Огненный Феникс

      Я рад видеть своего теперь уже бывшего начальника, когда он со смесью добродушия и строгости на лице подходит к нам с Агатой и грузно садится напротив нас. Выбрать кафе рядом с Тауэром? Да, подобное мрачное место для встречи вполне в его характере. — Гилберт, я так рад вас видеть.       Я, действительно, очень рад видеть его, но не могу натянуть на себя улыбку. Всё-таки мы проработали вместе два года, он поверил в меня, возлагал на меня большие надежды. Детектив хорошо ко мне относился, много раз прикрывал мою самодеятельность, которую я не согласовывал с ним. Я должен был стать его преемником, но с позором вылетел из полиции и не оправдал его ожиданий. Провалиться бы сейчас под землю и не видеть печаль в глазах Гудмана, ведь я подставил его. Мне всегда везло с наставниками, а вот наставникам со мной нет. Я не стал преемником ни одного из них. — И я тебя, малыш. — Вы что, общались с Александром? — Нет, так и прицепилось с тех пор.       Горько усмехаюсь про себя. Александр — как ядовитый газ, везде проникнет, в любую щель, и отравит разум. Но я очень виноват перед Гудманом, так что ему простительно так меня называть. И он относился ко мне, как отец, эти два года, нет, даже намного лучше, а я в его глазах, видимо, так и остался неразумным малышом. Малышом, который закопал свою многообещающую карьеру, пойдя на поводу пылкой юношеской влюбленности.       Пока Агата узнаёт у Гилберта информацию о безуспешных поисках Чарльза и о продажном комиссаре, ожидающем в тюрьме окончания официального расследования, я чувствую на себе его испытующий взгляд. Он смотрит на меня строго, но с сочувствием, пытается проникнуть в мою душу и горестно спрашивает: — Как же ты так, малыш?       Я не решаюсь посмотреть ему в глаза, всё время прячу взгляд в чашке кофе, потому что чувствую себя перед ним студентом, вытянувшим билет, на который я не знаю ответ. — Это я виновата. Заморочила ему голову.       Смелый и решительный голос Агаты разрывает это мучительное молчание. Она крепко сжимает мою ладонь под столом, словно хочет этим жестом сказать: «Сэм, я с тобой. Я буду с тобой, что бы ни случилось.» Агата, ты совсем не жертва. Сколько бы несчастий ни выпадало на твою долю, ты борешься и всегда поднимаешься, ты никогда не сдаешься. Я большой мальчик и могу сам за себя постоять, а у тебя и без меня множество проблем, но ты, тем не менее, заступаешься за меня. Настоящая женщина-самурай, с виду нежная и хрупкая, но на самом деле невероятно сильная. Улыбаюсь Агате самым краешком губ, пока Гудман не видит, и глажу её ладонь в своей руке, которая всё ещё под столом, своим большим пальцем.       На это детектив улыбается, поигрывая чайной ложечкой. Интересно, что он подумал? О том, что любовь — дело молодое и невероятно глупое? — Так я ведь и не ругаюсь, мисс Харрис. Просто расстроен, что так вышло…       И мне снова очень стыдно перед своим бывшим начальником, хоть я ни о чём и не жалею. Ради Агаты я пойду на что угодно. Но я подставил Гудмана, поэтому ссутуливаюсь и безжизненным ровным голосом отвечаю ему: — Я тоже расстроен. — Тогда предлагаю тебе петь и плясать.       Поднимаю свой взгляд, наполовину ироничный, наполовину печальный. Неужели он у Александра ещё и сарказму научился? Не замечал за ним подобного. Решаюсь посмотреть на Гудмана и вижу, что его ворчливый тон не вяжется с радостью в глазах. На стол приземляется лист бумаги, испещренный мелким шрифтом. Мы с Агатой удивлённо склоняемся над ним и начинаем жадно читать. — Данным документом подтверждаем… запрос на предоставление лицензии… — Направление на курс… частной детективной практики? — девушка дочитывает и поднимает удивленный взгляд на Гудмана. — Разумеется, Сэму придётся пройти курс подготовки, но я в нём не сомневаюсь. Запрос на получение тебе одобрят, уж я об этом позабочусь. Так что, считай, частная практика у тебя в кармане.       Не могу поверить. Мне это не снится? Ещё утром я похоронил любую надежду о работе детективом, о работе, ради которой не щадил себя пять лет, из-за которой много раз чуть не погиб, из-за которой ношу шрамы как напоминание об этом. Тупо смотрю на этот лист, затем с трудом поднимаю взгляд на детектива, который сидит передо мной с самодовольной улыбкой, откинувшись на стуле. — Я смогу… продолжить… работать? — Уже не в полиции, но да. — Моё детективное агентство…       Из моего горла доносится хрип, беру трясущимися пальцами документ и перечитываю одни и те же строчки снова и снова… Это точно не сон? Мне не придётся идти работать вышибалой в мужской стрип-клуб? Я всё-таки стану детективом! Никогда не думал о частной практике, ничего кроме службы в полиции не рассматривал, но так даже лучше! Я буду сам себе хозяин, надо мной не будет нависать продажное начальство, не будет тонны бессмысленной бумажной работы, бессмысленных отчётов и никакой бюрократии. Открою своё детективное агентство, буду расследовать, что захочу, браться за самые интересные дела. Ухмыляюсь, я теперь буду, как Шерлок Холмс? Нет, скорее, как Пуаро, ведь он тоже был полицейским до того, как стать частным детективом. Да и сколько я мог бы скрывать своё криминальное прошлое в Штатах? Узнай об этом здесь, в полиции, вылетел бы с огромным скандалом, и Гудман, скорее всего, не стал бы хлопотать о моей частной практике, и лицензию на неё мне бы точно не одобрили. А, что самое плохое, адвокаты засажённых за решётку мной подонков потребовали бы пересмотр их дел и могли бы помочь им выйти из тюрьмы… Нет, определённо, для меня это лучший исход.       Пока я пытаюсь прийти в себя от такой потрясающей новости, свалившейся на меня обухом по голове, краем уха слышу, как Агата обсуждает с Гудманом происшествия, произошедшие с ней в Лондоне, а он говорит о том, что постарается всё проверить. Когда мы с детективом прощаемся, наконец, делаю то, что должен был сделать сразу — благодарю его: — Спасибо, вам, Гилберт, вы столько сделали для меня… Так долго терпели мои выходки, и сейчас меня просто спасли. Я перед вами в неоплатном долгу. Если бы не вы, то…       В ответ детектив заключает меня в свои крепкие объятья, хлопает меня по спине, и я вижу тоску в его глазах… Привык ко мне уже за эти два года, у него нет детей, и он постоянно опекал меня. А теперь у старика Гилберта осталась одна лишь работа, с которой его в любой момент отправят на пенсию. Для такого деятельного человека, как он, пенсия будет сущим наказанием, даже если проводить её он будет в пансионе в каком-нибудь курортном месте в окружении женщин, которые всё ещё надеются провести с кем-то свою старость. — Брось, малыш. Это единственное, что я мог для тебя сделать в сложившейся ситуации... Но мне очень жаль лишаться такого толкового помощника, столько дел я раскрыл благодаря тебе... Успехов тебе, Сэм, я в тебя верю. Ты станешь отличным детективом. И простого человеческого счастья, которого у меня не было, тоже тебе желаю, ты этого заслужил, — с этими словами Гудман мне подмигивает и хитро улыбается. Он у меня подмигивать научился?       Когда он уходит, я смотрю на Агату, и вижу в её глазах смесь радости и тоски. — Сэм, я так рада за тебя! Продолжишь заниматься любимым делом, станешь детективом…       Почему же тогда в твоих глазах печаль, Агата? Неужели, ты уже ревнуешь меня к работе, которую я ещё даже не получил? Ты — самое драгоценное в моей жизни, и ничто этого не изменит. Притягиваю девушку к себе прямо там, в кафе с видом на Тауэр, на виду у людей, сидящих за столиками, и нежно целую её. С трудом оторвавшись от её губ, шепчу ей: — У меня на сегодня ещё были планы. Нужно навестить важных людей из моего прошлого. Сходишь со мной в качестве группы поддержки?       Агата тепло улыбается мне, кивает головой, и мы отправляемся вместе с ней. Идём в цветочный магазин, где я покупаю букет белых лилий и плюшевого жирафа. Мисс Харрис удивлённо спрашивает меня: — Сэм, кому это? — Не спеши, милая. Скоро ты всё узнаешь.