Омега

Том не спеша прошелся по спальне, осматривая творившееся безобразие. Мальсибер волочился за ним тупоголовой собачонкой. Том замер и демонстративно-разочарованно покачал головой. Виктор с готовностью недовольно заворчал, и Том подавил нужду рассмеяться. Парень был потрясающе простодушен даже для альфы. Том был склонен обвинять во всем его чистокровное происхождение — как бы им ни нравилось приписывать себе неземные качества, факты оставались фактами: они все поголовно проигрывали безродному полукровке. Конечно, на публике он потакал их пещерным взглядам, в основном потому, что это было проще, чем менять мировоззрение всего факультета, и немного потому, что на всех остальных грязнокровок Тому было плевать. Ему нужна была сила, а не равенство. Ситуации помогало и его предполагаемое родство с Гонтами — Том нашел свое имя, Марволо, в их древе и сейчас с головой зарылся в архивы Хогвартса, пытаясь понять, куда исчезло целое волшебное семейство. Он не стремился найти родителей — шестнадцать лет прожил без них, проживет и дальше, — но снять с себя ярлык «безродного» было бы неплохо. Как показывал пример Поттера, даже полукровка может получить немного привилегий, раздобыв правильную фамилию. Кстати, о Поттере. Он, как и Малфой с Блэком, совершенно неприемлемо дрых. Вот в этом Том без каких-либо сомнений обвинял наступивший октябрь: вечные дожди и слякоть усыпили бы и инфернала. Оправданием это не было. Он наклонился ближе к его постели. — Гарри, — и изобразил свой самый ситуационно-уместный ласковый голос: у Поттера была дурная привычка кидаться проклятиями во всякие раздражители. — Тебе пора вставать. Тот только что-то пробурчал и ушел под одеяло с головой, усилив свое сходство со впавшим в спячку медведем. Том пожал плечами и отошел. Он свое дело сделал. И отточенным движением бросил во всех троих по жалящему. Блэк подорвался с кровати за секунду до того, как в него попало заклятие, и метнулся в сторону душевой, не желая встречаться с праведным старостиным гневом. Малфой взвизгнул и резко сел, потирая бок и огорошено осматривая комнату. Поттер засопел немного громче и много недовольнее, демонстрируя миру свои крепкие щиты. Не-при-ем-ле-мо. Том раздраженно вздохнул (в этот раз абсолютно искренне) и махнул рукой Мальсиберу. Тот привычным движением выдернул Гарри из кровати. Полусонный волшебник попытался пнуть его… куда-нибудь, но Виктор предусмотрительно (и Том чувствовал, что за этим стоит какая-то история) держал его на вытянутых руках. Гарри приоткрыл глаза. Том заинтересованно в них заглянул. Глаза у Поттера были необыкновенные: ярко-зеленые, ближе к зрачку они становились настолько темными, что тяжело было сказать, где заканчивается радужка и начинается сам зрачок. Теперь, затуманенные сном, они больше походили на бутылочно-зеленые осколки: такие же острые и пустые. Что бы парню ни снилось, пробуждению, еще и от рук другого, не особо дружелюбно настроенного альфы, он не обрадовался. Запах сухой травы было почти невозможно разобрать, он практически исчез под озоном. В комнате резко запахло грозой — Абраксас вздрогнул, замирая на месте, и неожиданно потерял интерес к обстановке, сосредоточив вместо этого все свое внимание на разозленном альфе. Тот зарычал. Звук получился громким и каким-то грудным, и теперь пришла пора Тома вздрагивать, борясь с первобытным желанием склонить голову и отойти с чужого пути. Вместо этого он сделал шаг вперед, оказываясь в поле зрения Гарри. Привлекать его внимание не понадобилось: тот тут же перевел взгляд на Тома. При мысли о том, что даже настолько разозленный альфа смотрит только на него, что-то омежье в нем довольно завозилось, посылая приятные мурашки по позвоночнику. Том усилием воли загнал инстинкты туда, откуда они выползли, и вместо этого снова посмотрел ему в глаза. В них потихоньку возвращалась разумность, и сразу за ней безумным калейдоскопом выскочили узнавание, смущение и сожаление. Теперь альфа больше напоминал виноватого щенка, чем готового напасть хищника. Том вдоволь насладился зрелищем и мягко улыбнулся: — Прости. Гарри каким-то образом начал выглядеть еще виноватее, и Тому пришлось приложить все усилия, чтобы сдержать рвущийся наружу смех. — Мы не смогли разбудить тебя по-другому. Поттер повертел головой, рассматривая взиравшего на него с осторожностью Мальсибера и замершего на куче подушек и одеял Малфоя. Вины на его лице стало ровно в два раза больше. Тому пришлось до боли прикусить губу. Виктор, решив, что поттерская потеряшка больше в драку не полезет, аккуратно поставил его на пол и сделал шажок назад, под защиту Реддла — тот хоть и был всего лишь бетой, вообще не выглядел взволнованным происходящим. — Извини, — пискнул Гарри. Том не сдержался и тихо хрюкнул, тут же маскируя это кашлем. Мальсибер с энтузиазмом похлопал его по спине и принял извинения на свой счет: — Да ты не парься. Со всеми случается. — Немного подумал и благосклонно закончил, явно не осознавая комизма ситуации: — Мне тебя тоже так хватать не стоило. В противовес ему Поттер правильно растолковал источник внезапного приступа кашля. Том весело проследил, как покраснели кончики его ушей, и альфа выскочил из комнаты, сбегая в душевую.

***

Гарри, в отличие от Абраксаса, редко принимал душ по утрам, а если уж принимал, это обычно значило, что день у кого-то Очень Не Задался. Если день Не Задавался у Поттера, очень скоро он портился и у всех окружающих. Вот и в этот раз парень, только вышедший из душевой, уже отравлял атмосферу легким запахом озона, спрятавшимся под ароматом мыла. Абраксас немного поморщился и бросил Тому выразительный взгляд; Малфой был альфой, но чувствительный нос делал его ужасно восприимчивым к чужому настроению. Том вздохнул и сделал первый шаг к стоящему спиной ко всей остальной комнате парню. Поттера надо было отвлечь от утреннего происшествия. Комнаты, в которых жили ученики, были откровенно небольшими. Шикарными, но не большими. Основную часть пространства занимали кровати, всю оставшуюся — личные вещи учеников. Том старался контролировать горы хлама, расползающиеся от каждого спального места, но ощущалось это не контролем, а скорее минимизацией ущерба. Единственной приемлемой кроватью на всю комнату была кровать самого Тома, выглядевшая так, будто ее только вчера поставили домовики. Неплохо выглядела кровать Гарри, который за почти полтора месяца обзавелся только тремя вещами: снитчем, сейчас прилично лежавшим на прикроватной тумбе, ловцом снов, подаренным семикурсницей-когтевранкой Лукрецией, и метлой, которую Поттер по какой-то причине отказывался хранить в сарае и вместо этого прятал под кровать. Хуже выглядела кровать Виктора, который, следуя своей мечте стать однажды еще шире, выше и накачанней, хранил в общем пространстве все свое спортивное оборудование и коллекцию любимых комнатных растений — для поддержания духа. Отвратительно смотрелась кровать Абраксаса, который все относительно горизонтальные поверхности беспорядочно заставил баночками с кремами, мазями, порошками и маслами. И просто ужасающе выглядела кровать Альфарда, сверху донизу забитая миниатюрными летающими метлами, меняющими цвет напоминалками, пищащими сглазоискателями, различными амулетами против всего на свете, плакатами, книгами и журналами, пустыми упаковками от драже Берти Боттс и шоколадных лягушек и скомканной бумагой. Все это оставляло прискорбно мало места для маневра, так что до Поттера Том дойдет шагов за пять, не больше. Он обдумал это, делая свой первый шаг и заметку в голове, напоминающую о необходимости глобальной ревизии вообще всего в комнате. Делая второй шаг, он подумал, что, наверно, такое поведение и есть причина того, что все считают его бетой. Сам он никогда не пытался скрыть свой эндотип — это было как минимум глупо (он уже прописан во всех бумагах) и как максимум жалко (Том считал, что каждый человек должен принимать себя со всеми недостатками, даже если недостатком был биологический пол), — но и не пытался разубедить окружающих: хотя маги и были далеки от маггловских предрассудков, даже у них положение беты давало больше преимуществ. Бет уважали. Об омегах заботились. Тому не нужна была чужая забота. Да и идея об услужливых бетах, всегда готовых исправить ошибки окружающих эмоциональных и гормоноведомых альф и омег, была не более чем очередным стереотипом. Том в любом случае сделал бы то же самое — к своей должности префекта он относился очень серьезно. Шагая в третий раз, он подумал о Поттере. Вот уж с чьим эндотипом точно не ошибешься. Он был невысокий и тощий, но выглядел скорее поджарым, как хорошо натренированная гончая, чем изящным. У него был сильный запах — не сравнить с запахом Тома. Если уж на то пошло, Том вообще не мог вспомнить на Слизерине ни одного другого альфу, чей запах так легко заполнял бы всю комнату. При этом он не был подавляющим, сам Том даже находил его расслабляющим, обычно позволяя аромату солнечной лужайки ненавязчиво кружить где-то на краю сознания. На четвертый шаг он все еще думал о Поттере. Не только в запахе, практически во всем Гарри был идеальным альфой, этаким волшебным принцем, которого обещают каждой маленькой девочке. Он был почти до глупости благороден и делал все возможное, чтобы не выглядеть угрожающе, явно осознавая, какое преимущество давал ему его эндотип. Неудивительно, что он так остро отнесся к тому, что случилось утром. Разозленный альфа — и уж тем более рычащий альфа — сильно воздействовал на окружающих, особенно не-альф, и Гарри сейчас, вероятно, мучается чувством вины по отношению если не к дружелюбному бете, пытающемуся сделать как лучше, то хотя бы к чувствительному носу Малфоя. Тома произошедшее не задело — куча менее принципиальных альф пытались запугать «грязнокровную выскочку» еще буквально пару лет назад, — но намного больше его удивило то, что это вообще произошло. Поттер, хотя и был вспыльчивым и эмоциональным, обычно держал себя в руках до последнего. Конечно, он был сонный и, вероятно, вообще не понимающий, что происходит, но Том все равно этого не ожидал. Вот это-то и было самым странным. Он всегда и от всех ждал худшего, особенно от альф, которым природа дала слишком много власти над окружающими, и тот факт, что он ждал от Поттера чего-то другого, был как минимум удивителен. Парень ему не то что не нравился, он его ужасно раздражал своим вечным проницательно-насмешливым взглядом и какими-то мерзко-дамблдорскими искорками в глазах. Поттер смотрел так, будто заглядывал сквозь все его улыбки прямо в черную душу, и даже не думал отворачиваться. Это выводило из себя. Не было ни единой возможности, чтобы новенький знал, чем Том занимается со своими Рыцарями, но один только этот взгляд заставлял его продолжать спектакль перед ним до победного. Том даже в собственной комнате не мог расслабиться, ради Мерлина! Будто этого мало, Поттер умудрялся ставить себя на одну ступеньку с Томом Реддлом, чего не позволял себе никто во всем чертовом Хогвартсе. Конечно, он был умен, хотя и не блистал ни в одном предмете помимо Защиты, и конечно, Розье клялся, что с новым ловцом они возьмут Кубок, и конечно- Почувствовав, что его мысли уходят куда-то не туда, на пятый шаг Том не думал ни о чем. Замерев рядом с Поттером, он положил одну руку ему на плечо. Гарри, до этого пытающийся высушить волосы полотенцем, замер и с удивлением посмотрел на подошедшего Тома. Омега зубасто улыбнулся, и Гарри попятился куда подальше. Может, кого-то все эти «милые» улыбочки и могли обмануть, но Гарри предпочитал на реддловы клыки не пялиться — что-то ему подсказывало, что Том не побрезгует пустить их в ход. На это староста едва заметно нахмурился и улыбнулся еще очаровательнее: — Ты так до вечера провозишься. — Он ненавязчиво выхватил полотенце и развернул Гарри к себе лицом. — Давай помогу. Он направил палочку на гнездо, которое Поттер называл волосами. Тот скосил глаза на ее кончик и нервно сглотнул. Где-то на фоне на происходящее во все глаза пялился Малфой. Том почувствовал начинающее зарождаться раздражение. Изначальная идея была в том, чтобы одновременно привести Поттера в порядок к началу завтрака, успокоить его, показав, что утреннее представление не такое уж большое дело, и убить сразу двух зайцев. Но, конечно, к черту его замечательный план. Давайте лучше все вести себя как идиоты! Гарри, выглядящий так, будто ждет авады, не меньше, и Абраксас, видно решивший, что попал на бесплатное шоу, уже отлично вжились в роль. Том глубоко вздохнул: — Я тебе волосы просушить хочу. Понаблюдал, как Поттер глупо хлопает глазами, пытаясь уложить в своей голове то ли идею об использовании магии для сушки волос, то ли возможность существования взаимопомощи в мужском общежитии. — Оу. — Гарри все еще выглядел ошеломленным, но, кажется, начал потихоньку соображать. — Ну хорошо. Том снова вздохнул, явно разочаровываясь во всех жизненных решениях, приведших его к этой точке, и легким взмахом палочки направил поток теплого ветра Гарри в лицо. Он зажмурился. Ветерок был приятный и с сушкой справлялся лучше полотенца. Немного привыкнув к ощущению, снова открыл глаза. И столкнулся с темно-синими глубокими глазами Тома. В какой-то момент парень подошел ближе, и теперь они стояли практически нос к носу, достаточно близко, чтобы запах Тома не просто чувствовался — буквально окутывал Гарри. Неприятно не было — запах Тома никогда не был неприятным, — но теперь, когда Гарри знал, что прелыми листьями пахнет тогда, когда он чувствует себя в безопасности, а тот легкий оттенок на самом деле не что иное, как феромоны, указывающие на его эндотип, ему он даже начал нравиться. Оказывается, разница между «не неприятно» и «приятно» была так важна для него, что осознание того, что ему нравится запах Реддла, раздалось в голове тревожным набатом. Том удивленно моргнул. Парень смотрел на него так, будто впервые видел, ни на секунду не разрывая зрительный контакт. Закусил губу, взвешивая все за и против. И, не в силах сопротивляться искушению, скользнул в его разум. Прошел как по маслу — окклюмент из мальчишки никудышный, — быстро перебрав эмоции (испуг немного кислил, удовольствие лопалось пузырьками на затылке, шок отзывался давлением между ребрами и еще что-то, сходу не разобрать, патокой вязало язык), схватился за первое попавшееся яркое воспоминание. И оказался в кабинете Зельеварения — духота, приглушенный свет, кипящие котлы и поднимающийся пар. Повернул голову на мерный стук и увидел самого себя, нарезающего мандрагору на ровные ломтики. Том уже собрался было оглянуться, пытаясь найти то, что так шокировало Поттера в тот день, когда что-то привлекло его внимание. Он еще раз осмотрел себя: воспоминание-Том был ровно таким, каким ему положено, но настоящий-Том не мог отвести от него взгляд. Что-то было не так, что-то настолько мелкое и незаметное, что Том не мог увидеть — только почувствовать. Все мысли собрались вокруг этой мелочи, начала болеть голова. Прошло буквально несколько секунд с момента начала воспоминания, но Том уже ощущал, будто провел здесь несколько часов, когда наконец к нему пришло осознание. Не ответ, нет, он все еще не мог понять, что не так с этой его версией, но осознание, почему с ней что-то не так. Потому что это воспоминание Гарри. Ничего его в тот момент не шокировало — только Том. Он увидел что-то в Томе, и это изменило все его представление о нем. Не настолько, чтобы настоящий-Том увидел в воспоминании нечто совсем на себя непохожее, но достаточно, чтобы изменения стали очевидными. И, судя по тому, как хорошо эта деталь спряталась в его образе, Поттер разглядел что-то опасно похожее на правду. Том прищурился — он не собирался давать ему в руки такое оружие — и наклонился ближе, намереваясь разглядеть предавшую его мелочь. Краем глаза заметил, как его (его ли?) рука неловко толкнула недорезанный корень мандрагоры, и, прежде чем успел сделать что-то еще, его выкинуло из чужой головы. Он пришел в себя с резким вдохом, пошатнувшись и с трудом удержав равновесие. Для всех остальных едва ли прошла пара секунд, но сам Том уже чувствовал себя уставшим и заранее знал, что только что обеспечил себя головной болью до конца дня. Обычно легилименция давалась ему в разы легче, и он совершенно не ожидал, что выхваченное с поверхности воспоминание сможет утянуть его так глубоко в себя. Все дело в этой блядской детали. Что, черт возьми, Поттер мог разглядеть в тот день такого? Отчаянно пытаясь собрать разваливающуюся маску, Том поднял раздраженный взгляд на альфу. Тот снова посмотрел ему в глаза. Мальчик либо храбрец, либо идиот. Зная Поттера — все вместе. Том вгляделся в чужую зелень, ловя удивление и легкое беспокойство, и поборол желание вернуться и попробовать этот коктейль на вкус. Беспокойство сменилось узнаванием, и Гарри закрылся, очищая глаза от малейшего намека на свои чувства. На его лице проступило жесткое выражение. Том, откровенно говоря, не мог даже заставить себя удивиться тому, что Поттер не просто понял, что он только что сделал, он узнал легилименцию. Он удивился бы сильнее в обратном случае. Отойдя на шаг, быстро осмотрелся: волосы Поттера досохли, Малфой, сообразив, что его поймали на подглядывании, развел бурную деятельность по подготовке к новому дню, Блэк и Мальсибер давно сбежали в Большой зал, не желая попадаться на пути у разнервничавшегося альфы. Решив, что дальше они смогут справиться и без его участия, спокойно улыбнулся, собрав для этого все силы, и будто со стороны услышал свой голос, бесстрастно объясняющий неожиданное возникновение неотложных дел. Гарри прищурился, и Том резко развернулся, выходя из комнаты. Ощущалось как побег, и он злобно зашипел, баюкая остатки гордости. Ему придется перекинуться с Поттером парой слов чуть позже. Наедине.