Не то время, не те люди

      Вместо пиццерии следующим увидела только белый потолок своей комнаты. Ну что же, день прошел отлично, хоть она и отрубилась невовремя.       Паническая атака не замедлила прийти старой хозяйкой, выполоскала и вытряхнула все страхи, что копились внутри. Все выдрала с корнем, повертела над головой и обратно засунула, где и было место для теснящихся мраком мыслей. Злость тоже заявилась, не прошло и года. Но злость просто давала повод выплеснуть всю желчь и наложенные друг на друга образы. Пострадала только невинная тумбочка. Зазря руки рассадила.       Любопытство погнало смотреть записи с камер.       Правда смотреть было почти не на что, разве что тихонько млеть от вида Бена, что нес ее на руках до подвала и хихикнуть над видом Люка, что чуть не получил по носу дверью.       Режим реального времени показал Люка сидящего с чашкой на кухне. А вот неутомимый Бен ковырялся в бассейне. И судя по виду, не первый час возился и уже заканчивал.       Дальше решила поглазеть лично. Все таки посмотреть на него голым по пояс стоило по настоящему, а не через глазок камеры.       Она не ошиблась, тут было на что посмотреть. Мышцы под потной кожей играли в постоянном движении.       Природа ему подгадала очень удачно.       Хитрая мысль заставила отвернуться и сходить за водой. Интересно поймет он ее задумку или нет? Понял сразу, как только она села на бортик и отвинтила крышку. Послушно уперся руками в стену бассейна и опустил голову. Только поливать его в таком положении было крайне неудобно. Осторожно поставила ступни на расставленные руки, ожидая, что стряхнет, мол, совсем берега потеряла.       Не стряхнул. Даже не дернулся.       Поливала, куда доставали руки, пока он глухо не рыкнул, типа хватит. Ноги с подрагивающих кистей убрала, когда он нарочито медленно глазами по ее ногам проехался. Как наждачкой прошелся, до самого нутра достал этот взгляд. Хватит, так хватит. Правда, она не нагляделась, но ладно. Бедняге надо было штанишки посвободнее напялить, такой стояк в джинсах, наверно, очень болезненно. Только моргнуть успела, как одним хищным прыжком Бен выпрыгнул из ямы бассейна и сел почти вплотную рядом. Еще и кулак прямо между ног упер, будто намекая, что тоже видит, насколько она там промокла. И видит, что совсем не от воды. Еще с пару сантиметров, он бы куда надо уперся. Там, где все ныло и требовало развития событий. Слишком близко он навис. Чересчур близко. Сама же поплыла от шумного вдоха где-то в районе волос. С единственной мыслью лицо повернула, чтобы этот сукин сын, наконец, решился снова коснуться. Ну, или хотя бы хоть мимолетного касания к губам. Сейчас бы она ему разрешила все что угодно, не задумываясь о времени.       — Только грязь на мне размазала.       — Да неужели.       — Ага.       — Я…я хотела как лучше.       — Не сомневаюсь. Свою часть обещаний я выполнил. Теперь твоя очередь.       — И…. и что же я тебе обещала? Не припомню…       — Купальники. Все. Ты обещала показать их все.       Гаденыш тут же отодвинулся, первым нарушив такой классный момент. Момент, в котором вся ее сущность выла и пихалась ногами, требуя хоть чего-нибудь. И хоть убей, никак не могла вспомнить, действительно ли обещала ему их показать. С трудом, но собрала в кучу все разбежавшиеся мысли. Даже милостиво время ей дал сбегать переодеться, но еще одна шальная мысль перечеркнула все.       Хрен ему, а не купальники. Пусть онанирует на тот красный.       Свалила к себе через несколько минут, окончательно собравшись с духом. Пока шла за пиццей, успела передумать и все-таки решила продефилировать перед ним. Но попав в свою комнату с коробками наперевес, снова мстительно себе заявила, что Бену на сегодня впечатлений хватит. Несколько часов потратила, заново перемеривая все покупки, иногда поглядывая на торчащего у бассейна Бена. Жди, жди, дружок, авось дождешься. Долго сидел упорный истукан в ожидании. Только ушел в дом, она и расслабилась. Теперь можно и купальники обновить, хоть какой-нибудь. Пока нашла среди завалов новой одежды пакетик с нужным, пока раздумывала, какой напялить, няньки разбрелись каждый по своим комнатам. Краем глаза уловила поднимающийся от воды пар — забыли отключить обогрев. Или на нее понадеялись, непонятно. Ей крупно повезло, не надо было тормошить Люка с вопросом о нужных рубильниках. Нашла почти сразу, едва вырулила в подсобку. Вприпрыжку вернулась к себе, надевать купальник. Выбрала черный. Правда, там от купальника одно название было. Кучка веревочек и микроскопическими кусками ткани. Но призналась себе, что на ней он выглядел отлично.       К бассейну вылезла, когда вода уже остыла до приемлемой температуры. Первый же прыжок с разбегу приятно окутал горяченной водой. Но плавать еще тяжеловато, вода все равно еще была слишком горячей. Пока сидела на бортике, болтая ногами в воде, ждала, когда же чуть подстынет бассейн, и пялилась на ночное небо, остывая от купания, легкий ветерок донес шорох сзади. Можно было даже не сомневаться, кого там притащило посреди ночи.       Бен сразу понял, что она его услышала, только вот сразу пожалела, то вообще в его сторону повернулась.       Тихо подошедший истукан выглядел просто изумительно.       Снова голый по пояс, в каких-то уж совсем низко сидящих пижамных штанах. Отсвет от воды бликами играл по гладкой коже, удачно подчеркивая литой рельеф тела.       Но больше поразили два провала на лице.       Глаз из-за падающих теней не было видно, но она уж понимала, как он смотрит. И раз уж пожирает своими бездонными ямами, пусть рассмотрит получше. Вроде бы и в метре от нее стоял, но нависал, как гора. Нарочно откинулась на локти, чтобы и ему дать больше обзора, и самой удобнее разглядывать.       — Вы забыли о воде. Камеры вон на тех деревьях. Краем глаза заметила пар.       Никак вообще не отреагировал, будто и не говорила ничего.       Просто молча стоял и смотрел.       Но один взгляд на его штаны показал, что он совсем не равнодушен. Чертовы штаны держались на честном слове и на вздувшемся бугре спереди. Локти уже начинали ныть от жесткой плитки, и она одним плавным движением поднялась на ноги.       Только вот реакция от него была очень неожиданной, зашипел потревоженным зверем, будто она тут палкой в него тычет.       — Один метр, дорогуша.       Снова это едкое дорогуша. Какого хрена тогда вообще выполз из дома, если снова вспоминает этот гребаный метр? Днем ему ничего не мешало тискать ее.       Дорогуша, значит.       Один метр, значит.       С нее хватит этих ограничений. И переглядываний хватит. Игривый настрой сразу испарился.       — А что будет, если я нарушу этот запрет, а? Бен. Вот как сейчас.       — Пожалеешь.       Выпалил, как отрезал.       Но теперь ставшие видимыми глаза сверкали в свете садовых фонарей.       Съязвить даже не успела.       Живот обожгло его ладонью, но прочувствовать все предвкушение от возможного развития событий тоже не успела. Вместо объятий он просто одним толчком отправил ее в воду.       Столкнул, как мешающую под ногами бутылку.       Все еще перегретая вода ошпарила все тело не хуже кипятка. Сразу вынырнула и даже успела уловить мелькнувшую на жестком лице капельку растерянности. Словно тоже не понял, нахрена он вообще ее столкнул.       Но для сожалений уже было поздно.       Пора было мстить.       Благо стоял очень близко к краю.       Рывок и одна его штанина была в мертвой хватке. Дернула тоже резко, втайне желая, чтобы ткань хотя бы порвалась. А если повезет, что просто стянет штаны и пусть потом убегает, стыдливо прикрываясь, кретин.       Ткань подвела. Или наоборот, не подвела.       От рывка он опрокинулся на задницу, некрасиво растопыривая руки.       Через миг уже она оказалась жестко схвачена одно рукой за горло. Еще днем мягкие ласковые пальцы стиснули в грубом жесте челюсть. Мелькнувшая мысль, что можно попытаться оторвать от себя этот захват, исчезла сразу, как только он вытянул ее из воды, как подсечённую за жабры рыбу.       Одним движением вытащил, даже не напрягаясь.       Только сильнее стиснул пальцы, мол, можешь даже не пытаться вырваться. Она и не пыталась.       Ей же стало страшно.       Все-таки она где-то перегнула, и теперь Бен был действительно зол.       Очень и очень зол.       От понимания его чувств паника не замедлила накрыть. Видимо, зря она ему приписала все придуманные и навешенные качества. Ярким фонарем пришло осознание, что она все придумала. Теперь было ясно, что он не позволит ей сделать его одноразовым мальчиком.       Было очень страшно.       Настолько пробрала жуть, что стекающая вода с волос удачно скрыла выступившие слезы. Испугалась настолько, что и не подумала как-то попытаться скрыть свои эмоции.       Страх слегка отступил, едва он поставил ее на ноги и убрал пальцы. Желание сделать хоть что-то в отместку на голом инстинкте залепило ему пощечину — ладонь тут же онемела. Извинения были пропущены мимо ушей.       С нее точно хватит.       Словно ей было мало собственных страхов.       Решение пришло по пути в подвал.       Паранойя из-за Люка, теперь и плотно засевший страх.       С нее этого достаточно. У нее и так мало времени, что еще и тратить его на нервотрепку.       Бена теперь она боялась до дрожи в коленках. Иллюзии сползли вместе с пеленой глаз и окончательное решение пришло после спуска лишней злости в спортзале.       К черту Люка с его снотворным, из-за которого теперь боялась есть в собственном доме.       Нахрен Бена с его непонятными замашками, из-за которых она теперь будет дергаться от всех шорохов в собственном доме.       Телефон Люка был все еще у нее, где-то валялся под разбросанной одеждой, денег еще дохрена, машина есть. Отели никто не отменял, как-нибудь справится. Наспех запиханная в четыре пакета часть новой одежды полетела в багажник эскалейда. Стараясь как можно тише вывести машину из гаража, с трудом сдерживала злые слезы обиды. Вопреки ожиданиям, из дома никто не выскочил.       Через метров двести утопленная в пол педаль газа отозвалась визгом шин, а Виктория подняла трубку через два гудка.       — Слушаю.       — Виктория.       — Что…. Что случилось?       — Я больше не доверяю им. Как определюсь с отелем, перезвоню, сообщу адрес.       — Ты ведь понимаешь, что старику я доложу сразу.       — Плевать.       — Расскажешь? Или…       — Потом, как-нибудь потом. И… похоже, мне понадобится твоя помощь.       — Что угодно. Только скажи…       — Спа… спасибо.       Голос сорвался невовремя.       Слезы все еще душили удавкой. Виктория оказалась понятливой, больше не задавала вопросов — отключилась с просьбой сообщить ей адрес, как только найдет место. Первый же попавшийся придорожный мотель сверкающей вывеской предлагал незабываемый отдых в великолепнейших комнатах. Легшая на конторку сотня баксов прервала поток вопросов от засаленного вида мужика за стойкой регистрации.       Вопреки ожиданиям, комната действительно была почти ничего. Даже чистой и с нормальной мебелью.       Но успела лишь оглядеться.       В голову внезапно вплыли невнятные образы и шепотки. Кто-то на грани понимания упорно шептал, что она все делает неправильно. Что ведет себя как дура и последняя эгоистка.       А потом были выжженные огнем на стенах слова.       Буквы сменяли друг друга выстраиваясь в целые непонятные предложения. Из всего этого выловила лишь одно — спой и мне, ведьма. Сразу навалились чужие воспоминания, от которых сразу стало ясно, что происходило. Вопросы, щелканье патронов, гудящий воздух, дребезг плохо закрепленных конструкций в салоне самолета.       И безразличный и одновременно изучающий взгляд из темноты в этом же салоне, пробирающий до самых костей.       Ее вторая личность позволила ей вспомнить.       Теперь она поняла, как именно накосячила эта идиотка.       Банальный гипноз.       И теперь-то понятно, почему так себя ведет это бедолага Бен. Сразу стало ясным, что и сам Бен прекрасно об этом осведомлен. Знает, что ему заложили в подсознание нечто, отчего и бесился. Сопротивлялся, как мог, но против подсознания не попрешь.       Ей же стало неимоверно стыдно. За себя, за самодурство второй личности. За свои выходки в то время, как ее телохранитель лишь пытался быть свободным от цепей человеком. Уж кому, как не ей, было понять, каково это быть запертым в клетке собственного мозга. Противный тихий голос снова заныл в голове о ее эгоизме. Захотелось заткнуть этот мерзкий шепот, мол, вообще-то это не она накосячила, но голос продолжал еще что-то бормотать.       Озарение пришло за секунду.       У нее больше не было времени.       Вообще.       Если голос влез и дал ей часть памяти, значит, уже пора.       Нутро эскалейда встретило знакомыми запахами, поворот ключа, и еще одна мысль обожгла разум.       Она вообще не вправе вредить Бену.       Он и так отхватил лишнего, и теперь страдает от чужой насмешки. Понимая и проникаясь поведением няньки, вытащила из кармашка чужой телефон. Виктория ответила сразу, будто была наготове.       — Где ты?       — В машине. Я… Я возвращаюсь.       — Оу. Это… это хорошая новость… Может, я…       — Нет. Я в порядке, доеду сама. Встречать не надо.       — Хорошо. Мы ждем.       — Мы? — даже яда в голосе не было. Безразличие теперь ее удел.       — Да. Да, я у тебя дома…       — Плевать, я скоро буду. У меня… У меня просто больше нет времени, Виктория. Мне нужна будет твоя помощь сегодня вечером.       — Ты уверена?       — На все сто. Я скоро буду.       Одно нажатие на дисплей телефона поставило жирнющую точку.       Заведенный двигатель негромко заурчал, контрастируя с мыслями и надеждами. Даже обиды не было, что ее время так быстро кончилось. Последний в этот раз день, и она уже даже втайне не надеялась, что именно сегодняшний вечер будет отличаться от прошлых вылазок.       Потому что как раз Бена она не будет дергать.       Каким бы ублюдком он не был, он не заслуживал быть запертым в клетке. Значит, сегодня вечером бухло, громкая дерганая музыка и какой-нибудь вдребезги пьяный гость клуба. И Финли, что будет сидеть неподалеку в ожидании.       Дорога закончилась открытыми настежь воротами дома и едва она припарковалась прямо у входа, из дома выскочил Бен. От переживаний в его глазах стало тоскливо до слез. Обогнула его, как столб, не глянула ни разу. Было очень больно и стыдно на него смотреть. Виктория без вопросов спустилась к ней.       — Я тут подумала, Ри… Рей… мне нужно будет сгонять домой. Переодеться там… Позвони, как будешь готова. Я заеду.       — Хорошо.       Виктории не понравилось безразличие в ее голосе. Открывала и закрывала рот, явно пытаясь что-нибудь сказать, но слова явно не лезли, пока она бездумно перебирала вещи.       — В чем собираешься идти? Может, покажешь, что ты там накупила?       — Часть в пакетах. В машине. Сейчас схожу, принесу.       — Ой, я с тобой.       Говорить, что она и сама могла бы притащить эти пакеты, не стала. Хочет сходить с ней, пусть идет. Только она снова заперлись в подвале, Виктория усиленно делала вид, что ей интересны все эти тряпки, с возгласами наигранного удивления вытаскивала очередные штаны или платье и прикладывала к ней, мол, какой отличный вкус и как ей все это идет. Но даже раздражения не было, сил на какие-либо эмоции вообще не было. Наконец до Виктории дошло, что все ее усилия расшевелить уходят впустую. Засобиралась и напоследок выдала:       — Кстати, я совсем забыла. Тайлер с ребятами уже вернулись. К вечеру приедут.       Реакции на новость так и не дождалась.       Было пофиг.       Абсолютно.       Едва за Викторией захлопнулась дверь, обессилено рухнула на кровать. В пустой голове не задерживалось ничего, кроме горечи и тухлой обиды на весь мир.       В итоге провалялась весь день, бессмысленно разглядывая белый потолок. Где-то вдалеке был легкий шум, словно кто-то двигал мебель, но вставать и смотреть, что там наверху творится, было попросту лень. Едва часы пропиликали восемь, пришлось вставать и собираться.       Было настолько тяжело, что промелькнула мысль, что может, стоит прекратить все прямо сейчас.       Вон на столе куча оружия.       Секунда и все.       Но злой голос в голосе резко оборвал страдания. Голос едко выговаривал, что потому ее не выпускают часто, потому что она слишком много драматизирует. Голая правда голоса подстегнула легкую злость. Ну что же, голос был даже где-то прав. Устроила день самоуничижения и сидит сама себя жалеет. Пора было завязывать изображать из себя королеву драмы.       Выбранное на вечер платьице больше смахивало на клубок запутанных веревочек и косо отрезанных нашитых кусочков синей ткани. Оно было коротковатым, но она решила, что так даже лучше, помнится, в прошлый раз ей пришлось заморачиваться стягиванием брюк. А так, задрала и поехали. Волосы собрались в малопонятный пучок на макушке, но если делать вид, что так задумано, то прическа даже сочеталась с расхлябанным видом платья. Пока решала, как краситься, вспомнила, что нужно еще и Виктории звонить. Пока та явилась, раз семь бегала смывать с лица размазанный макияж. То тени не те, то подводка криво ляжет.       То просто само лицо кривое.       На боевую раскраску у Виктории была рука набита лучше. Только та спустилась и оглядела поле боя у зеркала — уверенно отобрала косметичку. Спустя несколько минут у нее на лице красовался совсем легкий макияж. Почти незаметный, но как ни странно, именно эти легкие мазки теней и туши дали немного уверенности. Злую мысль, что совсем не хочется никуда идти, насильно выкинула из головы.       По пути к машине никого не встретили.       Так было даже лучше, незачем.       Всю дорогу до нужного клуба молчали обе. Охранник у входа лишь кивнул и тоже молча пропустил внутрь. Громыхающая музыка ударила по ушам, но уже через несколько минут воспринималась фоном. Едва уселись на выбранном балкончике, как к ним вальяжно подплыл администратор.       — Рад снова встретить тебя, Рей. Отлично выглядишь, дорогая. Ты как обычно, или…?       — Как обычно, дорогой. Все как обычно. Это Виктория, познакомься, сегодня она будет со мной.       — А я ведь только хотел спросить, где же тот симпатичный парниша, что был в прошлый раз. Он ведь… придет, а?       — И не надейся. Ты ведь прекрасно знаешь, он не в твоей лиге, дорогой.       — Фи, Рей, милая, ты ведь тоже знаешь, что всегда можно сменить сторону. Отдыхайте, девочки. Если что, зовите меня. Комнатку тебе приготовят.       — Отлично. Я начну с шампанского.       — Само собой. А… твоей спутнице?       — Что угодно, кроме алкоголя, — мило улыбаясь администратору, пропела Виктория. Жеманно размахивающий парень уже собирался уходить, как с разворота ткнулся в чужую мужскую грудь. Разглядев, кто за ним стоял, тут же широко заулыбался, но спросить ничего не успел.       Торчавший за ним Бен лишь молча смотрел на нее, в немом вопросе склонив голову. Из присутствующих только администратор таращился на него в непритворном восхищении. Спрашивать у враз помрачневшей Виктории, какого хрена тот тут вообще делает, не было смысла. И так было ясно, что та захотела лишь подстраховаться. Осуждать Викторию в том, что она лишь трезво оценивала свои силы, вообще не было смысла. Попытки объясниться она твердо пересекла.       — Дорогой, а это Бен. Он сегодня тоже со мной.       — Божечки! Дорогая, когда-нибудь тебе все-таки придется рассказать, где ты находишь таких мужчин! Господи, милая, да это кощунство с твоей стороны приводить их по одному! И я тем более не понимаю, зачем ты вообще приходишь сюда, если около тебя вот такие… экземпляры ходят. Хотя и не мое это дело. Что молодой человек будет пить?       Администратор растерянно переводил взгляд то на него, то на нее, пока они буравили друг друга глазами. Бен равнодушно, а вот она с мстительно поджатыми губами. Какая-то несформировавшаяся мысль жгла разум, но она никак не могла ухватиться за нее. Да и плевать, раз уж и он приперся, то пусть сидит с Викторией и наблюдают за ней. Главное чтоб издалека наблюдали.       — Дорогой, мое шампанское неси вниз. Ребята посидят тут. Я посижу у бара.       Уходя вниз по лестнице, чувствовала, как все тело жжет мрачный взгляд оставшегося сидеть истукана. Колени тряслись, но она храбрилась как могла.       Барменша встретила ее как долгожданного гостя — только усадила свой зад на высокий стул, как перед ней тут же поставили бокал. Пузырьки чуть ли не залпом выпитого шампанского зашипели по пищеводу. Опустевшая посуда тут же наполнилась еще одной порцией. Второй бокал был употреблен еще быстрее. Барменша явно ее знала, потому что на требование теперь уже налить ей виски, слегка подняла в удивлении бровь. Мол, уже? Неразбавленный виски ужасно обжег рот, но едва жидкость провалилась в желудок, напряжение в теле начало отпускать. На следующем стакане к ней подвалил первый одиночка.       — Хей, почему такая милая девушка и сидит одна?       Только и успела, что одним глазком глянуть на подошедшего, как тот резко побледнел, заблеял что-то вроде простите-извините, и смылся, от испуга позабыв свой стакан на барной стойке.       Она даже гадать не стала, кто там сзади нее стоял.       Кто еще мог одним своим мрачным видом напугать бедного коротышку с лысинкой и пивным пузом. Не удержалась и со вздохом обернулась.       Правда, все злые слова испарились от его затаившейся в глубине глаз непонятной тоски, но тут же мысленно одернула себя, это не его тоска, не его чувства. Все, что он чувствует, это не по-настоящему.       Это ему навязали.       Его физическое влечение и страдания были насильно ему запиханы в голову, и они оба об этом знали. И осознание этого моментально отрезвило.       — Если ты намерен и дальше стоять над душой, то я пересяду. Если пришел за выпивкой, то можешь просто вернуться за столик и позвать официанта. Ему так-то платят за это.       От давящей ауры сзади становилось все тяжелее. С новым вздохом еще раз обернулась и поняв, что тот мало того, что не собирался уходить, так еще и каким-то чудом успел сесть на освободившийся стул рядом, залпом допила очередную порцию виски. Перед глазами уже чуть плыло, но едва она попыталась подняться и уйти, как резкий рык и неожиданно жесткая хватка за локоть насильно утянули назад.       — Сядь!       От неожиданности уселась на стул и не найдя слов, молча уставилась на него. Видимо, вид у нее был очень ошалевший, что Бен вернул почти сползшую маску на лицо и выпустив ее руку, гораздо мягче выдавил:       — Нам… надо поговорить.       Закипающая ярость затребовала выхода и она уже почти схватила чужой стакан с намерением выплеснуть содержимое прямо в лицо истукана, как между ними чудом ввинтился старый знакомый администратор.       — Как дела, дорогие мои? Веселимся? Все нормально? — последняя фраза была произнесена шепотом ей в ухо. Глазастый оказался парень, чьего имени она даже не помнила.— Извини, красавчик, я украду твою девочку. Ненадолго, дружочек. Не скучай, мы скоро вернемся.       Ее спаситель почти сдернул с места и подхватив под многострадальный локоть, потащил прочь.       — Не знаю и знать не хочу, что там у вас происходит, но выглядела ты так, словно еще чуть-чуть и ты ему нос сломаешь. Поэтому не обольщайся, я его спасал от тебя, а не тебя от него. И да, комнатка уже готова, если что.       Спаситель выученным движением сунул ей в вырез маленький магнитный ключик и испарился, бросив у другой барной стойки. Другой бармен тоже кивнул ей, словно старой знакомой, и глянув на растерянное лицо, молча налил виски. Отсюда ей была видно только спина Бена.       Свято место пусто не бывает.       Ее стул уже заняла разукрашенная как клоун девица. Девушка явно была обеспокоена тем, что рядом сидящий бугай совсем не обращает внимания на ее выпадающую силиконовую грудь, а бродит глазами по всему залу. Едва заметила, что Бен вообще отвернулся от той бабы и теперь шарит взглядом в ее направлении, тоже отвернулась. И хотя Бен больше не стоял над душой, но она все равно с мелкой злобой подумала, что не позволит ему испортить вечер.       С каждым новым коктейлем подползающие к ней мужчины казались все милее и интереснее, а музыка все динамичнее и веселее. Голова все больше плыла, а кожу на груди жег пластиковый квадратик. Отшивая одного за другим, выбирала между ними.       Каждый был не таким, каким надо.       То рост не тот, то рожи не те.       То пузо не нравилось, то разворот плеч был не таким.        А когда сквозь угнетающую пелену алкоголя поняла, по кому меряет желающих познакомиться, мысленно залепила себе пинок. Последнему подошедшему и предложившему ее угостить она прямо в лоб задала вопрос:       — Хочешь переспать со мной?       Подкативший паренек был совсем юный, на вид ему едва-едва исполнилось двадцать один. Поначалу замявшийся от неожиданности, отмер и согласно закивал головой. Схваченный за рукав незнакомец безропотно засеменил за ней.       Неприметная дверь в самом дальнем углу зала была ей как старая подружка. Чуть ли не пинком открытая дверка и они выскочили в длинный коридор с кучей запертых комнат. Доносящиеся звуки не оставляли сомнений в предназначении этих помещений.       Только из-за подпольного борделя она и каждый раз посещала этот клуб. Услугами местного контингента никогда не пользовалась, но если ты платишь, то вот тебе ключики — иди и развлекайся.       Нужная ей комнатка прямо кричала своей обстановкой о том, для чего вообще она была предназначена. Услужливые персонал как всегда оставил бутылку шампанского и несколько упаковок презервативов на любой прихотливый вкус и размер. От тихого приказа раздеваться, незнакомец снова замялся, но увидев, что она тоже начинает разоблачаться, несмело принялся расстегивать ремень и штаны.       От выбитой двери тот отшатнулся, и запутавшись в своих же спущенных до колен джинсов, банально упал на пол.       Влетевший в комнату Бен был страшен.       Яростно сверкающие глаза и стиснутые челюсти доконали лежащего паренька, и тот по-девчачьи взвизгнув, пополз наружу, теряя на ходу остатки гордости. До странности безразличная, она так и стояла со почти спущенными с плеч лямками платья, равнодушно проводив обтянутый трусами зад незнакомца. С таким же апатичным видом глянула на все еще донельзя взбешенного телохранителя.       Сумела сдержаться, не отшатнулась.       Сумела подавить в себе желание повторить визг сбежавшего парнишки и в точности как он, сбежать подальше от разъяренного зверя.       — Ты ведь понимаешь, Бен, что тебе здесь не место. Тебя это не должно было коснуться. Ты злишься из-за пустяка. Мы оба знаем, что твои эмоции ненастоящие. Это все…       — Мы.едем.домой.сейчас же.       От выплюнутого ответа меланхолия испарилась вмиг.       — Да не пойти бы тебе к черту, Бен! Вон! Пошел вон, мудила! Свали отсюда! У тебя вообще нет никакого права мне указывать. У тебя даже чувств настоящих нет! Это все ненастоящее. Ты и сам ненастоящий! Сегодня ты есть, завтра тебя как будто никогда и не было. Исчезнешь, потому что и сам ненастоящий! Слышишь?!       Отвернулась, негодуя всем своим сердцем и искренне желая, чтобы этот Бен послушал ее и ушел. Ожидала чего угодно, но не резкого рывка за плечи.       Он развернул ее к себе лицом, и она вместо ответной реакции… почему-то растерялась и сжалась в комок, ожидая удара.       Но вместо отрезвляющей пощечины щеки обожгли две ладони.       Легонько стиснув ее лицо, Бен снова обманул ее ожидания, вместо рычащих обвинений и оскорблений лишь приблизил свои губы к ее глазам. И этими же губами осторожно снял готовую упасть вниз горькую слезинку.       — Поехали домой… пожалуйста.       Шепот в щеку обжег своим дыханием и без того взвинченные нервы, умоляя довериться стоящему рядом мужчине. Весь мир вокруг вдруг сжался до ощущения мягких губ на коже. Разделенная на двоих ярость и злость стремительно таяла, не оставляя никаких шансов на сопротивление.       Одно движение и нежнейшим поцелуем Бен приник к ее рту.       Сладчайшим и долгожданным.       Поцелуем, что стал ее погибелью.       Почти невесомым, но от которого подгибались ноги и самовольно закрылись глаза… Вечер сразу превратился из отвратительнейшего в бесподобный и невероятный.       Когда он робко попытался углубить трепетное касание, она сдалась. Сама подалась вперед и в поисках опоры схватилась за ткань его рубашки на плечах. Остатки всех сомнений развеялись от ставшего за один момент жадным поцелуя. Неуловимый миг, и он уже зло кусал, слово был не в силах насытиться вкусом губ и почти выгрызая из ее горла удивленно-безумные стоны. Руки исчезли с лица, но тут же исступленно зашарили по спине и бедрам. Бен вжимал ее тело в себя, с животным голодом впиваясь пальцами во все доступные части. Он выцеловывал ее лицо, ища ртом приоткрытые в тяжелом дыхании губы. Найдя, снова принимался терзать зубами. На краю ее сознания пролетела мысль, что Бен совсем не умеет целоваться, но сейчас это неумение он с лихвой компенсировал всем, чем мог. Жадными руками, что все сильнее стискивали ее, вкусными губами, казалось которые хотят попробовать каждый кусочек кожи на шее и плечах, мягким языком, что бесцеремонно вторгался в рот или ласково зализывал готовые вот-вот закровить отметины от зубов.       Разум снова разделился на две части.       Первая где-то очень глубоко внутри монотонно ныла, что нельзя им идти дальше, что это чревато для него, и она не вправе так с ним поступать. Вторая же просто внаглую таяла в волнах удовольствия и мелко дерзила первой, мол, ты только посмотри, ведь никто раньше ее так не целовал, ведь все прошлые мокрые слюнявые лобзания по сравнению с этим просто как небо и земля.       Две горяченные ладони ощутимо сжали ягодицы, легкий рывок, и он усадил ее себе на живот, этими же ладонями оглаживая бедра и заставляя скрестить ноги у него за спиной. Едва он понял, что под задравшимся на поясницу платьем нижним бельем и не пахло, впился зубами и пальцами так, что от столь собственнических проявлений она чуть не завыла. Но не сдержалась, сама прикусила ему губу и вцепилась рукой в собранные в самурайский хвостик волос, когда Бен, все еще поддерживая на весу одной лапищей за попку, второй ладонью на удивление нежно скользнул между складок… и ввел кончики двух пальцев внутрь. Совсем чуть-чуть проник, даже одной фаланги не было, но этого оказалось достаточно. Она с хриплым вскриком выгнулась на пике наслаждения, инстинктивно двигая тазом в низменном желании прочувствовать в себе его пальцы как можно глубже. Сквозь кокон всепоглощающей неги она слышала хриплые переливы его голоса, но разбирать, что именно он шептал ей в шею, сил не было. А когда колючие спазмы оргазма начали отступать, она поняла, что Бен… дрожит. Дрожь отдавалась в ее сжатые на его шее руки, эта же дрожь передавалась через его грудь, к которой она оказалась прижата. Эта же бесхитростная дрожь была на его губах, когда он в несколько шагов с нею на руках дошел до кровати и буквально упав на нее сверху, благодарно прижался к ее пересохшему рту. Сама не понимая, захныкала, когда он зачем-то убрал отовсюду свои пальцы. Но застонала от жестко вжатого между ног откровенного стояка. Полурасстегнутое платье сбилось в комок на животе, в два движения Бен еще больше спустил лямки, оголив грудь.       — Ты даже не представляешь, сколько раз я представлял тебя в своих руках. Спал и видел тебя под собой. Смотрел и бесился, что ты так недосягаема. Ты даже не представляешь, как ты сводишь меня с ума.       Между словами он осторожно касался губами груди, умудряясь при этом хищно облизывать языком соски, отчего внутри нее нарастала новая волна жара. От дикого взгляда, которым он впился в ее лицо, в глубине которого нечто отозвалось чем-то знакомым, но очень волнительным и руки сами подлетели к пуговицам его рубашки, почти выдирая их. Бен тут же слегка отстранился и потянулся к своему ремню на брюках, при этом давая ей возможность заниматься его рубашкой.       Но сердце зачем-то пропустило несколько ударов.       Будто она упустила что-то очень и очень важное. Что-то еще сильно зазудело в голове, выталкивая смутную информацию.       — Ты так прекрасна! — прошептал мужчина над ней, по-своему понимая возникшую заминку.       Вот оно.       Все стало до болезненности ясным, почти абсурдным.       Она прекрасно осознавала свое тело, потому и пользовалась мужчинами лишь в их изрядном подпитии. Ну или вернее сказать, пыталась использовать. Все ее прошлые разы игр в интим были пшиком по сравнению с сегодняшним вечером. Тыканья полувялыми членами не шли ни в какое сравнение с тем, что сделало с ней совсем неглубокое проникновение обычными пальцами Бена. Слюнявые обжимания по сравнению со жгучими поцелуями и объятиями даже мысли не было сравнивать.       И как бы не было ужасно это осознавать, он не видел в ней женщину, он видел в ней лишь собирательный образ, навязанный сукой Риппи.       Еще днем она видела себя в зеркале. Она не красавица ни разу, такие, как она, не могут нравиться столь роскошным мужчинам, как Бен. Он не видел ее по-настоящему, только через призму того гипнотического сеанса. Увидел бы, что она из себя представляет по-настоящему, сбежал бы сразу.       От горечи во рту стало мерзко, тело леденело с каждой секундой больше. Он и так тогда оказался не в том месте, не в то время. И она вообще не вправе еще больше ему вредить. Руки безвольно упали на кровать и Бен тут же растерял весь свой запал, обескураженно и немигающе глядя на ее задеревеневшее лицо.       — Что… что не так, родная?       От нежности в его голосе стало неимоверно стыдно и совсем горько на душе.       — Выпусти! Выпусти меня! Выпусти! Выпусти! Сейчас же! Выпусти! Отвали!       Кричала на него, брыкаясь и брызжа слюнями, стараясь как можно быстрее выползти из-под нависшего на ней мужчины. Почти сорвала горло, пока он не отодвинулся на другой край кровати, странно разглядывая и пережидая ее истерику. Чем быстрее и сильнее она ему нагрубит и оттолкнет, тем быстрее он в ней разочаруется. Дальше мысли кончились. Успела только заметить брошенное в ее сторону ловкую тень и темнота оборвала ненастоящую истерику.       Очнулась уже на заднем сиденье своего эскалейда. Тело слегка затекло от неподвижности, и она нечаянно закряхтела, вытягивая руки и ноги. Сидевшая на переднем сиденье Виктория сразу обернулась к ней.       — Хей… привет. Эм… Ты… Рей?       Вместо ответа сумела лишь фыркнуть. Самого главного-то не произошло. Вроде нигде не болело, не тянуло, лишь слегка саднила кожа на шее и болели искусанные губы. Значит, Бен лишь вырубил ее, не рискнул воспользоваться моментом. Или какие-то принципы не позволили ему трахнуть бессознательное тело. С его-то размерами он бы точно навредил… И Виктории ничего не рассказал, если та ждала вместо нее Риппи.       — Как себя чувствуешь? Таблетку от головы дать?       Прямо как наседка вела себя Виктория. Молча руливший Бен едва заметно хмыкнул. Ну да, влила в себя она так-то немеряно, но голова не гудела, не звенела похмельем, лишь во рту словно стадо слонов нагадили. Хотя наверняка слишком мало времени прошло, алкоголь еще не выветрился, но обстановка вокруг удивительным образом была кристально ясной, будь она все еще пьяной, все должны было расплываться. Некстати вылезший голос в голове ехидно отметил, что виски с шампанским точно должны были улетучиться от того, что с ней делал Бен.       — Мы… домой едем?       — Да… Тут такое дело… Тайлер с ребятами уже приехал и сидят у тебя дома. Только… Прайм позвонил, какое-то дельце нужно срочно решить. Говорит, каждый человек важен и…       — Я пас. Я в этих ваших делишках не участвую.       — Да-да. Я помню. Я к чему веду… Я… я заберу ребят с собой. Люка тоже, Бен останется. К завтрашнему обеду вроде должны управиться, но это неточно.       — Не беспокойся, я сразу лягу спать. Бен приглядит за домом. Глядишь, завтра к вам на подмогу и эта ваша Риппи подтянется.       — Рей, ты не подумай…       Дальше она уже не слушала.       План созрел за секунду, и все складывалось как нельзя удачно. Один раз уже сбежала, свалит и второй. В доме не будет никого кроме них, дождется, когда истукан свалит спать, и вернется в клуб. Больше слушать ехидство внутреннего голоса и разрываться от моральных проблем желания не было никакого.       На въезде к дому пыталась нашарить свои туфельки с дебильно высоченным каблуком, но под сиденьем ничего было — так и пошлепала босиком по ступенькам. Проползая мимо ярко освещенной столовой, выхватила из толпы лишь два более менее знакомых лица. Еще синюшное опухшее лицо Люка и что-то вещавшего невозмутимого Тайлера. От возникшей при виде нее демонстративной заботливости на морде Тайлера стало мерзко. Бешенство не замедлило прибыть на конечную остановку.       — Ой, детка… как дела? Как все прошло? Все нормально?       Вошедший следом за ней Бен протянул ей откопанные в недрах машины туфли. Выхватив их из лапищ громилы, едва сдержалась чтобы не швырнуть обувь в Тайлера. Но Тайлер так-то был не причем, это истукан позади ей все портил.       Туфли одна за другой полетели в грудь истукана.       Швырнула обе так, словно хотела вместо них в руках иметь осколочные гранаты. Как и ожидалось, Бен даже не пытался прикрыться, молча поднял отлетевшие от него туфли и снова протянул ей, мол, можешь кидаться сколько влезет. Тайлер же моментально сощурился. Если догадался, то это могло стать проблемой.       — Ладно… Я спать… скоро получите свою ненаглядную… Удачной ночи всем.       Стараясь выглядеть смирной, как можно мягче выудила из рук Бена обувь. Она ей еще пригодится.       Родной подвал встретил прохладой. Ждать пришлось недолго, уже через час по машинам погрузились все, кроме истукана. Изредка косясь на мониторы, приводила лицо в относительный порядок, не являться же в клуб с размазанной тушью и потеками под носом. Еще через час нетерпеливого ожидания Бен увалился на свою кровать прямо в одежде и вроде бы даже отключился.       Выскользнула из дома, как воровка, постоянно оглядываясь и замирая от малейшего шороха. Только подкралась к эскалейду и дернула за ручку, как сзади раздался тихий, но жесткий голос:       — Далеко без ключей собралась?       Не прокатило.       Но еще кое-что попробовать стоило.       Молча обернулась к нему с каменным лицом и протянула руку, мол, раз пришел, давай сюда ключи. Но игру в гляделки она проиграла. Первая открыла рот, когда поняла, что демонстративно-надменным видом его не пронять.       — Ключи, сейчас же.       — Нет.       — Ты! Ты не понимаешь! Тебе не остановить меня! Ключи! Отдай ключи!       В эту наигранную истерику он тоже не поверил.       — Нет.       — Отлично. Просто прекрасно! Вызову такси.       В подвале где-то валялся под грудой одежды позабытый телефон Люка.       — Ты никуда не поедешь.       От брошенных в ноги туфлей он чуть дернулся, словно хотел их поймать, но вовремя среагировал на тычок ногой. Увернулся и от замаха кулаком, попросту поднырнул под локоть и… схватив за талию, закинул ее на плечо. Попытки слезть с него успехов не принесли, только зазря дрыгала ногами и колотила по спине.       Но потом поняла, что не сильно-то и сопротивляется. Захотела бы действительно освободиться, смогла бы вывернуться. Но уверенно стиснутые одной рукой бедра жестоко обжигала чужая кожа. Так и занес ее заднице кверху в дом, еще и отброшенные в сторону туфли по пути поднял. Грохот захлопнутой входной двери ударил по ушам.       Поставил у подвала на ноги аккуратно, как фарфоровую, и отошел на пару шагов, грозно возвышаясь даже на таком расстоянии.       — Если ты еще не поняла, из дома ты не выйдешь.       — Бен…       — Иди к себе. Приведи себя в порядок.       — Бен!       Делать было нечего, смирно спустилась по лестнице.       Но едва услышала щелчок закрывшейся двери сверху, бросилась искать среди вороха одежды заветный аппарат. На ее счастье телефон был с интернетом, несколько секунд и поисковик выдал целый список номеров такси. Геопозиционирование тоже не подвело, сразу выдав местоположение и даже адрес прописался.       Только даже набрать первый попавшийся номер не успела. Ковыряясь в телефоне, совсем позабыла о своем надзирателе. Бен появился бесшумно и в одно движение молниеносно выхватил аппаратик.       — Отдай!       — Нет.       На столик рядом грохнулась бутылка с соком. От следующих его телодвижений она похолодела — в руках Бена блеснул маленький шприц.       — Ты… ты не посмеешь. Бен. Бен! Пойми же наконец! Я устала! Я больше не хочу… вот этого всего, понимаешь? Я выхожу развлекаться! Слышишь?! Развлекаться, а не ломать себе голову моральными бреднями!       Казалось, он совсем ее не слушал, глядя в сторону и сжимая снотворное.       Не приближался, но и не уходил. Это мог быть ее последний шанс достучаться до него.       — Ребятам нужна другая, слышишь? Им нужна та, другая. Им нужна ее помощь, понимаешь? Не я. Я бесполезна. Я должна… должна… уйти на время, слышишь? Но для этого мне нужно…       — Нет.       — Да чтоб тебя! Ты не имеешь права, Бен, черт тебя побери! Никто не может запрещать мне…       Осознание пришло моментально.       Громила напротив нее не хочет, чтоб к ней прикасался кто-то другой.       Он хотел сделать это сам. Но как раз этого допускать было нельзя.       — Ты! Черт, черт. Я поняла. Ты… сам этого хочешь да? Сам хочешь помочь мне… Но пойми, тебе нельзя. Ты и так уже пострадал от нее. Если… мы переспим, ты снова пострадаешь. Финн узнает и тогда ты… Пойми, все что сейчас у тебя внутри — это не твое. Ненастоящее, слышишь. Это навязала тебе та, Риппи. Но как только она выйдет, она тебе поможет избавиться от этого наваждения, Бен. Я… я даже записку ей напишу. Она все исправит!       Где-то в сумках с оружием она видела бумагу и карандашик. Бросилась к столам, как к спасительным кругам. Искомое нашлось сразу, несколько второпях начерканных слов, и она даже протянула ему записку.       — Видишь, вот! Она прочтет и обязательно исправит все. Нужно только дать ей возможность выйти побыстрее. Но с тобой мне нельзя. Значит, мне нужно вернуться в тот клуб, понимаешь?       — Нет.       — Да чтоб тебя! Тебе нельзя! Слышишь! Я уверена, что тебе не нужны будут проблемы в будущем…       — Значит, ты уверена… Хочешь сказать, тебе виднее, что для меня лучше? — с каждым словом он делал мелкие шаги, недвусмысленно приближаясь со шприцом в руке.       — Не подходи!       — Мисс «я делаю, что хочу, и знаю, как будет лучше», значит?       Отступать ей уже было некуда, стена за спиной намекала, что дальше не пустит, а Бен уже стоял почти вплотную. Прижатый к ее ребрам сжатый кулак до полной картины давил костяшками, нехило сдавливая грудную клетку и не давая шанса сбежать. Обжигающее дыхание скользнуло по щеке и уху, лишая последних мыслей.       — Бен, ты… не посмеешь усыпить меня…       Нависший над ней громила глубоко и шумно затянулся запахом ее кожи, словно смакуя редкое лакомство. Пухлые порочные губы оставили на виске легчайший поцелуй, стягивая нервы в комок.       — Надо же, сердечко-то вот-вот выскочит. Неужели ты так сильно боишься меня?       — Я… не боюсь тебя.       — Тогда почему… тебя так трясет. Даже дышишь через раз, а?       — Бен, я…       — Мисс всезнайка не знает что ответить, а? Как же так, м? Ведь ты все знаешь. Знаешь как лучше для всех нас. Только вот ты… не учла одной маленькой мелочи… Я уже сделал свой выбор и готов принять все его последствия.       Хрипло-интимный голос снес последние барьеры.       Она сама дернула головой, сразу найдя желаемое, впиваясь во что-то еще шепчущий греховный рот. Стука выроненного шприца о холодное покрытие пола она уже не услышала из-за горяченных, как печка, рук, что с силой стиснули ее в комок. Тело вспыхнуло от зашаривших по нему рукам, злые поцелуи выдирали последний воздух из легких. Сознание тут же раздвоилось. Второе я словно наблюдало со стороны, как со звериным стоном Бен схватил ее таз, вынуждая закинуть ему на пояс обе ноги. Как будто не она ответила хриплым возгласом на его грубое требование покричать для него, когда он, вывернув кисть, скользнул между разведенных бедер пальцами, проверяя ее готовность. Как сторонний наблюдатель смотрела на вжимающего ее в стену Бена, что нетерпеливым рывком сорвал с себя ремень и расстегнул джинсы, выпуская на свободу перевитый полосками вен неимоверно раздутый от перевозбуждения член. Он даже не стал помогать себе рукой, безошибочно найдя сокровенный вход.       Не стал дополнительно растягивать ее божественными пальцами.       Она смотрела как со стороны и слушала как сквозь одеяло, как вдалеке его хриплый вой слился с ее болезненным вскриком, когда он безо всякой подготовки одним жёстким рывком погрузился на всю длину.       Как на цепи, ее дернуло обратно в свое тело и она смогла сполна прочувствовать все восхитительное удовольствие, замерев под застывшим в ожидании и тяжело дышавшим ей в плечо мужчиной.       — Господи, какая ты вкусная… Невероятная… Божественная!        Каждый комплимент он сопровождал легкими ненавязчивыми движениями бедер, рассылавшие по телу волны блаженства, отчего сердце запело, и она тоже двинула бедрами, слегка выгибаясь навстречу. Слова выжигающими клеймами заиграли по всему телу от его тихой просьбы простить его. За что его нужно было простить, он прошептал почти сразу, с гортанным стоном стискивая еще сильнее пальцы на ней.       — Я… больше… не могу сдерживаться, любимая. Я… Господи…       Она успела подумать, что неправильно поняла его, чувствуя, как медленно и неторопливо он выскальзывает из нее.       Но грубый рык и резкий толчок выбили все ненужные мысли, в рот нагло втиснулся дерзкий язык, своевольно гуляя по зубам и сражаясь с ее языком. Снова и снова толкаясь в нее, Бен словно хотел разорвать ее надвое, неистово вбиваясь, но осторожно, нежно покидая почти полностью. Каждое неудержимое движение бедрами казалось ей слишком грубым, слишком жестким… и слишком сладким. Она запуталась в себе, силясь понять, как задержать подольше внутри расходящиеся кругами волны дикого наслаждения, что догоняли друг друга от неистовых, животных фрикций карающе-медленного темпа. Почти болезненный укус в шею и сильно сжатая через ткань грудь стали спусковым крючком. Контроля за собой не было вообще, и она выгнулась под каменно-твердым плечом, дёргаясь всем телом от колюче-приятных спазмов. Затылок тут же занемел и ее потихоньку потянуло в реальность. Сорванное горло, непривычное к крикам, тут же напомнило о себе першением, стиснутые до белизны пальцы грозили вот-вот порвать ткань его рубашки. Все плыло вокруг, наслаиваясь однотонными образами друг на друга. Настолько плыло, вдруг ей показалось все произошедшее лишь очередным плодом ее фантазии. Но все еще растягивающий изнутри подрагивающий член доказывал обратное, как и нежные касания порочных губ по лицу и плечам. Он дал ей отдышаться, почти не прилагая усилий поддерживая на весу, но дрожал, явно с титанической силой воли удерживал себя внутри нее, не двигаясь, давая время прийти в себя. Сладкие губы продолжали влажно целовать, и она расслабленно обмякла в объятиях, мельком задаваясь вопросом, почему раньше с ней такого не было. Невольно сравнивая нынешние ощущения с прошлым опытом, неслабо прифигела, как много она на самом деле упустила. Совсем расслабившись, слегка дернула ногами и уперлась ладошкой в грудь, мол, отпусти, тут же раздумывая, донесут ли ее ноги до кровати или придется ползком, но Бен только сильнее сжал ее в кольце рук. Поцелуи стали чуть требовательнее, намекая на продолжение.       — Далеко собралась, м? Я с тобой еще не закончил, моя сладкая.       Она аж извернулась на нем, пытаясь заглянуть в лицо.       Как-то было непривычно, что после секса есть какие-то нежности, тем более продолжение всего действа. Весь ее опыт заключался лишь в дежурном чмоке в щеку и торопливых прощаниях, чаще выбранный партнер просто поправлял свою одежду и сваливал в закат. Но Бен лишь ехидно хмыкнул ей в лицо, не переставая ласково мазать по коже губами. И не преминул слегка надавить на ягодицы, насаживая на себя чуть глубже, мол, шутить он как-бы и не собирался. Совсем разомлевшая, она сразу инстинктивно сжала его внутри себя, отчего они оба одновременно охнули. Через секунду он оторвал ее от стены и не покидая тела, понес до кровати. Небрежно сбросив на пол какие-то тряпки, уложил на спину и хитро облизнувшись, медленно, совсем осторожно задвигал тазом, словно на пробу, словно не он несколько минут назад выбивал из нее всю дурь, вколачивая в стену. Покачивал бедрами, будто хотел посмотреть, как она отреагирует. Посмотреть, как будет лучше. Ухмылка пропала с его лица сразу, едва он увидел, как она выгибается под ним, наглядно показывая, насколько ей нравятся его действия. Она сама захныкала под ним, когда он внезапно вышел из нее и встал на колени, беззастенчиво разглядывая распятое под ним тело.       — Бен…       — Ты… ты изумительная…       Ей и так было холодно и одиноко от потери раскаленной ауры над собой. Тело словно опустело без него.       А от слов еще и задеревенело.       Он снова все испортил.       Снова напомнил ей о настоящей причине его интереса. На душе стало до одури тоскливо, невольно навернулись обидные слезы. Пришлось отвернуть голову, чтобы хоть как-то спрятать скукоженное лицо. Бен чутко заметил столь резкие изменения в ее настроении, тут же нахмурился и руки к ее коленкам потянул.       — Что… Что такое, маленькая? Что…       Она просто молча свела ноги и села с намерением отползти на другой край кровати и старательно отворачиваясь, потянула вниз платье. Прикрылась с тяжеленным комком в горле, но искренне радовалась, что успела получить чуточку настоящей человеческой ласки.       И не смогла себе соврать, что не хотела бы получить еще больше, намного больше.        Низ живота горел и тянул, требуя обещанного продолжения банкета. Что ни говори, впечатлений уже хватало за глаза, и, видимо, мироздание решило, что с нее хватит. Ну хватит, так хватит. Больше беспокоило, догадается ли ее вторая личность хоть как-то скрыть многочисленные синяки и укусы, коих было явно немало по всему телу. Одних только видимых вмятинок и кровоподтеков на плечах было целыми цепочками. Кожа заметно саднила там, где он наставил своих меток.       Ей действительно хотелось, чтобы Бен остался невредим.       Все-таки в кои-то веки ей было не жаль уходить, пусть и с грузом обиды.       Так испортить окончание этого вечера напоминанием о собственной несостоятельности как женщины!       Она даже успела развернуться, чтоб свалить, только вот даже сдвинуться не успела. Тяжелая ладонь бесцеремонно схватила лодыжку и прижала к постели. От неожиданности бросила взгляд на помрачневшего Бена.       И сразу пожалела.       Он точно все успел заметить.       — Что не так? Расскажи. Пожалуйста. Я… Я сделал тебе больно? Посмотри на меня.       Еще и дернул за ногу до кучи, чтоб точно посмотрела на него. А когда замотала головой, мол, и не повернусь, и рассказывать не буду, снова дернул. Еще и поглаживать большим пальцем начал. Мелкая, совсем незначительная ласка была как лопатой по голове. Оглушила, дезориентировала как световая граната, брошенная в лицо.       — Расскажешь?       Еще и подбираться поближе начал, словно мало ей было.       — Отвали, Бен. Просто оставь меня в покое. Ты получил, что хотел. Пошел вон.       Получилось совсем не грубо, голос заметно подвел. Плаксиво почти, слишком тихо, хотя хотела как можно сильнее оскорбить. Не покривила душой вообще, требуя покоя. В этот момент ей как никогда хотелось, чтобы Бен обиделся и ушел прямо сейчас и больше не появлялся в ее жизни.       — Пока не узнаю, в чем дело, не уйду.       — Расскажу, уйдешь?       Голос снова сорвался, делая вопрос по-детски наивным. Может он и кивнул, может и отрицательно покачал головой, по крайней мере вслух он ничего не произнес, а она смотрела в сторону, чтобы заметить хоть что-то. Накопившаяся внутри тоска и обида почти смогли трансформироваться в слова. Горло стиснуло невысказанным, речь самовольно лезла наружу, не оставляя права на молчание.       — Ты… ты ведь понимаешь, Бен, я… я не знаю как правильно сказать… Но я знаю себя. Знаю свое тело, знаю свою внешность. И я ведь ни разу не видела в зеркале отражение, которое меня бы устроило. Я знаю все свои недостатки. Мои минусы так жирно перечеркивают плюсы, что я… Я никогда не питаю иллюзий, Бен. А я знаю себе цену, и она гораздо ниже, чем могло бы казаться. Ты снова и снова называешь меня прекрасной, изумительной. Но ведь мы оба понимаем, что ты бы ничего из этого не сказал по-настоящему. Не сказал бы, будь не запрограммирован той сукой. Не сказал бы ничего, ты бы даже не заметил меня, проходи я мимо. Даже не обратил бы внимания, понимаешь? Я не из твоей лиги. Таким, как ты, даже пальцами щелкать не надо, на тебя ведь бабы вешаются гроздьями… Мне же остается только пользоваться услугами пьяной любви от случайных одиночек, что за минуту урвут свое и исчезнут. Потому что на трезвую голову для обычных людей я серая неприметная мышь, не стоящая какого-либо внимания.       — То есть… ты хочешь сказать, что делая тебе комплименты, я постоянно напоминаю тебе о реальности? С чего ты вообще взяла, что запрограммирован твоей второй…       — Хочешь сказать, это не так? Бен!       Он смолчал.       Лишь странно смотрел прямо в глаза, в которых все давно расплывалось от застрявших слез.       — Я… сбежала ночью, после того как ты столкнул меня в бассейн. Я даже успела снять номер в каком-то придорожном отеле. Только зашла, как она почти вылезла вместо меня и …. Она мне показала все, Бен. Показала, как задавала тебе вопросы. Показала, как ты беситься начал, когда она впихнула в тебя свою программу или что там, я даже не знаю. Показала даже, как ты потребовал спеть тебе. Господи, да я даже ни разу в этой гребаной жизни не пыталась что-то петь. А ты… ты мне понравился. Именно мне понравился, а не этой тупой курице. Бесил меня до дрожи в коленках, но нравился, что я на полном серьезе задумывалась о тебе, как о…. ладно, это уже неважно. А потом я в очередной раз посмотрела на себя и поняла, что я… не вправе тебя использовать. В этом плане старик непреклонен. Не вмешивать в личные дела тех, кому может быть придется прикрывать спину. Тогда я еще не понимала причин твоего интереса, даже думала, что тебе Прайм заплатил. Да черт тебя побери, Бен! Будь ты сам собой, ты бы хоть на секунду задумался о том, что неплохо бы трахнуть вот ту психованную истеричку с поехавшей крышей. Даже мысли бы не возникло, будь ты…       — Ну и дура же ты…       И был прав, что перебил ее этими словами.       Дурочка, со всех сторон идиотка, каких еще поискать.       Чуть приласкали, выдали чуть больше, чем обычно получала, она и расклеилась. Моральных дилемм себе напридумывала, и мучилась в попытке решить. Ей бы суметь стать непреклонной холодной стервой, чтобы не париться всякой морально-этической херней. Глядишь, и жить бы стало намного проще. Ничего, в следующий раз она будет намного жестче.       Если будет этот самый следующий раз.       С этим окончательным решением снова отвернулась с повторным намерением сбежать. Только снова не смогла даже сдвинуться. Одна нога была все еще прижата почти ставшей родной, но все еще чужой ладонью.       — Бен… я все рассказала… мне пора… надо принять душ и ложиться спать. Утром уже будет Риппи. Она… все исправит…       От злостно-равнодушного взгляда исподлобья внутри зашевелился мелкий гнилой страх и с каждой секундой этот червячок рос и насыпал все больше и больше панического ужаса, грозя уронить на пол все самообладание и растоптать отголоски впервые пережитого настоящего таинства близости.       Разум еще больше заметался внутри, отчаянно разрываясь на части в замкнутом пространстве черепа, когда Бен без слов вдруг сжал пальцы вокруг лодыжки и также же молча рванул на себя. За короткий миг она проехалась задом по кровати, снова оказываясь у его колен с бесстыдно раздвинутыми ногами. Вторая нога тут же оказалась в капкане другой руки. Поправленный подол платья снова оказался скомканным в районе живота.       — Далеко собралась, м? Я тебя не отпускал, сладкая. Ведь сказал, я с тобой еще не закончил.       — Бен, ты… ты же обещал, если…       — Что-то не припомню ничего такого.       Все испарилось в момент.       Никакого страха, никакой паники или непонимания.       Никаких недомолвок и невыполненных обещаний не осталось в голове.       Все вылетело от влажных терпеливых губ, что прошлись по задранной вверх ее ступне. Он, придерживая за подъем, выцеловывал дорожки одну за другой от косточки до пятки и по линии стопы до самых кончиков пальцев, не забывая прикусить каждый, навязывая по всему телу толпы мурашек. Губы зачесались, требуя своей доли внимания. Вовсю наслаждаясь лаской, не заметила, как вторая рука уперла свободную от поцелуев ступню в мужское колено и потихоньку ползла вверх по ноге, вырисовывая непонятные рисунки до самого слияния бедер. Осознала, что вытворяет Бен, лишь когда ощутила недвусмысленные поглаживания складочек. И снова сдалась на милость самцу, что медленно двигал пальцами по кругу, насильно вырывая почти беззвучные стоны от благосклонно выгибающегося тела.       — Поймал, — это последнее что она успела услышать.       Мир снова отрезал все звуки, оставив только неистово колотящее сердце и искры под закрытыми веками. Прекратив терзать дрожащую ногу, он уронил, почти отбросил несдержанными рывками от себя обе ступни и тяжело дыша, впился ртом в набухший клитор, тут же вталкивая два пальца внутрь. Уже знакомый жар накрыл с головой, грозя затопить шквалами будоражащих кровь ощущений неутомимо скользящих внутри пальцев и до боли нестерпимо горячего языка, что иногда уступал место острым зубам в борьбе за первенство в ласках. Собственный рот наполнился медным привкусом крови от нечаянно прикушенных в горячке своих же фаланг. Дернутый за распадающийся хвостик, Бен моментально понял, что от него хотят. Где-то вдалеке проскочила мысль, скольких же лет тренировок ему понадобились, чтобы уметь так быстро разоблачаться. За несколько крайне коротких мгновений, Бен, оторвавшись от нее, не мигая и не отрывая шарящих по телу жадно-голодных взглядов, разбросав по полу пуговицы и почти содрав с себя джинсы, еще на несколько длиннющих секунд замер в неподвижности. Его глаза темнели бездонными глубинами на затененном лице, но при этом словно кричали, чтобы она смотрела на него как можно больше. Стоял, давая себя разглядеть до мельчайших подробностей от ходящей ходуном безволосой груди и подрагивающих в предвкушении скрюченных пальцев, до рельефно вылепленных годами тренировок икр и нагло торчащего члена с почти багровой от прилившей крови головкой. Ей даже стало завидно оттого, насколько природа подгадала ему с основой, из которой он смог вылепить себя. Но сумела выбросить лишнее из головы, незачем заморачиваться еще чем-то невнятным.       Бессмысленная трата времени. Выкинула из головы и свою самую злую проблему.       Бен уже приручил ее.       И если сказал, что готов принять все возможные последствия за это, значит, так и есть. Значит, это уже даже не проблема. Факт, как есть. И вдруг решила, раз уж такая пьянка пошла, она тоже рискнет раздеться. Последует примеру, так сказать. Невольно облизнула пересохшие губы от неотрывного взгляда на себя в упор, втайне все же надеясь, что при виде ее тела его настрой не пропадет.       От жалости например.       И только зашевелилась, уселась, поджав под себя ноги и затеребила подол, с намерением снять надоевшую тряпку, как в один прыжок оказавшийся рядом Бен навалился сверху, подмял под себя, дернув под колени. Эти колени и развел по разные от себя стороны. Только задравшееся на живот смятое платье за подол на себя потянул. Она так и не поняла, что именно он хотел сделать. Не успела понять, сбитая с толку и подброшенная в небеса от мягкого толчка в себя. Входил робко, словно несмышленый подросток, что вообще не понимает, что должен делать и как это происходит. Толкался неторопливо, покачивая бедрами так плавно и медленно, что каждое движение уносило нежнейшей волной то на самый верх, то утягивая на уютное дно блаженства. Где-то в соседней вселенной он держал ее обеими руками за талию, намеренно приподнимая или прижимая к постели, каждый раз меняя угол проникновения, и с жестким оскалом на лице и хрипами едва сдерживаемого желания вырывал из нее клокочущие гортанные стоны. Словно даже не замечал, как впиваются ногти в его грубые кисти. И двигался, бесподобно сладко растягивая собой, пока она спустя годы и столетия не приняла его полностью. Не смогла сдержать крика от его неожиданного финального довольно жесткого толчка, ощущая, как он тянет ее на себя до синяков впившимися в кожу руками, насаживая еще глубже, удачно удерживая на самой грани с болью. Из соседней же вселенной до нее донесся донельзя тихий шепот:       — Ну же, сладкая, давай. Я… не продержусь долго, моя маленькая. Давай же.       С каждым словом он все сильнее тянул ее за бедра, не давая извиваться. Насаживал все больше, выгибая и сталкивая с баланса чувственного удовольствия в сторону остро-болезненного оргазма. Ей не хватало еще чуть-чуть, но Бен, будто читая мысли, с яростным «ну же» еще сильнее втиснулся, додавил где надо, сжал руками как надо.       И тоже сдался.       Опять как со стороны она услышала его злобно-обессиленный шепот, но отлично чувствовала, как он снова и снова дергает мелкими рывками и без того полностью ее насаженную, доводя до полного безумия и помогая сорваться с обрыва сознания. Восприятие реальности схлопывалось, и она позволила верхушке бушующего цунами унести себя в темноту, не успев заметить, как хрипящий Бен уткнулся лбом ей в ребра в полном изнеможении, так и не расцепив судорожно сведенные пальцы.       Настоящий мир врывался в голову тихими неразборчивыми шепотками голоса второй личности и искорками от бегающих по коже грубоватых подушечек пальцев. Она лежала на боку, уткнувшаяся носом в широченное плечо и надежно захваченная в тугое кольцо объятий. Все еще учащенное дыхание Бена мерно убаюкивало, но умиротворенность постепенно отступала. И хотя ей меньше всего на свете хотелось отрываться от него, мелкие грызущие мысли подпинывали. Нужно было суметь преодолеть себя и оторваться от пышущего жаром мужского тела и идти.       Идти приводить себя в порядок.       Идти переодеваться.       Идти перестилать наверняка испачканную постель.       Идти спать с неимоверным желанием снова проснуться самой собой и снова ощутить около себя того, что сумел напоследок подарить ей все неизведанное.       От расстраивающих мыслишек сердце предательски глухо стукнуло всего один раз, но этого раза хватило, чтобы Бен слегка ослабил захват, опять чутко поняв, что она пришла в себя, и чуть ли не мурлыча ей в волосы, пробормотал:       — Это был… полный пиздец, моя маленькая. Ты… крышесносная… Такая… бесподобная…       От его бесхитростных слов в груди вместо холода зародилась… благодарность.       Жгучая, оплавляющая благодарность, старательно выталкивающая всю мнительность и сомнения. Заставляющая почти поверить в правдивость его комплиментов. Бен сразу почувствовал на себе ее незваные горькие слезы— зашевелился, вздохнул так горестно, что невольно передал и ей всю тяжесть мира.       — Не надо, девочка моя, не плачь. Пожалуйста. Все будет хорошо.       Он слегка отстранился, совсем выпуская из объятий, но не заморачиваясь, принялся осыпать ее лицо такими колюче-нежными поцелуями, забирая себе все стекающие капельки, что она наконец поняла, что совсем не хочет уходить. Не сейчас точно, когда она сполна ощутила себя живым человеком.       — Ты прав, Бен. Ты прав…. Все будет хорошо. Если бы… если бы ты только знал, как я не хочу засыпать…       — Я… не хочу тебя отпускать, моя маленькая. Тебе… тебе придется еще потерпеть меня… Я не намерен дать тебе уснуть еще очень долго.       Слава богу, он не давал пустых обещаний вроде безоблачного будущего, не стал говорить, что будет всегда рядом и все такое.       Это точно могло бы испортить все.       Но едва до нее дошло, что именно он сейчас пообещал, заерзала, поднимая на него глаза и с большим удивлением осознавая, в каком положении она находится. Он все еще держал ее в своих руках… Но одна нога была явно давно закинута ему на пояс, а платье все еще задрано.       И он все еще был в ней.       Пульсирующий, твердо-каменный, несмотря на то, что совсем недавно разрядился. Неуловимо перетекший на нее Бен навалился всем весом, смещая руки, но тут же отодвигаясь. Жестким рывком намотавшая на кулак волосы рука ощутимо оттянула голову назад, открывая беззащитную шею. Второй рукой подхваченная нога задралась, упираясь коленом ему в грудь. Они словно буквой У лежали они друг напротив друга.       С дьявольски самодовольной усмешкой распаленный мужчина в одной с ней кровати толкнулся раз, другой, третий, на глазах теряя самообладание. Он больше не целовал и не кусался.       Не шарил руками и глазами по ее телу.       Лишь намеренно медленно, с оттяжкой двигался в чувственном ритме. И больше не смотрел ей в глаза, бесстыдно скользя в ней. Казалось, ничего больше не могло подарить еще удовольствия, но наблюдая, как все сильнее и сильнее закатываются его глаза, оставив напоследок лишь белки под полуприкрытыми веками, тоже распалялась с каждым толчком все больше. Себя она уже не слышала, улавливая лишь его тяжелое дыхание через сжатые в зверином оскале зубы. Казалось, он был готов истязать ее вечность, но незаметно, совсем заметно, но неумолимо, рисунок их первобытного танца менялся. Бен чуть ускорялся, чуть грубее сжимал ее затылок, чуть жестче давил на спину, выгибая еще больше, пока без всякого предупреждения с гортанным рыком не дернулся очень сильно, проникая максимально глубоко, отчего она не смогла удержать вырвавшегося на свободу крика. Рука с затылка исчезла сразу же, но цепко ухватилась за нижнюю челюсть, недвусмысленно зажимая ее рот.       — Я еще не разрешал тебе кричать, моя девочка.       Он опять остановился, снова стал тянуть ее за бедро.       Но накрепко зажатый рот не позволил ей выдохнуть, что она хочет еще.       Хочет, чтобы он не останавливался.       Двигался снова.       Но через его ладонь прошло только приглушенное мычание. От безысходности смогла лишь дотянуться до его груди и царапнув, попыталась начать самой двигаться.       Но сама же и замерла, едва глянув в его вернувшиеся в нормальное состояние глаза. Темные бездонные глаза могли бы снова напугать ее своим глубоким и внимательно-пугающим взглядом, если бы не были одновременно манящими и многообещающими. Слегка вздернутой бровью Бен словно удивлялся, что она вообще посмела своевольничать. Не стал комментировать ее попытки управлять танцем. Выскользнул из нее резко, будто его за член укусил кто и руки отовсюду свои убрал, отталкивая от себя ее лицо и скидывая на кровать задранную ногу. Она успела подумать, что на этом все, как Бен весь подобрался, как перед прыжком, сместившись намного ниже. За платье схватил, как куклу и к себе подтянул, тут же переворачивая ее на живот.       Шипящее «чертовка» слилось с треском разрываемого надвое платья.       Не заморачиваясь, выпущенный зверь снова схватил ее за волосы и потянул к себе, одновременно вытягивая порванную ткань из-под выгнувшегося тела. Лямки грозили спутать локти, и ей пришлось вытянуть руки, дабы дать ему возможность убрать одежду вообще.       Но похоже, планы у него резко поменялись, едва он углядел, где застряла ткань.       Волосы выпустил, но за талию сцапал, ставя на колени спиной к себе.       И замотал ей кисти ее же платьем.       Даже облапать не забыл везде, где доставал.       Дернул вперед руки, мол вытяни, и снова оттолкнул животом вниз. Страха не было, было лишь тягучее ожидание продолжения. Его лица она уже не видела, но услышала тихий смешок, с которым он грязно раздвинул ей ягодицы и уложил между ними свой вздыбленный орган, легонько ими же стиснув. И заерзал, поглаживая круговыми движениями доступные места.       — Пора платить по счетам, сучка.       Голос его, пакостно выплюнувший слова, совсем не вязался с нежными влажными поцелуями по спине и ребрам. Да и руки скользили по ней очень ласково, почти незаметно оцарапывая.       — Ка… каким счетам?       Горло подвело, выдав нечто писклявое. Но вместо тревоги в горле зародился утробный хрип блаженства и озорного трепета от его колен, стиснувших бедра. Ловкий рывок за талию и он подсунул ей под таз подушку. Теперь ее задница торчала вверх так высоко, что член Бена соскользнул вниз, упираясь огромной головкой в самый вход.       — О, сладкая, я тебе все по пунктам распишу, не беспокойся.       С новым смешком похабно помял выставленные ягодицы и еще теснее свел свои колени, запирая ноги в замок.       И насадил ее на себя одним грубым рывком.       — Вот… вот это… сучка… За то, что поставила меня на колени.       Перед вторым злым толчком обхватил за талию и попросту дернул на себя.       — А вот это… за то, что ножом в горло… ткнула.       Перед третьим навалился сверху, прижимая всем весом к кровати и смещая одну ладонь на затылок, снова стискивая разлохмаченные волосы в кулаке.       — Это за то, что мой же ствол к лицу приставила, маленькая идеальная тварь.       На следующем ударе кожи о кожу не сдержалась, взвыла. Слишком хорошо ей было, не удержала. За что и получила оттянутую назад голову и упертый в позвоночник локоть.       — Тише, тише… тише. Не надо, я скажу… когда тебе можно будет еще покричать для меня. Тише.       Снова рот ей ладонью зажал, открыто предупреждая, что нельзя ей пока что кричать. Жестко прижал руку к лицу, не давая выдавить ни звука.       — А вот… это… черт! Черт! Какая же ты… невероятная! Это за то, что уложила мордой вниз и заставила собственным стояком упираться в этот долбаный пол. А это тебе за твои блядские ножки, что мне снились каждую гребаную ночь. За твои охрененные губки, что я хотел отрезать и сожрать, чтобы не терзали душу. За твои чертовы сиськи, что бередили меня, выворачивали наизнанку. И за твой запах, преследующий меня даже во сне.       За каждую озвученную причину он врывался в нее с силой, граничащей с жестокостью, держался в ней, втискиваясь как можно сильнее, и снова выходил, чтобы озвучить новый пункт и снова и снова безумно-сладко карать.       После она и вовсе перестала понимать, за что он мстит, но было абсолютно плевать, слыша свистящий злобно-самодовольный шепот на грани восприятия и неосознанно выпячивая зад для следующего толчка. Даже не поняла, когда он успел замолчать, и впившись зубами в ее плечо, уже безостановочно таранил. Лишь чудом сумела разобрать невнятное «покричи, покричи для меня, любимая», когда пальцы слезли с щек, но по-хозяйски раздвинули зубы, нагло залезли в рот и сдавили в кулак. Мол, кусай и кричи, сколько угодно. Он не остановился, даже когда она, срывая голос, забилась под ним, выгибаясь на излом, только волосы выпустил и со спины упертый локоть убрал.       Но грудью сверху навалился, мол, терпи.       Вбивался безудержно, яростно, отстав на финише ненамного.       Лежать под его весом было неожиданно приятно. Накатившая волна острого пика наслаждения потихоньку угасала, заставляя судорожно конвульсирующее тело растекаться лужицей. Стягивающая пружина внутри медленно, но верно слабела.       Начала приходить в себя, лишь почувствовав, как нехотя Бен выскальзывает из нее и с неким трудом стекает на кровать.       Спина вмиг заледенела, но холодные мурашки сбежали от упавшей на нее тяжеленой руки, что опять-таки по-хозяйски притянули ее под бок взмокшего раскаленного тела. Только повернулась лицом к нему, с вытянутыми вперед руками так и лежала, нежась под подрагивающими поглаживаниями. Лежала, не шелохнувшись, пока вдруг не выдала не своим сверхтомным голосом, сама себе поражаясь:       — Какой ненасытный зверь.       Было даже немного странно и дико видеть на его лице не легкий намек на веселье, не хищный искаженный в страсти излом растянутых оскалом губ, а широченную улыбку. Настоящую добродушную улыбку, открывающую оба ряда зубов. Искреннюю хорошую, можно сказать, довольную улыбку, моментально меняющую все лицо. Не сказал ничего в ответ, только устало спрятал под ее локтём лицо, словно сам застеснялся выставленных эмоций.       И еще крепче прижал к себе.       Мыслей не было в голове, да и думать не хотелось ни о чем. Так и лежала бездумно, пока вытекшая из нее сперма не стала неприятно стягивать кожу.       — Хей… Мне… нам бы в душ, а? Беееен?       Разомлевший мужчина тут же зашевелился, словно не он тут секунду назад вальяжно и расслабленно пробовал на вкус кожу на ее руке. Подскочил и совсем осторожно потянул ее за плечи, переворачивая на спину. Тонны мурашек забегали по стянутым разорванным платьем затекшим рукам, разгоняя остывшую кровь. Он не сильно-то и торопился разматывать затянутую в неимоверный узел ткань, придерживая одной рукой за кисти и ловя губами вытянутые пальцы. И глаза прикрыл, словно он тут самую вкусную еду во всем мире пробует, иногда сверкая донельзя все больше и больше расширяющимися зрачками. Размотанная тряпка улетела на пол, но пальцы изо рта так и не выпустил. Легкое дежавю впрыгнуло в голову, словно он уже когда-то держал ее вот так за кисти и один за другим выцеловывал пальцы, жадно посасывая каждый. Ласкал ртом, с каждой секундой меняя свой взгляд с расслабленно-нежного на задумчивый.       Словно решал что-то, отчего в груди зарождался тугой комок интереса и легкого азарта.       — Бен… Почему… почему ты так… смотришь?       — В душ, говоришь… Только вот кажется, что не нужно тебе в душ… Мне кажется, в душ тебе еще рано, слишком рано.       Стало любопытно, что еще он задумал. Только успела подумать, какие еще фантазии роятся у него в голове, как его губы и язык начали потихоньку смещаться.       Бен успел натуральным образом вылизать ей обе руки до самых ключиц, когда она поняла, что именно он задумал. Пробуя каждый сантиметр кожи, он откровенно урчал, потираясь о ее ноги пахом и тычась вздыбленным членом. Едва рот добрался до груди, все мысли радостно сбежали из головы, оставляя ее содрогаться от ласки. Соскам он уделил слишком много внимания, попеременно сжимая широкой ладонью свободную грудь, отчего внизу живота ныло и тянуло, требуя поцелуев и туда и чтоб вне очереди. Вместо ответа на ее нетерпеливое ерзанье под его руками лишь хмыкнул… и ловко перевернул на живот, еще и ладонями за талию придержал. Приподнял чуть за пояс, и намеренно неторопливо соединился с ней. Растянутое и подстроившееся под него тело благосклонно приняло его на всю длину, но двигаться он не стал, вошел и сразу остановился, лишь наклонился, продолжая вылизывать ее, двигаясь по лопаткам к шее, незамедлительно замазывая ощутимые укусы языком. На требовательные ерзания не реагировал, и подрагивающие бедра жестко держал прижатыми к кровати.       — Тише, моя вкусная сучка, тише. Терпи. Я еще не всю тебя попробовал.       — Бен!       — Я сказал, терпи.       Вместо раздражения от его грубого ответа внутри нарастала ярчайшая лавина похоти. Рычащая резкая фраза лишь хлестко подстегнула и без того распаленное сознание, но Бен и заскучать не давал, иногда слегка двигая бедрами, подгоняя бурлящую по жилам кровь. Мучал, пока не хватило сил дернуться посильнее.       — Бен, ну… ну пожалуйста…       Ни слова не сказал, лениво вышел и в одно движение перевернул на спину.       Тут же припадая ртом к набухшим кровью складкам.       Где-то на краю сознания промелькнуло, что там все испачкано им же, и даже хотела одернуть его голову от себя и сказать, что надо бы смыть сначала. Но рот открылся только для хриплых стонов, так и не выпустив ни слова из-за неторопливых движений губ и языка, что досадливо медленно скользил, очерчивая все доступные рельефы и не забывал уколами проникать прямо внутрь. Нарочито медленно он ее ласкал, словно действительно пытался полностью распробовать. Новые попытки получить больше наслаждения он сразу блокировал, придержав разведенные колени к самой кровати. Только снова хмыкнул, проведя зубами по натянутым мышцам с внутренней стороны бедер, намекая, что весьма и весьма доволен ее растяжкой. Правда, стряхивать ее стиснутые в волосах пальцы не стал, даже иногда ворочал головой, словно большой кот, выпрашивающий и себе толику ласки. Убрав ртом свои же полузасохшие следы, вызвал недовольный стон, переместившись на бедра. Так и покрывал до самых кончиков ног поцелуями, как в бреду шепча едва слышимые слова, не упустив ни клочка кожи.       — Если бы ты только знала, сучка, как я мечтал вылизать тебя полностью. Если бы только знала, как ты меня бесила своей недоступностью, маленькая тварь. Маленькая сладкая тварь. Едва держался, чтобы не дать тебе по башке и не завалить на спину, чтобы узнать, как ты будешь подо мной извиваться и хныкать своим бесподобным ртом. Мечтал похитить каждый твой стон, мечтал уловить каждое движение твоего блядского тела. Мечтал увидеть, как будут закатываться от наслаждения твои чертовы глаза, когда наконец доберусь до тебя и трахну. Всегда ненавидел чужие крики, но мечтал до рези в ушах услышать твои. До скрежета зубов мечтал ощутить твой рот на себе и….       Дослушивать не стала.       Его признание уже выжглось на подкорке огненным ножом, бликуя своей неправдоподобностью. Но снова задумываться об истинной причине этой исповеди тоже не стала.       Не время и не место.       Желание поделиться нежностью и лаской подбросило ее на кровати. Почти все его озвученные вслух мечты сбылись, кроме последней.       За эти слова она и уцепилась.       Теперь была ее очередь измываться.       От неожиданности Бен слегка растерялся и дал выдернуть лодыжки и вывернуться из-под него.       И даже дал себя повалить на спину.       Сразу же схватил за волосы и потянул назад, заставляя слегка откинуться, и впиваясь ртом в ее грудь, едва она оседлала его, придавливая его подрагивающий и истекающий смазкой орган своей задницей. Но понял, что от него хотят, когда она дернулась от ощущения острых зубов на своем соске и принялась рывками пытаться оторвать от себя его пальцы. От ребер оторвала сама, голову оттягивать назад перестал он сам. Но за коленки по бокам от себя ухватить не забыл. Нежно обхватил, робко, словно еще раздумывал, отдаваться ей на растерзание или не рисковать, самому подмять под себя. Безропотно дал поднять к ее лицу одну ладонь.       Ему явно понравились ответные покусывания и поцелуи— зрачки расширились на всю радужку, дыхание все утяжелялось. Она успела переместиться с плеч на его грудь и тоже пару раз легонько прикусить кожу около сосков, как нехилый агрегат под задницей также нехило задергался и запульсировал. Было даже неожиданно, из-за чего она тут же осторожно сместилась на его колени, не отрываясь от потной кожи. Не то чтобы ей уж очень понравился вкус соли и мускуса, но очень, прямо до дрожи в руках понравилось, как он реагирует телом на нехитрую, неумелую ласку. Хриплые едва слышные стоны буравчиками врезались в уши, что она и не заметила, как сама же извивается и стонет, умудряясь одновременно несильно царапать его по груди и кистям. Ниже живота уже ничего сделать не успела, только коснулась языком линии паховых волос, как ее голову мягко придержала ладонь Бена.       Она не успела вернуть и трети тех поцелуев, что ей подарил ласковый зверь, что сейчас недвусмысленно держал за подбородок, утягивая вверх.       Все остальное слилось в один огромный, размером с весь мир, клубок оголенных нервов и божественных волн наслаждения, что накатывали на нее, вдавленную спиной к кровати. Прижатый к ее лбу мокрый вспотевший лоб Бена казался продолжением ее головы, как и размеренно двигающееся в ней тело над ней. Поначалу зажатые над головой одной лапищей кисти, после он разрешил обвить вокруг своей шеи. И медленный, но устойчивый мягкий ритм спустя десятилетия удовольствия стал рвано-резким, грубым, по-звериному жестким, а губы Бена уже давно не ловили ее крики, испуская уже свои несдержанные рыки. Раскаленные как лава, мужские ладони на теле уже не воспринимались как нечто отдельное, что своими пальцами были продолжением всех отметин на коже. Свою разрядку она восприняла как почти долгожданное освобождение. Держащий ее на грани с болью Бен не притормозил ни на секунду, продолжая тараном вбиваться в обезволенное, измочаленное тело еще сотни и сотни лет, каким-то образом чуя, что она готова снова и снова заметаться под ним, инстинктивно выгибаясь в попытке быть еще ближе, еще больше ощутить его в себе. Готова еще раз ощутить в себе тот яркий удар по оголенным нервам, что раз за разом дарил ей Бен. Он раздирал ее шею зубами, пока и сам не замедлился после нескольких особо сильных затяжных толчков.       Лишь медленно уплыла в темноту под шумные сиплые вздохи, так и не выпустив сжатые ногтями плечи упавшего на нее взмыленного тела.       Она проснулась первой.       Вздохнуть полной грудью мешала тяжеленная мужская рука поперек спины. Как ни странно, высвободиться от крепких объятий, не потревожив спящего беспокойным сном мужчину, получилось без лишних напрягов. А вот сняться с первого раза со стоящего колом члена не получилось. На ее удивление находящийся в полной готовности орган и не думал опадать.       И она была все еще насажена на него.       Только осторожно сдвинулась телом, снимаясь с пылающей головни, как зашевелившийся в дреме мужчина явно на голых инстинктах моментально ухватился за все еще запрокинутое на него бедро и ощутимо крепко сжал, не просто останавливая ее попытки сбежать, но еще и потянул на себя, слегка двигаясь. От проникшего на всю длину члена, она едва сдержала стон.       Воспоминания тут же набежали в голову.       Без каких либо адекватных мыслей поняла, отчего чужие образы в ее голове были такими яркими. Неудивительно, что ее тело так отреагировало на столь похотливое действие.       Это было… очень удивительным открытием, насколько оказалось приятным ощущение пульсирующего органа внутри себя.       Но с содроганием остановилась, поняв, что и сама начала покачивать бедрами.       Инстинкты-то никто не отменял.       Только было уже поздно, хищник в ней, так и не проснувшись, еще крепче облапил ее и почти зарычал во сне, основательно углубляя проникновение, едва-едва двигаясь. От мелко заскользившего внутри члена нахлынула огромная волна неописуемого экстаза. В таком положении он умудрялся задевать некие точки, отчего ее накрывало. Даже абстрагироваться от этого не получалось, и ей пришлось аккуратно откинуться на бок.       И если уж не получалось сбежать, то почему бы и не позволить физиологии сделать свое дело.       Нужно было лишь подождать, и тогда она бы смогла отползти.       Только вот ощущение времени совершенно пропало, и она не могла понять, как долго бессознательный мужчина едва заметно толкался в нее, неосознанно гонясь за своим удовольствием.       Но призналась себе, что все это было весьма и весьма приятным. До невозможности приятным.       Плавая в невесомых облаках, она чуть забылась и почти упустила момент, когда дернувшись, мужчина около нее еще сильнее сжал ее бедро и негромко застонал сквозь сжатые зубы.       Изливался он почему-то очень долго и много, словно и не было ночи.       От мощных пульсаций внутри себя она почти позволила своему уже цельному сознанию пропустить вспышку под веками. И когда она вдруг успела их закрыть? Тело откликнулось на собственную разрядку дрожью по ногам и перехваченным дыханием.       Наконец сжатая ладонь заметно расслабилась, и она не упустила момент. В один мягкий рывок телом слезла с него, а потом ползком и с кровати. Дыхание уже почти выровнялось и она смогла встать на ноги. Ватные колени грозили в любой момент подкоситься.       В нос тут же ударили запахи.       Всевозможные запахи обоих тел не скрывали произошедшего. Невообразимо яркие, можно даже сказать, вкусные запахи тут же позвали чужие воспоминания. И образы, такие же ярчайшие и предельно детальные образы. Было непонятно, тянущая боль в низу живота была последствием проведенной ночи или откликом на пришедшие образы. Как и саднящие губы, что моментально пересохли вместе с горлом. По ногам уже давно текли белесые струйки спермы, но беспокойства за последствия не было.       Как бы спящий мужчина ночью и сейчас не старался накачать ее своим семенем, дети ей не грозили.       Вообще.       Уж об этом позаботились другие в свое время.       Стараясь не пялиться на беспокоящегося во сне самца, она огляделась. Тут же была найдена бутылка.       Сок.       Воду она любила больше, но сейчас и приторно-сладкий сок сойдет. Жидкость не успела провалиться тяжеловатым комком в желудок, а в руку лег пульт. Повинуясь сигналу, кондиционер тут же неслышно зажужжал, открывая закрылки и выпуская потоки прохладного воздуха, от которых мужчина на смятой постели слегка поежился, но не сумел выбраться из кокона Морфея. Она вдруг поймала себя на том, что слегка зависла, разглядывая лежащего на ее кровати.       Из чужих воспоминаний выловила имя.       Бен.       Ей повезло, что именно она была хранительницей памяти. В отличие от Рей, она помнила все. И сейчас секунда за секундой в мозгу поднимались все мгновения. Теперь она досконально видела все, что было за время ее отсутствия. Теперь это были и ее воспоминания тоже. И от увиденного вживую Бена ей вдруг тоже захотелось повторить все то, что он с Рей делал этой ночью. Захотелось уже самой ощутить весь тот разброс чувств и эмоций, что довелось испытать той, другой.       Остановили невовремя зачесавшиеся губы, что зазудели от вида все еще вздыбленного члена, что поблескивал засыхающей смазкой.       С трудом, но оторвалась от очертаний бугрящихся мышц.       В глаза тут же попала начерканная второпях кривым почерком записка. «Исправь свои косяки» гласила запись на лежащем на полу обрывке малярной ленты. Были еще буквы, что явно хотели сложиться в слово Сука, но она помнила, как та, другая, выронила огрызок карандаша, так и не дописав оскорбление.       Брошенный взгляд на мониторы привел к нужному решению.       В доме двигались люди, среди которых сразу был узнан Тайлер.       И Финли с Роззи, чуть ли не в обнимку с Марти, чинно сидели в гостиной.       Она также помнила все моральные страдания той, другой.       Нельзя допустить непоправимого.       Негнущиеся ноги привели ее ванную. Мелькнула мысль, что дом почти хорошо скопировали. Но мысль, что дом все-таки новый, не тот, к какому она привыкла, как ни странно, не поднимали никаких эмоций.       Словно, наконец-то, уже происходило то, к чему она шла все эти годы.       Словно ее усилия не прошли даром.       Слияние личностей будто уже началось.       Тщательно отмытое тело пестрело саднящими следами укусов и мелких россыпей начинающих синеть отметин от пальцев Бена. Первая же попавшая под ноги одежда была быстро натянута на тело. Бен также беспокойно дремал в том же положении. Хотя между ног неимоверно болело и тянуло, смогла отрешиться от лишних болевых ощущений.       Не впервой.       С каждым шагом наверх ноги крепчали. Вышла из подвала уже необычно собранной. Будто не из своей комнаты выходила, а десантировалась с самолета вооруженная до зубов. Первым увидела именно Тайлера. Он почти столкнулся с ней в коридоре. Радостная до изумления улыбка мгновенно потухла, едва он углядел на ней все последствия. Но бросаться куда-либо рвать и метать не стал. Кивком головы остановила, указав в сторону кухни. От Тайлера несло неприкрытой яростью и каким-то невнятным гневом… и виной. Страдальчески скрытой виной. Потому и пошел молча на кухню, продолжая искрить праведным негодованием. Садиться на стул не стал, дождался когда она примостит свой зад на ближайшую табуретку, и сложив руки на груди, выжидательно уставился.       — Ты не тронешь его, командир.       Тайлер был очень умен. Сделал выводы за секунду.       — Мы уезжали, ничего этого не было, значит, это все … Бен. Он все еще у тебя? А я подумал, что он не стал дожидаться Люка и свалил. Если он все еще внизу, я…       — Ты ничего ему не сделаешь, Тайлер. Ни сейчас, ни потом. И не скажешь никому. Вообще никому.       — Послушай, Рей, он ….       — Рей ушла, Тайлер. Он сделал это, потому что это ты в том самолете разрешил мне развлекаться. Это и твоя вина тоже.       Теперь от Тайлера еще сильнее завоняло виной. Гнев утихал, буря в его душе миновала. Он согласно покивал, отворачиваясь. Дальше следить за муками и внутренними терзаниями не стала, только бросила напоследок, чуть не вписываясь лбом во входящего Марти:       — Не делай из мухи слона, Тайлер.       Вслед ей донеслось удивленное хмыканье и тихий шепот Марти, что никогда не отличался сдержанностью:       — А этаааа, я думал, Риппи уже выйдет. А этааа спать пойдет.       Ответа Тайлера уже не услышала, заруливая к себе.       Значит, она права, если даже Марти заметил, что что-то с ней не так, то все проходит отлично.       Слишком большие предложения, слишком связная речь.       Все шло превосходно.       Но может она и сама себе напридумывала, и слиянием еще не пахнет. Но настроение подлетело вверх. Осталось решить еще одну проблему.       Ей может снова показалось, но Бен, заметно успокоившийся, при ее появлении в комнате снова забеспокоился. Зашевелился, как будто нутром ее почуял, головой вертеть начал, как от кошмарного сна. Хотя, кто его знает, может ему и снился какой кошмар. Подползла ему под бок, за слипшиеся черные пряди затеребила.       — Бен. Бен. Проснись, Беееееен.       Он открыл заспанные глаза не сразу, но только услышав ее голос, моментально потянулся и облапив, подтащил к себе поближе. Ткнулся носом в шею, как дитя, что искало защиты от непогоды. И только потом открыл глаза. Ее ажно царапнуло ощущением летающих по коже вверх-вниз ресниц.       — Привет, моя родная. Я что, отрубился? Как ты, сладкая? Я… не сильно тебя… поранил?       — Все хорошо, Бен. Хей, Бен. Послушай…       — Я тебя внимательно слушаю, сладкая.       Заверяя ее в своей внимательности, тут же принялся гладить ее по спине, уверенно продвигаясь вниз, прижимаясь горячими мягкими губами в подбородок.       — Бен… слушай внимательно… пожалуйста.       Теперь ей было понятно, почему та, другая, так легко каждый раз сдавалась. Ей сейчас совсем не хотелось что-либо делать. Хотелось просто лежать и нежиться под такими жаркими поцелуями. Но надо было собрать себя в кучу и стараться не обращать внимания на ткнувшееся в ногу признание невероятного интереса к ней.       — Бен…       — М?       — Подожди немного, я….       — Я внимательно тебя слушаю, сладкая.       И вроде бы слушал ее, но при этом умудрялся отвлекать ее так сильно, что она уже и сама начала путаться в себе. Мужские руки уже давно залезли под резинку широких свободных штанишек и спустили одну лямку майки, обнажив грудь. Бен уже успел сместиться ртом ниже, целенаправленно выцеловывая дорожки по ключице вниз. Пришлось с силой чуть ли не отдирать от своего соска его лицо и держать, глядя глаза в глаза.       — Послушай меня, Бен, не отвлекайся. Скажи пожалуйста, тебе когда-нибудь снилось что-то очень важное, что ты запомнил на всю жизнь?       — Ага. Ты. Тебя уж я запомню на всю жизнь, моя родная.       Что-то было не так, ей нужно было еще что-то, что помогло бы завесить его разум хоть на секунду.       Что-нибудь наподобие маятника, часов.       Еще какой монотонной херни.       Изначально она хотела обойтись поглаживанием по голове, но все сразу пошло наперекосяк. Времени искать такой предмет уже не было, она наконец решилась на самый последний шаг, который вообще могла придумать. Отодвинулась чуть ли на метр от него, попутно удивляясь, как он вообще соизволил разомкнуть объятия и позволить ей так далеко отползти. Но Бен был тут же награжден обзором торопливого неумелого стриптиза. Но судя по его виду, увиденное его полностью удовлетворило. Он уже протянул к ней руки с явным намерением притянуть и как минимум подмять, как она сама одним резким движением опрокинула его на спину, благо тот лежал на боку. И похоже, Бен сразу потерял дар речи от ее действий, едва она оседлала его и безо всякого предупреждения насадилась на него. Только ахнул как-то слабенько, изумленно раскрывая в немом вопросе рот и неверяще цепляясь за ее плечи, но тут же закатывая глаза в блаженстве. Ей было не очень понятно, что именно сейчас чувствует. Вроде бы немного болезненно, но в целом оказалось гораздо лучше, чем ожидала. Бен неосознанно стиснул ее зад от первого же ее движения бедрами. Пора было начинать задавать вопросы, пока мужчина под ней отвлечен от этого мира.       — Хей, Бен… Ты… Ты хотел бы быть бессмертным?       От собственных движений голова почему-то закружилась, и она упала бы Бену на грудь, если бы он не продолжал сжимать ее, оставляя еще десять маленьких синячков. Все шло как совсем не так, как она рассчитывала.       Вернее сказать, на такое отвлекающее для себя блаженство она вообще не рассчитывала.       И его попытку ответить пресекла, как смогла, принялась покачиваться на нем, как можно больше поднимаясь, и как можно резче опускаясь. Главное, делать это ритмично. Поймать нужный ритм.       Ей удалось не только снова отвлечь Бена, но и самой почти потерять голову. Вонзенные в свои же ладони ногти помогли чуть очухаться. Все-таки слияние личностей началось, иначе бы она не позволила себе так реагировать.       Или же позволила?       Ведь раньше только та, другая позволяла себе жить с интимом. Этот вопрос был с трудом, но отложен на более удобное время. То есть на потом.       — Ты знаешь, почему наше небо над головой такое голубое?       — Детка… какого хрена…       Заткнула ему рот как смогла.       Поцелуем, что получился у нее совсем неумелым.       Иначе она грозила растерять остатки внимания. И своего и его.       Больше клюнула в губы, но смогла отвлечь хоть на секунду его от ответных вопросов и непонимания.       Вместо слов Бен сам углубил поцелуй, вызывая дрожь по всему телу. Теперь они словно соревновались, кто кого переплюнет в ласках и движениях. Противовесом на ее покачивания бедер он явно старался сам как можно глубже попасть внутрь, придерживая спину. И слегка хмурясь, не давал ей отвернуться от его рта, почти насильно залезая языком.       Краем разума до нее дошло, что где-то она уже промахнулась, и Бен понял, что она собирается сделать, и изо всех старается ей помешать.       — Бен! Бен. Послушай…       — Заткнись, моя сладкая… ты задашь свои вопросы потом, хорошо? Все… потом… потом.       — Послушай…       — Не нужно ничего говорить…       — Нет, стой! Стой! Ах…. Стой же… просто… скажи мне, зачем нам пальцы на ногах?       Он сопротивлялся как мог.       Поняв, что ее не заткнуть просто так, извернулся и сумел уложить ее на спину, навалившись сверху. И демонстративно медленно положил ладонь ей на горло, не переставая вбиваться.       — Закрой свой сладкий ротик, детка. Просто… заткнись, слышишь?       В подтверждение своего требования еще и сжал слегка, показывая, что шутки давно кончились. Больше задавать что-либо не рискнула от страха, потому что Бен все больше и больше терял над собой контроль, сжимая все сильнее руку на ее горле. Боли не было вообще, был лишь страх, не за себя, но за то, что она снова может все провалить. Из последних сил ловя крохи воздуха держалась на плаву, но в какой-то момент все же позволила себе сломаться, выгнувшись навстречу Бену, что с сосредоточенным злым лицом всматривался в нее.       Ее расчет оказался правильным.       Едва она забилась под ним в безумных конвульсиях, яростно сжимая всем нутром его плоть, как Бен тоже позволил себе сдаться. С враз ужесточившимися толчками он кончил, тут же убирая руку с шеи и прижавшись ртом к ее губам.       Момент был бы почти идеальным, если бы для нее время вдруг не замерло, наглядно показывая, насколько горьким был этот поцелуй.       Словно он прощался, целовал напоследок, стараясь как можно больше своровать вдохов. Как бы не кололо где-то глубоко в груди, смогла запустить время, намеренно отрекаясь от пойманного момента.       — Почему сверкает молния, Бен?       Мужчина на ней резко затих, смазано ведя губами по щеке и пряча лицо на ее шее.       — Почему люди делятся на правшей и левшей?       Почему-то ее челюсти свело, будто она вот-вот заплачет.       Хотя с чего бы ей так расстраиваться, она всего лишь исправляет свои косяки. После еще множества ненужных вопросов Бен уже размеренно дышал, будто уснул, но она прекрасно знала, что это лишь пограничное состояние. Теперь дело было за совсем малым.       — Ты знаешь, почему мотыльки летят на свет?       Ответов не было, впрочем она и не ждала. Бен окончательно затих, ей даже стало немного тяжело дышать от вконец расслабленного тела, всем немалым весом лежащего на ней.       Но не обращая на это внимания, зачем-то позволила себе обнять его за голову.       — Ты проснешься самим собой, Бен. Проснешься и будешь тем, кем был раньше. Будешь жить и веселиться как раньше, без навязанного кем-то чужим гнета. Ты выйдешь из этого дома, и все вернется на круги своя. Все что было у тебя связано со мной, станет для тебя далеким позабытым сном. Все, что ты делал рядом со мной или думая обо мне, станет для тебя тем же обыденным, что ты делал и для других. Все, что было у тебя со мной, для тебя станет обычным ничего не значащим приключением. Приключением, каких у тебя было великое множество за всю твою жизнь. Я стану очередной забавой, что было у тебя очень много. Ты забудешь меня так же быстро, как и остальных, ведь со мной у тебя было все, как обычно у тебя происходило с женщинами. Как только ты покинешь эту комнату, ты начнешь новую жизнь. Станешь лучше для себя, станешь лучше для других. Спи, Бен, отдохни. Ты заслужил.       Глаза жгло, как будто соли насыпали.       Выбравшись из-под мирно сопевшего тела, поковыляла в ванну, и лишь там позволила себе разреветься.       Все-таки она оказалась права, слияние личностей уже началось, иначе бы она не захлебывалась от обиды на несправедливость мира и из жалости к себе не давилась криками.       Будь здесь и сейчас только она, то просто пожурила бы себя за столь топорно сделанную работу и молча бы направилась наверх. Вместо этого влезла со своими эмоциями та, Рей, другая, и технично вплела истинно человеческие страдания в размеренно-обыденную заново начатой жизни.       Она уже почти успокоилась, сидя на голом полу и сетуя на прохладу под задницей, как после легких шорохов ручку запертой изнутри двери в ванну несильно дернули.       Бен проснулся и согласно ее словам начал нормальную жизнь. А у нормальных людей после сна — это туалет и зубы. Раз дернул, другой… и ушел, почти неслышно шелестя одеждой.       Спустя длиннющие секунды дверь выхода из подвала негромко хлопнула, знаменуя для них обоих начало новых жизней.       Он с мутными образами вместо этих недель, она с насильно втиснутой в свою личность еще одной жизни.        В которой ей еще предстояло понять, как ассимилироваться друг с другом с наименьшими потерями для всех, включая ее и ту, другую.