Лучшая шицзе

Цзян Яньли с самого детства знала, какая её ожидает судьба. Матушка неустанно повторяла ей простейшие вещи, которые должна была совершить каждая уважающая себя девушка. Тем более — а это всегда было многозначительно подчёркнуто — старшая дочь главы клана Цзян. Она должна была выйти замуж. Пожалуй, первый и самый главный пункт в списке навязанных целей. Не сказать, конечно, что она протестовала, но детское сердце каждый раз сильно сжималось, стоило подумать, что придётся оставить отца, матушку и младшего, такого любимого А-Чэна. Покидать Пристань Лотоса, как она тогда считала, самая несправедливая вещь на свете. Однако ничего не говорила. Матушка улыбалась, смотря на неё с безграничной надеждой и уверенностью, что её дочь выполнит всё, что бы ей ни сказали. Омрачать настроение матушки своей неуверенностью не хотелось. Оставалось только мило улыбаться и ждать, когда её познакомят с будущим женихом. Улыбаться и снова улыбаться, как и подобает девушке. Как подобает старшей дочери главы клана. Как и подобает Цзян Яньли. А ещё нужно было оставаться старшей и мудрой сестрой, которая уделит внимание, поможет с тем, на что у родителей не хватало времени. Она не винила ни отца, ни матушку за их занятость. У неё, как говорил отец, было врождённое терпение и нескончаемое спокойствие. Да и присматривать за А-Чэном ей нравилось. А-Чэн был её главной радостью. С ним становилось спокойнее, его хотелось защищать от невзгод и дарить заботу, которой иногда родители пренебрегали. Она, опять же, не винила их. Просто отдавала всю свою любовь тому, кому она действительно требовалась. Младший братишка имел непростой характер. Гордый, упрямый, он редко признавал ошибки и только перед сестрой выползал из своего панциря с колючками, нежась в её объятиях или забываясь за играми. Ещё А-Чэн мог сказать что-то сгоряча, после об этом горько жалея и искренне раскаиваясь, поэтому Цзян Яньли никогда не злилась на него. Просто и не получалось злиться, заглядывая в лучистые, такие большие светло-серые глаза. А ещё не получалось потому, что видела, как же сильно он похож на матушку. Нужно было лишь правильно воспитывать А-Чэна, чтобы в будущем его поспешность не стала ему помехой. Яньли была очень заботливой и нежной, словно лепестки лотоса, сестрой. Достаточно простые и заурядные черты лица скрашивала мягкая, лучистая улыбка, способная осветить всю Пристань Лотоса. Её доброе сердце было готово подарить тепло всем и каждому, кто становился ей хоть сколько-нибудь дорог. За это её любили и старшие адепты, и младшие, и простой народ Юньмэна. За это её полюбил и Вэй Усянь. Мальчик, которого в один прекрасный день принёс на руках отец. Мальчик, ростом немного уступавший А-Чэну. Мальчик в тёмных одеждах, со спутанными чёрными волосами и испуганными огромными глазами. Глазами цвета пасмурного неба, в которых так и плескались самые разные эмоции: страх перед щенками младшего брата, восхищение новой обстановкой и отцом, интерес к каждому, кого встречал по пути. В отличие от А-Чэна, который пребывал в расстроенных чувствах по причине ссылки своих любимых щенков, Цзян Яньли прониклась истинно тёплыми чувствами к маленькому сорванцу, который первые пару часов осторожно ступал по поскрипывающему полу их дома. Отец сказал, что А-Сянь теперь будет жить с ними, как ещё один младший братик. Цзян Яньли была почти счастлива показывать дичившемуся ребёнку окрестности, периодически успокаивая его и беря за руку, чтобы не потерялся. С первого взгляда она поняла, что в любви ребёнок нуждался так же сильно, как А-Чэн. Наверное, даже больше, чтобы он посильнее привык к Пристани Лотоса и людям вокруг. А-Сянь рассказал, что он жил на улице после того, как его родители умерли. Рассказал, как «дядя Цзян» (а фамилию он сначала не выговаривал, поэтому получалось «Цян») угостил его дыней и как накормил в каком-то красивом трактире. Как купил ему новую одежду и смазал следы от укусов собак холодной мазью. Как прокатил на своём мече, как… Перестав бояться, мальчик уже не замолкал, рассказывая с яркой-яркой улыбкой обо всём, задавая тысячу вопросов, на которые и не ждал иногда ответа, и просто продолжал говорить. Яньли слушала. Внимательно слушала всё и хихикала в ладошку, потому что наконец увидела не зажавшийся на руках отца комочек, а самого настоящего котёнка, весёлого и постоянно улыбающегося. На сердце становилось так легко от знания этой стороны своего шиди, что ей хотелось и дальше продолжать слушать это нескончаемый и такой воодушевлённый поток слов. Этой же ночью её разбудил А-Чэн. Перед тем как пойти всем спать, отец распорядился, чтобы он и А-Сянь спали в одной комнате, зная, что мальчики ещё не нашли общий язык (точнее, А-Чэн ещё не позволил увидеть свою добрую и заботливую натуру за панцирем с огромными и колючими шипами). Поэтому Яньли, несмотря на сонливость, достаточно быстро села на кровати и спросила, что случилось. А-Сянь ушёл. Или же сбежал, как предположил А-Чэн. И всё потому, что он его прогнал и пригрозил натравить собак. Кто же знал, что Усянь настолько их боится, что самолично покинет Пристань Лотоса? Яньли, когда брат отвернулся, прохихикала в кулак. Она волновалась за сбежавшего сорванца, но также и безумно умилялась такому настороженному и взволнованному брату. «Эта ночь послужит началом крепкой дружбы», — подумала она тогда, зажигая фонарь. Искать его, впрочем, долго не пришлось. Сапожок лежал у высокого дерева (так, по крайней мере, считала Яньли), среди веток притаилась маленькая тощая фигурка, сощурившаяся от света фонарика. В уголках глаз, кажется, блестели капли слёз. Ещё днём мальчик поведал шицзе, что на улице он часто прятался от собак и прочих опасностей повыше. Всегда залезал на деревья («Я так хорошо научился лазать, что уже почти не соскальзываю и могу залезть на самую верхушку, шицзе, представляешь?!») и почти всегда с них падал, сильно ударяясь спиной или повреждая ногу. Этот раз исключением не был. А-Сяня она понесла домой уже на спине, пыхтя и не понимая, как в таком маленьком комочке может быть столько веса. По дороге они встретили почти плачущего А-Чэна. Он упал в яму, подвернув себе ногу, пока искал несносного нового братца. Его, вполне ожидаемо, также пришлось брать на руки и, делая остановки через каждые три шага, идти домой. Несмотря на это ночное и откровенно тяжёлое ночное испытание, Яньли была счастлива. Шиди и брат помирились, быстро найдя общий язык за подбадриванием и вымаливанием прощения у старшей. Ей этого было не нужно, на двух юных сорванцов она ничуть не злилась. Лишь старалась смеяться потише, когда двое раненых скрепляли мизинцы в клятве вечной и самой крепкой дружбы. По возвращении домой, их уже ждали нервные отец и матушка. А также разговор о случившемся и весёлый смех трёх детей лотоса под снисходительный взгляд отца и строгий — матери. «Теперь у А-Чэна будет новый и хороший друг, А-Сянь обретёт семью», — с облегчением думала она, довольно поглядывая на излишне громких мальчишек.