Цзян Яньли — непримечательная дочь главы клана Цзян, без талантов и особых способностей.
Так говорили о ней всю её жизнь. Такие были шепотки за её спиной, едкие выражения напрямую. Именно эти слова были причиной множества драк шиди и брата, наказаний, криков и порицаний матушки и тяжёлых вздохов отца.
Цзян Яньли действительно не любит оружие. У неё нет особых талантов и способностей в этой сфере. Она это прекрасно знает и ничуть не огорчается. Того, что у неё есть, должно с лихвой хватить на защиту клана и семьи.
А если не хватит — не беда. У неё всегда есть жизнь, которой она заплатит во спасение того, что ей дорого.
***
Удар. Ещё один, третий, четвёртый… Разворот на сто восемьдесят градусов и продольный вертикальный удар сверху вниз. Ещё поворот. Невидимая мишень была разрезана одним точным ударом надвое. Шаг назад — и острие клинка пронзило предполагаемого врага насквозь.
Движения Цзян Яньли — танец. Резких и отточенных множественными тренировками движений нет. Есть ловкие и гибкие, быстрые и красивые движения, плавные, но, несомненно, точные удары. Вместо веера в руках клинок, который никогда не видел крови.
И Яньли мечтает, чтобы так и не увидел. Клинок, к своему неудовольствию замечает она, лежит в руке лучше, чем веер. Он тяжелее, руку иногда тянет вниз, но ещё ни разу не было такого, чтобы рукоять выскользнула из пальцев.
Дева Цзян танцует ежедневно. Стоит только предрассветным лучам коснуться земли, а она уже на поле в непривычно строгом виде и с тонким клинком в руках.
Никто из адептов не видит порезы и синяки, никто не слышит горестных вздохов и охов своей
шицзе. Но все прекрасно знают, что она тренируется. Это чувствуется всей Пристанью Лотоса, когда под гнётом насмешек Цзян Яньли не опускает руки, лишь сжимает покрепче губы, смотрит прямо и расправляет плечи. Несгибаемость, странная недосигаемость шицзе поднимает боевой дух всей Пристани.
И это — сила духа и товарищества, которую дева Цзян пробуждает одним своим видом, одним ласковым, но уверенным тоном.
Клинок с тихим шуршанием возвращается в ножны. Яньли облегчённо выдыхает, успокаивая мелкую дрожь от перенапряжения. Если в будущем эти усилия всё-таки принесут плоды, она готова продолжать с ещё большим усердием.
— Шицзе такая красивая! — восхищённо восклицает А-Сянь, неожиданно появляясь в воротах тренировочного поля. У него улыбка от уха до уха, глаза искрятся от восторга. — Ты самая сильная, шицзе!
Надо же, этот милый ребёнок встал в такую рань, чтобы… понаблюдать за тренировкой? Яньли про себя смеётся и улыбается ему, ничего не говоря.
«Проказник. Будет же потом на занятиях носом в трактаты клевать».
За последние пару лет А-Сянь подрос. На смену нездоровой худобе пришли жилистость и крепость мышц. Затравленный и испуганный мальчишка превратился в самого настоящего отважного сорванца, который боится только собак (и матушку немного, но её побаиваются все). Он хорошо показывает себя на поле для тренировок (пусть иногда и сбегает в окрестные леса охотиться на фазанов) и в шести искусствах. Отец возлагает на него большие надежды.
— Сестра, научишь так же?
Из-за спины А-Сяня появляется младший брат, деланно хмурый, но с блесятщими предвкушением глазами.
А-Чэн вырос. Цзян Яньли безмерно радуется изменениям, настигшим его. Из колючего дикобраза он превратился в куда более мягкого зверя — в кота. В не очень ласкового, выпускающего время от времени когти и шипящего на всех, кто ему не по нраву. Однако колючий панцирь пропал — и на том можно смело радоваться.
— А-Чэн, А-Сянь, маленькие хитрецы. Вы ведь совсем скоро сможете управляться с мечом куда лучше меня, — хихикает в ответ Яньли, распуская два тугих пучка.
И это правда. Двое мальчишек совсем скоро станут сильнее своей драгоценной шицзе, которую они так любят. И в груди ёкает болезненное «они разочаруются», которое исчезает, затмевается через мгновение.
— Всё равно шицзе всегда будет лучше всех! — кричит А-Сянь и, счастливый сверх меры, кидается в тёплые объятия.
— Эй, я первый должен обнять сестру!
Цзян Яньли никогда не станет настолько сильной заклинательницей, чтобы защитить этих двух детей в её объятиях от любой невзгоды в будущем. Но она всё-таки попытается.
И начать можно с поглаживания по голове для усмирения вмиг вспыхнувшего спора. Уберечь от лишних синяков и разногласий тоже лишним не будет, не так ли?
***
Цзян Яньли держит клинок в мешочке цянькунь на поясе и старается как можно тише и правильнее играть на эрху традиционную мелодию, пока два уставших за день ребёнка спят на её коленях. Она хочет охранять их сон, пока всё ещё может это делать, пока ничего не произошло.
Шиди очень устали. Только за последние пару часов они смогли уронить несколько стоек с флагами клана, подраться на оживлённой улице в Юньмэне, а потом убежать к лодкам и пропасть из поля зрения разъярённой матушки (от наказания по возвращения их это не спасло, но Яньли пришлось отвлекать матушку, чтобы всё закончилось без рукоприкладства).
В душе у Яньли скребут кошки и шипят ядовитые змеи. Неприятное и по большей степени безосновательное беспокойство изъедает изо дня в день душу. Она старается гнать печальные мысли прочь из головы, отвлекается на мелодию и запах венка из орхидеи, на милое посапывание двух бесят и журчание озера.
Лучше жить этим днём и наслаждаться счастьем, пока оно не оборвалось палящим солнцем.
Цзян Яньли верит, что рано или поздно мирные деньки закончатся. Рано или поздно произойдёт то, что вызовет рябь на поверхности их жизни. И вполне возможно, что это случится, когда её не будет рядом, когда она будет не в состоянии им помочь так же, как сейчас.
И она искренне надеется, что А-Чэн и А-Сянь, отец и матушка переживут все испытания вместе, не расставаясь до самого конца.
Её долг — позаботиться, чтобы этому ничто не помешало.
