Огненный Феникс

      Мы стоим с Гудманом у обрыва и смотрим на то, как пожарные тушат огонь, пылающий в перекореженном Кадиллаке. Клубы дыма, запах гари и шум воды из пожарной машины. Гудман мрачно смотрит на эту картину и говорит мне: — Если и были какие-то следы, улики в автомобиле, то если не огонь, то уж точно вода всё уничтожила. Сэм, когда они его поднимут, посмотри, может быть, можно разобрать номера. Узнай, не поступали ли в ближайшие дни заявления о пропаже людей. Надо же нам установить личность несчастного. — Вы думаете, это убийство, суицид или несчастный случай?       Старый детектив испытующе смотрит на меня. — А ты сам что скажешь? — Выводы делать пока рано, но я заметил, что след торможения отсутствует. Значит, этот человек не пытался избежать падения в пропасть: либо он находился в бессознательном состоянии и ему помогли съехать, или сам он не справился с управлением, допустим, из-за сердечного приступа. Или же это суицид. Так что пока мы не можем исключить ни один из этих вариантов. — Молодец, Сэм, что обратил на это внимание. Когда установим личность этого человека, нужно будет связаться с его лечащим врачом и поднять медицинские документы, чтобы проверить твою версию о сердечном приступе.       Я уже год, как выпустился из Колледжа полиции, а до сих пор практически каждый день чувствую себя студентом, сдающим ему зачёт. Мне приходится учиться терпению, учиться смирению, потому что прежний высокомерный «Я» не потерпел бы такого обращения. В США я учился в университете только ради студенческой визы и легального статуса, хоть и старался, чтобы не вылететь из университета и не шарахаться снова от полицейских в страхе, что меня могут депортировать. Так что, когда я прибыл в Лондон и стал учиться на полицейского, тут и началась моя работа по переделке моей старой личности, не желавшей, чтобы ей отдавали приказы и указывали на ошибки.       Когда пожарники поднимают Кадиллак, и я вижу эту тлеющую чёрную груду металла, то невольно морщусь от запаха горелого мяса, костей и обшивки сидений. Заглядываю внутрь — вижу абсолютно обгоревший чёрный труп. Гудман, с усмешкой наблюдающий за выражением моего лица, спрашивает: — Что, Сэм, не доводилось тебе раньше видеть подобное? — Доводилось. Видел стритрейсеров в таком виде во время практики в патруле в Лондоне. Но никак не привыкну.       Не привыкну я к такому, потому что это словно видения из моего будущего, если бы я остался гонщиком, параллельная жизнь, не выбери я другой путь, и её печальный финал. Своему наставнику я не говорил о своём прошлом уличного гонщика, и вообще, держу это в тайне ото всех. Если Гудман узнает о моём незаконном прошлом, то скажет, что я не имею права работать в полиции. Да, у меня не было ни одной судимости, но натворил я во время своей бурной юности достаточно для хорошего срока. — Детектив, посмотрите. Автомобиль стоял на нейтральной передаче, ремень безопасности практически сгорел, но этот человек был пристегнут. — И о чём это говорит? — снова учительский тон. — Это не суицид. Зачем пристегиваться, если всё равно собираешься умереть? И автомобиль не съезжал с дороги. Он стоял здесь на нейтральной передаче и скатился по склону в пропасть.       В полицейском участке по номеру автомобиля определяю личность погибшего: Джейкоб Андерсон, 65 лет, владелец строительной компании «Билдинг Форест индастриз», владелец поместья Голден-Скотт. Двое детей от первого брака: Оливер Андерсон, 35 лет, живёт в Лондоне, и Элис Миллер, 30 лет, живёт с мужем и двумя детьми в Бирмингеме. А ещё молодая жена, с которой они были в браке два года, Лилиан Андерсон, в девичестве Тёрнер, моя ровесница, бывшая медсестра из Манчестера, работавшая в госпитале святой Марии, а затем сиделкой у Джейкоба. Связываюсь с лечащим врачом, он по телефону отвечает мне, что у погибшего было отменное здоровье, никаких проблем с сердцем. Он вёл активный образ жизни: охота, рыбалка, яхты, горнолыжные курорты. На одном таком курорте в Альпах сломал ногу, был доставлен на частном самолёте домой, где за ним и ухаживала сиделка Лилиан Тёрнер, позднее ставшая его женой. Когда я рассказываю Гудману обо всём, что узнал, он задумчиво мне отвечает: — Пора нам, Сэм, навестить молодую вдову.       И вот мы сидим в роскошно обставленной гостиной поместья Голден-Скотт, на кожаном диване у камина. Рядом дымятся чашки с чаем, любезно принесённые горничной Магдой. Я бросаю осторожный взгляд на рыдающую вдову, она держит в дрожащих пальцах чашку чая с блюдцем, пытается сделать глоток, не справляется с новым потоком слёз и расплескивает чай по блюдцу. Длинные белокурые волосы, спадающие на белую блузку, тонкие губы, белоснежная кожа и голубые глаза, наполненные болью и отчаянием. Эти голубые глаза преследуют меня по жизни, обычно с их появлением всё летит наперекосяк в моей жизни. Да, она очень красивая, у миссис Лилиан Андерсон просто ангельская внешность, и я с большим трудом отрываю от неё взгляд. Гудман задаёт девушке стандартные вопросы о том, когда её муж уехал из дома, когда жена спохватилась о его пропаже, нет ли у него врагов, особенно в связи с его бизнесом. И вот приходит черёд любимых детективом жестоких вопросов: — Молодая девушка, оказавшаяся рядом со старым богачом, выходит за него замуж. Дайте догадаюсь: он переписал завещание и решил всё оставить вам? И его взрослые дети были против вашего брака? Или вы по большой любви вышли замуж за человека, который вам даже не в отцы, а в деды годится?       Девушка вспыхивает, забывая о том, что плакала, со звоном резко ставит чашку на стол: — Да как вы смеете! Я любила мужа, любила! Он замечательный человек! Был… Я не знаю содержание завещания. Да, его дети были против, они не понимали, что их отец обрёл счастье со мной. Перестали общаться с отцом, не приезжали с момента нашей с ним помолвки.       Когда Гудман отводит взгляд, а я гляжу на миссис Андерсон, то замечаю, с какой мольбой она смотрит на меня, словно пытается найти поддержку в моих глазах. Смотрит своими прекрасными голубыми глазами, из которых снова прорываются слёзы и капают на её блузку. Когда мы опрашиваем слуг в особняке, то узнаём, что у Лилиан Андерсон железное алиби на момент гибели мужа, она была в особняке, её видела вся прислуга, с мужем она жила душа в душу. — Ох, он так её любил! — говорит Магда. — А она всё к нему обращалась: «Мой дорогой господин Джейкоб, мой любимый!». Правда… был ещё водитель Итан Дэвис, мистер Андерсон его уволил буквально на днях, но почему — я не знаю.       Когда мы выходим из особняка, детектив осуждающе смотрит на меня и говорит: — Надо найти этого Итана Дэвиса. Собери, Сэм, информацию о нём, о его прошлом и узнай, куда он уехал после увольнения. — Хорошо, всё сделаю. — Ты веришь миссис Андерсон, что она любила мужа и не причастна к его смерти? — направляет на меня испытующий взгляд. — Я… Горюет она, похоже, искренне. — Нельзя доверять женщинам, Сэм! Особенно в нашей работе! Они могут быть виртуозными актрисами и обманщицами. Нужно держать любые чувства подальше, особенно в нашей работе, иначе быть беде. Или ты думаешь, что я не заметил, как ты смотришь на молодую вдову с такой ангельской внешностью?       Чувствую, как меня бросает в жар от стыда и смущения, пытаюсь отвести взгляд и перевести тему разговора. — Отправлюсь искать Итана Дэвиса. Заодно заеду к судмедэксперту, может быть, он что-то уже сможет сказать. — Хорошо, и надо узнать содержание завещания. Свяжись с нотариусом мистера Андерсона.       Когда мы идём от особняка к автомобилю и садимся в него, невольно бросаю взгляд на окна. Там стоит молодая девушка, смотрит на меня задумчиво и грустно своими огромными заплаканными глазами, поправляет прекрасные белокурые волосы, спадающие на её грудь. Она не отрывает своего взгляда от меня до тех пор, пока автомобиль Гудмана не отъезжает от поместья, оставляя за собой облако пыли.