали, настолько он был уместным у ее ног. Как хищник на поводке. Так и хотелось пальцами ноги коснуться его плеча, чтобы поглядеть, ластиться зверюга будет или огрызнется и цапнет. Губы зудели от нетерпения, и руки неосознанно схватили ножи и пистолет. Только Люк тоже заметил заминку. Хотя с его стороны не было видно скрытого под столом бугая, тут же попытался отвлечь. — Так есть ты будешь что… — Ты! Не подходи ко мне! Вообще. Ты может и сильнее. Но я быстрее. Подойдешь ближе метра, умрешь. Только вот громила этот едва заметно кивнул, типа я тебя понял, но… глаза обещали совсем другое. Ну, или ей просто показалось. Невесть что напридумывала, но полегчало, едва громила быстро поднялся и отошел с тряпкой в руке. Потом и вовсе ушел. — Кто он такой? — Бен. Мой племянник. Он уже знаком с твоим стариком. И с Тайлером. Хочу заверить, Рип… Э-э, Рей. Мы здесь для твоей же безопасности. Мы не… — Не подпускай его ко мне. Он… Обескураживает. Напрягает. — Я понимаю. Нуууу… Прайму он тоже не сильно понравился, если честно. Но Бен тоже не полный идиот. Наверно… Так есть будешь? Это вот его наверно не осталось незамеченным, хотя тот постарался замять свою оплошность хитрой вымученной усмешкой, переведя в шуточку. Не так уж и уверен в своем племяннике, или просто неудачно пошутил? Непонятно. Но смущенное лицо Люка она поняла сразу, едва он облокотился на стол локтями. Да уж, пахло от нее совсем не розами, надо бы помыться, ноги-то уже почти слушались. — Я… в душ. И да, голодная, что волк. — Я сварганю нам что-нибудь. Не ресторанное меню, уж извини, но… — Не парься. Заодно и расскажешь, чего я наворотила. В ее комнате воняло. Сильно воняло. Немытым телом и бог знает, чем еще. Но пока она мылась, включенный кондиционер охладил и освежил воздух, стало дышать намного приятнее. Постель покрылась свежим бельем из ящиков в кровати. Натянутые штаны и футболка висели как на швабре, хотя это должно было волновать ее меньше всего. Тапочек не нашлось, носков почему-то тоже. Но самой себе призналась, что босиком намного приятнее шлепать по прохладному полу. В нос ударили запахи еды, едва она поднялась на первый этаж. Стол бы накрыт на троих. Почти семейный завтрак, мать его. Не то чтобы этот Бен ее пугал, но немного напрягало одно только понимание о его присутствии и совсем чуточку успокаивала мысль, что в случае чего, она успеет навредить ему, если у того переклинит мозг и он нападет. Хотя по идее это им нужно опасаться. Ее-то может переклинить в любой момент. Суетящийся у плиты Люк как опасность не воспринимался вообще. — Садись. Уже готово. Сейчас, сейчас. Люк своей показушной суетливостью напоминал добрую мамашу, нервную добрую мамашу, что не знала, чего ожидать от дочери. Красиво уложенный стейк в тарелке осторожно лег перед ней, рядом он положил вилку, и не сразу, но нож тоже был предложен. Кривой взгляд на третью тарелку напротив им был тоже замечен. — Бен присоединится позже. Он… — Неважно, Люк. Расскажи, что я пропустила. — Смотря что ты помнишь последним. Прости, я… Признаться, мне непривычно видеть и разговаривать с тобой в… Ну, когда ты в таком состоянии. — Старик называет это ясными днями. Только они очень недолгие. Транквилизаторы с тобой? Люк, не задумываясь, кивнул. Это хорошо, что старик его предупредил. — Отлично, только вам обоим стоит помнить, что меня спровоцировать может любая мелочь. Я не контролирую это и заранее… приношу свои извинения. Ммм, вкусно. Тебе стоит задуматься о карьере повара… ну… как закончишь свою нынешнюю работу наемника. И так быстро приготовил. — Ты… тебя не было больше часа, Патриция. Плохо. Уже зависает. Очень плохо, она надеялась, что ясные дни продержатся подольше. Хотя навряд ли зависала, уж свою истерику она бы запомнила. Просто долго мылась. В любом случае, предупредить стоило. — Это… не очень хорошая новость. Выпадения из реальности — первый признак. Вам стоит быть начеку, Люк. Иначе один из вас рискует проснуться с перерезанным горлом. Или не проснуться вообще. Мне… жаль, что вам придется так напрягаться, но старик должен был предложить хорошую оплату… за беспокойство. Думаю, сумма вас устроила. Иначе бы вы тут не торчали. — Ни копейки не взяли, Рей. Неожиданный ответ слегка сбил с толку и непонятно стало, с чего вдруг такое благородство. Подставляются бесплатно только идиоты. Только спросить не успела. Нарисовался благоухающий гелем для душа мрачный как сто буйволов Бен. Слегка наклонив голову, уставился на нее, спрашивая разрешения присоединиться. Как бы ей не стало тяжело, правила вежливости никто не отменял. Но предупредить стоило. — Прошу прощения за свое поведение, Бен, и… — Не нужно. Черт. Ему нельзя раскрывать рта. Ни в коем случае. Не при ней точно. Его хриплый низкий голос прочно засел в животе. Предупредить точно стоило. — Я… Боюсь, возникнут некие проблемы. Люк, Бен. Черт. Одним словом, Бен, тебе реально стоит держаться подальше. Ты… раздражаешь. Сильно раздражаешь. И ты можешь стать точкой кипения. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. И думаю, мне стоит и перед тобой заранее извиниться. Равнодушное лицо Бена даже не дернулось. Она только успела поразиться его выдержке. Но зря посмотрела ему прямо в глаза. Глаза снова обещали нечто. Страшное или хорошее, понять было трудно. Ничего, поймет, когда перейдет в фазу качелей. Если он еще тут будет. Если этот бугай еще вообще жив будет. Но кусок уже в горло не лез. И Бен так и не прикоснулся к своей порции. Только чашку в руке зажал так, что она грозила треснуть. Гнетущее молчание затягивалось. — Итак. Вернемся назад. Ты спросил, что я помню последним. Машина и бред умирающего наемника на переднем сиденье. Дальше пусто. Успевший начать грызть куски мяса Люк оторвался от тарелки. И лучше бы продолжил есть, а то вид не предвещал ничего хорошего. После похвалы он расслабился, но от предупреждения собрался. Став обычным солдатом на работе. Готовым ко всему. — Часть знаю только со слов Папаши Прайма. Ты вызвала Финли, но она растерялась. Вместо того чтобы по пути к вам уже вызванивать остальных из группы, начала это делать только когда пришла в себя от твоего вида. До Тайлера она дозвонилась, когда ты уже успела побывать у него. И пока она занималась стариком, ты допросила нападавших и исчезла. Только полученная тобой информация была сильно искажена. Часть уложенных тобой ребят не имела никакого отношения к происходящему. Виновных, конечно, зацепила тоже. Но к тому времени уже все завертелось в один большой ком. Тайлер уже разгреб часть проблем. Кто-то согласился на отступные, кого-то пришлось убрать. Пока они не разберутся, мы побудем тут. — Почему ты, Люк? Ты и… Бен. — Финли торчит у Прайма. Его охраняет. Там еще трое ребят из моей группы. Меня вызвал старик, когда очухался и начал разбираться, что к чему. Он вспомнил о старом долге перед тобой. А Бен… лишняя пара рук никогда не помешает. Бозли тоже лежит в больнице. Нападение на Прайма было началом. На семью Бозли напали той же ночью. Убили жену с двумя детьми, его самого посчитали трупом. — Лучше бы добили. Вырвалось не со зла. Просто насколько она помнила, Бозли был той еще занозой в пальце. И нельзя было после такого оставлять за спиной того, кто может потом встать с пистолетом в руке. — Согласен. Потому что потеря его сломала. Лежит пластом, молчит. По мне, лучше бы орал и рвался мстить. А так, жить не хочет уже. Тебя нашли в машине на пустыре за западной частью города. Местные бомжи лазили в поисках ценного. Финн был щедр. После больница. Мы привезли тебя сюда. Папаша предупреждал меня о твоих будущих изменениях. Только ждали этого через пару дней. Финли каждый день заезжает. — Что намерены делать дальше? И когда старика собираются выписать? — Предполагают выкинуть его из госпиталя недели через три. Привезу его сразу. Мне он уже весь мозг вынес. А дальше только ждать, Рей. Э-э-э. Прайм сказал, что… э-э следующая фаза у тебя будет примерно через две-три недели. Но ты сказала, что… — Ты сказал, что я душ принимала больше часа. Может, я зависла где-то по пути. Обычно неделя, максимум дней десять и я снова уйду в качельки. — Качельки? — Старик так называет это состояние. Я как на качелях. — Понимаю. Сейчас добрая девочка со щеночком на руках, через секунду сорвавшийся с цепи волкодав. — Примерно так. Но срываюсь, если только есть какой-то мощный раздражитель. Люк мог бы казаться почти спокойным, только задумчивые глаза показывали, что он усиленно размышляет и продумывает все до мелочей. Шуточка про щеночка и волкодава была почти уместна и явно выдана на автомате. На Бена смотреть не хотелось, благо и он сверлил стол взглядом. Настолько равнодушным и безразличным был весь вид Бена, что почему-то захотелось швырнуть в него чем-нибудь. Чтобы хоть как-то показался настоящим человеком. Но втайне понимала, что даже запусти в него ножом, тот бы просто выдернул лезвие из тела и положил на стол, не поморщившись. Каменный ублюдок. — Есть еще что-то, о чем я должна знать? — Этот дом пока не доведен до ума. Прайм приказал приостановить работы, пока ты… кхм… не придешь в себя. Тебе будут помехой ремонтные работы? И если тебе что надо, просто скажи. — Надо подсоединить камеры к мониторам, если конечно эти камеры вообще рабочие. И мне нужно… По голове словно стукнули табуретом. Бен в упор смотрел, словно она должна была ему как минимум миллиард баксов. Или слов. Или поцелуев. От этого сознание решило подпрыгнуть. Моргнула, и стол уже был почти пустым, только тарелка с ее недоеденным стейком сиротливо соседствовала со стаканом сока. Перед сидевшим напротив Беном с опущенными глазами лежали его руки. Будто спал. Люк стоял поодаль, напряженный как тетива. — Сколько… меня не было? От звука ее голоса Бен искоса бросил на нее взгляд. Правильно, что искоса. Похоже, Бен уже стал самой крупной проблемой для нее. — Семь часов, Рей. — Тебе… нельзя смотреть на меня. Открывать рот тоже, Бен. Простите… На столе когда-то лежали нож и Глок. Давно лежали, но она их не убирала. Значит, кто-то из них двоих забрал оружие. Задеревеневшее тело заныло от резких взмахов рук, табуретка отлетела в сторону. Разумом она понимала, что оружия давно не на столе, но зачем-то продолжала шарить по пустой поверхности, тарелка и стакан разбились об пол, но было пофиг. Нож и Глок нужно было найти. — Рей! Рееей! Что ты ищешь? Чего ты хочешь? А вот у Люка голос неприятный. Не такой, как у Бена. Неприятный голос должен иметь неприятности. Значит, будет спрос с Люка. — Где? Где они? Где?! — О чем ты? Что ты ищешь? От резких звуков изо рта Люка она вернула ясность мыслей. Только извиниться не успела, страх снова напал, только и смогла выдавливать слова из ставшего непослушным горла. — Нож. И пистолет. Нож. Пистолет. Где нож и Глок? Где? Люк стоял, не двигаясь, только пока шарила по столу, Бен оставался незамеченным. Слишком близко подошел к ней. В спину уперлась ручка дверцы кухонного шкафа и она от тупой боли сзади еще больше взбеленилась. Но все пошло на спад, как только она углядела, как застывший над ней Бен молча протягивал рукоятью Глок. Тот самый Глок. Металл был на удивление раскаленным, будто тело Бена прожигало его спрятанную подмышкой кобуру насквозь, но Глок умиротворяюще тянул руку вниз. Сбоку к ногам подкатился брошенный кухонный нож. Едва крутящийся по оси мясной тесак перестал вертеться, ясность снова вернулась. И стало неимоверно стыдно. И обидно. За себя, за свое поведение, за свое состояние. Нож поднимать не стала, Глок положила рядом с ножом. Сил хватило только на извинения. — Простите. О господи, простите. Хотя прекрасно понимала, что извиняться, по сути, было не за что, они сами подписались на все это, значит, будут терпеть. Прохладный пол грозил затянуть колени. Но все равно чувствовала себя капризной идиоткой, сорвалась на пустом месте. Сейчас как никогда хотелось побыстрее уйти в качельки, потому что так проще жить. Если так, значит нужно помочь себе поскорее перейти. И если этот Бен так на нее влияет, то ему и разгребать ее выходки. Так даже лучше будет, больше раздражителей, быстрее качельки. Оружие осталось лежать на полу, пока она поковыляла прочь. Хотелось уткнуться в подушку лицом и умереть от стыда. Неосвещенная подвальная комната с радостью впустила в свои недра.Часть 3.0
23 июня 2020 г. в 20:44