Огненный Феникс

Пули просвистели мимо, я прошёл по минному полю, О, я пока ещё жив. Я страдаю? Я страдаю от бури? Просто пролей лучик света в эти далёкие, далёкие руины. Ведь я пока ещё дышу, Ведь я пока ещё дышу сам, Я прокладываю путь, свой путь, Путь к тебе. (Green Day — Still Breathing)       Иногда, чтобы построить что-то новое, необходимо сжечь старое дотла. Я спалил свою жизнь стритрейсера, свою жизнь в Штатах дотла, сжёг мосты и двигался вперёд, не оглядываясь. Но оказалось, что я просто пытался сбежать от чувства вины, от того чувства, которое следовало за мной неотступно. Как вы думаете, каково это — постоянно жить с таким грузом? Винить себя в гибели ребёнка. Вставать с этим по утрам и ложиться спать, жить с этим каждую секунду своей жизни, видеть смерть девочки по ночам, видеть её кровь на своих руках. Это невыносимо. Во время службы полицейским я видел множество смертей: сотни и сотни, но ни одна из них не сравнится со смертью маленькой Сары Миллер. Почему во время службы в патруле я никогда не дожидался подкрепления и лез в самое пекло? Почему во время работы помощником детектива я часто один, без напарника, шёл по следу изощрённых убийц, не зная, что ждёт меня в том здании или на том заброшенном складе? Признайся уже сам себе, Сэм! Наберись духу и сознайся!       Жить с постоянным чувством вины было невыносимо. И я искал себе достойной смерти, потому что считал себя недостойным жизни. Выстрелить себе в висок, повеситься, выйти в окно — трусливая, эгоистичная смерть, которая никому не принесёт пользы. А вот погибнуть во время службы полицейским, спасая кого-то — другое дело. Это достойная смерть. Только она почему-то никак не хотела меня забирать, хотя я отчаянно искал её.       И вот, в моей жизни появилась та, ради которой я пожертвовал бы собой, не раздумывая. Но и оказалось, что она является единственным человеком, из-за которого и ради которого я хочу жить, без неё я уже не представляю своей жизни. Агата Харрис. Она пролила свет на руины моей жизни, я дышу ради неё, и всю свою жизнь, оказывается, я прокладывал свой путь к ней. Когда я рядом, когда мы с Агатой разговариваем обо всём на свете, когда я обнимаю её и целую, её глаза светятся счастьем. Когда её рука в моей руке, когда я провожу ладонью по её волосам, её глаза светятся счастьем. Когда она засыпает в моих объятьях после нашей неистовой близости, даже тогда, в темноте, я вижу, как её глаза светятся счастьем. Она простила мне моё прошлое, простила мне то, что я сам себе до сих пор не простил.       В ту роковую ночь, перед тем, как сгорел особняк, а все обитатели Бишоп-Мэнсон ещё не представляли, через какой ужас им придётся пройти, мне поступил звонок от Агаты, который прервался, прежде чем я успел схватить телефон. Мой номер у Агаты на быстром наборе, я лично проследил, чтобы она установила его так. Когда я перезвонил ей, абонент был недоступен, и тут же плохое предчувствие пронзило меня, заставив оторваться от дел, сорваться и бежать туда, где Агата практически безвылазно пропадала эти дни, в кабинет. Не застав её там, я бросился её искать по этажу, когда на моём пути попался Александр. Опять этот чёртов Александр! Ладно, разборки с ним потом, нужно искать Агату. Мы вместе с ним отправились на поиски, когда услышали шум в библиотеке и увидели дым, стелящийся по полу из-за двери. Чёрт, чёрт! Мы с Александром кинулись к двери, которая не открывалась. Нильсен кричит: — Агата! Отзовись! — Я здесь! — Заткнись!       Это голос Чарльза? Чёрт! Всё намного хуже, чем я мог себе представить. Нужно вытаскивать мисс Харрис из лап убийцы и из самого пекла. — Мы выбьем дверь, не подходи!       Яростные удары, пытаемся выбить дверь ногами, плечами, но дубовая дверь и старинный замок никак не поддаются. Не помню, чтобы у меня было когда-то так тяжело с выбиванием дверей. Александр начинает терять самообладание: — Да чтоб тебя разорвало!       Столько раз побывав в жутких передрягах: перестрелках, при захвате заложников и спасая людей, я уже знаю, что в таких ситуациях ни в коем случае нельзя терять хладнокровие. Гнев, растерянность, страх, секундное промедление могут стоить кому-то жизни. Все эмоции потом. Наконец, заклинивший замок сдаётся, выламывается, и мы врываемся в библиотеку. А там… Уже всё в огне, дым, через который ничего не разглядеть, в котором невозможно дышать, жар, опаляющий лицо. Пылающие книги, падающие с полок, звон разбитых от температуры стёкол и где-то в этом огненном хаосе моя Агата. Когда мы с Александром находим её без сознания, я понимаю, что она уже отравилась угарным газом, нужно срочно вытаскивать её на свежий воздух. Хватаю и забрасываю её себе на плечо, как тогда… перед нашим первым разом. Только сейчас Агата не сопротивляется, не кусается, а висит, как безвольная кукла, когда я выношу её по бесконечным коридорам из особняка.       Весь дом полыхает, такой прекрасный дом пожирает огонь, а прислуга, которая высыпала из него, еле успев унести ноги, ничего не может поделать, лишь молча наблюдать, как их пристанище и место их работы превращается в руины. Где-то вдалеке ревет сирена пожарной машины, ночное небо озаряет зловещее зарево от пожара. А я прижимаю к груди самое драгоценное, что есть в моей жизни. Агата приходит в себя, пытается поднять голову, но её голова ещё кружится от отравления, не слушается и падает. Я прижимаю девушку к себе всё крепче, впиваясь пальцами в её хрупкое тело, потому что сейчас, когда я вытащил её из пламени, когда хладнокровный Сэм сделал свою обычную работу — спасать людей, то теперь меня парализует страшное осознание. Что Агата, моя Агата могла… погибнуть. Я мог потерять её навсегда. Если бы она там сгорела, то я сгорел бы там вместе с ней и не восстал бы больше из пепла. Я продолжал бы существовать, перемещаться из пункта в пункт, есть, спать, делать свою работу. Но это был бы уже не я, а моя оболочка.       Когда Агате удаётся поднять голову и посмотреть на меня, то я вижу её глаза, полные боли и печали, пытаюсь не выдать в своём взгляде те мысли, которые только что были в моей голове. Мы просто молчим, а когда ей удаётся заговорить, то я слышу от неё робкое: — Сэм, тот кораблик… С алыми парусами, который ты мне подарил… Он горит вместе с моим домом…       Я прижимаю девушку к себе всё крепче, сейчас она не сопротивляется, хотя раньше, когда от переизбытка чувств я сжимал её в объятьях со всей силы, она возмущалась и говорила, что так я задушу её. Думаю о том, что она чуть не погибла, а думает о моём пустяковом подарке, наклоняюсь к её уху и нежно и успокаивающе шепчу: — Агата, я подарю тебе новый кораблик… Лучше прежнего.