Омега

Из водоворота мыслей его выдернула цепкая лапка Вальбурги, из класса — уверенная грабля Альфарда. В четыре руки Гарри затолкали в небольшую комнатку, напоминающую снейпову подсобку, сверху донизу забитую ингредиентами и заготовками для зелий, только, очевидно, ничем не забитую и не производящую того гнетущего впечатления, которое прочно приклеивалось ко всем помещениям, в которых зельевар проводил больше пяти минут. Пока он пялился вокруг, дорогие родственнички потеряли всякие остатки терпения и требовательно толкнули его вперед. Гарри пошатнулся, пытаясь удержать равновесие, и едва не столкнулся лбами с Орионом. Мальчик невпечатленно поднял бровь. Гарри слегка покраснел — лажать перед второкурсником было стыдновато — и выпрямился, натыкаясь на насмешливый взгляд Лукреции. Оглянулся: Блэки окружили его со всех сторон, как никогда напоминая стаю голодных гиен. Обдумал попытку сопротивления и решил, что проще им подыграть. — Что за внезапный сбор? — смиренно вздохнул Гарри. Кузины обменялись выразительными взглядами, Альфард немного побледнел, лицо Ориона стало еще серьезней. Теперь Гарри нешуточно напрягся: такие разговоры в его жизни ни к чему хорошему не вели. — Понимаешь, Гарри… — Лукреция, стоит отдать ей должное, попыталась подвести его к теме собрания потактичней. — Нас уже долгое время мучает вопрос… — На этом запас ее вежливости иссяк, и девушка запнулась, явно не зная, как перейти к сути дела. Бурга с готовностью открыла рот, собираясь помочь дорогой сестре и расписать их вопросы во всех нелицеприятных подробностях, но в этот момент Альфард со всей дури врезал ей локтем в бок, и набранный воздух вышел из нее парой крепких ругательств. Лукреция неодобрительно их оглядела, Ал расхохотался, сбрасывая свое напряжение, и Орион прервал балаган твердым: — Какого Мордреда творится между тобой и Реддлом? Вот теперь Гарри струхнул. С самого начала года он, скажем так, присматривал за Томом, верный своей цели держать парня настолько далеко от всех потенциально опасных для окружающих дел, насколько мог. Сейчас, когда это продолжалось уже добрых полтора месяца, у Гарри откровенно иссякли идеи легитимных отвлечений для старосты, и он начал буквально приносить себя в жертву общему благу, занимая все свободное время Реддла собой. Несмотря на то, что его одержимость цвела и пахла, он все-таки полагал, что сумел ее спрятать от всех остальных за образом дружелюбного новенького. Гарри и правда был дружелюбным. Посторонних не должно удивлять то, что его дружелюбность распространяется и на Реддла. Верно? Он, к тому же, популярный. Пытаться с ним подружиться должно быть нормальным явлением. Верно? Черт. Гарри болезненно сморщился. Если его к Тому особое отношение заметно с высоты когтевранской башни, нет ни единого шанса, что то же самое не заметил сам Том. Это было плохо. Это было очень-очень плохо. Мнение всех остальных для него ничего не значило. В девяностых каждый в магической Британии имел свой взгляд на Гарри Поттера, и три четверти этих взглядов были «мудак». Общественное мнение он давно научился игнорировать. Мнение Реддла тоже веса не имело: если придется, Гарри его к себе веревками привяжет, но не позволит навредить другим. Однако если Том все понял, то он явно понял намного раньше всех остальных и последний, скажем, месяц вполне мог просто водить Гарри за нос. Вот это было плохо. Прежде чем Гарри успел скатиться в полномасштабную истерику на тему «мой ручной Темный Лорд не такой ручной, как я думал», подала голос Вальбурга: — Не надо делать такое удивленное лицо. Ты всю неделю с него глаз не сводишь, милый. Остальные важно покивали, и даже Альфард, обычно не рискующий обсуждать своего лорда, вставил слово: — Еще и вопросы все эти. — Он истончил голос, пародируя то ли Гарри, то ли влюбленную первокурсницу: — «Том симпатичный для беты, да?» — Ал похлопал ресницами. — «Из Тома выйдет отличная партия, да?» и «Том необычно пахнет, да?». Только теперь поняв, по какому поводу весь этот беспорядок, Гарри выпустил дрожащий облегченный вздох. Он и правда всю неделю, прошедшую со злополучного Зельеварения, провел в (как ему казалось) незаметных попытках прощупать почву и понять, кто еще в курсе эндотипа Реддла. Пока нашел только троих подозреваемых: Малфоя, с его чувствительным носом и кроватью сразу напротив кровати Тома, омегу Винсента Нотта, занимавшего комнату через одну от их, вздрагивающего и панически оглядывающегося каждый раз, когда Гарри намекал на то, что Том немного походит на омегу, и старосту девушек, Алексию Гаж, приходящуюся дальней родственницей слизеринскому загонщику Доминику Лестрейнджу. Последняя никак себя не выдавала, и в глазах Гарри это было самым подозрительным. К тому же старосты были довольно близки. Гарри искренне сомневался, что ее посвящали в дела Рыцарей, но, если Реддл действительно был омегой, она должна была это знать, хотя бы ради того, чтобы подменить его, придись течка на дежурство. (Слова Реддл и течка, стоящие в одном предложении, все еще выводили Гарри из равновесия. Все то время, что он не тратил на шпионские игры, он пытался уложить в голове омегу-Волдеморта. Выходило не очень.) Поняв, что молчит слишком долго, он вернулся к происходящему. На лицах Блэков отражался священный ужас. Его молчание, очевидно, сказало им больше, чем что-либо еще. Немного полюбовавшись на редкий момент единения, Гарри внес ясность: — Окей, во-первых, мерзость. На лице Альфарда отразилась горячая радость — альфа был потрясающе храбр во всем, что не касалось Тома Реддла. Со стороны это заметить было сложно, но Гарри точно знал, куда смотреть. Он видел, как Альфард никогда не перечит ему, как никогда не вовлекает в свои шутки и вообще никогда не шутит над ним самим. Гарри знал, куда смотреть, и отлично видел, что не только Альфард — весь Слизерин обращается с Томом как с драгоценной фарфоровой чашкой. Ну, или зная его — как с тикающей бомбой. Иногда он даже думал, что, попади он на Слизерин, ничего не зная о Томе Реддле, все равно бы догадался, что что-то тут не так. Они не говорят с Томом, они говорят рядом с Томом, непринужденно меняя тему по одному его взгляду. Когда они хотят сказать что-то ему лично, они говорят в пустоту, будто между прочим, для самих себя, не решаясь отвлечь его от дел. Они не трогают его, они не подходят к нему слишком близко, они не обращаются к нему первыми — Том Реддл окружил себя непроницаемым защитным полем и не позволял людям за него проникнуть. При этом Альфард не боялся его. Опасался, как любой разумный человек опасается поселившуюся в его доме кобру, но не боялся. Он не входил в число идиотов, пытавшихся выкурить змейку на первом курсе, по ошибке приняв ее за безвредного ужика, и мог не ждать наказания, которое настигло их. Даже более того — как только стало понятно, что талантливый полукровка в итоге останется победителем, Альфард сразу побежал к дядюшке Арктурусу. Что Блэки умели делать, так это видеть, куда дует ветер. Активные и многочисленные, они выдавали своих омег за сильных альф, связав себя узами родства почти со всеми чистокровными семьями Британии, а своих альф отправляли служить к лучшим и ярчайшим, связав себя взаимными клятвами почти со всеми политиками страны. Они были не против дать шанс гордому и амбициозному бете, и уже к концу четвертого курса Том Реддл пользовался всеми благами, которые мог дать ему статус подопечного семейства Блэк. Альфард был ужасно доволен, узнав позже, как много таких же предложений получил Том после. Да, Блэки знают, куда дует ветер. И своего не упускают. И теперь этот статус грозился сыграть против них всех — Гарри, будучи нечистокровным родственником Карлуса, получил такой же. Будто этого мало, Поттер еще и делил с ним комнату. Соседство ни к чему не обязывало. А вот общий статус вместе с удивительно схожими моментами биографии в глазах общественности неразделимо связывал этих двоих. Неудивительно, что они проводили так много времени вместе, но Альфарда это вообще не радовало. Близких у Тома не было — были только поклонники, и Альфард пока был не готов причислять к ним Поттера. Эти ребята могли похвастаться чем угодно, но не счастьем и благополучием. Том слишком привык использовать окружающих как безмозглых пешек, чтобы не поступить так же с Гарри. Но на него, в отличие от всех остальных, Алу было не плевать. Да, влюбленность в Тома пареньку точно добра не сделает. Парень к тому же был альфой, еще и не из главной ветви. Ему не нужно беспокоиться о невесте или наследниках, и ближайшую пару лет он, вероятнее всего, проведет свободным и безрассудным и будет вообще не против бегать хвостиком за каким-то подозрительным бетой. Альфард знал. Он был точно таким же. И по этой же причине он знал, что Том не сможет просто пройти мимо. Рано или поздно он попытается вписать Гарри в ряды своих последователей. Альфарду тут было нормально. Гарри — не будет. Отдавать «братика» на съедение он был пока не готов. Сам еще не наигрался. Поэтому слова Гарри о том, что в этом плане Реддл его точно не интересует, вызвали настолько сильное облегчение, что Алу было даже не стыдно его показать. Гарри рассмеялся: — Вау, теперь я даже не уверен, кому должно быть обидней: мне или Реддлу. Он снова оглядел семейство. Теперь, когда Гарри опроверг все гнусные инсинуации, Блэкам стало еще любопытней. Вальбурга нетерпеливо покачивалась на каблуках и, наконец не выдержав, жадно подалась вперед; сплетнями о своем вроде как родственнике она делиться, может, и не собиралась, но оставаться в курсе событий все еще хотела. — Так к чему тогда столько внимания, Поттер? — На ее хорошеньком личике отразился почти хищный интерес. Тут же, будто поняв, как она выглядит со стороны, омега взяла себя в руки. Вернула тело на изначальную позицию, а на лицо вежливый интерес. Лениво накрутила на пальчик один из упругих темных локонов, густой волной спадающих ей на спину, и деланно-небрежно продолжила: — Или ты просто запал на милашку Реддла и боишься нам признаться? — Тут ведьма улыбнулась, взглянув прямо в глаза Гарри: — Так мы не кусаемся, — и весело подмигнула. Гарри было возмущенно задохнулся: наглая ложь! — но усилием воли успокоил себя. Бурга просто пытается повеселиться за его счет. Впрочем, подумал он, краем глаза отмечая, как девушка надулась, явно разочарованная отсутствием гневной вспышки, главного факта это не отменяет: ему все еще нужно объяснить свое поведение. Это вообще-то было сложно. Несмотря на то, что Гарри нашел несколько «подозреваемых», он все еще не знал ни как много людей в курсе эндотипа Тома, ни прячет ли он его специально или просто позволяет окружающим делать выводы самим. То, что большинство считало его бетой (ну, или делало вид, что считает), было очевидно, и Гарри не чувствовал себя в праве рассказывать об истинном положении дел направо и налево. Темный Лорд или нет, секреты есть секреты. При этом он просто умирал от желания понять, один он такой дурак или Том Реддл, как обычно, провел абсолютно всех. Как, черт возьми, выяснить? По лицу Поттера пробежала волна сомнения. Вальбурга снова жадно на него уставилась, будто надеясь за секунды освоить легилименцию и хоть краем глаза заглянуть в мысли старшенького. Лукреция так же жадно уставилась на нее: свою кузину она любила той особенной любовью, которая заставляет собирать самые постыдные колдофото и следить за чужим лицом, надеясь поймать момент, в который оно скорчит ту самую забавную рожу. Орион с удивлением на них посмотрел и устало вздохнул: ему едва стукнуло двенадцать, а он уже догадывался, что у всей его родни что-то не то с головой. Кроме него, конечно. Он-то молодец. Гарри с сомнением открыл рот и, не найдя слов, снова закрыл его. Альфард подбадривающе улыбнулся. Самым адекватным тут был он, кто бы что там себе ни думал. Собравшись и будто на что-то решившись, Гарри попытался еще раз: — Просто… — Он с надеждой вскинул на них свои невозможные глаза. — Том ведь точно бета, да? Вальбурга вздрогнула. Она очень надеялась, что братец понимает, какой обладает силой. В любом другом случае это просто пустая трата ресурсов. Моргнула и только теперь начала осознавать вопрос. С сомнением посмотрела на остальных, замерших с точно такими же задумчивыми взглядами. Гарри спрятал довольную улыбку. План был идеален в своей простоте. Конечно, сам он был абсолютно уверен в том, что Том был омегой. Он всю неделю ловил каждую мелочь, касающуюся Тома Реддла. Он даже начал вставать с ним на Зельеварении, изящным пинком спровадив попытавшегося вернуть свое законное место Малфоя, пытаясь убедиться в том, что в прошлый раз ему ничего не показалось. Том такому повороту событий не сильно обрадовался и сначала пытался терпеть его невнимательность, потом начал злобно шипеть, а потом и вовсе перешел к откровенным угрозам, решив, что на Зельях можно и пожертвовать образом «Золотого старосты». К несчастью для него, Слизнорт воспринял всю эту ситуацию в строго образовательном ключе и, похвалив Тома за желание помочь менее успевающему сокурснику, попытался скинуть на него еще пяток студентов. Тот, призвав на помощь все свои навыки дипломатии, сумел отвертеться от сомнительной чести, но с тех пор Слизнорт при виде них начал одобрительно ворчать что-то под нос и довольно пошлепывать себя по пузу, напоминая сытого тюленя и подливая тем самым только больше масла в огонь злости Реддла. Гарри только пожал на это плечами: он же герой, портить жизнь Темным Лордам буквально его работа. Том же, решив, что Поттера, второй раз подряд шинкующего вислоперую масляницу соломкой вместо кубиков, не вытерпели бы и сами Основатели, с чистой совестью спустил на него весь свой печально известный зловещий арсенал. Поттера это не спровадило: Зельеварение было единственным предметом, на котором он мог стоять к омеге так близко и не быть при этом фриком. Правда, с запахом он окончательно разобрался уже ко второму занятию, но возвращаться за столик к Альфарду ему все равно не хотелось. Для себя он объяснил это тем, что Блэк с Малфоем отлично устроились, сплетничая о чем-то своем в конце кабинета. Разлучать их теперь было бы жестоко. Сегодняшнее утро тоже дало ему немало доказательств. Он вспомнил, как запах Тома окутал его вместе с теплыми порывами ветра. Да, Том Реддл был омегой, в этом Гарри был уверен. С воспоминанием об утре пришли и воспоминания о том, как он нарычал на беднягу. Жалеть сучонка-Реддла было странно, а вот жалеть омегу, случайно попавшую между двумя альфами, было абсолютно естественно. Друг на друга альфы могли рычать хоть до посинения, и перед всеми остальными ему стыдно не было. А вот рычать на омегу было очень по-мудачески. Может, конечно, в этом времени к этому относились проще, но в девяностых он бы уже искал, куда прятаться от лавины общественного осуждения. Гарри виновато поморщился. Он чувствовал себя таким придурком, что даже не злился на Тома за попытку заглянуть в его разум. Все равно он не найдет там ничего интересного. Карлус огородил своего маленького путешественника во времени лучшими щитами из тех, что можно приобрести за галлеоны. Пока он размышлял, кузены оживились. Очевидно, за то время, что Гарри провел в своих мыслях, они пришли к консенсусу. Вальбурга снова выступила вперед: — Я бы знала, — заявила она уверенно. — Быть не может, что за все это время не появились бы какие-нибудь слухи. — Это же Реддл, — пренебрежительно фыркнул Гарри. Аргумент был слабый. Одного этого хватило, чтобы кузены снова задумались. Вторым, уже не так уверенно, высказался Альфард: — Малфой бы почуял. — Он самодовольно улыбнулся, будто в хорошем нюхе Абраксаса была его личная заслуга. — У Эбби знаешь какой нос? Закачаешься! На этом возразила Лукреция: — И ты так уверен, что он бы рассказал? Невысказанное «это же Реддл» повисло в воздухе. Гарри задумался над тем, чтобы трансфигурировать себе стульчик. Стояли они уже довольно долго. — Он пахнет как бета. — Это был Орион. Гарри внимательно посмотрел на него. Ребенок медленно поднял голову и твердо взглянул на него. — Он пахнет как бета, — повторил он. Гарри вздрогнул. Да. Том пах как бета. Библиотеки и василиски забрезжили где-то на краю его сознания. На секунду он был готов поклясться, что чувствует его запах. Беты пахли спокойствием и уверенностью, надежностью и нейтральностью. Том пах древними фолиантами и еще более древними змеями. Он не внушал Гарри спокойствия, он только пугал и волновал, а его внутренние демоны отдавали в его запахе тяжелыми отголосками листьев и чешуи. Том Реддл пах как Тайная комната и Запретный лес, как манящие опасности, таящиеся в заброшенных коридорах Хогвартса. От Тома Реддла не пахло уверенностью. От него пахло уязвимостью, болезнью, желанием защитить и бежать как можно дальше, и все эти странные нелогичные мысли путались в голове Гарри вместе с завихрениями его запаха. Его тут не было — Гарри точно знал, что не чует его. Но при этом почти чувствовал пыль на кончике языка. Он почти слышал шелест чешуи по трубам в стенах. От Тома нелогично пахло, он вызывал у Гарри нелогичные мысли и чувства, и все вместе смешивалось в абсурдное желание защитить-поглотить, сжать кольцами до хруста ребер и одним огромным укусом спрятать его от всего остального мира. Гарри сделал глубокий вдох и помотал головой, пытаясь выбраться из странного кошмара. Прошло едва ли несколько секунд — Орион стоял все в той же позе, с тем же твердым взглядом, — но он чувствовал себя так, будто вынырнул из глубокого омута после длительной борьбы за жизнь. Немного пьяно пошатнулся. — Да. — Получилось нетвердо и хрипло. — Том пахнет как бета. От беты в его запахе не было совершенно ничего. Гарри знал это, точно так же как он знал, что не стоит ворошить змеиные гнезда без парочки припрятанных мышек и что от Тома Реддла стоит бежать подальше, если не готов скормить ему парочку друзей. Гарри сделал еще один глубокий вдох, успокаиваясь. Ему не нужны слухи о реддловом эндотипе. Секреты есть секреты. И без того понятно, что про его эндотип никто ничего не знает. Конечно, Гарри все еще верил в своих «подозреваемых», но теперь, когда стало понятно, что для большинства это все тайна, он почти не видел в них смысла. Поодиночке они, может, и знали, но ситуацию это не меняло. В этом плане Блэки были идеальной лакмусовой бумажкой. Если знал Альфард — знал весь Ближний круг. Знала Вальбурга — знал весь шестой курс. Знай об этом второкурсник-Орион, знал бы и весь Слизерин, а знай семикурсница-когтевранка — весь Хогвартс. Но никто ничего не знал. Гарри взлохматил себе волосы и изобразил беззаботную улыбку: — Ты прав. Просто глупости в голову лезут. Орион подозрительно его оглядел. Гарри внезапно почувствовал себя абсолютно вымотанным и медленно пошел к двери. Чистокровки расступились перед ним, будто воды перед Моисеем. Уроки только закончились. Он еще успеет поговорить с Томом. Поговорить надо было: во-первых, он все еще чувствовал себя виноватым за утренний случай; во-вторых, ему было до смерти любопытно узнать, зачем Реддлу понадобилось прятать свой эндотип. Дверь за его спиной хлопнула, закрываясь, и Гарри завернул за угол, с шелестом вынимая карту. Том обнаружился не так далеко, в той же неиспользуемой части замка, на пару этажей выше. Его точка замерла посреди заброшенного коридора. Гарри убрал пергамент обратно, направляясь к ближайшей лестнице. Такие совпадения — практически приглашение.