Огненный Феникс

      Я выхожу из лифта и открываю ключом нашу дверь. Ну и снегопад сегодня! Такой снегопад — редкость для Лондона. Оказавшись в прихожей, я смотрю на себя в зеркало: снег на волосах и плечах, отряхиваю этот снег с волос и с пальто, и за этим занятием меня застаёт моя любимая жена. В отражении зеркала я вижу Агату за своей спиной, вижу, как она посмеивается, затем, как только я снимаю пальто, подлетает ко мне, крепко обнимая со спины и целуя в щёку, и шепчет на ухо, да так, что по всему моему телу пробегаются мурашки: — Я так соскучилась по тебе, мой любимый детектив. Мой руки и переодевайся. И будем ужинать.       Я улыбаюсь, разворачиваюсь и крепко прижимаю к себе любимую, шепча ей: — Сейчас. Просто у меня здесь одно важное дело осталось. — Какое? — недоумевает Агата.       Вместо ответа я лишь коварно улыбаюсь, зарываюсь ладонями в волосах Агаты, притягиваю её лицо к себе. Несколько секунд мы смотрим в глаза друг друга, я ощущаю её горячее дыхание, я вижу, с какой любовью и нежностью на меня смотрят её глаза цвета нефрита. Не выдержав больше ни секунды, мы одновременно тянемся друг к другу, и наши губы сливаются в чувственном поцелуе. Такие родные губы, без которых мы не можем уже жить. Агата отрывается от меня и шепчет: — Сэм, у тебя щёки ещё холодные… — Зато губы очень горячие.       Я снова прижимаю к себе Агату и требовательно тянусь к её губам. Моя жена замирает в моих руках и почти не дышит, её ладони тянутся к моим волосам, зарываясь в них. Такой долгий и уносящий сознание поцелуй, что я не слышу маленьких быстрых шагов из детской. Малышка протискивается между нами с Агатой, маленькие ручки дёргают меня за штанину. — Папа! Ручки! Папа! Папа!       С трудом оторвавшись от жены, я смотрю вниз, дочка, заметив мой взгляд, начинает радостно прыгать, хлопать в ладоши и снова проситься ко мне на руки. — Мэйуми, папа сейчас помоется, переоденется и возьмёт тебя к себе, — говорю я, не переставая улыбаться, — А то он лазал сегодня по самым помойным притонам.       Я скрываюсь в ванной, а дочка начинает хныкать и настойчиво стучать в дверь. Какая же она у меня чудесная… Внешне — абсолютно моя копия, только глаза зелёные, как у Агаты. И характер абсолютно такой же, как у неё: пробивной, требовательный, эмоциональный, но в то же время добрый и ласковый. Когда я всё-таки беру на руки своё маленькое сокровище, она прижимается ко мне, целует меня в щёки, а я начинаю кружить Мэйуми под её заливистый смех.       Некоторое время спустя, с трудом уложив спать свою невероятно энергичную и любознательную малышку, я иду в гостиную, разжигаю огонь в камине и ложусь на диван, устало прикрывая глаза. Рядом с камином стоит рождественская ель, которую украшала Агата. Я синтоист, для меня Рождество — самый обычный день, был, до отношений с Агатой, но она ворвалась прекрасным ураганом в мою жизнь и всё в ней изменила. Она сделала меня самым счастливым человеком на свете.       Особняк она восстановила, но жить в нём мы не стали, потому что слишком много трагедий и плохих воспоминаний было связано с ним. Поэтому Агата сделала в нём частную школу для одарённых детей из бедных семей со всей Англии, абсолютно для них бесплатную. Потому что она сказала, что престижное образование не должно быть привилегией лишь богатых. Эту школу содержат другие отрасли бизнеса Агаты, и все её деньги с него направлены на благотворительность, так она сама захотела. Потому что нам на жизнь вполне хватает денег с моего детективного агентства. Одного из них. Кристофер Джексон сделал мне хорошую рекламу, растрезвонив о моём незаменимом участии в расследованиях тех громких убийств, благодаря которым он стремительно взлетел по карьерной лестнице в полиции Лондона. Ко мне потекли клиенты, и я открыл ещё несколько филиалов своего агентства в других городах Англии. Собрал таких же, как я, бывших опальных копов, специально выискивал таких же честных, не пожелавших мириться с коррупцией в полиции, несправедливо уволенных, и у нас всё отлично получилось. Мы часто помогаем полиции, берём заказы у очень богатых и влиятельных людей, для них у меня ценник достаточно высокий. Но бедным людям мы помогаем абсолютно бесплатно, такова политика моего агентства.       Из задумчивости меня возвращает чудесный аромат шоколада. Агата несёт две кружки и ставит их на столик рядом с диваном. — Горячий шоколад с зефирками, милый. Нельзя же всё время пить только кофе. — Спасибо, любимая, — улыбаюсь я, открывая глаза и поднимаясь. — Она уснула? — Да, крепко спит в своей кроватке. — Ты самый лучший папа, Сэм. У меня не получается так быстро усыплять Мэйуми, как у тебя. Ты сильно устал на работе? — Не настолько, чтобы у меня не нашлось сил на свою прекрасную жену, — хитро смотрю я из-за кружки с шоколадом, пряча за ней свою коварную улыбку.       Агата, заметно приободрившись, ласково проводит ладонью по моей щеке и снова взлохмачивает мои волосы. — Мы с малышкой сегодня ходили на шопинг, купили ей много красивых обнов. Кое-что и я для себя купила. Показать? — Конечно, Агата.       Любимая покидает гостиную, затем, несколько минут спустя, я слышу её игривый голос: — Сэээм. — Мм? — Закрой глаза. — Хорошо.       Я закрываю глаза, слышу грациозные крадущиеся шаги и Агата без предупреждения садится на мои колени, обвивая шею руками. Я чувствую её горячее дыхание, её нежные губы встречаются с моими, а мои руки тянутся к её талии, поднимаясь выше. Сладкий поцелуй со вкусом шоколада. Я бы целовал Агату вечно, но у меня не такая выдержка, чтобы обнимать её и довольствоваться одними поцелуями. — Агата, теперь мне можно открыть глаза? — Да, любимый.       Когда я открываю глаза, то среди полумрака гостиной, освещаемой лишь всполохами огня из камина, вижу свою жену в коротком корсетном красном рождественском платье, отороченном белым мехом по подолу и лифу. — Какая же ты красивая, тенши. Я женился на самой потрясающей девушке.       Агата соблазнительно улыбается, наклоняется совсем низко к моему лицу, окружая меня ароматом шоколада, её локоны падают на моё лицо, и она шепчет: — Ты чего завис? Раздевайся, раздевайся, милый.       Когда я пытаюсь стащить с себя футболку, девушка перехватывает мои ладони и поспешно говорит: — Нет-нет. Всё-таки я сама… Не лишай меня такого удовольствия, пожалуйста.       Она стаскивает с меня одежду, а я не спешу освобождать её от платья. Мои руки поднимаются от спины к изящным плечам, а поцелуи медленно перетекают от ключиц к шее. Сегодня я не хочу торопиться, я хочу медленно наслаждаться своей девочкой под треск дров в камине и всполохи огня, бросающие длинные пляшущие тени на стенах. В полумраке нашей гостиной, которую наполнил аромат горячего шоколада.       Агата прикрывает глаза и запрокидывает голову, а я медленными тягучими поцелуями наслаждаюсь её бархатной кожей. Мои пальцы тянутся к замку на её платье, неспешно расстёгивая его. — Сэм, я сегодня буду сверху, — нежный голос девушки теряется среди полумрака и звенящей тишины комнаты.       На что я переворачиваюсь, припечатывая Агату к мягкому пледу на диване, моя рука забирается под короткое платье, отодвигая трусики, тянется к её лону, оглаживая нежные складки и нарочно мучительно медленно проникая внутрь. Девушка зарывается ладонями в моих руках, прикусывая губу и выгибаясь навстречу мне. А я глаз не спускаю с неё, я наслаждаюсь тем, как мой ангел изнывает по мне. Стоны срываются с её прекрасных губ, на что я склоняюсь и ловлю их своими губами. — Признайся, что тебе нравится, мой ангел, когда я делаю с тобой всё, что хочу. Я же вижу, как ты плавишься в моих руках. Только постарайся быть тихой, чтобы не разбудить малышку. А то я не хочу, чтобы хоть кто-нибудь нас сейчас прервал. — Ничего… не могу обещать, любимый.       В глазах Агаты отражаются языки пламени, её губы приоткрыты, а горячие выдохи слетают с её уст, она полностью отдаётся моим ласкам. Это превращается для меня в тягучую и мучительную пытку, сладостную пытку, потому что мне безумно нравится наблюдать, как сильно она меня хочет. Я припадаю губами к шее любимой, оставляя влажные следы, зарываясь рукой в её волосах и оттягивая её голову назад. Вдруг, Агата резко бьёт меня локтем в живот, я сгибаюсь и закашливаюсь от неожиданности. — Научил тебя самообороне на свою голову, — смеюсь я. — Да брось, тебя куда сильнее били, Сэм, и ты постоянно дерёшься на задержаниях. Опять твои приёмы! И ты не хрустальный, сам мне об этом говорил. — Не хрустальный, — примирительно улыбаюсь я и целую жену в лоб, — Ладно, будешь сегодня сверху.       Агата лучезарно улыбается и отпихивает меня с себя, а я сползаю на белый пушистый ковёр. Когда девушка с торжествующим видом устраивается сверху, то стаскивает с себя бельё, но не торопится. Ясно, она затеяла свою игру и хочет меня подольше помучить. Она склоняется ко мне, смотрит в мои глаза с безграничной нежностью, проводит ладонью по моей щеке, медленно целует в губы, затем осыпает поцелуями лицо, переплетая наши ладони. Такие нежные, такие горячие губы спускаются от моего лица по шее к ключицам, плечам, груди, прессу. Желание растекается по моим венам тягучей патокой, но моя жена меня лишь дразнит, обжигая внутреннюю часть бедра своим горячим дыханием. Дрова потрескивают в камине, мы лежим под елью, я, прекрасно понимая, что не выдержу эту пытку, резко притягиваю к своему лицу Агату и впиваюсь в её губы. Другой рукой забираюсь под платье и, обхватив её за бёдра, пытаюсь насадить на себя, но она сопротивляется и лишь посмеивается в мои губы. — Агата… — Мне тоже нравится смотреть, Сэм, как ты по мне сходишь с ума. Не лишай меня, пожалуйста, такого удовольствия. Мой любимый детектив, который хочет всё контролировать.       И снова её губы блуждают по моему телу, сантиметр за сантиметр исследуя его, я зарываюсь руками в волосах своей любимой, а когда она спускается ниже моего живота, то у меня перехватывает дыхание, теперь мне приходится кусать губы, сдерживая стоны. Я еле сдерживаюсь, чтобы не сорваться в пике, поэтому снова решительно протягиваю Агату к себе для поцелуя, другой рукой спускаясь к её лону. Девушка стонет мне в губы, и когда я снова пытаюсь насадить её на себя, то уже не сопротивляется.       Мы сливаемся, наши тела переплетаются, а мы целуемся, задыхаясь от поцелуев, сходим с ума друг от друга. Любимая запрокидывает голову, прикрывая глаза и подставляя мне свою шею и ключицы для поцелуев, стонет всё громче, на что я снова накрываю её губы своими, заглушая стоны, чтобы мы не разбудили дочку. Её ладони сжимают мои волосы, мы двигаемся синхронно, а ель над нами уже трясётся, звеня игрушками. Я вижу, я чувствую, что Агата уже на грани, я понимаю, что она сейчас закричит, поэтому заглушаю её крик своим крепким поцелуем. Мы обессиленно падаем, моя жена прикрывает глаза, устраиваясь на моём плече, крепко обнимает меня и целует в шею, смахивая капли пота с моего лба. А я целую её в макушку, бережно прижимая к себе и шепчу на ушко, задумчиво глядя на ветви ели над нами и на пляшущие тени от языков пламени на потолке: — Острова обнимают воды, Мой корабль моря обняли, Но любимой объятия крепче! — Сэм, я люблю тебя. И я очень люблю, когда ты мне читаешь хокку. — И я люблю тебя, тенши. Ты сделала меня самым счастливым человеком на свете.       Агата обеспокоенно поднимает на меня глаза и смотрит на меня так, что моё сердце сжимается. — Что такое, любимая? Что-то не так? — Сэм… Я хочу ещё ребёнка. Давай заведем второго!       Я вспоминаю, как тяжело нам досталась Мэйуми. В начале беременности у Агаты было кровотечение, был начавшийся выкидыш, она была совершенно разбита, а я безумно беспокоился за них. Но лечение и таблетки помогли, да и малышка не хотела сдаваться. У Агаты был сильный токсикоз, она на еду смотреть не могла, мне с ложечки приходилось кормить её. Постоянная слабость и сонливость первый триместр, воздержание всю беременность из-за угрозы в начале беременности. Я справлялся с этим легче, чем моя любимая, она очень нуждалась в моей близости, но всё, что нам было можно: это объятья и поцелуи. Потом моей жене стало лучше, и во втором триместре она собралась лететь в Швецию по делам бизнеса, а также в Японию к моим родным. Отговаривать её было бесполезно, поэтому мы получили разрешение от врача и отправились вместе. Но Агата много упорно ходила пешком в этих поездках, а я поражался её выносливости и силе духа. Роды тоже были долгими и тяжёлыми. Я чего только не видел в жизни, но самым трудным было для меня — видеть, как моя единственная мучается, как она страдает от невыносимой боли на протяжении долгих часов. Разрывы, кровотечение, швы. Агата была бледная, уставшая, но счастливая, с каким трепетом она держала на руках нашу дочку, как о ней заботилась, как расцеловывала эти крошечные ручки и ножки! И постоянно-постоянно повторяла: — Ради такого чуда никаких страданий не жалко.       Первые месяцы были самыми непростыми: мы почти не спали по ночам, Агата была настолько обессилевшая по ночам, что я чаще всего менял Мэйуми подгузники и подкладывал её к груди жены, несмотря на то, что мне нужно было рано уходить на работу. Когда я приходил с работы, то оказывалось, что моя любимая ещё даже не завтракала, потому что целый день дочка не слезала с её рук. Но, когда Агату спрашивали, устала ли она из-за ребёнка, она вспыхивала и отвечала: — Нет! Я не могу устать от своего ребёнка! Я только иногда не высыпаюсь.       Первый раз дочка подняла головку, первый раз перевернулась, толкала игрушку с милым вяканьем, поползла, села, сделала первые шаги. Первые слова и первый смех. Это крошечное личико, огромные глаза, чёрные волосики и чёрные бровки, как нарисованные. И волевой, решительный характер, уже в животе у Агаты она доказала, что борец по жизни и никогда не сдастся. А я так любил целовать жену в живот и чувствовать, как дочка меня толкает. И сейчас ей уже почти 2 года, она всегда бежит ко мне с восторженным криком: «Папа!», и обнимает мои ноги, и целует их. Быть отцом — самое большое счастье.       Агата смотрит на меня с мольбой, видимо, беспокоится, что я не соглашусь после всех мучений, через которые мы прошли. Но ведь это всё несла она на своих хрупких плечах, я лишь мог ей помогать и поддерживать её. И она не боится пройти через это снова, в её глазах нет ни капли страха. Моя любимая права: ради такого счастья никаких страданий не жалко. Поэтому я успокаивающе улыбаюсь, проницательно глядя на жену и расправляя её мягкие пряди. — А я боялся, что ты не предложишь, мой ангел.