Огненный Феникс

      Я просыпаюсь от какой-то возни под одеялом… Лучи солнца прорываются через тонкую ткань занавесок и падают на постель. Разлепляю глаза, чувствую, что изящная тонкая ручка забирается под мои боксёры, обхватывает мой орган и сжимает его. Да, у него существует много названий, мне двадцать четыре года, я уже давно не девственник, но до сих пор все эти названия вгоняют меня в краску. И это несмотря на то, что я всю жизнь мужчина, в отличие от Рэйчел. Да, я узнал о маленькой тайне Рэйчел почти сразу, как она появилась в нашей разношерстной компании. Собрал на неё досье и тактично промолчал. Что тут скажешь? Если всё это было только ради Александра, то мне её очень жаль, ведь он явно не испытывает к ней любви… Ну такой, какая бывает между мужчиной и женщиной. Кстати, я ведь не мог не удовлетворить своё любопытство, и когда стал помощником детектива, воспользовался положением и раздобыл информацию о людях из моего прошлого. Стив всё-таки попался на продаже наркотиков, отбывает теперь десять лет в колонии строгого режима. Джон погиб на очередных гонках, не смог вовремя выбраться из перевернувшейся машины, искра, взрыв, и нет ещё одного стритрейсера. А Джессика… выскочила замуж за какого-то волка с Уолл-стрит, изменяла ему направо и налево. Этот волк доказал её измены с помощью частного детектива, и по брачному договору после развода ей досталась только дырка от бублика.       Я шумно выдыхаю, когда мисс Харрис возится около моего самого интимного места. И почему я уже так возбуждён? Мне явно снилось что-то интересное и связанное с Агатой, хотя я и не помню, что именно. Она отбрасывает край одеяла, хищно смотрит на меня своими большими прекрасными глазами цвета нефрита, обжигает мой пах горячим дыханием, щекочет волосами внутреннюю сторону бёдер и начинает свой глубокий поцелуй… Ах, Агата! Теперь приходит моя очередь сминать простыню ладонями и пытаться сдерживать стоны. Девушка не даёт мне сорваться в пике, поднимается к лицу, смотрит на меня с бескрайней нежностью. — Доброе утро, Сэм. — Доброе утро, Агата.       Я, не в силах оторвать взгляд от её глаз, чувствую, как любовь и благодарность к этой очаровательной девушке заполняют каждую клеточку моего тела. Мой взор спускается к припухшим губам девушки, и не в силах больше терпеть, я впиваюсь в них. Её шелковистые волосы свисают на моё лицо, мой поцелуй долгий, алчный, от него кружится голова, и желание сжигает меня изнутри. Не отрываясь от губ, пытаюсь перевернуть Агату, на что она сопротивляется и с наигранным возмущением шепчет мне: — Ну уж нет! Сегодня моя очередь быть сверху! — Хорошо, милая, но это будет только мешать, — стягиваю с неё сорочку и трусики, которые летят куда-то в сторону.       Она резко садится на меня и прикрывает глаза от удовольствия. Я любуюсь открывшимся прекрасным видом: тонкая талия, роскошная грудь, изящные плечи, нежная шея, румянец на лице. Агата выгибается и начинает медленно двигаться на мне, то закрывая глаза в блаженстве, то открывая их, чтобы посмотреть на мою реакцию. Затем её движения становятся резче и быстрее, она сильнее насаживается на меня, её дыхание сбивается, она сладко стонет. Я вижу, что Агата уже выбивается из сил, поднимаюсь к ней корпусом, нежно целую, прикусывая шею, и рывком переворачиваю девушку, оказываясь сверху. А она смеётся и не сопротивляется. Нависаю над ней, а затем припадаю губами к её ключицам, к её груди и резко вхожу в неё. Наслаждаясь жаром тела девушки, её тяжёлым дыханием, ускоряю темп, в то время как её руки зарываются в моих волосах, стоны становятся всё громче, а моё имя слетает с её прекрасных уст. Я заглушаю стоны Агаты своими поцелуями, не желая, чтобы её вездесущая прислуга подслушала, чем мы здесь занимаемся. Мои движения становятся всё сильнее, изголовье кровати стучит о стену, и нас одновременно накрывает волна наслаждения под звон разбитой керамики.       В то время, как девушка поворачивается, чтобы посмотреть, что же там разбилось, я наклоняюсь к её ушку, наслаждаясь ароматом её волос, и ласково шепчу: — Агата, ты была прекрасна… Как всегда, — и мягко прикусываю мочку уха.       Затем смотрю на пол, а там… осколки разбитой керамической вазы, покрытой чёрной глазурью, на которой были изображены белые журавли. Меня начинает пробирать смех. — Их полёт закончился. Думаю, всех денег на моём счету не хватит, чтобы возместить ущерб хозяйке этого дома за разбитую вазу.       Агата лишь толкает меня локтем в бок, и я слышу её заливистый смех… Мы лежим под одеялом в обнимку уже какое-то время, как слышим осторожный стук в дверь, и прежде, чем я что-то успеваю сказать, в комнату врывается… дворецкий Бертрам! Его взгляд сначала падает на осколки вазы, на валяющуюся на полу одежду Агаты, затем поднимается к нам. Его лицо бледное, как полотно, глаза полны ужаса, словно он увидел призрака, голос дрожит: — И… Извините, — и дворецкий спешит скрыться за дверью.       До того, как он ушёл, я почувствовал, как тело Агаты напряглось, она не видела, каким злорадным взглядом я одарил беднягу Бертрама. Интересно, что он подумал, увидев эту сцену? Этот наглый японец мало того, что прикатил в Англию, где ему не место, так ещё и затащил в постель новую хозяйку дома и нашу работодательницу, истинную английскую леди, мисс Агату Харрис? Была бы жива миссис Аннет Сильвер-Харрис, она бы никогда такого не допустила? Если бы вместо Бертрама был бы кто угодно другой, то я бы от стыда провалился под землю, но именно его не мог не одарить нахальным и злорадным взглядом. Хотя нет… Ещё Александра постигла бы такая участь. Он уже один раз застал нас с Агатой, после нашего первого раза. Ввалился в её комнату без стука, увидел смятую постель, растрёпанных нас с ней и выглядел так, словно его самолюбие невероятно задело то, что мне удалось сделать то, что он не сумел.       А если дворецкий Бертрам подумал, что я очередной охотник за богатыми наследницами? Мне всегда было плевать на деньги, на комфортную, обеспеченную жизнь, окружённую предметами роскоши. Всё, для чего я жил раньше — это уличные гонки. Всё, для чего я жил потом — служить и защищать, как бы пафосно это ни звучало. За время службы в полиции я насмотрелся на то, к чему приводит любовь к деньгам: финансовые махинации, оставляющие без средств к существованию множество простых людей, коррупция, заказные убийства, убийства ради получения страховки и наследства и так далее… Агата должна выйти замуж в течение полугода, чтобы получить всё наследство. Женился бы я на ней? Я никогда не думал о браке, но я люблю Агату и готов на всё ради неё, но являюсь ли я для неё чем-то большим, чем просто утешением в тяжёлый период жизни? И, честно говоря, я не хочу, чтобы она получила это своё наследство. Сейчас мы каким-то чудом преодолели пропасть между нами и висим над ней, вцепившись друг в друга. Но одно дело — девочка из богатой семьи, совсем другое — когда она станет управлять всем бизнесом, пропасть между нами станет ещё больше. Это постоянные командировки, постоянные финансовые сделки с людьми типа Александра. Да, Александр не является единственным и неповторимым, он всего лишь типичный представитель своего класса: мальчики, родившиеся с серебряной ложкой во рту, чувствующие себя ущемленными из-за постоянного вмешательства в их жизни богатых родителей и покровителей, испорченные богатством, испробовавшие в сексе всевозможные извращения с бесчисленными партнёршами и пресытившиеся всем этим.       Агата поворачивается ко мне, её лицо совсем пунцовое, смотрит на меня испуганно: — Как же неудобно получилось… — Да уж… Извини, Агата, я должен был закрыть дверь на ключ. Но ведь Бертрам не такой болтливый, как Марта? — успокаивающе улыбаюсь ей в ответ. — Что ты имеешь в виду? — Твоя тётя половину жизни проворачивала махинации с предметами искусства, и всё проходило через этот особняк. Ты думаешь, что ваш дворецкий, который работает здесь с незапамятных времён, ничего об этом не знал? — Неужели знал? — И тем не менее он никому не выдал этот секрет, не выдаст и наш. Хотя, вся твоя прислуга, скорее всего, уже знает о нас. Не от него, просто слепой не заметил бы наших объятий на парковке и нашей совместной отлучки на два дня. Но какой теперь смысл нам скрываться? Ты уже не подозреваемая, а я не веду твоё дело.       И прежде, чем Агата успевает мне возразить, я накрываю её губы своими под её звонкий смех.