Омега

Гарри внимательно осмотрел небольшой пузырек, стоящий на его прикроватной тумбе. Огляделся. В комнате, кроме него самого, никого не было. Взял его в руки. Пузырек был небольшой, полностью помещавшийся в его ладонь, сделанный из темного стекла. «Значит, реагирует на свет», — всплыл в его голове голос Слизнорта. Гарри приблизил его к лицу, читая надпись, сделанную хорошо знакомым каллиграфическим почерком. «От травм». Гарри хмыкнул, раскупоривая его и осторожно вдыхая. В нос ударил запах калгана. Модификация Крейгена. В отличие от стандартного Костероста заживлял еще и раны. Добавить к нему Кроветворящее и двухнедельную плотную белковую диету — и заживить можно будет в принципе что угодно и когда угодно. Он редко знал о зельях такие детали; Слизнорт, может, и был преподавателем получше Снейпа, но из Гарри это ученика поусерднее еще не сделало. Об этом же зелье он знал буквально все. Не случайно — в его время в Хогвартсе на него чуть ли не молились. Модификация Костероста Крейгена не нашла большого отклика на рынке. Готовилась она долго и муторно, притом что для заживления внешних ран существовало специальное заклинание, а с внутренними даже самые безголовые волшебники предпочитали обращаться в Мунго. Однако для школьников, особенно магглорожденных, на три месяца отрезанных от волшебного мира, неспособных колдовать вне школы, это было буквально спасением от всего. Когда о возрождении Волдеморта начали шептаться больше и чаще, даже самые ярые опровергатели предпочли перестраховаться. Гарри же помимо далекого и как будто бы выдуманного сумасшедшего маньяка имел за своей спиной трех весьма реальных злобных бульдогов — Дурслей. Они не позволяли себе бить его — око британской защиты детей зорко как никогда, — ограничиваясь оплеухами и наказаниями. С другой стороны, Дадли, похоже, вообще не был в курсе о том, что в этой стране кто-то следит за сиротами. Гарри мог его понять: за все его года жизни с Дурслями никто к ним по его поводу ни разу не заглянул, да и окружающие взрослые историю о подкидыше-Поттере, малолетнем преступнике, без конца выводящем Дадлика на драки, под сомнение не ставили. Как итог — всевозможные восстанавливающие и заживляющие он ценил очень и очень высоко. На модификацию он смог наложить руки только два раза. Оно относилось к зельям уровня ЖАБА, и найти умельца на него было нелегко. Именно поэтому один раз его согласилась сварить Гермиона, желая проверить свои способности перед СОВ. После этого она зареклась иметь с ним дела и долго плевалась в создателя, наворотившего в рецепте дохрена и больше шагов и условий. Гарри на это только пожимал плечами: если бы рецепт можно было облегчить, его бы уже облегчили. Второй раз небольшая склянка прошла длинный путь, включавший в себя квиддичный тотализатор, несколько споров со слизеринцами и парочкой пуффендуйцев и самого Гарри, ставящего новый рекорд Хогвартса и выигрывающего у Слизерина за немыслимые для школьного матча девять минут и двадцать пять секунд. И вот он снова держал ее. Кое-кто умел быть благодарным. Физическую угрозу для него представлял только Дадли, но даже так, живи еще Гарри с Дурслями, он был бы готов разодрать пару особенно наглых глоток за такой царский подарок. Он легко мог представить, какую ценность это зелье представляло для Реддла, вынужденного проводить лето в компании десятка Дадликов и свистящих вдали бомб. Усмехнувшись, Гарри спрятал зелье в чемодан, закидав сверху исписанными листами пергамента и сломанными перьями. Вчера Том появился уже к обеду, ненавязчиво поселив в головах окружающих информацию о том, что провел утро и вечер в Больничном крыле. Гарри механически улыбнулся ему, внимательно оглядывая с ног до головы. Не найдя ничего подозрительного или настораживающего, успокоился. Он немного переживал о том, как омега чувствует себя после суматошной ночи, но Реддл выглядел выспавшимся и расслабленным, несмотря на то, что потратил на течку намного меньше положенного времени. Том Реддл прекрасно может о себе позаботиться, не нужно скакать вокруг него как курица-наседка, напомнил Гарри себе. Из душевой начали появляться его соседи, вырывая Гарри из воспоминаний. Он задержал взгляд на Томе, еще раз внимательно его осматривая. Тетя Петуния научила его жарить бекон, выращивать розы и уважать омег, а вот мозгов не соваться к обозленным на весь свет темным магам недодала. Реддл глаз не отвел. На пару секунд они замерли, молча смотря друг на друга. Во взгляде Тома Гарри заметил что-то странное — что-то, чего он раньше не видел ни в его глазах, ни в чьих-либо еще. Прежде чем он понял, что он видит, Виктор дружески врезал ему по спине, вышибая из легких воздух и втягивая в обсуждение новой дуэльной техники, которую он недавно вычитал в каком-то журнале.

***

Раньше у них был порядок. Они ходили небольшим ромбом с Томом во главе и Мальсибером, замыкающим его. С появлением Гарри Поттера он немного сломался. Сначала действительно немного — Том свалил это на то, что он новенький и не до конца понимает, как что работает. Потом посильнее. В какой-то момент ему пришлось признать, что Поттер отлично понимает, что происходит, и, как выразилась бы матрона Вилберт, кладет на это хуй. Построения теперь не было. Первые пару месяцев оно еще как-то держалось, но сейчас Поттер с присущей ему нагловатой расслабленностью курсировал между всеми ними, умудряясь втягивать в разговор и самого Тома. Том не жаловался: вопреки распространенному мнению, он не настолько сумасшедший, чтобы на полном серьезе заставлять всех этих изнеженных наследников ходить строем. К тому же разговор и вправду был интересным. Гарри и Виктор полчаса кряду с ругательствами и проклятиями пытались решить, какая техника ведения дуэли лучше. Виктор настаивал на вычитанной в журнале, принадлежащей первой палочке Британии — Кристин Диггори, Гарри доказывал ее полную несостоятельность. В глазах Тома правы были оба: техника мисс Диггори, включающая в себя несколько простых заклинаний-обманок, призванных отвлечь и расслабить противника, и одно завершающее сложное мгновенное проклятие, действительно принесла ей немало побед на международных соревнованиях дуэлистов. Гарри тоже был прав, просто, в отличие от Диггори и Мальсибера, говорил не о дуэли, а о банальной драке. Он делал скидку на замкнутость и узость пространства и на эмоциональное состояние врага. По итогу его техника теряла универсальность и изящность, приобретая практичность бывалого аврора. Кто бы Поттера ни учил, явно имел опыт уличных стычек и не боялся организовать такой же для своего ученика. Сам Том не стал бы пользоваться ни одной из них. Он предпочитал начинать со сложных и красочных заклинаний, а заканчивать отложенными проклятиями и сглазами. Ничто не охлаждает пыл врага лучше масштабной гангрены на всю рабочую руку. Впрочем, сами альфы до такого простого осознания еще не дошли и продолжали ругаться впереди всех, не обращая внимания на приближающиеся двери Большого зала. На это Том тоже не жаловался: их новая позиция давала ему отличный вид на спину Поттера. Точнее, на его шею. Из-под воротника рубашки выглядывал след зубов. Том почувствовал, как его губы дернулись в едва заметной улыбке. Его укус на шее Гарри Поттера смотрелся отлично. Он смотрелся еще и странно, это правда, но ему скорее нравилась такая странность, чем нет. Каждый раз при взгляде на этот след в его груди шевелилось что-то очень опасное. Опасное не для Тома — Том Реддл считал, что каждый уважающий себя человек должен принимать все свои недостатки и всех своих демонов в равной степени. Опасное для окружающих. Его демоны вообще обычно не очень дружелюбно смотрели наружу. Вот и сейчас, накормленные его решением вписать Гарри в ряды Рыцарей и горячечными идеями прошлой ночи, они голодно присматривались к его шее, готовясь отхватить кусочек побольше. Том уже почти видел его, стоящего на коленях, дарящего ему, Тому, все свои победы и поражения. Бессознательно он коснулся своей шеи. Сцепка укусами — пошловатый рудимент животного мира. Конечно, от чего-то подобного не образуется никакой волшебной связи, но метка все еще была популярным способом объявить всему миру о своих отношениях. Его шея была чистая. Он очень надеялся, что метка на Гарри не вызовет никаких… недопониманий. Его откормленные демоны угрожающе зарычали. Метка, тем более такая, односторонняя, никакой связи между двумя создать не могла. В отличие от совместной течки. Конечно, назвать то, что с ними произошло «совместной течкой» можно было только с очень большой натяжкой, но Тому хватило. Гарри еще не принял положенные Рыцарю клятвы, даже не думал об этом, но Том уже начал считать его одним из своих людей, подсознательно зная, что может рассчитывать на его поддержку. То, что он сумел позаботиться о нем, не пересекая границы, только укрепило его уверенность. Все вместе это заставило его внутреннюю омегу прилепить на Поттера ярлык «мое» и перейти в режим защиты частной собственности. Способ защиты Том знал только один — нападение. Он не заметил, как они дошли до стола. Том сел, отвлеченно размышляя, повлияло ли это на альфу так же. Опустил глаза в тарелку и весело фыркнул. Окей, одним вопросом меньше. Гарри, прекратив бессмысленный спор с Мальсибером, теперь обсуждал приближающийся матч с Эйвери и Лестрейнджем. Его рука, будто двигаясь сама по себе, продолжала накладывать в тарелку Тома еду. Том оглядел Гарри, который пока не осознавал происходящее. Поднял голову, осматривая Блэка и Мальсибера, замерших в недоумении. Встретился с любопытным взглядом Малфоя. Абраксас посмотрел на тарелку, посмотрел на руку, посмотрел на Гарри, посмотрел на Тома, уделил внимание шее Поттера, чувствуя, как складывается паззл, вернулся к Тому и наткнулся на его яркую улыбку. Тут же опустил глаза в свою яичницу, неожиданно решая, что это все вовсе не его дело. Том позволил своей улыбке, в ее предупреждающе-угрожающей версии, превратиться во что-то более искреннее. Проявлять эмоции рядом с Поттером было легко: он не прятался сам и не позволял прятаться окружающим. Том поставил ему ещё один плюсик. Что-то проявлять ему обычно не хотелось, в основном потому, что эмоций он в принципе обычно много не испытывал. Он решил, что это все влияние его освежающей новизны. Гарри Поттер не походил ни на что, что Том видел бы раньше. Том кивнул сам себе, принимаясь за еду. Гарри Поттер был необычным. Был альфой, причем не из главной ветви, так что можно было не опасаться внезапного появления невесты. Был достаточно умен, чтобы выделять Тома из всей толпы учеников, не зная и половины его истинных талантов. Знал, как обращаться с омегами, и не пытался свести всю личность Тома к его эндотипу. В его голове начинал формироваться план. Он решил, что Гарри Поттер может пригодиться ему не только в качестве последователя. У него не было пары или хотя бы постоянного партнера, и, насколько Том мог судить, он не был ни в ком заинтересован. Том не видел ни одной причины, по которой Гарри Поттер мог бы от него отказаться.

***

Рука дернула его в узкий темный проход. Гарри зашипел, врезавшись спиной в холодную стену. Он был так близко к родной нагретой комнате, и внезапное отвлечение его совсем не радовало. Поднял голову, осматривая сошедшего с ума Тома Реддла. Другой причины вытирать своими телами пыль в хогвартских кишках Гарри не видел. Том на него внимания не обратил, внимательно следя за проходящим мимо них Дугласом Берком. Гарри тоскливо вздохнул, оглядываясь. Коридорчик и вправду был ужасно узкий, и из его глубин тянуло холодом. Гарри вспомнил его: он должен был вести прямиком в погреб под кухней. Снова вздохнул. Почему все их серьезные разговоры связаны с кухней? В том, что намечался серьезный разговор, он не сомневался. Пока Гарри осматривался, семикурсник зашел в гостиную, а Том повесил несколько сигнальных и отводящих глаза чар. Теперь он смотрел на него, будто решая, стоит ли вообще начинать говорить. Гарри был девушкой приличной и считал, что если уж и затащил в подозрительный проход, то ответственность также следует взять всю на себя. Ответственность Тома он видел как минимум в объяснении причин такого поведения. Том, кажется, с ним согласен не был. Гарри вздохнул в третий раз и приготовился ждать. Ледяная стена холодила спину. Том, стоящий слишком близко, казался невероятно теплым. Контраст пускал по его телу мурашки. Все вместе навевало воспоминания о прошлой ночи, которые Гарри откинул усилием воли. Вот это точно было сейчас не к месту. Кто-то прошел мимо них, и они инстинктивно вжались в стену. Вернее, Гарри вжался в стену, а Том вжался в Гарри. Он сглотнул, чувствуя, как внутри начинает зарождаться тихая паника. Том, кажется, заметил и успокаивающим движением положил ладонь ему на плечо. Стало хуже. Наконец шаги в главном коридоре затихли. Том повернулся к нему, и Гарри как-то резко решил, что стена все-таки товарищ получше василиска, и вжался в ее холодный недружелюбный камень. Ситуация ухудшалась с каждой пройденной секундой. В глазах (слишком близко находящихся глазах) Тома появилось понимание. И насмешка. Отстраняться он не спешил. Гарри упрямо вскинул подбородок, ощущая жар на щеках. — Ты что-то хотел, Том? — Получилось раздраженно, шипяще и угрожающе тихо. Гарри вообще-то не собирался озвучивать это так, но виноватым себя не чувствовал. Это его тут зажимают по холодным коридорам. Он тут жертва! Тома, впрочем, все равно не проняло. Если уж на то пошло, он начал выглядеть даже самодовольнее. Гарри уже готовился высказать ему все, что он думал о таких методах ведения разговора, как рука на его плече шевельнулась. Пальцы Тома проскользили по шву его рубашки, мимоходом огладили ключицу и замерли, невесомо касаясь шеи. Гарри вздрогнул. По-настоящему, всем телом. Том тихо рассмеялся. Вторая рука, непонятно когда успевшая упасть ему на плечо, медленно поползла вниз. Том с интересом за ним наблюдал, отслеживая каждую реакцию. Гарри твердо перехватил опускающуюся руку. В этот же момент первая перебралась на его щеку. Только теперь он понял, что произошло. Они отражали вчерашнюю позу. Гарри недовольно фыркнул, расслабляясь. Теперь, когда он видел, что Том задумал, смущение ушло. — Хотел попросить об услуге. — Голос Тома звучал ближе и тише обычного. Альфа недоуменно вскинул бровь. Том подавил раздраженный вздох. Ему серьезно нужно все объяснять? — Моя следующая течка придется на начало рождественских каникул. Слышал, ты остаешься в замке? — Намека прямее он придумать не мог. Тетушка Дорея (так она попросила себя называть, несмотря на не особенно большую разницу в возрасте и тот факт, что Карлуса Гарри звал Карлусом) прислала ему приглашение на бал и письмо с требованием настоящего семейного Рождества. Гарри ничего не имел против семейного Рождества, но бросать Реддла одного на такой промежуток времени не собирался. В большом холодном замке спит большой холодный василиск, и Гарри собирался дать бедолаге хорошенько выспаться. Дорея такое решение не одобрила. После оживленной переписки и до смерти уставшего школьного совенка они сошлись на общем решении: большую часть каникул Гарри проводит в замке, посещает бал и само Рождество празднует в компании Поттеров. Так что да, в определенном смысле он и правда оставался на каникулы в Хогвартсе. Над этим он раздумывал под оглушительный сигнал тревоги. Вся не занятая проверкой планов на праздники часть его мозга визжала. Гарри и сам бы повизжал, но Том умел делать очень осуждающее лицо, напоминающее ему лицо Гермионы, и он решил против этого. Потом он как-то успокоился. Ага, его жизнь уже вот настолько странная. Взглянул на ситуацию философски. Во второй раз это получилось лучше, чем в первый. Взвесил плюсы и минусы. И ответил: — Нет. Том, кажется, удивился. Амплуа соблазнителя слетело с него так же легко, как и появилось. Он отодвинулся настолько далеко, насколько позволяла ширина коридора. Опасно прищурился. — Прости? — Вышло холодно и обвиняюще. Том почувствовал начинающую зарождаться злость. Не дай Мерлин идиот сейчас скажет какую-нибудь идиотскую причину- — А что, если я влюблюсь? Том так и знал. Он закатил глаза: — Что общего между твоими чувствами и моей течкой? Ты в любом случае ни в ком сейчас не заинтересован. И ни с кем не встречаешься. — Аргумент был ужасно глупый, и Том привел сразу все причины почему. — Вот именно! — Гарри патетично упер в него палец. — Что, если из-за этого я влюблюсь в тебя?! С течкой не шутили. Она всегда считалась очень интимным моментом, способным связать двоих крепче, чем любой другой совместный опыт. А ведь Гарри себя знает. Он легко привязывается к людям, даже Луна это говорила. Луна видит вещи. И редко ошибается. Влюбленность в Темного Лорда Гарри была совершенно не нужна. Ему действительно не нужен был второй Драко Малфой. Лицо у Тома сделалось совсем сложным. Логическая цепочка не распутывалась. В какой-то момент он сдался, пожал плечами: — Этого не случится, — и обезоруживающе улыбнулся: — Это просто течка. В любом случае Том не видел в этом ничего плохого. Влюбленный Гарри — послушный Гарри. — Ты ведь только что подумал, что это будет только к лучшему, да? — Альфа невпечатленно поднял бровь. — Кнутом и пряником и все такое. Кто-то снова прошелся по коридору. За время разговора они успели выйти на середину прохода, и Том снова прижал его к стене. Гарри тихо охнул. Холодный камень больно ударил по спине. Том снова стоял отвратительно близко. Где-то вдали со скрежетом задвинулся проход в общую комнату. Реддл выглядел злым. Его серьезно начала раздражать эта ситуация. Если Поттер думал, что он будет умолять его, то он ошибался. Том положил руку на его горло. Сжал. Твердо, но не слишком сильно. Ощущалось идеально. Он склонился ближе, позволяя своим губам невесомо оцарапать его ухо. — Хватит, — Том говорил тихо, с нажимом, едва удерживая себя от перехода на парселтанг, — убегать, Гарри. — Он прокатил его имя на языке будто гладкую бусину, пробуя на вкус. Парень под ним снова вздрогнул. Да, Тому определенно нравилась такая реакция. Пытаясь получить еще, он отпустил его шею, продвигаясь дальше, к затылку. От легкости и наигранного флирта в его движениях ничего не осталось. — Думаешь, я не вижу, как ты смотришь? — Том шипел почти гипнотически, и на секунду Гарри почувствовал себя зачарованным бандерлогом, сжатым в смертельных кольцах Каа. Том запустил руку в его густые темные волосы. Теперь они стояли еще ближе — щека к щеке; губы мягко касаются его мочки, скрывая за собой острые зубы, а голос ядом вливается прямо в душу Гарри. Воздух наполняет запах прелых листьев и горячего дерева. — Ты хочешь меня. — Том не спрашивает, Том утверждает, и Гарри не может найти в себе силы спорить. Рука сжалась в кулак. Том оттянул его голову грубо, болезненно, нивелируя разницу в росте. Глаза в глаза. Том Реддл совсем не похож на омегу, которую Гарри едва не трахнул прошлой ночью. В глазах нет ее уязвимости, ненормально-горячего желания и течного голода. В глазах Тома Реддла только Том Реддл. И голод в них на омежий тоже совсем не походит. Том Реддл слишком жадный, чтобы успокоиться на стандартной порции. Он хочет все. Гарри внезапно понимает, что он видел все это время в его взгляде. И чувствует острый запах крови. Он берет контроль. Потому что Том позволяет, потому что Тому так нравится и потому что, если он не сделает этого прямо сейчас, он сломается. Он не хочет узнавать, что Темные Лорды делают со сломанными Героями. Поэтому он переворачивает их, меняя местами и с силой ударяя омегу по стене. Тот стонет, то ли от боли, то ли от удовольствия. Гарри не задерживается, чтобы уточнить, в порядке ли он. Потому что Том заслужил и потому что перед ним не испуганная омега, которой надо помочь и успокоить. Точно так же, как когда-то он позволил себе забыть о необходимости спасти весь мир, он позволяет себе забыть о необходимости спасти всех от Тома Реддла. И целует. Просто потому что ему так хочется. Он вгрызается в него, пуская в ход зубы, потому что ему так нравится и потому что Том выдержит. Потому что Том равный. Он не разочаровывает, в ответ прокусывая ему губу сразу до крови и тут же зализывая ранку, пробуя Гарри на вкус. Рука Тома все еще крепко сжимает его волосы, вторая уже под рубашкой, ровно на еще не успевших зажить царапинах. Гарри понимает, что это не случайность, еще до того, как Том безжалостно их раздирает. Он стонет. Потому что ему, оказывается, такое нравится. Том пользуется этим, спускаясь ниже, к его оголенному горлу. Впивается зубами. В этот раз — абсолютно осознанно. Практически со знанием дела. Оставляет укус, ровный, яркий, чуть правее адамового яблока. Метка-свидетельство и метка-обещание. Только после этого позволяет Гарри отстраниться, восстанавливая дыхание. Альфа отвлеченно поправляет волосы и собирается с мыслями, пытаясь привести их в порядок (очень самонадеянно, считает Том). Пара вдохов, и он спокоен. Зря. Том притянул его обратно, чувствуя себя маленьким ребенком, отказывающимся расставаться с любимой игрушкой. Этот поцелуй был легче. Том больше не охотился, Том заявлял права. Гарри, кажется, не возражал. Он вжался в него, позволяя рукам бродить по его телу, а колену развести его колени. Альфа целовал его расслабленно, языком очерчивая контуры клыков. Том мягко проследил свой укус. Пробежался по нему пальцами, обвел по кругу. Прижался к нему губами, разрывая поцелуй. Гарри откинул голову. Стон получился гортанным и немного хриплым, и Том слизал его, встречаясь с альфой взглядами. Улыбнулся: — Это да, я полагаю? Гарри посмотрел на него немного расфокусировано, пытаясь понять, что омега от него хочет. Оскалился, показывая острые белые зубы, испачканные в их общей крови, весело и бесшабашно. — Пошел ты. Снова поцеловал. Ощущалось прыжком в пропасть.